Специфика психологической готовности к материнству девушек-сирот

В данной научной работе затронут вопрос психологических особенностей материнской сферы девушек-сирот. Цель работы – изучить особенности психологической готовности к материнству у девушек – воспитанниц интернатных учреждений. Согласно общей гипотезе у девушек-сирот психологическая готовность к материнству имеет особенности в связи с развитием в образовательной среде закрытых учреждений (на примере двух регионов: Магаданской области и г. Москвы). По результатам исследования, в котором приняли участие 135 девушек (65 воспитанниц интернатов/детских домов и 70, воспитывающихся в семьях), выявлены следующие особенности материнской сферы сирот: несформированность продуктивных (позитивных, реалистичных) моделей семьи, материнства, социального развития (профессионального развития, движения в обществе); идеализированность и стереотипность представлений об основных компонентах материнства (образы матери, себя как матери); развитость и конкретность операционального блока; неосознанность в жизненной перспективе своей роли матери.

Основная проблема исследования

Материнство является одной из основных ценностей и самосознания женщины, которая позволяет самореализоваться и пережить опыт отношений со своим ребенком [2; 4; 6; 8; 14]. Однако есть категории девушек, формирование материнской сферы которых имеет качественные отличия, что влияет на все их материнство [1]. Особую актуальность проблема психологической готовности к материнству приобретает применительно к девушкам-сиротам в связи с развитием в особой социальной ситуации развития, в условиях институализации [3]. Исследователи, изучающие взросление в условиях психической депривации, признают качественное своеобразие детей в когнитивном развитии, в эмоционально-волевом развитии, в личностном развитии, в социальном развитии [5; 10; 11]. Такие особенности приводят детей-сирот к сильной дезадаптации и к проявлению психологических защит, фиксирующих деформации, полученные в интернате.

Рассматривая материнство как часть личностной сферы женщины (сложное психологическое образование), мы признаем его как стадию личностной и половой идентификации [8; 14]. То есть, анализируем материнство с точки зрения личностного развития женщины, психологических и физиологических особенностей разных периодов репродуктивного цикла. Материнская сфера является сложным личностным образованием женщины и состоит из трех блоков (Н. Н. Васягина, 2007; Г. Г. Филиппова, 2000): ценностно-смыслового (самопонимание), эмоционально-потребностного (самоотношение) и операционального (самореализация). Первый блок предполагает значимость компонентов материнства в структуре ценностей женщины, операциональный блок – совокупность знаний, умений по осуществлению материнской деятельности, а эмоционально-потребностный блок определяет отношение субъекта материнства к основным компонентам и самому процессу материнства.

Онтогенез материнской сферы, согласно сравнительно-психологическим материалам, структурирован и описан по этапам. Г. Г. Филиппова (2000) выделила четыре этапа развития материнской сферы в онтогенезе до беременности: этап взаимодействия с собственной матерью, игровой, этап няньчания, этап дифференциации мотивационных основ материнской и половой сфер. Все этапы имеют разные возрастные границы и разную роль в возникновении и развитии содержаний всех блоков материнской сферы (Г. Г. Филиппова, 1999, 2002). В зависимости от того, как протекал каждый этап развития материнской сферы девушки (по всем блокам), ее представление имеет ту или иную содержательную наполненность и формирует психологическую готовность к материнству.

«Готовность к материнству», то есть психологически зрелая системная позиция девушки к появлению ребенка, является важным фактором положительного взаимодействия матери и ребенка, фактором успешной реализации матерью своих обязанностей и функций по отношению к ребенку. От психологической готовности девушки к материнству зависит протекание всего процесса материнства, отношение к ребенку, к себе как матери и т. д. В работах В. И. Брутман, (1994), Н. Н. Васягиной (2007), О. А. Копыл (1993), С. Ю. Мещеряковой (2000), Г. Г. Филипповой (1999) такое личностное образование исследуется с момента беременности или рождения ребенка, появления объекта материнства. В настоящем исследовании изучается успешность прохождения онтогенетических этапов формирования материнской сферы до беременности, и мы называем эту психологическую готовность к материнству «предготовностью» к материнству. Г. Г. Филиппова, исследуя психологические факторы нарушения материнства, рассматривала психологическую готовность к материнству как ведущий фактор адаптации к беременности и материнству [14]. В качестве составляющих психологической готовности к материнству автором были выделены: ценностно-смысловая готовность (важность материнства в системе ценностей девушки), эмоциональное принятие материнства (образов, матери, себя как матери, ребенка и семьи) и операциональная готовность (представление о функциях и действиях матери, их эмоциональная окраска).

Для исследования материнской сферы девушек-сирот была выдвинута общая гипотеза: психологическая го товность к материнству у девушек-воспитанниц интернатных учреждений характеризуется качественным своеобразием всех структурных компонентов: эмоционально-потребностного, операционального и ценностно-смыслового блоков.

Исследование материнской сферы девушек-сирот проводилось в 2010–2012 годах [4]. В выборку вошли девушки-воспитанницы интернатных учреждений и девушки, воспитывающиеся в семьях из Магаданской области и из г. Москвы. Общее число испытуемых – 135 (70 человек в контрольной группе и 65 в экспериментальной группе). В исследовании приняли участие девушки, не имеющие опыт беременности. Группы уравнены по уровню образования (общеобразовательные программы и программы средних профессиональных образовательных учреждений), возрасту (13–15 лет).

Были применены методы диагностики структуры и содержания психологической готовности к материнству по трем блокам: эмоционально-потребностный блок исследовался униполярным личностным семантическим дифференциалом А. Г. Шмелева, В. И. Похилько, А. Ю. Козловской-Тельновой на стимулы («ребенок», «мать», «я-мать», «отец», «родитель») [12] и самостоятельно разработанной анкетой для выявления качественных представлений о себе как о матери [9], карточной расстановкой родительской и будущей семьи испытуемых [15]; операциональный блок исследовался самостоятельно разработанной анкетой, направленной на изучение представления о выполнении материнских функций в жизни и в игровом опыте [9], а также наблюдением за выполнением испытуемыми операций матери с куклой-младенцем; ценностно-смысловой блок исследовался модифицированной методикой ценностных ориентаций М. Рокича (модификация заключалась в добавлении в список терминальных ценностей пункта «счастливое материнство») [16], тестом жизнестойкости С. Мадди под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. И. Рассказовой [7], а также методикой рисуночных метафор «Жизненный путь» И. Л. Соломина [13].

В результате сравнения ценностно-смыслового блока материнской сферы девушек-сирот Магаданской области и г. Москвы значимых различий не найдено, и материнство в общей структуре ценностей одинаково мало значимо для них. Девушки одинаково видят материнство и создание семьи как ограничение в реализации собственных желаний, что не дает личностно самореализоваться и может вызывать негативное отношение к материнству, понимание трудной реализуемости семейных ценностей.

Найдены личностные различия между девушками-сиротами по результатам теста жизнестойкости, рисуночной методики «Жизненный путь» и связи ценностных ориентаций между собой. Так, девушки-сироты г. Москвы имеют большую убежденность, что в их силах что-то изменить в жизни, что они в силах вступить в борьбу и изменить свой жизненный путь, а также имеют стремление к возврату в прошлое, чаще видят жизненный путь как фазы, сменяющие друг друга. Девушки-сироты чаще находятся в состоянии гнева, раздражения, безразличия, им свойственна стереотипность, но и знание о разных выборах в жизни.

В эмоционально-потребностном блоке материнской сферы сравнение представлений о «матери» и о «себе как матери» в двух группах девушек-сирот является важным показателем отношений девушки с ее мамой в детстве. Если девушка попала в интернатное учреждение по вине матери (отказ, аддиктивное поведение, в связи с чем ее лишили родительских прав), то образ самой матери остается идеализированным и стереотипным (рис. 1–2). Свой же образ «я-мать» схож с образом матери и не является индивидуальным для каждой девушки, а имеет набор желанных качеств. Чем больше времени девушка-сирота провела в интернатном учреждении, тем очевидней эта связь и неподвижность представлений. Девушки-сироты, потерявшие родителя в результате несчастного случая, смерти по причине болезни, имеют более дифференцированный свой образ матери в будущем.

Интересно, что девушки-сироты из Магаданской области чаще считают себя готовыми стать матерью (p<0.05). В представлениях о структуре родительской семьи девушки из Москвы чаще включают дополнительных членов семьи, а в структуре будущей семьи, наоборот, исключают или демонстрируют разорванные связи.

В знании функций матери по уходу за ребенком различия между группами не найдены, однако девушки-сироты Москвы имеют больший опыт в пеленании детей, а сироты Магаданской области в гулянии с ребенком (p<0.05). В игровом опыте в ролевые игры «дочки-матери» обеих групп различий не найдено.

При сравнении результатов исследования материнской сферы девушек-сирот и девушек из семей Магаданской области в ценностно-смысловом блоке материнской сферы материнство одинаково не является ведущей ценностью для обеих групп. Для девушек-сирот ведущими стали ценности сепарации по принципу удовольствия, для девушек из семей ценности самосохранения и социализации. Девушки из семей значимо жизнестойки (ρ<0.05), в отличие от девушек-сирот. Можно сказать, что девушки-сироты данного региона не чувствуют удовольствия от того, что они делают, а ощущают себя отвергнутыми; чаще ощущают беспомощность и не готовы бороться; не могут воспринимать факты из своей жизни как опыт и извлекать из него полезный урок, поэтому преобладает чувство страха, и они не могут рисковать, идти к лучшему (Мадди, 1998). Возможно, это результат воспитательной системы интернатных учреждений, где девушки-сироты не получили должной поддержки в своих начинаниях от значимого взрослого. 

По результатам методики рисуночных метафор «Жизненный путь» И. Л. Соломина, девушки-сироты проявили отстраненность и неуверенность, стереотипность (ρ<0.05), при этом одинаково часто, как и девушки из семей, изобразили семью в будущем.

Девушки-сироты и девушки из семей Магаданской области позитивно относятся к компонентам материнства, однако это отношение имеет свои особенности (рис. 1, 3). Образ «матери» у девушек-сирот нравственно положительно окрашен и социализирован, а девушек из семей характеризуют гендерные особенности матери и ее функции. Образ «себя как матери» у девушек-сирот недифференцирован, идеализирован и определяется их регулятивными и организационными качествами, связанными с высоким самоконтролем (необходимостью соблюдать множество правил, то есть как ограничение), а у девушек из семей наполнен качествами личностного роста и комфорта. У девушек из семей образ «я-мать» не совпадает, как у девушек-сирот, образ индивидуален. Материнство для них – ответственный шаг, к которому они по многим качествам еще не готовы. Девушки-сироты значительно чаще в сравнении с девушками из семьи представляют себя  матерью (ρ<0.01). Девушки из семей имеют представление о приоритетах в семейных отношениях, где каждый этап сопровождается ритуалом (встреча – адаптационная фаза – решение о браке – жизнь в браке – рождение детей и т. д.). Такое восприятие поэтапных отношений позволяет естественно готовиться к следующему шагу, в том числе к рождению ребенка и его воспитанию. Девушки-сироты не считают заключение брака важной или обязательной частью, однако чаще видят и представляют себя матерью, что говорит, с одной стороны, о размытости представлений стадий формирования семьи, с другой, о направленности девушек-сирот в сферу детско-родительских отношений, а не супружеских.

Девушки-сироты имеют больше нарушений в структуре родительской семьи (рассматривают только партнерские отношения (ρ<0.05), включают дополнительных членов в семью (ρ<0.01)) и в структуру будущей семьи (рассматривают только партнерские отношения (ρ<0.01), демонстрируют тесные или слитые роли членов семьи (ρ<0.05)). Представление о неустойчивых детско-родительских отношениях закрепилось в семантической системе девушек-сирот. Особенностью восприятия структуры семьи для сирот является расширенная семья с включением дополнительных людей, которые берут на себя функцию кого-то из значимых членов семьи (дяди, тети, бабушки или малознакомые люди, в том числе сотрудники интернатного учреждения). Тогда семья для них остается открытой системой, не защищенной от вхождения в нее посторонних. Слитые роли в представлении о будущей семье являются демонстрацией нечеткого восприятия роли каждого члена семьи (матери, отца, детей и т. д.) у девушек-сирот, а также об усвоенной модели эмоционально-зависимых отношений.

Операциональный опыт выполнения материнских функций больше у девушек-сирот, а игровой опыт, наоборот, больше у девушек из семей. Это связано с семейным опытом воспитания в многодетных семьях, либо с вынужденной заботой о младших детях, а также с институциональным воспитанием, где есть разновозрастные группы. В игровом опыте девушки-сироты чаще выбирали и симпатизировали роли «матери» (ρ0.05), а девушки из семей в равной степени выбирали роли «дочери» и «матери». Так, наблюдается раннее стремление девушек-сирот к взрослой оберегающей позиции (ответственной) и сложности быть в роли ребенка.

Сравнение исследования материнской сферы девушек-сирот и девушек из семей г. Москвы не показали отличий в ценностно-смысловом блоке в важности материнства в общей иерархии ценностей двух групп Однако наблюдается схожая тенденция в большей значимости самостоятельности и свободы у девушек-сирот и социализации (личной и профессиональной эффективности) у девушек из семей. Жизнестойкость у обеих групп различий не имеет, кроме повышения по шкале «контроль» (ρ<0.05), что демонстрирует значимо большее развитие убежденности в своих силах и возможности что-то изменить в жизни самостоятельно. Данный результат является противоположным тем различиям, которые выявлены при сравнении жизнестойкости выборок Магаданской области. Можно предположить, что повышенная жизнестойкость девушек-сирот по шкале «контроль» является особенностью образовательной среды интернатного учреждения Москвы. Поддерживающая и квалифицированная среда может стать основанием для развития самосознания и самопринятия девушек-сирот. Кроме того, важна причина, по которой девушка пребывает в интернатном учреждении. Если ее отношения с родителями не были нарушены девиантным поведением самого родителя, то ресурсы для развития жизнестойкости значительно больше.

Результаты методики «Жизненный путь» И. Л. Соломина [13] показали, что девушки-сироты проявляют защитную позицию: безразличие, дистанцированность и негативное отношение к окружению, сопротивление, затруднение в представлении временной перспективы. Девушки из семей больше проявили уравновешенность. Частота изображений будущего материнства на рисунках в обеих группах не имеет различий.

В эмоционально-потребностном блоке материнской сферы при сравнении данных девушек-сирот и девушек из семьи Москвы обнаружены следующие различия: все представления, кроме образа «отца», более разработаны и идеализированы у девушек-сирот. Представления о себе как о матери у девушек-сирот связаны с соблюдением социальных рамок и норм, у девушек из семей – с личностным развитием и комфортом. Однако присутствует некоторая дифференцированность и разница в образе «матери» и «себя как матери» в обеих выборках, как и у девушек из из семей из Магаданской области (см. рис. 2).

Девушки-сироты значимо чаще считают себя готовыми стать матерью (ρ<0.05). Представления о родительской семье чаще включают (ρ<0.01) и исключают членов семьи (ρ<0.05) или демонстрируют эмоционально холодные отношения. В структуре будущей семьи у девушек-сирот также исключение членов семьи встречается чаще (ρ<0.01), чем у девушек из семей.

Операциональный опыт девушек-сирот значительно больше девушек из семей Москвы, а игровой опыт у данных групп одинаковый, однако, девушки-сироты чаще выбирали в ролевых играх «дочки-матери» роль «матери», а девушки из семей – «дочери».

В результате сравнения материнской сферы девушек-сирот и девушек из семей вне зависимости от региона показало следующие различия в ценностно-смысловом блоке материнской сферы: среди ценностей для девушек-сирот более значимы те, которые связаны с сепарацией и личностной свободой (принципом удовольствия), девушки из семей выделяют больше ценности социализации и эффективного выполнения своего долга. Девушки из семей имеют большую жизнестойкость, чем девушки из интернатных учреждений (ρ<0.01). Девушки-сироты, в отличие от девушек из семьи, демонстрируют высокие механизмы защиты и имеют несформированную временную перспективу.

В эмоционально-потребностном блоке материнской сферы образы «мать», «отец» и «родитель» в группах схожи содержательно, однако девушки из семей имеют более дифференцированные и персонализированные образы. Образ «я-мать» у девушек из семей характеризуется качествами: «добрый» и «знающий» (остальные качества индивидуальны для каждой девушки). В группе девушек-сирот представление о себе как о матери состоит из десяти качеств, входящих в образ «матери» (рис. 1, 3).

Девушки из семей значимо меньше представляют себя матерью (ρ0.01). В сравнении структуры родительской и будущей семьи девушек-сирот и девушек из семей есть значимые различия: в структуре родительской семьи девушки-сироты чаще включают дополнительных членов семьи при ρ<0.01 и исключают членов семьи или имеют разорванные (эмоционально отстраненные) связи (ρ<0.05). В структуре будущей семьи девушки-сироты чаще выстраивают только партнерские отношения (в горизонтали) – при ρ<0.01, имеют стертые границы между ролями (слиты фигуры) – при ρ<0.05, а также исключают кого-то из членов семьи (ρ<0.01). Сироты осознанно исключают близких (чаще родителей), которые причинили боль или стали причиной их пребывания в интернате. Пустующую роль исключенного члена девушки перекладывают на дополнительного члена семьи, взятого из расширенного круга (дяди, тети, бабушки, дедушки) или дальнего (крестные, знакомые, друзья и т. д.). Таким образом происходит компенсация выполнения функций в семье, что приводит к нарушению представлений об истинной структуре родительской семьи.

В представлениях о будущей семье девушки-сироты продемонстрировали важность партнерских отношений и недостаточный учет детско-родительских отношений (отсутствие распределения ответственности), стертые границы личности и очень тесные отношения или, наоборот, разорванные связи. Первое является причиной неусвоенных позиций ребенка и родителя в опыте отношений девушек, два последующих нарушения связаны с компенсацией разорванных отношений (слияние) или их воспроизведение. Большинство нарушений структуры родительской семьи, которые мы выделили у девушек-сирот, переносятся ими в представления о своей будущей семье.

Согласно результатам анкетирования операционального опыта испытуемых, девушки-сироты значимо больше действий выполняли с маленькими детьми (все, кроме «обучения»). Игровой опыт значимо больше у девушек из семей ((ρ<0.05). Также есть различия в выборе роли: для девушек из семей -– это роль «ребенка», для девушек-сирот – «матери».

По итогам группового занятия, целью которого было зафиксировать эмоциональные реакции девушек при выполнении операций матери с заменителем ребенка (куклой), экспертами выделены типы эмоций и их проявления. При статистическом сравнении с помощью критерия углового преобразования Фишера выявлены следующие различия: девушки-сироты значимо чаще проявляли чувство злости (ρ<0.01); девушки из семей чаще демонстрировали смущение, стеснение, неловкость, а также чувствительность и удовольствие (при ρ<0.05) при выполнении операций матери. Девушки-сироты переживают отрицательные эмоции при столкновении с ребенком и выполнении действий в роли матери, спонтанно демонстрируют эти эмоции. Накопленные обиды и злость снова реализуются даже в модели заботы о ребенке (выполнение операции матери с куклой).

Итак, операциональная осведомленность и опыт вводят в заблуждение саму девушку из интернатного учреждения, давая ей основания считать, что она уже готова к материнству. Об этом свидетельствует поверхностное понимание отношений матери и ребенка. То, что мать легко смогла отказаться от воспитания родного ребенка, стало для девушки-сироты серьезным основанием считать это нормой. Не имея личностной готовности, ориентированные на ценность удовольствия, идеализирующие себя и образы материнства, девушки-сироты не находят сил, чтобы воспитать ребенка и помочь ему социализироваться.

Таким образом, психологическая готовность к материнству является сложным личностным образованием, формирующимся в течение жизни женщины в отношениях с матерью, близкими, окружением. Структура материнской сферы включает три блока: ценностно-смысловой (самопонимание) – значимость компонентов материнства в структуре ценностей женщины, эмоционально-потребностный (самоотношение) – отношение субъекта материнства к основным компонентам материнства, и операциональный блоки (самореализация) – совокупность знаний, умений по осуществлению материнской деятельности. Компоненты психологической готовности к материнству девушек-сирот имеют специфику, которая их отличает от девушек, воспитывающихся в семьях. Ценностно-смысловой блок характеризуется у девушек-сирот низкой жизнестойкостью, личностной инфантильностью и ценностными ориентациями, направленными на принцип удовольствия. Эмоционально-потребностный блок характеризуется идеализированными стереотипными представлениями о матери и о себе как о матери, убежденностью в своей готовности стать матерью, искаженными представлениями о структуре родительской и будущей семьи. Операциональный блок связан с большим опытом девушек-сирот в выполнении операций матери, при этом проявлением тревожно-злобных реакций. В зависимости от опыта пребывания в интернатном учреждении у девушек-сирот проявляются более жестко фиксированные личностные защиты и большая идеал изация будущей семьи и своего образа в ней по сравнению с девушками из семей.

1. Брутман В. И. Влияние семейных факторов на формирование девиантного поведения матери // Психологический журнал. 2000. № 2. С. 79–87.
2. Васягина Н. Н. Мать как субъект социокультурного пространства. Екатеринбург, Урал. гос. пед. ун-т., 2010. 340 с.
3. Егорова М. А., Миронова С. И. Образовательная среда интерната как фактор психологической готовности к материнству девушек-сирот // На пороге взросления / Под ред. Л. Ф. Обуховой, И. А. Корепановой. М., МГППУ, 2011. С. 238–248.
4. Егорова М. А., Миронова С. И. Психологическая готовность к материнству девушек, воспитанниц интернатных учреждений // Психологическая наука и образование. 2012. № 4. С. 79–87.
5. Кондратьев М. Ю. Социально-психологические особенности взаимоотношений подростков и педагогов в условиях детских домов и школ- интернатов для «социальных» и реальных сирот // Социальная психология и общество. 2012. № 2. С. 143–153.
6. Копыл О. А., Баз Л. Л., Баженов О. В. Готовность к материнству: выделение факторов, условий психологического риска для будущего развития ребенка // Синапс. 1993. № 4. С. 35–42.
7. Леонтьев Д. А., Рассказова Е. И. Тест жизнестойкости. М.: Смысл, 2006. 63 с.
8. Мещерякова С. Ю. Психологическая готовность к материнству // Вопросы психологии. 2000. № 5. С. 47–72.
9. Миронова С. И. Специфика материнской сферы девушек-сирот / С. И. Миронова / Моногра- фия. Германия, Саарбрюккен. LAP Lambert Academic Publishing. 2012. 108 с.
10. Ослон В. Н. Жизнеустройство детей-сирот: депривационные нарушения в развитии ребенка. СПб.: Питер, 2006. 302 с.
11. Прихожан А. М., Толстых Н. Н. Психология сиротства. СПб.: Питер, 2005. 400 с.
12. Серкин В. П. Методы психосемантики. М.: Аспект Пресс, 2004. 207 с.
13. Соломин И. Л. «Жизненный  путь»:  методика рисуночных метафор (метод. рук-во). СПб.: ИМАТОН, 1997. 40 с.
14. Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002. 240 с.
15. Хеллингер Б. Порядки любви: разрешение семейно-системных конфликтов  и противоречий. М.: Изд-во Института психотерапии, 2003. 395 с.
16. Шилов И. Ю. Фамилистика (Психология и педагогика семьи). Практикум. СПб.: «Петрополис», 2000. 220 с.