Духовное просвещение и благочестие в проповеди конца XVII века

Переломный XVII век поднимает вопрос важности системного образования — центрами просвещения становятся церкви как сосредоточия знаний. В статье представлен анализ размышлений проповедника по поводу необходимости духовного просвещения и роли Церкви и священников в интеллектуальном дискурсе современного автору общества. Каналом трансляции размышлений становится проповедь в неделю 23 по сошествии Святаго Духа из анонимного рукописного сборника проповедей «Статир» конца XVII в., предлагаемая к публикации по всем правилам передачи церковнославянского текста и с выявлением источников интертекста. Под духовным просвещением проповедник понимает внимание к произносимым проповедям, изучение святоотеческих сочинений. Попутно осмысляются смежные темы — книгоиздание, уважение к людям интеллектуального труда (писателям, проповедникам). Мысль о необходимости духовного просвещения автор выводит с помощью сопоставления гадарян из притчи о гадаринском бесноватом (Лк. 8) и современных людей, также отвергающих Слово Божие, воплощенное в проповедях и толкованиях, однако делающих это сознательно. Сравнивая паству с первохристианами, автор констатирует падение способности к размышлению, а во второй части проповеди показывает социальное и духовное состояние людей, выбравших грех вместо усердия в вере. Грех пьянства, выбранный для иллюстрации, автор считает одним из самых опасных, поскольку именно он ощущается им источником других грехов, а также является наиболее видимым в общественной жизни. Кроме авторских размышлений предметом исследования становится литературный талант автора. Отмечается сложное семантическое устройство проповеди, искусство красноречия, риторическая стратегия обличения пьянства, связанная с творческой переработкой святоотеческих и библейских цитат.

Благодаря развитию барокко в русской литературе XVII в. проповедник получил больше свободы творчества и самовыражения. Появилась возможность не только разъяснять святоотеческие сочинения и Священное писание пастве, но и вкладывать в тексты памятников личные размышления. Поднимаются вопросы, связанные с внесением изменений в православные обряды, правкой книг; осознается необходимой борьба с влиянием католицизма — начинаются споры между грекофилами и латинствующими. Просветительная деятельность монахов способствовала открытию школ и развитию проповедничества [5, с. 288]. Кризисный XVII век заставил проповедника как интеллектуала рефлексировать, поскольку именно церковь в такие моменты становилась нравственным ориентиром [1, с. 13; 6].

Рукописный сборник проповедей «Статир» [9] был создан в конце XVII века в вотчине Строгановых Орле-городке (Прикамье) анонимным автором. В сборник вошло 156 поучений и авторский комплекс. Впервые рукопись была описана в 1842 году А.Х. Востоковым [3], последующие научные изыскания касались установления авторства (Н.А. Мудрова, Д.М. Буланин), датировки (П.Т. Алексеев, Л.С. Соболева), развития риторического искусства (А.С. Елеонская). В последнее десятилетие сборник изучается в связи с поэтикой, творческим началом автора, также опубликованы ряд текстов [13, с. 161-299].

Авторский интерес к просвещению и назначению священника выражается не менее чем в 14 поучениях «Статира», посвященных теме учительства. Обзор заголовков Слов показывает, что круг тем, связанных с проповеднической деятельностью и священством широк: борьба с невежеством, ленью, пьянством священников и паствы, усиление роли Церкви в жизни человека, внимание к священническому долгу и к нравственному облику проповедника [13, c. 187-200].

О стремлении к духовному просвещению, связанной с универсальным концептом общего блага для человечества повествуют Слова 70 и 71 — двухчастное Поучение в неделю 23 по сошествии Святаго Духа. Первая часть озаглавлена «Яко уподобишася ц(е)рк(о)внии учители пчелѣ люботруднѣй, и о зловѣрии гадарянъ, и на укорителей новоизданных книг, яко горши пса» [9, лл. 310 об. — 315 об., далее указываем листы в рукописи] и «Часть вторая того же слова, яко бѣсове не имутъ власти, что намъ сотворити, аще имъ Б(о)гъ не попуститъ, и на пияницъ, яко нѣсть сих(ъ) живота окаяннѣе горши бѣснующагося» [лл. 315 об. — 319 об.]. Автор выстраивает проповедь согласно схоластической схеме, описанной в трактате «Наука албо способ зложеня казаня» Иоанникия Галятовского [4], и данная структура проповеди определяет сложную архитектонику текста — каждая из частей имеет свою композицию (введение, «тему», основную часть с примерами и нравственное приложение), при этом вторая часть семантически продолжает первую, разрабатывая более частную тему на том же сакральном уровне.

В качестве «темы» первой части проповеди выступает традиционно читаемое в 23 неделю зачало 38 из Евангелия от Луки. Притча о гадаринском бесноватом становится библейским тематическим ключом – элементом, позволяющим прочитать произведение через призму сакральных смыслов библейского первоисточника [8, с. 437]. Толкование евангельского эпизода становится для проповедника наглядным примером, позволяющим обличить неправедное поведение мирян. Для этого автор делит проповедь на два блока: первый посвящен примерам из Священного Писания, второй обращается к мирской жизни и истории христианства.

Сакральное понятие библейского ключа — неприятие Слова Божия — автор расшифровывает в обращении к пастве: «Дадите ми, о Г(оспо)дѣ, послушание с пожданиемъ, ей истинну вамъ возвѣщаю и Сп(а)сеная и полезная гл(агол)ю. Не будите, молю, небл(а)годарни, онымъ уподоблшися гадаряномъ» [л. 311 об.]. После примеров неблагодарности из книг Библии в проповеди поднимается волнующая автора тема небрежного отношения паствы к труду священников. В поведении паствы подчеркиваются резко негативные экспрессивные проявления: «А вы за сия на нихъ гнѣваетеся и зубы своими скрежещете, и въ злобныхъ си с(е)рдцахъ ка́мение мещете на бл(а)годателя, и проклинаете сихъ, иже вамъ вѣчное бл(а)гословение подаютъ» [л. 314 об.], «аще не бы ц(а)р(с)кая пресвѣтлая рука страхомъ одержала, то бы невозможно истинному учителю посреди ц(е)ркви быти, всѣ бы были ка́мениемъ побиты и неправедно изгна́ны» [л. 315].

Сопоставление ситуаций позволяет обличить в пренебрежении словом священника современной паствы ту же неблагодарность, которую проявляют гадаряне, отказываясь от возможности Спасения. Интеллектуальный труд священнослужителей, духовное просвещение, против которого выступают изображенные в Слове миряне, понимается как воплощение в земной жизни присутствия Христа, в противопоставление «бесовским» мирским делам – театральным представлениям, праздникам со скоморохами и музыкой.

 Наиболее важным итогом размышлений о духовном просвещении становится мысль об осознанно грешном поведении паствы. Если гадаряне просят Христа уйти, поскольку боятся, что он навредит им, как свиньям и притчи, то миряне не внимают священническому слову «чтобы имъ грѣхов не отстати и по своей бы воли во всяком нечестии ходити» [л. 315], не задумываясь ни о вечной, ни о земной жизни.

Помимо сакрального уровня смыслов («небрежение к священнику — это небрежение к слову Божию») в проповеди прочитываются также метафорический и бытовой, складываясь в объемную картину священнического труда, благодаря таланту красноречия автора. Метафорический уровень отражен во введении первой части в образах священников-добрых хозяев, священников-садовников и священников — трудолюбивых пчел, талантливо изображенных с помощью приема синтаксического параллелизма. При этом образная система развертывается по принципу градации: в первой метафоре речь идет о добродетели, во второй – о церкви как рае, в третьей – о Слове Божьем, которое слаще меда и безмерно. Кроме ярких образов автор использует также высокую лексику: «рай благоцвѣтушъ», «мироуханными цвѣтами», «скорошествиемъ яснозрителнаго ума» [лл. 310 об. — 311].

Бытовой уровень представляет собой риторический диалог с паствой, в котором проповедник разъясняет необходимость издания новых книг. Здесь автор выбирает другую тактику воздействия – вместо высокой лексики, витиеватых выражений и светлых образов он использует просторечные формулировки, говоря от имени паствы: «Скверными си усты мнози гл(агол)ютъ: «Старецъ живя туне, сѣдя в кѣлии празденъ, лѣнился Б(о)гу молитися дни кончая или тшеславяся, написалъ книгу по своему мнѣнию, намъ на укоризну. А не доволно ли О(т)цы С(вя)тии и окромѣ его написали?» [л. 314]; и дает прямой ответ, обличая современных христиан в ослаблении разума: «Слыши, суетне, тебѣ ли великихъ О(те)цъ писания разумѣти или псалмовъ силу знати? Яко н(е)бо от(ъ) земли отстоитъ, тако и премудрое О(те)цъ писание от(ъ) разума твоего». [л. 314 об.]

Концепт духовного просвещения в размышлениях автора предстает в конкретном виде – это проповедническая и книгопечатная деятельность. Призыв к просвещению в проповеди звучит не только в сторону мирян — отмечается, что среди священнослужителей немало «с(вя)щенныхъ простяковъ и нѣвежъ, слѣпыхъ вождевъ и корчемноназирател(ъ)» [9, л. 314]. В православных храмах устная проповедь вновь стала читаться к середине XVII века [2, с. 47], тогда же в России возникла необходимость в организации института образования [7], и к этому времени церковь осознавалась как единственный центр просвещения — обучение грамоте начиналось с чтения молитвенных книг, моральные установки транслировались через проповеди вместе с толкованием Священного Писания; школы при монастырях и церквях, Академии позволяли получить квалифицированное богословское образование для будущих священников. В связи с этим авторитетное проповедническое слово было не просто способом спасения души в будущем, но и возможностью получить знания о мире и о человеке.

Вторая часть проповеди, Слово 71, акцентирует внимание именно на земной жизни, обличая один из наиболее волнующих автора «мирских» грехов — пьянство, которому в «Статире» посвящено не менее 6 проповедей.

История социальной проблематики пьянства началась в середине XVI в., когда государь Иван Васильевич учредил кабаки как единственное место для употребления алкогольных напитков. Доход с кабаков поступал в казну, поэтому, несмотря на правила, должные регулировать происходящее в кабаках (продажа не более 1 чарки вина в одни руки, запрет на приближение питухов к кабакам), чрезмерное употребление алкоголя было выгодно кабацким управителям. К XVII в. кабацкий бизнес пережил множество реформ, пытающихся уравновесить потребление алкоголя и поток денег в казну, однако пьянство все более становилось общественной проблемой.

К теме неумеренного употребления алкоголя автор «Статира» подходит через продолжение толкования притчи о гадаринском бесноватом, говоря уже не о неблагодарности гадарян, а об их страхе. Здесь библейским ключом, выступает святоотеческое толкование Феофилакта Болгарского: «А еже попусти имъ Г(оспо)дь во стадо свиное внити не угождая имъ, но показуя, яко не имутъ бѣси власти и надъ свиниями, и аще бы имъ попущено было, таковую бы пакость могли ч(е)л(о)в(е)комъ сотворити» [л. 316].

Особенность второй части Поучения в том, что притча, ставшая ключом первой части и имплицитно всей проповеди, здесь больше не упоминается. Однако использование в качестве второго библейского ключа толкование Феофилакта дополняет сложившуюся в первой части парадигму: «Гадаряне не приняли Христа из-за страха перед его силой, но бес не навредит без его повеления» — «Люди не принимают духовного просвещения, поскольку не хотят избавляться от грехов, но напасть греха исходит от самого человека, а не от Бога». Обличение пьянства, делавшего невозможным спасение души, обретает новый поворот — к пониманию пьянства как проявления своеволия и богоборчества присоединяется ощущение богооставленности, поскольку в традиционной для обличительных проповедей о пьянстве паре «беснующийся»-«пьяница» здесь делается акцент на важности контроля Бога над бесами. Пьяница же не просто самовольно выбирает непристойное поведение, но и не может надеяться на помощь Бога, поскольку грех не является Божьим промыслом, в то время как про бесов Феофилакт говорит «да борющеся съ ч(е)л(о)в(е)ки искуснѣшихъ сотворятъ, аще не быша супостаты, не быша и вѣнцы» [л. 316].

Толкование Феофилакта Болгарского, выбранное автором для проповеди, провозглашающей необходимость духовного просвещения, полисемантична. С одной стороны, в нем используется топос сравнения пьяницы с беснующимся, связанный со своеволием и говорящий о невозможности даже поставить их в один ряд в преддверии вечной жизни. С другой — Феофилакт анализирует и внешние, земные проявления беснующегося, отмеченные в Евангелии: «Яко иже кто иматъ бѣсы в себѣ, се же есть бѣсовская дѣяния творитъ: в ризу не облачится, си есть крещения и добродѣтели не имать; и в дому не пребываетъ, си есть въ Ц(е)ркви, недостоинъ бо есть входити въ Ц(е)рк(о)вь, но во гробѣхъ, еже мертвыхъ дѣлъ приималище, еже есть въ блудѣ́ и мытарствѣ, се бо гро́бы злобы суть, в них же живутъ грѣхолюбцы» [л. 316 об.]. Такая характеристика позволяет автору полностью уподобить пьяницу с бесноватым, основываясь на схожести поведения и, кроме того, метафорически осмыслить это поведение как отражение состояния души вслед за Феофилактом: «Нагъ бо всякия добродѣтели и пияница: срама не имѣетъ и Б(о)га не знаетъ, см(е)ртный часъ не поминает, Страшнаго Суда не трепещетъ» [л. 316 об.].

Особый интерес представляет большое количество парафраз и библейских эпизодов, творчески переработанных автором и иллюстрирующих нравственное и социальное падение пьяницы: «Изъ устъ его смрадъ нестерпимъ исходитъ, бестудныя гл(агол)ы, яко бѣсящийся песъ лаетъ, плотию раслабленъ и самъ собою не владѣетъ. Пияница безвременно гл(аголе)тъ, тайны не сохраняетъ, разумъ и красоту погубляетъ» [л. 316 об.], «Бывшу вечеру очесемъ отверстымъ никого же видитъ, но простѣ и туне обносима, и у сретающихъ приражается, и паки блююща и растерзаема и от обнажаема бестудно. Аще и жена его будетъ или дшерь, или аще рабыня, или кто любо будетъ, вси посмѣются доволнѣ». [лл. 318 — 318 об.]

Так же как характеристика поведения бесноватого в библейском ключе второй части проповеди неразрывно связана с состоянием его души, описание бытового поведения пьяницы включает в себя переплетение телесных и душевных пороков: «Той же вы́шерече́нный Уч(и)т(ел)ь гл(аголе)тъ: «Аще толика тѣлесная, колика же паки д(у)шевная от(ъ) пьянства раждаются лихоимства, татбы, убийства, щапъства, ярость, блуда несытъство, скверныя и нелѣпыя гл(агол)ы» [л. 317]. Пьянство определяется не только через телесные изменения, но и через повреждение души: «горесть душамъ», «слѣпота души», «душепагубное», «душевредная страсть», «душа, аки во гробѣ, в тѣлеси». Для большей выразительности автор представляет душу в облике молодой девушки, желающей умереть, но не быть осверненной: «аще бы отроковице краснѣй и целомудрѣй, свободнѣй и бл(а)городнѣй, и добрѣй, чистоту любящей, а нѣкоего бы раба варварина студна и безъобразна, и нечиста попустилъ бы кто на ню наскакати, стужати и досаждати на многое время, тогда бы девица восхотѣла наипаче умрети, нежели въ таковѣ наругании жити. Таково есть и пиянство досаждаетъ д(у)ши от(ъ) бесчисленных(ъ) подсмѣяний и укоризнъ» [л. 318 об.].

Пьянство ощущается автором как главное препятствие на пути спасения души и будущей вечной жизни, поскольку становится причиной других грехов, уничтожает чистоту души и помрачает ум — «око души» [10]. Духовное просвещение же становится способом преодоления препятствий и ограждения себя от последствий пьянства: «Разумныхъ же дѣло есть, еже умъ возвыси́ти къ Б(о)гу и в законѣ его поучатися д(е)нь и ношъ, и веселитися о законѣхъ Б(о)жиихъ, от(ъ) сихъ бо вѣчная радость приходитъ д(у)ши» [л. 317 об.].

Кроме содержания проповеди концепт духовного просвещения закладывается автором в организацию всего текста. 70 Слово призвано донести до паствы или до читателя важность священнического труда в составлении проповеди, необходимость в издании и чтении книг; следующее за ним 71 Слово наполнено авторизованными цитатами и множеством знакомых христианскому человеку эпизодов, заключавших в себе мысль о противоестественности пьянства, к которым подготовленный народ должен был прислушаться и убедиться в греховности такого поведения. Выбор греха пьянства в качестве конкретного примера необходимости внимать более образованным проповедникам и книжникам показывает не только масштаб употребления алкоголя, но и желание автора показать, почему искреннее внимание к проповедям, уважительное отношение к книгам необходимо пастве в социальном взаимодействии.

Поучение в неделю 23 публикуется впервые. Текст воспроизводится современным шрифтом. Вышедшие из употребления буквы славянского алфавита заменены современными: и десятеричное — и, омега — о, диграф оу — у, кси — кс, пси — пс, йотированное а и юс малый — я, фита — ф, йотированное е — е, ипсилон — и или в, юс большой — у, й пишется в соответствии с современным пониманием текста. Сохранены ѣ, ъ и ь, если они использованы автором рукописи. Титла раскрываются, пропущенные графемы вносятся в текст в круглых скобках. Выносные буквы вносятся в строку, но передаются курсивом. Пунктуация ориентирована на современные правила. Все исправления и дополнения указываются системой сносок. Редакторские исправления отмечаются в сносках. Указания на цитаты и парафразы приводятся в квадратных скобках курсивом.

Тексты публикуются по списку конца XVII в.: РГБ, собр. Румянцева № 411, лл. 310 об. — 319 об.

[л. 310 об.] Слово 70

Поучение в н(еде)лю 23 по сошествии С(вя)т(а)го Д(у)ха

Яко уподобишася ц(е)рк(о)внии учители пчелѣ люботруднѣй, и о зловѣрии гадарянъ, и на укорителей новоизда́нных книг, яко горши пса[1]

Обычай и́муть во градѣхъ го́стинницы многое потшание, еже странникомъ входящимъ всячески трапезу украшати и различными сла̜́стми брашна устрояти, дабы́ входящихъ полнъ домъ видѣти, и симъ бы многое придобытие собрати, дабы́ ся имъ обогатѣ́ти.

Тако и ц(е)рк(о)внии учители зѣ́лнѣйше тшание показуютъ, чтобы многословесную бесѣду восписати и с(е)рдца бы и д(у)ши слушателей усладити, дабы́ всегда полну Ц(е)рк(о)вь Хр(ис)т(о)ву вѣрныхъ видѣти, и от(ъ) сих бы имъ велмѝ въ добродѣтели обогатѣ́ти.

Или́ яко винограда приставницы велми́ бл(а)гоискуствуютъ, чтобы вертоградъ благокрасними[2] и мироуханными наполнити цвѣтами[3], дабы́ входящимъ г(оспо)диямъ из видѣ́ния красоты́ цвѣтов веселитися и от(ъ) бл(а)гоухания ихъ чювства обонятельныя наполнити.

Сице и д(у)х(о)внии дѣлатели винограда Хр(ис)т(о)ва благовременнѣ тшатся многоразличнѣ ц(е)рк(о)вь украси́ти, яко рай бл(а)гоцвѣту́шъ показати.

Уподо́блшеся пчелѣ многотруднѣй, яко о́на по по́лемъ облетающе с листвия древесъ и цвѣ || [л. 311] товъ травны́хъ не имѣющи покоя собираетъ[4] снизходящую с высоты сладкую ро́су и сотворяетъ[5] ме́двяныя соты, ея же вкуса, что есть сладча́е, но и та на мнозѣ ядо́ма претворяются въ горесть.

А еже ц(е)рк(о)внии учители и филосо́фи прем(у)дрии скорошествиемъ яснозрителнаго си ума, д(е)нь и ношъ не имѣюще покою, облетающе всю вселенную окружающе и вышнихъ касахуся, и самому Пр(е)ст(о)лу Вл(а)д(ы)чню. И оттуду[6] приемлюще глубину прем(у)др(ос)ти Н(е)б(ес)но́й. И прочитова́юще Писания Ветхая и Новая, и собирающе многоразличныя цвѣ́ты, составляюще полезная и сп(а)сеная словеса, сладча́е меда и сота. Ели́ко сихъ д(у)ша наслаждается, толи́ко желаниемъ распаляется.

И сице украшаютъ трапе́зу д(у)шевную многоразличными брашны, всѣхъ вкушающихъ могу́щу насыщати, и кождаго недугъ д(у)шевный целити. Невѣжъ — бл(а)горазумиемъ, пияницъ — трезвѣниемъ, блуднико́въ — целомудриемъ, чревообьястныхъ — воздержаниемъ, скупыхъ — милосердиемъ, завистливыхъ — братолюбиемъ, гневливыхъ — смирениемъ, лукавыхъ — правдою, недужныхъ — терпѣниемъ, нищихъ утѣшаетъ и на н(е)б(е)сѣхъ богатство имѣти показуетъ.

И просто рещи́: яко врачевница и странноприемни || [л. 311 об.] ца и цвѣтохранителница есть Ц(е)рк(о)вь, всѣхъ входящихъ насыщаетъ и утѣшаетъ, и на куюждо язву свой пластырь налагаетъ. Прочее же услышимъ от(ъ) Ев(ан)г(е)лскихъ словесъ, яже показуетъ намъ днесь б(о)гогласный Лука в зачалѣ 38, гл(агол)я сице: «Во время оно прииде Ии(су)съ во страну Гадари́нску, яже есть обо́нъ пол[7] Галилеи, изшедшу же Ему на землю, срѣте Его мужъ нѣкий от(ъ) града, иже имяше бѣси от(ъ) лѣтъ многихъ, и в ризу не облачашеся, и во храмѣ не живяше, но во гробѣ́хъ. Узрѣв Ии(су)са, возопивъ, припаде к нему и гласомъ ве́лиимъ рече: «Что и мнѣ и Тебѣ, Ии(су)се, С(ы)не Б(о)га Вышнаго, молю Ти ся не мучи мене» [Лк. 8: 26-28], и прочая.

Азъ же, любимицы мои, умыслихъ от(ъ) сих словесъ Ева(ан)г(е)лскихъ бесѣду сотворити, Хр(ис)та Милостива Б(о)га молю, да изженетъ из моей д(у)ши темнаго демона неразумие и просвѣтит ми умъ свѣтомъ Бл(а)г(о)дати Своея, да ясно прогл(агол)ю о Его величествѣ.

Вам же молюся и прошу и самыхъ касающися колѣнъ, дадите ми о Г(оспо)дѣ послушание с пожданиемъ, ей истинну вамъ возвѣщаю и сп(а)сеная и полезная гл(агол)ю. Не бу́дите, молю, небл(а)годарни, онымъ уподоблшися гадаряномъ.

Егда бо Свѣтъ истинный, пришедый въ миръ, Спаситель Хр(ис)т(о)съ вниде во страны́ отечествия ихъ, изгнати тму злую, древня || [л. 312] го и превзятаго змия помраченную прелесть, иже ч(е)л(о)в(е)ковъ лстяше и образъ Б(о)жий въ ч(е)л(о)в(е)це созда́ннѣм терзаше. Егда бо узрѣ волкъ истиннаго пастыря, и збѣже, остави похище́нную о́вцу. Не терпи́тъ гласа его слышати, не можетъ вѣчная тма свѣта н(е)б(ес)наго видѣти, утекаетъ лесть от(ъ) истины, едва испроси себѣ искони убиица стадо свиное на утопление.

Егда же пасущии видѣша погубление свиней, бѣжаша во градъ, возвѣстиша господиямъ бывшее. Они же, неразумнии и неблагодарнии, не разумѣша, яко бл(а)го содѣяти Хр(ис)тосъ, к нимъ прииде. Не прияша Пребл(а)гаго, изволи́ша себѣ см(е)рть, нежели животъ; тму возлюбиша, а свѣта истиннаго зрѣти не восхотѣша. И недостойни сами себе сотвориша присвоения Хр(ис)това. [Лк. 8: 30-37]

 Лѣпо бѣ удивитися и вѣровати ему, они же изшедше въ срѣ́тение Хр(ис)ту, молиша его отити от(ъ) предѣлъ ихъ, бояхуся да не и́ну тшету постраждутъ, яко же и свиния погубиша [Феофилакт Болгарский, толкование на Евангелие от Луки [Лк. 8: 39]].

Оле послѣдняго безумия! Наипаче подо́баше припасти ко Хр(ис)ту и умиленнѣ молити, дабы́ вшелъ во градъ ихъ и пребылъ у нихъ. Яко же иногда самаряне ни едино чюдо видѣвше, но токмо от(ъ) жены бесѣдующия вѣроваша, и молиша Хр(ис)та всегда у нихъ пребыти[8] [Ин. 4:40].

А они, небл(а)годарницы, сопротивно || [л. 312 об.] сихъ дѣют, прилѣжни тшатели о свинияхъ, а о д(у)ши своей нимало внимаютъ, и Хр(ис)та Сп(а)с(ител)а от(ъ) предѣлъ своихъ отсылаютъ и моля́тъ Его, дабы́ прешелъ от(ъ) предѣлъ ихъ.

Хр(ис)тосъ же оставляетъ ихъ, яко безумныхъ и злонравных(ъ) во тмѣ невѣдения без[9] свѣта правды, на пути заблуждения, всякаго беззакония без вожда истиннаго, въ гладѣ погибели бесъ хлѣба н(е)б(ес)наго, в жаждѣ зноя без источника приснотекущаго, а они Б(о)га презрѣша да дияволу работати восхотѣша. По подобию древле небл(а)годарныхъ иудеовъ[10] [Исх. 14]. Б(о)гъ же изводя ихъ из работы тяжкия на свободу́ обѣтования,

а они наипаче въ пленении и злой работѣ восхотѣша быти,

нежели въ свободѣ́ б(о)годарова́ннѣй жити,

му́чителю фараону Египетскому ц(а)рю изволиша служити,

нежели Б(о)гу живу[11]. Б(о)гъ питаше ихъ н(е)б(ес)ною манною,

а они бл(а)говония сладость отринуша,

да дияволь смрад восхотѣша,

а(н)г(е)л(с)кое брашно презрѣша,

да звѣриную пищу изволи́ша.

Манну возненавидяху,

да чеснока искаху

и свиныхъ мясъ жадаху,

а на вожда своего Моисея роптаху,

да плачевное житие Египетское похваляху. [Исх. 16: 2-3]

Ибо мно́гажды неблагодарнии и на бл(а)годѣтеля враждуютъ, яко ж(е) Саулъ на[12] Д(а)в(и)да[13], Он бо его от(ъ) нечистаго демона и || [л. 313] збавляше и от(ъ) пленения языческаго свобождаше всего И(зра)иля. Саулъ же на него злобою дыша и без м(и)л(ос)ти гоняше, хотяше его без вины погубити. [1Цар. 19]

Тако же и Авесоломъ на Д(а)в(и)да ж(е) о(т)ца своего ратию возополчися[14] [2 Цар. 17], жи́дове на пр(о)роковъ и на Хр(ис)та, языцы на ап(ос)т(о)ловъ, мно́гажды враждаютъ невѣжди на прем(у)дрыхъ, грѣшницы на праведныхъ, чада на родителей, и вся неблагодарение превращаетъ: горная — долу поставляетъ[15].

И полезнаго не вѣсть, правды не знаетъ, от(ъ) Сп(а)сенаго лице отвращаетъ. Хр(ис)тосъ пришед къ гадаряномъ, нося мiръ и Бл(а)гословение, свѣтъ и животъ, и познание Б(о)га, а они от(ъ) свѣта утекаютъ и во тму бѣжатъ вѣчной погибели.

Не мо́лятъ во град(ъ) ихъ внити, недужныя исцелити, свѣтомъ бл(а)горазумия д(у)ши ихъ просвѣтити, въ познание истинны привести, но паче боятся Хр(ис)та во град(ъ) прияти. А мнѣ мнится, боятся же неблагодарницы и изгнати, чтобы иное яковое зло не пострадати, или изгнания ради, или приятия дѣля, сихъ ради мо́лятъ, дабы́ прешелъ от(ъ) нихъ.

Ибо и н(ы)нѣ много таковых неблагодарныхъ на показующаго правды свѣтъ и возвѣщающаго животъ, иже кто гл(аголе)тъ правду, хотя насъ свободити от(ъ) грѣха обличая неправды, тогда и мы таковы́ же небл(а)годарни на бл(а)годѣтеля являемся, || [л. 313 об.] яко жи́дове на Хр(ис)та или идолопоклонницы на ап(ос)т(о)ловъ. Они бо имъ возвѣщали свѣтъ и животъ, свобождение от(ъ) работы вражия. Погании же неблагодарницы, за то ихъ изгнаниемъ осудиша и ка́мениемъ побивали, и различными муками см(е)рти пре́дали, и многимъ бѣда́мъ и напастемъ.

Мнози бо и н(ы)нѣ бл(а)годѣтели, якоже учители ц(е)рк(о)внии по вышереченному слову д(е)нь и ношъ труждаются в читании книжномъ и размышлении, и издаютъ сладкия бесѣды, сладча́е меда и сота, услаждающе слухи ваша, возвѣщаютъ тайну премудрости, гл(агол)юще словеса сп(а)сеная.

Вы же, неблагодарницы, от(ъ) сихъ лице свое отвращаете и слуха своя затыкаете[16], а словеса ихъ честнѣйшая и дражайшая, паче злата и ка́мений многоценныхъ под ноги своя пометаете, и яко свинии попираете, труды с(вя)тыхъ мужей нивочто вменяете, и гл(агол)ы ихъ сладчайщия за желчь себѣ приемлете, и врачевания д(у)х(о)вная за суровы́й бичь вменяете, а Писание С(вя)тое за сонъ и за басни, и за глумы.

Скверными си усты мнози гл(агол)ютъ: «Старецъ живя туне, сѣдя в кѣлии празденъ, лѣнился Б(о)гу молитися дни кончая или тшеславяся, написалъ книгу по своему мнѣнию, намъ на укоризну. А не до || [л. 314] волно ли О(т)цы С(вя)тии и окромѣ его написали?» И тако с поруганиемъ гл(агол)юще трудолюбныхъ и С(вя)тыхъ му́жей хухнаютъ, от(ъ) истинны слухъ отвращаютъ

Увы мнѣ, окаянному, вся сия н(ы)нѣ збысться во времена сия рыдателная. И много таковыхъ ругателей и хулниковъ, не токмо от(ъ) простыхъ, но и от(ъ) с(вя)щенныхъ простяковъ и нѣвежъ, слѣпыхъ вождевъ и корчемноназирател(ъ) зрятъ очи мои. Но разумѣй, о безумный лаятелю, то правду гл(аголе)ши, яко доволно О(т)цы С(вя)тии древле написаша, да и н(ы)нѣ не той же разум О(те)цъ С(вя)тыхъ. Трудолюбнии му́жие издаютъ и пред(ъ) темная твоя очеса предлагаютъ, сходя твоей грубости и немощи. Ея же ты пищи за твердость гнилыми си зубы вкусити не можешъ, аки мл(а)д(ене)цъ орѣха въ корѣ не приемлешъ, а самъ того дѣля гладомъ погибаешъ, жаждею таешъ, а кислаго испити не можешъ [ни за твердостъ, ни за горесть гл(агол)ю, но за высоту разума][17].

Тогда они видятъ твое лишение и изнемогание, и твердую пищу в мягкость преложися, а терпкое усладиша, дабы́ ты не погиблъ вѣчнымъ гладомъ, неможе́ния ради твоего.

О младенче,

твердыя пищи прияти не можешъ,

а млеком ся питати не хощешъ || [л. 314 об.].

Слыши, суетне, тебѣ ли великихъ О(те)цъ писания разумѣти или псалмовъ силу знати? Яко н(е)бо от(ъ) земли отстоитъ, тако и премудрое О(те)цъ писание от(ъ) разума твоего.

Они бо, О(т)цы С(вя)тии, древле писаша высокою б(о)гословиею и премудрою философиею. Тогда был род хр(ис)тиянский въ вѣре прилѣженъ и все были люди ученыя бл(а)горазумныя, аще не превысоким(ъ) разумомъ, то имъ не красна бесѣда являлася.

Тогда приходили на вѣру Хр(ис)т(о)ву еретицы́, и еллинстии филосо́фи прем(у)дрии, удивляющися О(те)цъ премудрости и разуму ихъ, вѣроваша во Хр(ис)та и крестишася. А ты бы проти́ву ихъ былъ, аки рыба безъгласная, или аки мертвъ и нечювственъ, или яко агне(ц) худо(й)[18] проти́ву лва свирѣпа являлся.

И сего ради н(ы)нѣ б(о)гоработнии му́жи, ихъ о(т)ческий высокий разумъ и многоплетенное витийство прекладаху кратчае и яснѣйши по твоему темному уму, угождающе вамъ, свободити хотяще от(ъ) погибели вѣчныя.

А вы за сия на нихъ гнѣваетеся и зубы своими скрежещете, и въ злобныхъ си с(е)рдцахъ ка́мение мещете на бл(а)годателя, и проклинаете сихъ, иже вамъ вѣчное бл(а)гословение подаютъ.

Поистинне правду гл(агол)ю, сего ради не хощутъ || [л. 315] послушати, уподоблшеся онымъ гадаряномъ.

Онии бо, чтобы имъ иное[19] зло от(ъ) пришествия Хр(ис)т(о)ва не пострадати, а сии, чтобы имъ грѣховъ не отстати и по своей бы воли во всякомъ нечестии ходити.

Ибо гадаряне бояхуся изгнати Хр(ис)та ис предѣлъ своихъ тшеты́ ради, тако и н(ы)нѣ, аще не бы ц(а)р(с)кая пресвѣтлая рука страхомъ одержала, то бы невозможно истинному учителю посреди ц(е)ркви быти, всѣ бы были ка́мениемъ побиты и неправедно изгна́ны.

Ибо с(вя)тый Златоустый таковыхъ неблагодарниковъ горши пса[20] уподобляетъ, гл(агол)я[21]: «Достоитъ ти бл(а)г(о)дарити Б(о)га, благословенъ Б(о)гъ, яко превелъ мя еси ис тмы на свѣтъ и просвѣтилъ мя еси познаниемъ Истинны, и сподобилъ мя еси бл(а)гихъ Твоихъ слышати и насладитися.

Ты же яко нѣкий песъ бесчестенъ, не воспоминаеши Бл(а)годѣтеля, сатанинская гудения и бѣсовская позорища, скомра́ховы басни и скверныя пѣсни прилеженъ видѣти и слышати. А сп(а)сеная и полезная д(у)шамъ тяжка вменяете и гнушаетеся. Худши есте псовъ: пси бо приемшии и не приемшии ласкают(ъ) и служатъ г(оспо)диямъ своимъ. Аще коль бываетъ бл(а)годѣтелствованъ от(ъ) чюждаго, не престаетъ к нему враждуя, ниже привлачится на дружбу[22]. || [л. 315 об.]

Ты же и безчисленная злая, страждеши от(ъ) бѣсовъ, а тѣхъ на обѣдъ вво́диши и имъ благодѣтель бываеши, нежели Хр(ис)ту и рабом его. Скомраховъ питаеши и благодариши, а слугъ Б(о)жиихъ не токмо в домъ и на трапе́зу вводи́ши, но и всячески укоряеши ихъ. Тѣм же горши еси пса[23] сугубо». [И. Златоуст. Толкование на послания к Колоссянам, беседа 1, 5]

До́брѣ нарекъ великий учитель неблагодарныхъ[24] псовъ[25] злейши.

Устыдитеся, молю, от(ъ) сего порицания и престани́те от(ъ) злаго начинания. Повинуйтеся наставникомъ вашимъ и воздайте имъ бл(а)годѣяние, за добрая ихъ и сп(а)сеная[26] дѣяния, вся бо они содѣваютъ къ нашей ползѣ, желающе нашего сп(а)сения.

РГБ, собр. Румянцева № 411, лл. 310 об. – 315 об.

[л. 315 об.] Слово 71. Часть вторая того же слова

Яко бѣсове не имутъ власти, что намъ сотворити, аще имъ Б(о)гъ не попуститъ, и на пияницъ, яко нѣсть сих(ъ) живота окаяннѣе горши бѣснующагося[27]

Но и еще ми возлюбленнии, потерпите, хотящу нѣчто от(ъ) Ев(ан)г(е)лскихъ словесъ побесѣдовати и бѣсовскую злобу показати. Аще и золъ губитель, но не имать власти, никоего намъ зла сотворити, ниже над бесловеснымъ скотомъ, аще не предастъ ему кого Г(оспо)дь на мучение и погубление грѣхъ ради.

Зрите же бестудие и деръзновение демона, яко же || [л. 316] блаженный Феофилактъ гл(аголе)тъ: «Еже рече демонъ «Что мнѣ и тебѣ» — дерзости и бестудия есть, а еже «Молю тя» — боящагося есть. Живяще же во гробѣхъ, прелшая ч(е)л(о)в(е)ков(ъ) и лукавое непшевание въложити хотяше, яко д(у)ши умершихъ бѣси бываютъ. Молят же бѣсове не внити имъ въ бездну» [Феофилакт Болгарский, толкование на Евангелие от Луки (Лк. 8: 27-31)]. Се вѣдите, яко есть мука имъ уготована и всѣмъ грѣшникомъ и еретикомъ, и невѣрнымъ. Аще кто симъ не вѣруетъ, таковаго отсылаемъ до пятой н(е)д(е)ли по сошествии С(вя)т(а)го Д(у)ха, тамо доволный разумъ обрящеши мугу́щий тя увѣрити.

А еже попусти имъ Г(оспо)дь во стадо свиное внити не угождая имъ, но показуя, яко не имутъ бѣси власти и надъ свиниями, и аще бы имъ попуще́но было, таковую бы пакость могли ч(е)л(о)в(е)комъ сотворити, яко бы и всю вселенную во единомъ бы часѣ погубили. И да познаетъ ч(е)л(о)в(е)къ той, из него же бѣси изыдоша, от(ъ) яковой его погибели Хр(ис)тосъ избавилъ. Попусти же Г(оспо)дь на земли еще имъ быти, яко да борю́щеся съ ч(е)л(о)в(е)ки искуснѣшихъ сотворятъ, аще не быша супостаты, не быша и вѣнцы [Феофилакт Болгарский, толкование на Евангелие от Луки [Лк. 8: 33]]. Иный разум полагаетъ здѣ той же бл(а)женный Феофилактъ: «Яко иже кто иматъ бѣсы || [л. 316 об.] в себѣ, се же есть бѣсовская дѣяния творитъ: в ризу не облачится, си есть крещения и добродѣтели не имать; и в дому не пребываетъ, си есть въ Ц(е)ркви, недостоинъ бо есть входити въ Ц(е)рк(о)вь, но во гробѣхъ, еже мертвыхъ дѣлъ приималище, еже есть въ блудѣ́ и мытарствѣ, се бо гро́бы злобы суть, в них же живутъ грѣхолюбцы» [Феофилакт Болгарский, толкование на Евангелие от Луки (Лк. 8: 33)]. До здѣ бл(а)женный бесѣдова.

Мы же, возлюблении мои, по вся дни зрящи и рассуждающе ничим же разънствуетъ пияница от(ъ) бѣсящагося. Нагъ бо всякия добродѣтели и пияница: срама не имѣетъ и Б(о)га не знаетъ, см(е)ртный часъ не поминает, Страшнаго Суда не трепещетъ.

И что есть нечи́стѣйши и мерзостнѣйши ч(е)л(о)в(е)ка пиянаго.[28] Изъ устъ его смрадъ нестерпимъ исходитъ, бестудныя гл(агол)ы, яко бѣсящийся песъ лаетъ, плотию раслабленъ и самъ собою не владѣетъ. Пияница безвременно гл(аголе)тъ, тайны не сохраняетъ, разумъ и красоту погубляетъ. Аще худая пища здравие подаетъ и на Н(е)бо посылаетъ, Бл(а)го явленно, яко и многое брашно и питие во адъ сводитъ и бесчисленыя недуги раждаетъ [Тропник Иннокентия, Папы Римского. Глава 47 О пьянстве].

Пиянъство есть мати недуга, бѣдамъ начало, коли́ки раждаетъ страсти, иже превосходятъ врачевскую хитрость. Их же С(вя)тый Златоустъ || [л. 317] исчитаетъ[29]: ибо ногоболѣние, и главотяжестие, и окоболѣние, и рукоболѣние, и трясение, и раслабление, и жалтяница, и огницы долзии и зной, и ина вящая раждаются от(ъ) пиянства и от(ъ) обьядения [Иоанн Златоуст, беседы на Евангелие от Иоанна Богослова, беседа 22, 3]. Нѣсть бо ми н(ы)нѣ сихъ время изрещи.

Той же вы́шерече́нный Уч(и)т(ел)ь гл(аголе)тъ[30]: «Аще толика тѣлесная, колика же паки д(у)шевная от(ъ) пьянства раждаются лихоимства, татбы, убийства, щапъства, ярость, блуда несытъство, скверныя и нелѣпыя гл(агол)ы [Иоанн Златоуст, беседы на Евангелие от Иоанна Богослова, беседа 22, 3].

Ибо и Сп(а)ситель[31] нашъ Хр(ис)тосъ, хотя от(ъ) сего свободити, заповѣдаетъ: «Блюдитеся, да не будутъ с(е)рдца ваша отягъчена обьядениемъ и пиянствомъ, и печалми житейскими» [Лк. 21:34]. Ап(ос)т(о)лъ гл(аголе)тъ: «Не упивайтеся виномъ, в нем же есть блудъ» [Ефес. 5:18]. Велегласный[32] Исаия: «Горе воста́ющимъ заутра, гоня́щимъ сикера, ждущимъ вечера, вино бо сожжетъ ея. С гуслми бо и прегудницами, и тимпаны, и свирѣлми вино пиющее, а дѣлъ Г(оспо)днихъ не вѣдят(ъ) и дѣлесъ руку Его не сматряютъ» [Ис. 5:11-12]. Убо пленени быша дияволомъ, а Г(оспо)да своего не познаша, въдаша себе обьядению и пиянству, въ чревну́ю работу и вмѣниша чрево свое въместо Б(о)га злымъ своимъ произволениемъ.[33]

Сирахъ гл(аголе)тъ[34]: «въ винѣ не мужайся, многи бо погуби вино. Пешъ искушаетъ желѣзо в ка || [л. 317 об.] лении, тако же и с(е)рдце вино въ сварѣ гордыхъ. Равно животу ч(е)л(о)в(е)ческому вино, аще пиеши е въ мѣру его. Кий животъ уморяющему ся виномъ? Сие бо на веселие ч(е)л(о)в(е)комъ создано есть. Вино пиваемо во вре́мя — радование с(е)рдца и веселие д(у)ши, горесть д(у)шамъ — много вино пиваемо, со гнѣвомъ и клеветою, умножает(ъ) ярость безумнаго. Пиянство на претыкание умаляяй крѣпость и притворяяй струпия» [Сир. 31:29-35].

Еже бо ясти много и пити, упиватися и лежати, се не ч(е)л(о)в(е)ческое житие, но свинское бесловесныхъ и неразумныхъ скотовъ[35]. Разумныхъ же дѣло есть, еже умъ возвыси́ти къ Б(о)гу и в законѣ Его поучатися д(е)нь и ношъ[36] [Пс. 1:2], и веселитися о законѣхъ Б(о)жиихъ от(ъ) сихъ бо вѣчная радость приходитъ д(у)ши.

От(ъ) многоядения же и пиянства печаль с(е)рдцу, помрачение ума, слѣпота д(у)ши и зяблость и недугъ тѣлу. От(ъ) обьядения и пиянства мнози приидоша въ погибель и подсмѣяние. Лотъ со дше́рями грѣхъ сотвори[37] [Быт. 19:32-36]. Самсонъ[38] от(ъ) иноплеменникъ поругася[39] [Суд. 16], Олофернъ от(ъ) жены обезглавися[40] [Иудифь 13:2-8], Обьядения ради грады Содомския погибоша внезапнымъ превращениемъ [Быт. 19:24-25], яко Пр(о)р(о)къ гл(аголе)тъ[41]: «Содома и Гомора погибе в гордости, во умножении хлѣба и вина» [Иез. 16:49]. И на пусты || [л. 318] ни люди И(зра)ильтеския восташа ясти и пити[42], и посемъ играти, и во многомъ яде́нии согрѣшиша [Исх. 32:6], и за то погибоша см(е)ртию от(ъ) меча внезаапу три тысящи. Оле злое насыщение и всепагубное несытое чрево![43] Иже зѣло честны́я приемлетъ брашна и бл(а)гоуханная пития, но въ смрадъ претворяетъ и неподобныя скверны́ отрыгаетъ [Тропник Иннокентия, Папы Римского. Глава 47 О пьянстве]. Оле невоздержания страсть сластолюбия! Якова твоя дерзость, ибо несытъство рай заключи[44] [Быт. 3:6], ею же Исавъ первенство свое погуби[45] [Быт. 25:30-33].

Ибо н(ы)нѣ мнози обьядениемъ и пиянъством честь своего бл(а)городия погубляют и в срамотѣ и бесчестии дни своя изживаютъ и вѣчною пагубою погибаютъ. Многихъ бо пия(н)ство[46] н(ы)нѣ помрачило и равно с м(е)ртвыми положило не на одрѣ, но вь Геенѣ. Еже вдати себе обьядению и пиянству, мука есть паче, нежели веселие.

Немнѣе бо глада растлѣваетъ намъ тѣло насыщение[47] и болѣзнь раждаетъ. Аще вдаси тѣло свое пиянству и обьядению, удобѣе того растерзаетъ пища, нежели гладъ. Зане глада нѣкто убо и чрезъ двадеся́ть дней претерпи́тъ, а насыщения ниже два дни [Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Колоссянам, беседа 1, 5].

Узримъ, братия, сущаго от(ъ) вина бѣснующася[48]. Бывшу вечеру очесе́мъ отверстымъ никого же видитъ, но простѣ и туне обносима, и у сретающихъ приражается, и паки блююща и растерзаема || [л. 318 об.] и от обнажаема бестудно. Аще и жена его будетъ или дшерь, или аще и рабыня, или кто любо будетъ, вси посмѣются дово́лнѣ [Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Римлянам, беседа 13].

Видиши ли паче бѣснующагося пияница есть: оный бо милуемъ есть, сей же ненавидимъ и подсмѣяваемъ [Иоанн Златоуст, Толкование на Матфея, беседа 57,4], но и прежде см(е)рти мертвъ упивающийся и горши мертваго, и бѣсящагося окаяннѣйши. Сей бо и в досаждении прощение получаетъ, сей же муку приемлетъ, ибо пияница от(ъ) внутрь недугуетъ, от вне посмѣяние терпи́тъ. А внутрь его согнилую сли́ну имѣя и виномъ дыхая смердящимъ, яко от(ъ) калнаго исхо́да. А окаяннѣй его д(у)ша, аки во гро́бѣ, въ тѣлеси́[49] пияницы закопаемой.

По подобию сему: аще бы отроковице краснѣй и целомудрѣй, свободнѣй и бл(а)городнѣй, и добрѣй, чистоту любящей а нѣкоего бы раба ва́рварина студна и безъобразна, и нечиста попустилъ бы кто на ню наскакати, стужати и досаждати на многое время, тогда бы девица восхотѣла наипаче умрети, нежели въ таковѣ наругании жити.

Таково есть и пиянство досаждаетъ д(у)ши от(ъ) бесчисленных(ъ) подсмѣяний и укоризнъ, аще мало когда и истрезвится, тогда наипаче увидитъ болшихъ оглаголниковъ: рабомъ ропшущимъ, и же || [л. 319] ны срамляющися, и другомъ осуждающимъ, врагом подсмѣявающимся. И что сего умиленнѣе будетъ живота, на всякъ д(е)нь посмѣяватися от(ъ) всѣхъ, а въ вечеръ таяждо бестудствовати [Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Римлянам, беседа 13]. А ношь, аки мертву, на одрѣ лежати, и когда будетъ покой имѣти таковый?

Увы прелести дияволи и художества ловитвенна хр(ис)тияномъ на пагубу. Кого симъ не пленяетъ? От(ъ) старца и до юноши, от(ъ) великихъ и до малыхъ, от(ъ) госпо́дии и до раба, от(ъ) богатаго и до нищаго, от(ъ) великороднаго и худороднаго, от(ъ) архиерея и до вра́таря.

Вси[50] вдашася пиянству д(у)шепагубному, веселию непотребному. Люто бо, любимицы, пиянство, и зѣло люто, поистиннѣ ремество дияволе на пагубу д(у)шъ ч(е)л(о)в(е)ческихъ.

Симъ бо многихъ погубилъ

и под(ъ) свое иго покорилъ,

от(ъ) Б(о)га насъ разлучаетъ

и горкою смертию кончаетъ,

и въ послѣднюю нищету сводитъ.

Яко же иногда богатаго[51], иже веселяся на всякъ д(е)нь свѣтло, послеѣди взалка́ единой капли воды студеной, и того не получи [Лк. 16:19-26].

Сия убо вѣ́дуще, братия, исторгнемъ от(ъ) себе сию д(у)шевредную страсть, иже на всякий бесчинный видъ приводитъ. Бѣжимъ от(ъ) проклятаго пиянства к трезвѣнию, от(ъ) многояде́ния къ воздержанию. Да вѣчныя нищеты || [л. 319 об.] убѣжимъ и нестерпимыя жажды свободимся, да восприимемъ мѣста прохладная, мѣста свѣтлая и нѣдро Авраамле и некончаемая Бл(а)гая и Ц(а)р(с)твия Н(е)б(ес)наго наслѣдницы будемъ, ихъ же сподобитъ насъ Хр(ис)тосъ Сп(а)ситель нашъ получити, идѣже Онъ ц(а)р(с)твуетъ со О(т)цемъ и со С(вя)тымъ Д(у)хом въ неприступнѣй славѣ Б(о)ж(ес)тва от(ъ) всего[52] ѧзы́ка А(н)г(е)льскаго сла́вимый и от(ъ) всѣхъ С(вя)тыхъ покланяемый во бесконечныя вѣки. Аминь.

РГБ, собр. Румянцева № 411, лл. 315 об. — 319 об.

[1] В ркп на левом поле: сло(в)о 70.

[2] Испр. автором, в ркп.: брагокрасними.

[3] В ркп. слово вписано автором на левом поле.

[4] Испр. автором, в ркп.: собираютъ.

[5] Испр. автором, в ркп.: сотворяютъ.

[6] Испр., в ркп.: отдуду.

[7] В ркп вписано автором над строкой.

[8] В ркп. на правом поле: Иоан(н) 4.

[9] Испр., в ркп.: бе.

[10] В ркп. на левом поле: Исход 14.

[11] В ркп. на левом поле: Исход 16.

[12] Вписано автором над строкой.

[13] В ркп. на левом поле: 1 Ц(а)р(с)тво 19.

[14] В ркп. на правом поле: 2 Ц(а)р(с)тво 17.

[15] В ркп. на правом поле: Кирил(л) Ставромен(ийский).

[16] В ркп. на левом поле: Кирил(л) Ставром(енийский).

[17] Заключено в квадратные скобки автором.

[18] Испр., в ркп.: агне худо.

[19] Испр. автором на правом поле, изначально: чтобы иное.

[20] В ркп. «пса» написано через ѱ (пси).

[21] В ркп. на правом поле: к коласаемъ нрав(оучение) 1.

[22] В ркп. на правом поле: той же учител(ь).

[23] В ркп. «пса» написано через ѱ (пси).

[24] Испр. автором, изначально: неблагодарнаго.

[25] В ркп. «псов» написано через ѱ (пси).

[26] Испр. автором на левом поле, изначально: Сп(а)се.

[27] В ркп. на левом поле: слово 71.

[28] В ркп. на левом поле: Инокентий папа Римский.

[29] В ркп. на правом поле: на Б(о)гос(лова Иоанна) нрав(оучение) 22.

[30] В ркп. на правом поле: то же нрав(оучение).

[31] В ркп. на правом поле: Лук(а) гл(а)в(а) 21.

[32] В ркп. на правом поле: Исаия глава 5.

[33] В ркп. на правом поле: Бога.

[34] В ркп. на правом поле: Сирах гл(а)в(а) 31.

[35] В ркп. на левом поле: Кирил(л) Став(роменийский).

[36] В ркп. на левом поле: Псал(ом) 1.

[37] В ркп. на левом поле: Быт(ия) 19.

[38] Испр., в ркп.: Сапсонъ.

[39] В ркп. на левом поле: Судей 16.

[40] В ркп. на левом поле: Июдиф(ь) 3.

[41] В ркп. на левом поле: Езекииль 16.

[42] В ркп. на правом поле: Исход 32.

[43] В ркп. на правом поле: Инокен(тий) пап(а) Рим(ский).

[44] В ркп. на правом поле: Быт(ия) 3.

[45] В ркп. на правом поле: Быт(ия) 25.

[46] Испр., в ркп. пия, ство вынесено автором на правое поле.

[47] В ркп. на правом поле: Злат(оуст) къ коласаем нрав(оучение) 1.

[48] В ркп. на правом поле: той ж к рим(лянам) нрав(оучение) 13.

[49] Испр. автором, изначально: телеси.

[50] Испр. автором на правом поле, изначально: всѣ.

[51] В ркп. на правом поле: Лук(а) глав(а) 16.

[52] Испр., в ркп.: вего.

1. Алгави Л. Русское барокко конца XVII века (на материале литературы и публицистики): автореф. дисс. ... канд. филол. наук. 1996. М. 27 с.
2. Ветелев А. История проповедничества Русской православной церкви. 2006. Сергиев Посад. 128 с.
3. Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. 1842. СПб. 903 с.
4. Галятовский И. Ключ разумения. / И. Галятовский. 1659. Киев: Тип. Киево-Печерской лавры. 253 л.
5. Знаменский П.В. Руководство к русской церковной истории / сост. П. Знаменский. — 2-е изд., испр. и доп. 1876. Казань: Унив. тип. [2], VI с., 482 с.
6. Зубов А.Б. Циклы русской истории / А.Б. Зубов // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз (Журнал политической философии и социологии политики). 2006. № 1. С. 5-12.
7. Налетова Н.Ю. Православное просвещение в России в период трансформации (XVII в.) / Н.Ю. Налетова // Вестник ПСТГУ IV: Психология. Педагогика. 2011. Вып. 1 (20). С. 53-58.
8. Пиккио Риккардо. Slavia Orthodoxa: Литература и язык / отв. ред. Н.Н. Запольская, В.В. Калугин; ред. М.М. Сокольская; предисл. В.В. Калугина. 2003. М.: Знак. 703 с.
9. Сборник слов и поучений «Статир» // Отдел рукописей РГБ. Собр. Румянцева. Ф. 256, № 411. 815 л.
10. Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Книга 2 [Электронный ресурс] // URL: http://www.orthlib.ru/John_of_Damascus/vera2_12.html (дата обращения: 07.01.2023).
11. Соболева Л.С. Сборник проповедей XVII века «Статир»: сакральные образы и автор. 2022. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та. 314 с.: илл. ISBN: 978-5-7996-3615-9