Школьный опыт буллинга и актуальное благополучие у студентов

Введение

Вопрос о роли школьного буллинга во взрослой жизни не очень активно обсуждается в российском психолого-педагогическом пространстве, однако исследования указывают на то, что буллинг в детстве может способствовать нарушениям здоровья и сложностям с социализацией в дальнейшем [Arseneault]. У детей, имеющих опыт жертв или агрессивных жертв, выше риски тревожно-депрессивных расстройств, суицидального поведения [Copeland] и психосоматических нарушений [Тарасова; Løhre]. Опыт жертвы школьной травли рассматривается как одна из предпосылок массовых школьных убийств [Давыдов]; во взрослом возрасте у этих детей ниже удовлетворенность жизнью и они чаще испытывают сложности в отношениях с друзьями и партнерами [Sigurdson].

Систематически занимаемая роль агрессора может служить предпосылкой антисоциального расстройства личности, злоупотребления психоактивными веществами, тревожного и депрессивного расстройств в более взрослом возрасте [Sourander, а]; является фактором риска для правонарушений [Ttofi]. Вырастая, эти дети значимо чаще используют насилие в близких отношениях [Sigurdson].

Среди детей, регулярно участвовавших в буллинге, выше риск зависимого, делинквент­ного и самоповреждающего поведения [Sigurdson], низкой академической успеваемости [Rothon].

Это только некоторые из зафиксированных в исследованиях отсроченных последствий травли [Бочавер]. Кроме того, очень немного известно о том, каковы эффекты для свидетелей, хотя есть основания предполагать, что могут развиваться выученная беспомощность, страх самовыражения, утрата инициативности и т.п.

Целью данного исследования было установление возможных связей между опытом буллинга в школе и последующим уровнем благополучия в период студенчества.

Были выдвинуты следующие гипотезы:

1.    Чем чаще дети сталкиваются с ситуациями буллинга в школе, тем ниже их психологическое благополучие в юности.

2.    Психологическое благополучие в юности связано с ролью, занимаемой в ситуациях буллинга в школе.

Таким образом, независимыми переменными выступили частота встреч с буллингом в школьное время и роль, занимаемая в этих ситуациях, а зависимыми — индикаторы психологического благополучия (общее благополучие, отсутствие/ выраженность депрессивных симптомов, избегание и тревожность в близких отношениях, а также аутентичность личности, включающая показатели аутентичной жизни, отсутствие принятия внешних влияний и самоотчуждения).

В исследовании использовались Шкала психологического благополучия [Robinson], Шкала аутентичности, включающая показатели аутентичной жизни, самоотчуждения и принятия внешнего влияния [Nartova-Bochaver], Шкала депрессии [Андрющенко], Шкала переживаний в близких отношениях, включающая показатели тревожности и избегания в близких отношениях [22], а также несколько вопросов об опыте буллинга в школе. Опрос проводился очно. Для анализа различий использовался ANOVA (программа Statistica 8); ответы на открытые вопросы анализировались посредством контент-анализа.

Выборку составили 274 студента бакалавриата разных направлений (средний возраст 19,2 года, 56 из респондентов мужского пола) одного из московских вузов с высоким рейтингом, проживавшие в школьном возрасте в разных регионах России и стран СНГ.

Результаты

Частота встреч с ситуациями буллинга и занимаемые роли

Среди 274 респондентов 62% сообщили, что бывали свидетелями буллинга, 25% — жертвами, 4% — агрессорами (рис. 1). 11% участников сталкивались с буллингом ежедневно, 22% — еженедельно, 13% — раз в месяц (рис. 2).

Частота встреч с буллингом

в школе и актуальное состояние

Несмотря на разную наполненность групп, распределение измеряемых показателей близко к нормальному, а показатель надежности используемых шкал альфа Кронбаха варьирует от 0,69 до 0,91. Анализ связей между актуальным состоянием студентов и частотой встреч с буллингом, а также занимаемыми ими ролями показал ряд значимых связей. В табл. 1 представлена описательная статистика полученных результатов по шкалам.

Обнаружены значимые различия по актуальному уровню тревожности в близких отношениях в зависимости от частоты встреч с буллингом в школе (F(4, 269)=4,32, p=0,002, табл. 2). Наименьший уровень — у встречавшихся ежедневно, наивысший — еженедельно.

Анализ связей между частотой встреч с буллингом и показателями благополучия, аутентичности, депрессии и избегания в близких отношениях не показал значимых различий.

Связи между занимаемой ролью

в ситуациях буллинга

и актуальным состоянием

Получены значимые различия в уровне избегания в близких отношениях на момент опроса у тех, кто занимал разные роли в ситуациях буллинга (F(3, 270)=4.13, p=0.007, табл. 3). Максимальные значения наблюдались у тех, кто сообщал об отсутствии встреч с травлей (что парадоксально подтверждает их стратегию избегания).

Рис. 1. Распределение ролей в ситуациях буллинга

Рис. 2. Частота встреч с буллингом в школьном возрасте

Таблица 1

Описательная статистика данных по шкалам (N=274)

Уровень тревожности в близких отношениях в зависимости
от частоты встреч с буллингом

Уровень тревожности в близких отношениях в зависимости
от частоты встреч с буллингом

Не выявлено связей между ролью и уровнем благополучия, аутентичности и тревожности в близких отношениях.

Последствия буллинга

Значительная доля респондентов считает, что сталкивается с последствиями прошлых ситуаций школьного буллинга в настоящем (рис. 3).

Отношение к себе. Перечислялись эффекты от неуверенности в себе до стыда, вины и удивления за свое прошлое поведение: «Пытаюсь понять, откуда тогда во мне возникло желание кого-либо травить»; «Да, иногда думаю о том, что могла как-то вмешаться, а не сидеть молча»; «Все еще есть чувство страха, что люди могут отвернуться и настроиться против меня» и т.п.

Отношения с другими людьми. Называются утрата доверия к людям, противостояние злоупотреблениям и насилию, например: «Я стараюсь вычислять потенциальных агрессоров и обходить их стороной»; «Стараюсь заступаться за слабых и беззащитных»; «После того, как мне объяснили, что в (буллин­ге) — ничего плохого, я начала менять свое отношение по данному вопросу и до сих пор выступаю против эйблизма».

 Связи между занимаемой ролью в ситуациях буллинга и уровнем депрессии

Учеба, работа и достижения. Описывается страх осуждения, например: «Часто мне кажется, что на мою работу смотрят критично, мне бывает трудно работать в аудитории»; «Редко рассказываю о своих достижениях и только доверенным людям. Чувствую, что люди могут осуждать меня за то, что говорю о личных успехах».

Здоровье. Встречаются свидетельства заболеваний и негативных состояний, например: «Неврозы и не покидающая тревожность»; «Не могу принять и полюбить свое тело»; «Я ем много сладкого и не могу с этим ничего поделать».

Другое. В основном речь идет также о последствиях для межличностных отношений: «Тяжело общаться с людьми, которые проявляют ко мне интерес или симпатию, так как боюсь, что надо мной будут смеяться».

Факторы динамики травли

Способствуют буллингу, по мнению респондентов, отсутствие заинтересованности педагогов (учителя не были достаточно вовлечены в жизнь учащихся); конкурентность и неравенство в школьной среде (соревновательная среда обучения; дети не принимают тех, кто как-либо отличается от них).

Помогают прекратить буллинг, по ответам участников, активная позиция учителей и администрации (учителя старались пресекать любые попытки буллинга; формирование дружелюбной атмосферы внутри класса; санкции в виде выговоров и отчисления; поддержание руководством школы связи с родителями детей) и просоциальное поведение, отсутствие поддержки буллинга (игнорирование окружающими того человека, который затевал травлю; временное исключение его из круга общения; поддержка школьниками ребят, которые подвергались травле).

Сравнение атмосферы в школьном классе и в группе в вузе

Обнаружены четыре паттерна (рис. 4):

1.   школьная среда была агрессивной, в вузе климат доброжелательнее (В школе я почти всегда была на периферии, меня не замечали, я была лишней. В вузе я общаюсь с большим количеством людей, (...) тут мне стало легко знакомиться первой, находиться в приподнятом настроении);

2.   школа была благополучнее, в вузе отношения более формальные и конкурентные (Отношения между одноклассниками были более теплыми, дружественными. В вузе все между собой конкурируют, все слишком
разные и настоящих друзей найти очень трудно);

3.    школьный класс и группа похожи по отчужденности и агрессивности (В школе у нас был класс, где девочки были словно змеи, сейчас в группе в вузе — то же самое);

4.    класс и группа похожи по доброжелательности (Сейчас я чувствую себя так же, как это было в школе, абсолютно комфортно, приятная атмосфера).

Рис. 4. Распределение результатов сравнения атмосферы в школе и вузе: 1 — вуз комфортнее школы, 2 — школа комфортнее вуза, 3 — в школе и вузе одинаково некомфортно, 4 — в школе и вузе одинаково комфортно

Таблица 5

Связи между результатами сравнения атмосферы в школе и вузе
и уровнем аутентичной жизни, самоотчуждения и депрессии

Примечание. 1 — вуз комфортнее школы, 2 — школа комфортнее вуза, 3 — в школе и вузе одинаково не­комфортно, 4 — в школе и вузе одинаково комфортно.

Рис. 5. Уровень аутентичной жизни и результат сравнения атмосферы в школе и вузе:

1 — вуз комфортнее школы, 2 — школа комфортнее вуза, 3 — в школе и вузе одинаково некомфортно, 4 — в школе и вузе одинаково комфортно

Обсуждение

В целом полученные результаты подтверждают актуальность проблемы буллин­га в России [Sourander]: по нашим данным, каждый третий подросток сталкивался в той или иной роли с буллингом чаще, чем раз в месяц.

Проведенный анализ позволил составить представление об отсроченных последствиях участия в школьном буллинге для молодых взрослых. Обе поставленные гипотезы подтвердились отчасти: частота встреч с буллин­гом связана с уровнем тревожности в близких отношениях; занимаемая роль связана с уровнем избегания в близких отношениях и депрессии; не обнаружено связей частоты и роли с благополучием и аутентичностью. Ограничением является тот факт, что распределение по ролям в ситуациях буллинга является неравномерным, по данным самоотчета, агрессоры от общей выборки составляют всего 4%, поэтому выявленная в данном исследовании связь между ролью агрессора и актуальным состоянием не может считаться надежной.

Самый низкий уровень тревожности в близких отношениях у тех, кто каждый день сталкивался с ситуациями травли, может объясняться механизмом десенсибилизации — привыкания к хроническому стрессу, приводящего к потере чувствительности и компенсационному снижению тревожности. Для тех, кто каждую неделю встречался с ситуациями травли, возможно, неопределенность в отношениях в сочетании с высокой вероятностью буллинга могла способствовать выработке привычного недоверия к людям, которое заставляет постоянно отслеживать, что происходит в текущий момент в отношениях, поскольку ситуация всегда расценивается как неопределенная. Наиболее сензитивным к участию в буллинге оказывается качество близких отношений. Однако показатель благополучия не показал значимых связей ни с одной из переменных, вопреки поставленным гипотезам, что указывает на необходимость дальнейших исследований.

Текстовые описания студентами воспринимаемых последствий участия в ситуациях буллинга позволяют выявить четыре основных сферы влияния: отношение к себе; отношения с другими; физическое и психическое здоровье; социальные достижения. Хотелось бы отметить, что среди ответов не встречалось подтверждений существующим стереотипам о травле — что она учит защищать себя, закаляет человека и делает его храбрым, позволяет приобрести коммуникативные навыки, облегчающие общение. Однажды упоминались занятия спортом, позволившие чувствовать себя респонденту в большей физической безопасности; отдельные случаи повышения уверенности в себе и выстраивания собственной благополучной траектории описаны как осуществленные вопреки, а не благодаря позиции жертвы в ситуациях травли («Отношение к жизни в целом очень меняется, когда ты, наперекор другим людям, начинаешь себя ценить, как ни крути»). Таким образом, ответы демонстрируют отсроченный негативный вклад буллинга в жизнь участников и скорее подтверждают идею о том, что буллинг наносит вред всем участникам, включая свидетелей и тех, кто занимал позицию автора насилия, а не является развивающей коммуникативной ситуацией.

В описаниях факторов, по мнению участников, влиявших на усиление или прекращение буллинга в классе, наиболее весомую роль играют пассивная/активная роль педагогов и администрации и общая отчужденно­агрессивная либо просоциальная атмосфера в школе.

Сравнение последовательного опыта социализации в школе и вузе показывает, что траектории переживания своего благополучия внутри учебной организации могут различаться: вуз может стать для студента ресурсной средой после тяжелого школьного опыта, а может восприниматься как более формальное и холодное пространство после сплоченного общения в школе; может оцениваться как сходная со школьной комфортная социальная среда или как аналогичная школьной небезопасная среда, провоцирующая одиночество и переживание отвержения. Результаты указывают на то, что неблагополучный школьный опыт «догоняет» выросших школьников в студенчестве — те, кто характеризуют школьную атмосферу негативно, демонстрируют более низкий уровень аутентичной жизни и в тенденции более высокий уровень самоотчуждения и депрессии.

Заключение

Итак, количественный и качественный анализ ответов студентов показывает, что опыт травли в школе не проходит бесследно. Опыт столкновений со школьным буллингом в детстве играет роль в том, как в дальнейшем выстраиваются отношения молодых взрослых с самими собой, с другими людьми, он оказывает влияние на физическое и психическое здоровье и социальные достижения. Наиболее чувствительной сферой, судя по полученным данным, оказывается качество близких отношений. Полученные результаты вносят вклад в понимание буллинга как значимого опыта, характерного для школьного возраста, но оказывающего отдаленные эффекты на здоровье и социализацию молодых взрослых, и ставят новые вопросы о роли школьного опыта в дальнейшей жизни взрослых.