П.Н. Медведев о методологических основах изучения творчества Ф.М. Достоевского

В начале 2019 г. вышло в свет двухтомное «Собрание сочинений» Павла Николаевича Медведева (1891 - 1938). Эта книга восстанавливает, выводит из забвения имя выдающегося учёного, литературоведа, критика 1920 - 1930-х гг., репрессированного и расстрелянного по фальсифицированному политическому обвинению и позднее реабилитированного. Но в 1973 г. имя П.Н. Медведева, так же, как и имя В.Н. Волошинова, было превращено в литературную «маску» М.М. Бахтина.

Авторское имя П.Н. Медведева ждало своей реабилитации до выхода вышеназванного двухтомника. Павел Николаевич Медведев - литературовед, критик, общественный деятель. Научная проблема, которую он разрабатывал - методологические основы литературоведения. Главные его труды - «Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику» (1928) и «В лаборатории писателя» (1933).

Главным предметом исследования этого учёного были закономерности развития русской литературы, методология его изучения. В «Собрании сочинений» П.Н. Медведева опубликована лишь треть выявленных на сегодня его работ. Это работы о русских классиках - Пушкине, Гоголе, Льве Толстом, Тургеневе, Достоевском - и о современных ему писателях -  Ал. Блоке, А. Белом, С. Есенине, Ф. Сологубе, И. Анненском, О. Форш. Медведев писал и о новых литературных направлениях, и о современных ему критиках. В методологическом отношении он критиковал формальный метод, противопоставляя его социологической поэтике.

В январе 1917 г., П.Н. Медведев писал: «...самим ходом своего развития, силою традиций и властью малокультурности русская критическая мысль двинута по ложному пути, <...>. Воспитанная на механическом миросозерцании, она и в область искусства внесла его губительные навыки и методы. Строительство критической мысли было подчинено принципам инженерного мастерства» [Медведев: 1,178].

Таким образом, своими работами П.Н. Медведев направлял развитие критики, а через неё - и развитие литературы.

П.Н. Медведев читал лекции о Достоевском, написал ряд статей о творчестве писателя, по поводу появившихся тогда изданий. И хотя у Медведева нет монографии, посвящённой Достоевскому, всё, написанное им о Достоевском, - лаконично, точно, выверено и глубоко. Здесь учёный выделяет основные методологические принципы изучения творчества Достоевского.

Большое внимание П.Н. Медведев уделял проблеме гениальности. Собранный им и систематизированный материал позволяет выделить особый репрезентативный ряд в искусстве: Данте, Микеланджело, Шекспир, Байрон, Гёте, Бах, Скрябин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой и многие другие объединены своей значимостью в мировой культуре.

Непосредственно имя Достоевского включено в, так сказать, Русский литературный ряд, представляющий в то же время мировую литературу. П.Н. Медведев писал: «Именно на примере Гоголя, как и Толстого и Достоевского, ясно видно, что гений всегда больше и полнее, чем художник, каким бы исключительным талантом певучей силы последний не был бы одарён. Удел таланта, удел только художника - творчество новых мыслей, новых слов, новых книг. Удел гения - творчество или, по крайней мере, алкание новых форм жизни, нового бытия» [Медведев: 1,191].

Медведев отмечал особое место Достоевского не только в развитии русской литературы, но и культуры, общественной жизни: «До революции не для одного поколения русской интеллигенции Достоевский был подлинным властителем дум» [Медведев: 245].

Эффект воздействия художественного произведения на читателя выясняется П.Н. Медведевым через его учение о жанре: «Жанр», по Медведеву, — это конкретная художественная форма овладения и завершения данным писателем объективной действительности [Медведев:2,198-211].

При создании художественного произведения писатель через жанр видит действительность.

Применяя это положение к нашему восприятию романного наследия Достоевского, в частности, «Бесов», мы должны согласиться, что через жанр своего романа Достоевский видел «бесноватость» «сбившихся с пути» предводителей потерявшей веру молодёжи. Исторически эта ситуация усложнилась, переросла в революцию 1917 г. Русская интеллигенция приняла это обстоятельство за реализацию романа «Бесы».

В 1918 г. Н.А. Бердяев трактует роман Достоевского «Бесы» как предвидение русской революции. «Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь «Бесы», то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было всё так предвидеть и предсказать <...> «Бесы» - книга пророческая. Достоевский видел духовным зрением, что русская революция будет именно такой и иной быть не может. Он предвидел неизбежность беснования в революции» [Бердяев: 61]. О тяжёлых впечатлениях, возникающих при сопоставлении романа «Бесы» и революционных событий, в том же 1918 г. пишет С.С. Борщевский: «Жуткие образы Липутина, Верховенского и присных обрели своё выражение в злобе нашего дня, воплотились в живых людей современности. И Россия, в массе безграмотная, читает, не ведая того, пророческие страницы “Бесов”» [Борщевский:21].

Особое место в этом отношении занимает написанная в январе 1918 г. поэма Ал. Блока «Двенадцать». Можно полагать, что в образах Двенадцати нашли своё развитие Федька Каторжный и Фомка Шпигулинский («Бесы»).

Интерес к Достоевскому усилился в связи с отмечаемым в 1921 г. столетием со дня рождения писателя. «Литературные круги готовятся к чествованию памяти Достоевского. Пушкинский Дом в Петрограде устраивает <...> выставку и торжественное собрание с участием литературных организаций. То же в более широких размерах предположено в Москве» [ВЛИТ:10.18].

Существовавшее в обществе противоречивое отношение к Достоевскому отразилось на страницах журнала Русского библиологического общества «Вестник литературы» (ВЛИТ). В журнале опубликованы статьи с позитивной оценкой Достоевского А.С. Долинина [ВЛИТ:2,3], Петра Быкова [ВЛИТ:2,4-5], А.Ф. Кони [ВЛИТ: 2,6 - 9] и др. В статье В.Б. Врасной «Достоевский о Пушкине» читатели знакомились с поступившими в ИРЛИ ранее неопубликованными фрагментами черновиков речи Достоевского о Пушкине на Пушкинском празднике 8 июня 1880 г. [ВЛИТ:2,5 - 6]. Видимо, для соблюдения объективности редактор журнала Е.А. Кауфман печатает в №10 журнала «Особое мнение» о Достоевском Ю.И. Айхенвальда, который пишет: «И потому создатель “Бесов” - живой, одушевлённый эпиграф к теперешней кровавой летописи; мы нынче как бы перечитываем, действительно и страдальчески перечитываем этот роман, претворившийся в действительность». Заданность «особого» мнения потребовала финала, противоречащего основному содержанию статьи: «<...> нам, гражданам социалистического отечества, с Достоевским не по пути» [ВЛИТ:10.1].

Эта ситуация раскрывается теорией «жанра» П.Н. Медведева. Дело не в том, что Достоевский предвидел революцию в России, а в том, насколько глубоко он проник в особенности русской жизни, которые развились в новые формы бытия: из частных черт превратились в общие, государственные.

Таким образом, в 1872 г. Достоевский «овладел» русской действительностью и «завершил» русскую действительность того времени в жанре «Бесов». Художественные образы этого романа помогли осмыслить сущность нового исторического этапа в России 1917 г.

В 1922 г. в Москве Центрархивом (и в Мюнхене) по корректурным листам под названием «Исповедь Ставрогина» впервые была издана глава романа Достоевского «Бесы» «У Тихона», изъятая из романа при публикации в «Русском Вестнике» [см.: Медведев: 1, 245]. В связи с этим развернулись дискуссии о прототипах Ставрогина (Нечаев? Бакунин? Спешнев?) и о возможности восстановления «усекновенной главы» «Бесов» в тексте романа при его переиздании. По этим вопросам появился ряд исследований: (А.С. Долинина - «Исповедь Ставрогина» [Долинин:], Н.Л. Бродского - «Угасший замысел» [Бродский], В.Л. Комаровича - «Неизданная глава романа “Бесы”» [Комарович], С.П. Бобров - «Я, Николай Ставрогин» [Бобров], Л.П. Гроссмана - «Стилистика Ставрогина» [Гроссман], его же - «Спешнев и Ставрогин» [Гроссман], Вяч. П. Полонского - «Николай Ставрогин и роман “Бесы”», [Полонский], Ал. Бёма - «Эволюция образа Ставрогина» [Бём], его же - «Сумерки героя» [Бём], С.И. Гессена - «Трагедия зла (Философский смысл образа Ставрогина)» [Гессен].

Но П.Н. Медведев подчёркивает, что для Достоевского при создании произведений первоочередной задачей было не создание образа героя, не поиск его прототипа. Главным для писателя было «напасть на идею». Поэтому при исследовании творчества Достоевского главное внимание необходимо обращать на Идею. Критик проявляет особое внимание к свидетельствам Аверкиева и исследованию Б.М. Энгельгардта, опирается на них в своих выводах. Аверкиев сообщает: «По словам Фёдора Михайловича, при создании художественного произведения важнее всего предварительно напасть на удачную идею. В этом - главная трудность. <.. .> Напасть на удачную идею для него значило уловить явление важное в общественном смысле, и притом, именно такое, на которое в настоящую минуту следовало обратить внимание» [Медведев: 2,392]. Не случайно П.Н. Медведев в сборнике «Достоевский. Статьи и материалы (Под ред А.С. Долинина. Пгр.: Мысль, 1925) выделяет статью Б.М. Энгельгардта.

«Как раз о роли идейного начала в творчестве Достоевского говорит Б.М. Энгельгардт в великолепной статье “Идеологический роман Достоевского”. Для автора Достоевский - историк “случайного племени”, изобразитель диалектики “идей”: для него романы Достоевского образуют своеобразную художественную “феноменологию духа русской интеллигенции” и “недушевная аналитика”, но духовная проблематика, опирающаяся на диалектический метод, дана в философских концепциях Достоевского. Исходя из этих общих положений, автор намечает интересную тематическую шкалу произведений Достоевского - от тем русского сверхчеловека (Раскольников, Кириллов) до темы русского праведника, оставшейся невоплощённой» [Медведев:1,248].

Таким образом, герой в творчестве Достоевского - воплощение идеи автора, происходящее, как подчёркивает П.Н. Медведев, в «муках творчества».

Один из разделов книги «В лаборатории писателя» назван «Муки творчества». Теоретические постулаты подкреплены многочисленными историческими фактами. Критик изучает эвристические аспекты творчества. Достоевский, наблюдавший как бы со стороны, за пределами творящего «Я» и одновременно постигавший драму «мук творчества», был особенно интересен исследователю.

Образ героя появляется и развивается в соответствии с внутренней логикой замысла писателя. П.Н. Медведев пишет: «Об этой внутренней логике творчества, часто противоречащей сознательным намерениям автора, свидетельствуют очень многие художники. Напомним Достоевского, Л. Толстого и Скрябина, свидетельства которых как ярких художников-индивидуалистов особенно знаменательны» [Медведев: 2, 316].

Особое внимание читателя П.Н. Медведев привлекает к материалам работы Достоевского над «Идиотом». Писатель сообщает в письме к Майкову от 12 января 1868 г. следующее: «В общем план создался. Мелькают в дальнейшем детали, которые очень соблазняют меня и во мне жар поддерживают. Но целое? Но герой?.. Потому что целое выходит у меня в виде героя. Так поставилось. Я обязан поставить образ. Разовьётся ли он под пером? И вообразите, какие сами собой вышли ужасы: сказалось, что кроме героя есть и героиня, а стало быть, два героя!! И, кроме этих героев, есть два характера - совершенно главных, т.е. почти героев. (Побочных характеров, в которых я обязан большим отчётом, - бесчисленное множество, да и роман в 8 частях.). Из четырёх героев - два обозначены в душе у меня крепко, один ещё совершенно не обозначился, а четвёртый, т.е. главный, т.е. первый герой чрезвычайно слаб. Может быть, в сердце у меня и не слабо сидит, но - ужасно труден» [Медведев: 2,316].

Таким образом, в подходах к изучению творчества Достоевского П.Н. Медведев выделяет два важнейших момента: сущность жанра произведения и его идейное начало. В статье «О литературном наследстве Достоевского критик ставит проблему и о третьей коренной черте произведений писателя. Медведев, очевидно, имеет в виду духовную сторону творчества Достоевского - Православное воззрение.

В страстную пятницу 1856 г. Достоевский пишет барону А.Е. Врангелю о статье, которую он написал на каторге, видимо, мысленно - о христианстве в искусстве: «Всю её до последнего слова я обдумал ещё в Омске. Будет много оригинального, горячего. За изложение я ручаюсь. Может быть, во многом со мной будут не согласны многие. Но я в свои идеи верю и того довольно. Статью хочу просить прочесть предварительно Ап. Майкова. В некоторых главах будут страницы из памфлета. Это, собственно, о назначении христианства в искусстве. Только дело в том, где её поместить?» [Достоевский:28,1.229].