Детско-родительские отношения и практика воспитания в семье: кросс-культурный аспект

Культура определяет модели родительства, практики социализации детей, цели и ценности воспитания, выражаемые в системе требований, запретов, поощрений и наказаний ребенка. Культура определяет модели и нормы социализации детей и подростков, а родительское воспитание обеспечивает условия их интери- оризации и усвоения подрастающим поколением.

Вместе с тем разнообразие культур порождает разнообразие практик социализации детей и подростков.

Родительство выполняет функцию трансляции сложившихся в обществе культурных ценностей от одного поколения к другому, выступая механизмом сохранения культурного опыта социальной, этно-культурной группы, общества в целом. Родители задают образцы поведения, оценивают, контролируют и подкрепляют желаемые модели поведения, дают объяснения и интерпретации поступкам и нормам, обеспечивая условия усвоения детьми тех компетенций и способностей, которые приняты в данном обществе и обеспечивают успешную социализацию ребенка.

Вместе с тем родительство порождает новые ценности, идеи и традиции воспитания, приводящие к изменению вектора развития культуры.

В предложенной Сьюпер и Харкнесс [Super, 1982; Super, 1986] модели «культурной ниши» детерминация психического развития ребенка осуществляется тремя способами: 1) влиянием физического и социального окружения; 2) традициями и практикой воспитания и ухода за ребенком; и 3) психологическими особенностями родительской позиции. При этом все указанные факторы реализуются через родителей, их взаимодействие и общение с ребенком. Так, например, различия в динамике режима сна и бодрствования у младенцев в США и Восточной Африке объясняются культурными различиями в организации жизнедеятельности ребенка и его взаимодействии с матерью [Harkness, 1980]. Если в США время непрерывного ночного сна ребенка увеличивается от 2—4 часов в первые месяцы жизни до 8 часов к полугодовалому возрасту, то в Восточной Африке на протяжении всего первого года жизни продолжительность ночного сна остается неизменной — 3—4 часа. Такое различие связано не с уровнем органической зрелости, а с практикой воспитания. В США ребенок спит отдельно от родителей, которые активно подкрепляют увеличение продолжительности сна ребенка для увеличения интервалов между кормлениями, чтобы создать более комфортные для себя условия ночью. Африканские дети спят вместе с родителями и каждый раз, просыпаясь ночью, ребенок получает возможность сразу же припасть к материнской груди, что оказывается вполне комфортно для матери, которая не стремится менять сложившуюся модель сна, бодрствования и кормления.

Наконец, культура определяет убеждения и ценности в отношении воспитания и развития детей, так называемые «родительские этнотеории». В качестве примера можно привести сравнительные данные по представлениям матерей среднего социального класса о целях воспитания и задачах социализации в Пуэрто- Рико и США. Оказалось, что пуэрториканские матери стремились воспитать у своих детей такие качества, как уважение к старшим, послушание, ориентацию на социальное признание и одобрение, тогда как англо­американские — стремление к самореализации, уверенность в себе, независимость, индивидуальность [Super, 1986]. В значительной степени расходятся взгляды на основные события нормативного возрастного развития младенцев и детей в выборках афроамериканских, пуэрториканских, западно-индийских/карибских и англо-американских матерей, сбалансированных по возрасту, социально-экономическому статусу, количеству детей и уровню образования [Pachter, 1997].

Значение исследования практик воспитания и детско-родительских отношений в разных культурах связано с преодолением этноцентризма в исследовании родительства и выходом в широкий контекст разнообразия социо-культурных условий воспитания.

Оставаясь в пределах двухфакторной парадигмы понимания психического развития в онтогенезе, выражаемой известной формулой «среда/воспита- ние — наследственность», ученые рассматривают кросс-культурные исследования как путь к пониманию роли наследственности и среды, ключ к решению поставленной в прошлом веке задачи — выяснить, наконец, чему равно «Х-единиц наследственности и Y-единиц среды». Идея о том, что общее в практиках воспитания детей у разных культур отражает нормативность, заданную генетически, по-прежнему находит сторонников.

В связи с вышесказанным возникают следующие вопросы:

— Что такое нормативное родительство и в какой степени это понятие варьирует в различных культурах? Есть ли общая для всех культур практика эффективного родительства и детско-родительских отношений?

— Каковы исторические, социальные, экономические и иные причины вариативности родительства и его норм?

— Как культура укореняется в представлениях и родительских установках и знаниях, осведомленности о ценностях и методах воспитания и как она влияет на развитие ребенка?

Исследование роли и значения культурных практик воспитания и детско-родительских отношений связано с поиском адекватного дизайна и методов исследования.

Риски неэквивалентности диагностического инструментария, связанные с различиями языков, могут снижать валидность результатов. И дело здесь не только в неэквивалентности перевода, а в кросс- культурной валидности самой психодиагностической методики и правомерности ее использования при работе с разными культурными группами [Van de Vijver, 1997].

Проблемой является подбор выборки, которая чаще всего не выравнивается по социо-демографическим, личностным и иным характеристикам (уровень образования, профессия, социальный статус и пр.) [Bornstein, 1991; Bornstein, 2006; Bornstein, 2010].

И, наконец, сам исследователь, являясь представителем определенной культуры, является носителем ее ценностей, идей, установок как в отношении самого предмета изучения — родительства и детско-родительских установок, — так и в отношении методологических принципов построения исследования [Cross-cultural research methods, 2010].

В постиндустриальном обществе в условиях глобализации, роста миграционных процессов, все более активного включения женщин в общественное производство и трансформации института семьи, меняются традиционные взгляды на значение детей и родитель­ства в аспекте социальной, хозяйственно-утилитарной, психологической ценности; эти изменения отражают место ребенка в современной семье и обществе и взаимоотношения поколений.

В исследовании популяции молодых людей, вступающих во взрослость, в Турции и США выявлены когорт­ные, кросс-культурные, социо-экономические различия в восприятии ценности ребенка как такового [Aycicegi-Dinn, 2010].

Исследование факторов роста рождений детей вне брака и снижения участия отцов в их воспитании в 85 странах, где учитывались безработица среди мужского населения, низкий уровень благосостояния/ национальный валовой продукт, высокий уровень рождаемости у несовершеннолетних, уровень образования и грамотности женщин, позволило сделать вывод о том, что рост внебрачных рождений, характерный для развитых стран, связан с ростом экономической самостоятельности женщин, их ориентации на карьеру и снижением зависимости от экономической поддержки супруга [Barber, 2003].

Сегодня предметом оживленных дискуссий стал вопрос о том, является ли родительство необходимым условием психологического благополучия личности; есть данные, что одинокие родители почти единодушно рассматриваются как подвергающие свое благополучие ущербу и рискам. Однако переживание благополучия и счастья одинокими родителями зависит на самом деле от культурных норм страны в отношении практики деторождения. Результаты двух широкомасштабных международных исследований (Европейского исследования ценностей [EVS] и Европейского социального исследования [ESS]), охватывающих в целом 43 страны, позволяют сделать вывод о том, что отрицательное отношение к одиноким родителям характерно лишь для стран с коллективистской культурой и патриархальными семейными традициями. При этом социальная норма обязательности воспитания ребенка в полной семье негативно влияет на одиноких родителей, даже не разделяющих эту норму [Smith, 2006].

В современной психологии принято дифференцировать 2 типа культур, различающихся системой ценностей, идеалов, практик социализации — индивидуалистическую и коллективистическую, образующих континуум, где на одном полюсе индивидуалистических культур — США, на другом — Япония, страны Юго­Восточной Азии [Bornstein, 1991; Bornstein, 2010; Hofstede, 2001; The Acculturation of, 2015].

Различия в практике воспитания детей в семье и детско-родительских отношениях заключаются в том, что в индивидуалистической культуре целью воспитания становится формирование у ребенка уверенности в себе и самоуважения, независимости, ориентации

«на себя», в то время как в коллективистической культуре — воспитание сенситивности к другим людям, послушания и готовности принять на себя обязательства, зависимости от социальной поддержки, ориентации «на других».

Социальные изменения, связанные с переходом от натурального сельского хозяйства к рыночной экономике с более высоким уровнем образования, приводят к приоритету индивидуалистических ценностей. Сравнительный анализ ценностей в трех поколениях женщин в 18 семьях в общине Майя Зинакантан на юге Мексики при решении социальных дилемм о взаимоотношениях подростков с родителями и сверстниками, гендерных ролях женщины, сексуальности и партнерских отношений в семье выявил сдвиг ценностей в сторону индивидуалистической культуры [Manago, 2014].

Степень согласованности ценностей родителей и детей определяется степенью гомогенности культуры — в гетерогенных обществах расхождение ценностей родителей и детей возрастает [Parent–Child Value Similarity, 2014]. В исследовании [Schönpflug, 2013] были рассмотрены механизмы межпоколенческой передачи индивидуалистических и коллективистских ценностей в двух обществах: Восточной Германии и Шанхае (Китай). В Восточной Германии уровень индивидуализма был выше, чем коллективизма, и выше, чем в Шанхае. В Китае уровень коллективизма был выше, чем уровень индивидуализма. В Восточной Германии именно матери были проводниками индивидуалистической ценностной ориентации. В китайских семьях отец оказывал большее влияние на принятие подростком индивидуалистических и коллективистических ценностей, тогда как мать не влияла на ценностную ориентацию, причем была явно выражена мотивация коллективизма. Культурные модели ценностей, обусловленные историческими, экономическими, социальными факторами определяют ожидания родителей в отношении социального развития детей.

В исследовании, проведенном в трех странах (Аргентина, Колумбия, Испания) было изучено влияние воспринимаемых родительских ожиданий на про- социальное поведение из семей с низким доходом (около 1500 респондентов). Результаты обнаружили как значительные расхождения родительских ожиданий в разных странах, так и их влияние на генезис асоциального поведения подростков. Во всех трех странах в отношении девочек предъявляются более высокие ожидания. Ожидания просоциального поведения со стороны родителей в отношении аргентинских подростков оказались выше, чем испанских и колумбийских [Parental Expectations and, 2014].

Принадлежность к коллективистической или индивидуалистической культуре определяет реализуемый родителями тип воспитания и характер детско-родительских отношений. Родители подростков из США и Западной Европы значительно чаще реализуют авторитетный стиль воспитания [Barber, 2003], поощряя сепарацию и автономию своих детей в рамках поддержки и оказания необходимой помощи, тогда как латиноамериканские, афро-американские и родители из США — выходцы из Азии склонны к авторитарному стилю воспитания, в котором послушание и конформность становятся первоочередными требованиями родителей [Authoritative parenting and, 1991].

В плане воспитания чувств родители в США предлагают своим детям обсуждать свои чувства и чувства других людей с целью развития их способности к пониманию и регуляции чувств и эмоций. Китайские семьи, хотя и поощряют внимание и чувствительность ребенка к чувствам и переживаниям других людей, в качестве нормы и эталона поведения предлагают сдержанность в выражении собственных чувств, которая рассматривается как основа групповой гармонии сообщества [Chao, 1995]. В моральном воспитании для обучения социальным нормам и поведенческим стандартам китайские родители используют жизненные истории из своего опыта, в которых говорят о пережитом чувстве стыда за свое плохое поведение и нарушение норм и правил. Напротив, американские родители в воспитании избегают историй о моральной трансгрессии, чтобы не нанести ущерб своему авторитету и самооценке своих детей [Miller, 1996].

В исследовании эмоциональных диадических отношений матери и ребенка в младенческом возрасте (5 месяцев) были выявлены кросс-культурные различия. Наблюдения за 220 диадами Аргентины, Италии и США, проживающими в сельской и городской среде, выявило наибольшую сенситивность и эмоциональность в диадах из Италии. Против ожиданий, сельские матери оказались менее эмоциональными и более склонными к вмешательству, чем городские. Хотя адаптивное эмоциональное взаимодействие «мать— ребенок» в младенческом возрасте и является универсальной нормой, но, опосредуясь культурными традициями и средовым контекстом, оно порождает уникальную социальную ситуацию развития ребенка [Emotional Relationships in, 2012].

Детские рисунки семьи, являясь общепризнанным валидным методом изучения детско-родительских отношений «глазами ребенка», позволяют выявить особенности детско-родительских отношений, обусловленные культурой.

В рисунках семьи детей дошкольного возраста из Германии, Камеруна и Турции были выявлены различия в ориентации на автономию и связанность, что проступило в количестве и пространственном положении членов семьи, изображении их абсолютного и относительного размера, детализированности лиц и их эмоциональном выражении (Gernhardt. А., 2013).

При сравнении же рисунков китайских и американских детей в начальной школе было установлено, что американские дети включали своих родителей и других членов семьи значительно реже в своих рисунках, чем китайские дети [Nuttall, 1988]. Андерссон [Andersson, 1995] обнаружил, что в рисунках детей из городских школ в Танзании члены семьи располагаются очень близко друг к другу с минимальной социальной дистанцией. Напротив, шведские дети располагали фигуры родителей и детей на достаточной дистанции, и значительно чаще включали в рисунок семьи декоративные предметы, по сравнению с африканскими детьми.

В коллективистических культурах дети при рисовании семьи изображают себя значительно ближе к родителям, чем в индивидуалистических культурах, что подтверждается результатами сравнительного исследования рисунков детей коллективистского сообщества гуаранских индейцев и индивидуалистического городского сообщества в Боливии [Pinto, 2001].

Однако даже в рамках одного типа культуры можно видеть существенные различия, обусловленные историческими и культурными традициями воспитания. Так, в кросс-культурном исследовании шведских, итальянских и американских матерей, отнесенных к индивидуалистической культуре индустриализированных западных обществ, были выявлены различные представления о целях воспитания и материнской роли [Welles-Nyström, 1994]. Матери из США выразили желание более высокого уровня автономии в детско-родительских отношениях, как для себя, так и для своих детей. Для респондентов из Швеции «быть хорошей матерью» означало интеграцию роли матери с другими аспектами жизни и социальными ролями. Матери из Италии, напротив, были убеждены, что материнство является главным в жизни женщины. Результаты этого исследования свидетельствуют о том, что культура — сложная система, интегрирующая не только этническую и расовую принадлежность, но и социо-исторические традиции практик, подходов и методов воспитания ребенка, сложившиеся в сообществе.

Другим примером расхождения практик воспитания в рамках коллективистической культуры может служить исследование ожиданий родителей в отношении школьной успешности подростков — выходцев из Азии и латиноамериканских стран, проживающих в США. Учащиеся из Азии сообщали о более высокой планке академических достижений, требуемой родителями, и испытывали значительно большее давление с их стороны, получая меньшую поддержку, чем учащиеся-латиноамериканцы [NaumannL.P.,, 2012].

В исследовании использования матерями из США и Польши беседы и нарратива в воспитании дошкольников было обнаружено, что американские матери более склонны использовать нарратив для развития когнитивных способностей и памяти ребенка, а польские матери для морального воспитания, обращаясь к историямсобственнойжизни[Zevenbergen, 2012]. Противопоставление индивидуалистических и коллективистических культур как абсолютной противоположности сегодня признается неправомерным. Ни одна из культур не является в этом отношении «чистой», а само содержание индивидуализма и коллективизма в культурах одного типа оказывается различным [Hofstede, 2001].

Наряду с выявлением кросс-культурных различий родительства и детско-родительских отношений проводится изучение влияния особенностей родительской позиции и практики воспитания на развитие ребенка. Относительность различий культур ставит задачу выделения как общего в практике воспитания детей, так и кросс-культурных различий в моделях воспитания. Обнаружены универсальные эффекты, характерные для большинства культур.

В качестве общей детерминанты, в соответствии с теоретической моделью Р. Роннера, выступает восприятие ребенком принятия/отвержения со стороны матери и отца. Мета-анализ основывался на 66 исследованиях, включающих более 19 тысяч респондентов из 22 стран на 5 континентах. Была выявлена панкультур­ная связь между восприятием детьми всех возрастных групп родительского принятия/отвержения и уровнем их психологической адаптации. Вместе с тем, было показано, что для детей и подростков (но не для взрослых детей) связь психологической адаптации с принятием отца в целом выше, чем связь с принятием матери [Khaleque, 2012]. Обнаружены кросс-культурные различия в соотношении теплоты и принятия ребенка матерью и отцом. В целом, более высокий уровень принятия ребенка матерью, по сравнению с отцом, выявлен в Китае, Италии, Швеции, США; большая теплота в отношении ребенка у матерей, по сравнению с отцами, в Китае, Италии, Швеции, Филиппинах и Таиланде, меньшая степень враждебности и отвержения — у матерей Швеции. Большая теплота отца в отношении ребенка, по сравнению с матерью, была выявлена в Кении [Agreement in Mother, 2012].

В продолжение проекта, включающего 13 исследований, в которых приняли участие 11 стран в качестве опосредующей влияния родительского принятия/ отвержения на психологическую адаптацию детей, переменной выступило восприятие детьми родительской власти и престижа [Rohner, 2014]. Результаты обнаружили значимые кросс-культурные различия. Так, для подростков из Китая и Пакистана власть и престиж родителей оказались незначимыми. Для китайских подростков-мальчиков только принятие матери оказалось значимым для психологической адаптации, в то время как для девочек принятие обоих родителей — и отца, и матери [Li Xuan Parental, 2014]. Для греческих и турецких подростков- мальчиков, напротив, значимым было только принятие отца, а для девочек — принятие матери [Börkan, 2014; Giotsa, 2014]. Результаты, полученные в Бангладеш, показали, что ни родительская власть, ни престиж отца не повлияли на психологическую адаптацию детей, однако выраженная власть матери привела к ослаблению связи между материнским принятием и психологической адаптацией детей [Uddin, 2014]. Родительская власть оказалась значимой для психологической адаптации хорватских девушек [Glavak-Tkalić, 2014] и греческих юношей [Giovazolias, 2014], власть и престиж — для подростков обоего пола из Кореи [Lee, 2014]. Для молодых женщин из Польши психологическая адаптация была сопряжена с высоким престижем и властью отца, а для молодых мужчин — с властью матери [Filus, 2014].

Исследование применения телесных наказаний в Турции, Ямайке, в Вест-Индии, Сент-Круа, Виргинские острова США, т.е. в странах, где телесные наказания широко распространены в практике воспитания детей, выявило ряд сходных моментов: 1) связь родительского наказания и психологической адаптации опосредована восприятием подростками родительского принятия; 2) более жесткое, частое, несправедливое наказание воспринималось детьми и подростками как свидетельство отвержения родителями, что влекло ухудшение психологической адаптации; 3 телесные наказания связаны с ростом эмоциональной нестабильности, враждебности, агрессивности, особенно в мужской подгруппе [Fatoş Erkman, Ronald, 2006; Mathurin, 2006; Ripoll-Núñez, 2006; Smith, 2006; Steely, 2006].

Дети из семей с высоким уровнем участия обоих родителей и согласованностью воспитательских позиций в США, Мексике и Коста-Рике характеризуются благополучием развития, успешной социализацией, положительным эмоциональным климатом в детско- родительских отношениях [Shared Parenting, Parental, 2013].

Кросс-культурные и внутрикультурные сравнительные исследования взаимосвязи роли отца в развитии ребенка позволяют утверждать, что во всех социокультурных контекстах эмоциональное отношение отца, любовь, принятие, теплота взаимодействия с ребенком, а не его физическая доступность/присутствие является существенным условием благополучия развития ребенка и более значимым предиктором, чем материнское принятие и теплота [Veneziano, 2006].

Трендом исследований в последнее время становится учет дополнительных условий и факторов, определяющих практику воспитания и социализации, психологические особенности детско-родительских отношений, помимо культуры.

По общему признанию, таким фактором являются личностные особенности родителей. Однако само их влияние опосредовано фактором культуры.

Так, в исследовании М. Борнштейна и др. [Manago, 2014] изучались представления матерей о практике воспитания, знание основных фактов развития ребенка, оценка родительской компетентности и удовлетворенности родительством в семи странах — США, Бельгии, Израиле, Италии, Японии, Южной Корее и Аргентине, где первые четыре были причислены к индивидуалистической, а три последние к коллективистической культуре. Исходя из модели детерминации родитель­ства, разработанной Бельски [Belsky, 1989], согласно которой родительство и практика воспитания определяются личностными особенностями родителя, индивидуальными характеристиками ребенка и социальным контекстом, исследователи поставили задачу изучить как личностные характеристики, соответствующие «Большой Пятерке», связаны с характеристиками родительства.

Кросс-культурные различия в оценке матерями своей компетентности и удовлетворенности родитель­ством состояли в том, что матери из стран индивидуалистической культуры оценивали свою компетентность и удовлетворенность родительством значимо выше, чем представители коллективистической культуры.

Интересный результат состоял в том, что связь личностных черт «Большой Пятерки» с характеристиками родительства в индивидуалистической и коллективи­стической культурах оказалась различной. Высокие показатели нейротизма в индивидуалистической культуре сочетались с низкой оценкой компетентности и удовлетворенности родительством, а в коллективисти­ческой культуре, напротив, с высоким уровнем удовлетворенности родительством. Экстраверсия в индивидуалистической культуре сопряжена с низкой оценкой компетентности, удовлетворенности родитель­ством и знаниями о воспитании и развитии ребенка, а в коллективистической культуре такой связи не обнаружено. Сознательность значимо коррелирует с оценкой матерями своей родительской компетентности лишь в коллективистической культуре, а открытость — со знаниями о воспитании и развитии ребенка только в индивидуалистической. Таким образом, тип культуры опосредует влияние личностных диспозиций матерей на их родительскую позицию.

В связи с ростом иммиграционных процессов и глобализации актуальной темой исследования становится воспитание детей в условиях иммиграции в поликультурном мире, внутри этнических меньшинств. Ключевым вопросом становится вопрос о том, какие ценности в воспитании детей предпочитают родители из семей этнических меньшинств?

В исследовании, проведенном в Гонконге, было установлено, что родители этнических меньшинств отдавали предпочтение ценностям не только лично одобряемым, но и нормативным для данного сообщества. Ориентация на двойные ценности и нормы зависят от планов родителей относительно будущего их детей: они более склонны принимать ценности общества, если связывают с ним будущее детей.

Степень идентификации себя с этнокультурной группой выступила значимым фактором принятия ценностей [Parent–Child Value Similarity, 2014].

В условиях иммиграции и аккультурации понимание родителями задач социализации и ценностей воспитания может быть подвергнуто серьезной трансформации и вступить в противоречие с их собственными установками и ценностями, если новые ценности, по мнению родителя, помогут ребенку лучше адаптироваться к новой культурной среде [Chan, 2016].

С другой стороны, иммигранты могут стремиться к сохранению этнокультурных традиций.

В исследовании стратегий культурного воспитания были сопоставлены цели социализации и поведение родителей при взаимодействии с 3-месячными младенцами матерей-иммигрантов из Западной Африки и итальянских матерей. Матери-иммигранты уделяли больше внимания установлению иерархической связности и проксимальному стилю воспитания, а итальянские матери — психологической автономии и дистантному воспитанию. Матери из Западной Африки чаще использовали ритмическое вокализирование и пение, чем итальянские матери, которые предпочитали ласково разговаривать с ребенком. Поведение итальянских матерей оказалось более конгруэнтным декларируемым задачам социализации, чем матерей- иммигрантов, что вероятно, указывает на процессы реорганизации родительской позиции в процессе аккультурации иммигрантов [Parenting Infants. Socialization, 2013].

В условиях иммиграции и взаимодействия культур возрастает значение социальной среды, опосредующей влияние культурных традиций на практику воспитания детей. Влияние жизненного стресса, социальной поддержки, культурных убеждений и социальных норм на стили воспитания было изучено применительно к выборке, которую составили матери из Китая (МС), китаянки-иммигранты из Канады (CC) и канадские матери, выходцы из Европы (EC), имеющие детей от 2 до 6 лет. Наибольшую склонность к авторитарному воспитанию проявили матери группы МС, к авторитетному воспитанию — матери из группы ЕС. Авторитарное воспитание во всех группах усиливалось при стрессе и выраженности традиционных убеждений родителей, уменьшалось — при социальной поддержке и ориентации на индивидуалистические ценности [Su, 2011].

Цели воспитания и социализации осмысленно формируются культурными контекстами. Сравнение трех групп родителей а) иммигрантской группы монгольских родителей в Германии, b) монголов в их родной культуре и c) родителей из Германии обнаружило, что монголы в Германии в оценке задач социализации более похожи на немцев, чем на монголов в родной культуре. В воспитании немцы использовали меньше телесных наказаний и более строго контролировали детей, чем обе монгольские группы [Cultural Influences on, 2014].

В зависимости от особенностей культуры принимающего общества, процесс аккультурации иммигрантов по-разному влияет на практику воспитания детей. Изучение связи между стилем воспитания и произвольностью ребенка 5—7 лет в группах китайских матерей из Тайваня, иммигрантов в США и Великобритании обнаружило существенные различия в выраженности авторитарности в воспитании респондентов различных групп и гетерогенности стилей воспитания с учетом соотношения традиций воспитания оригинального и принимающего культурного сообщества [Associations Between Parenting, 2017].

Сравнительный анализ когнитивных атрибуций в сфере воспитания детей и самовосприятия матерей из Южной Кореи, корейских иммигрантов в США и матерей из США европейского происхождения, имеющих детей раннего возраста, обнаружило существенное различие матерей из Кореи и США практически по всем характеристикам в соответствии с традиционными ценностями каждой из культур. Как правило, когнитивные атрибуции иммигрантов были близки к взглядам матерей из США, тогда как самовосприятие более походило на самобытность матерей в Южной Корее. Это свидетельствует о сложном нелинейном характере аккультурации родительских установок и практик воспитания в условиях иммиграции и национальных меньшинств [The Acculturation of, 2015].

Еще одно направление исследований — изучение развитие ребенка в бикультурной семье. Мультикультурная семейная среда создает наряду с определенными рисками ряд преимуществ в развитии творческих способностей детей. Установлена положительная взаимосвязь между мультикультурным опытом и уровнем креативно­сти и творчества у подростков Тайваня из бинациональ- ных семей, включая случаи более низкого социально­экономического статуса, по сравнению с подростками из монокультурных семей [Multicultural Families and, 2014].

Заключение

Культура является ключевым фактором, определяющим ценности, цели, практику семейного воспитания и характер детско-родительских отношений, определяя как универсальность, так и специфику социализации ребенка в поликультурном мире. Исследование воспитания и детско-родительских отношений в парадигме традиционного разделения на индивидуалистическую и коллективистическую культуры в современной психологии сочетается с признанием относительности такой дифференциации, вариативности практик социализации и воспитания в рамках одного типа культуры, поиском панкультурных универсалий. Фокусом современных исследований кросс- культурного аспекта воспитания и детско-родительских отношений становится изучение роли личностных особенностей родителя, опосредующих культурные практики воспитания. Изучение характера детско- родительских отношений и развития ребенка в гетерогенной поликультурной среде как на макроуровне (в условиях иммиграции, этнических меньшинств), так и на микроуровне (бинациональная семья) составляет одно из ключевых направлений исследований.

Благодарность

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект № 17-06-00825 «Личностные и семейные факторы формирования родительской позиции матери у девушек в период вхождения во взрослость»).