Сравнительно-исторический анализ самооценки подростков с устойчивым противоправным поведением (1996, 2004 и 2020 г.)

В статье представлены результаты сравнительного анализа самооценки подростков с устойчивым противоправным и условно нормативным поведением, обследованных в 1996, 2004 и 2020 г. Цель анализа заключалась в выявлении устойчивых характеристик самооценки подростков с противоправным поведением, а также тех ее характеристик, которые опосредуются культурно-историческим контекстом становления личности. Представлены материалы трех эмпирических исследований, в которых приняли участие в общей сложности 338 подростков мужского пола 14—17 лет, в том числе 174 подростка с устойчивым противоправным поведением и 164 подростка с условно нормативным поведением. Использовалась методика исследования самооценки и определения уровня притязаний Дж. Манастера в адаптации Е.В. Сидоренко. Обработка результатов осуществлялась с помощью дисперсионного анализа. Установлено, что подростки с устойчивым противоправным поведением характеризуются более низкими, в сравнении со сверстниками с условно нормативным поведением, показателями общей, отраженной и максимальной самооценок, в то время как показатели перспективной и идеальной самооценки достоверно не различаются. При этом самооценка подростков с устойчивым противоправным поведением продемонстрировала более выраженную зависимость от социокультурного контекста становления личности, чем самооценка их сверстников с условно нормативным поведением.

Введение

Самооценка как элемент самоотношения традиционно рассматривается в качестве одного из «ядерных» образований личности, определяющих социальную адаптацию личности и регулирующих ее социальную активность. Сегодня является общепризнанным, что адекватная самооценка представляет собой важнейшую детерминанту благополучия человека и успешности его социального функционирования [Jordan, 2017]. Неадекватная самооценка, в свою очередь, тесно связана с проявлениями делинквентного поведения [Реан, 2016]. Значимость самооценки как фактора, определяющего склонность к делинквентному поведению, особенно велика в подростковом возрасте, который является сензитивным периодом становления самоотношения [Подольский, 2017], когда самооценка претерпевает наиболее существенные, в сравнении с другими периодами развития, изменения [Na, 2019]. Поддержание «положительного баланса самооценки» рассматривается как один из значимых мотивов подростковой преступности [Устинов, 2020].

Несмотря на то, что взаимосвязи между самооценкой и делинкветным (включая противоправное) поведением у подростков изучаются на протяжении нескольких последних десятилетий, сведения о характере самооценки подростков, имеющих опыт правонарушений, остаются противоречивыми. Первые данные свидетельствовали о том, что для таких подростков характерно занижение самооценки на фоне неблагоприятного самоотношения [Валицкас, 1989; Bibi; Cole, 1989; Glueck, 1950; Martín]. В поддержку этой гипотезы позднее было обнаружено, что подростки с противоправным поведением часто характеризуются нереалистичным идеальным Я, которое не позволяет им поддерживать положительную самооценку [Колкова, 2015; Юсупов, 2020], неустойчивостью представлений о себе [Соколова, 1989], а также экстернальностью самооценки и ее зависимостью от мнения других людей [Маркелова, 2017], низкой самоценностью и осознанием собственной неуспешности [Кокуев, 2003], снижением самоуважения и самопринятия [Раева, 2000]. В некоторых случаях, в первую очередь в ситуации неоднократного совершения противоправных действий, снижение самооценки может быть обусловлено эффектами самостигматизации [Moore, 2018].

В то же время другие исследователи отмечают, что подростки с делинкветным поведением могут характеризоваться завышенной самооценкой. Так, на примере подростков, совершивших правонарушения с применением агрессии, показано, что для них может быть типична завышенная или неустойчивая самооценка, которая способствует направлению гнева вовне для того, чтобы избежать пересмотра Я-концепции в сторону ее понижения [Baumeister, 1996]. У подростков, совершавших правонарушения неоднократно, зачастую отмечаются более высокие самооценки, чем у подростков, совершивших аналогичные действия единожды, что проявляется в отсутствии признания собственной делинквентной ориентации [Byrd, 1993]. Особое внимание уделяется «перспективным» и «возможным» самооценкам, которые, как показывают исследования, будучи положительными, являются значимым фактором успешности перехода от делинквентности к просоциальным формам поведения в подростковом возрасте [Na, 2019; Oyserman, 1990]. Противоречия в отношении сведений о характере самооценки подростков с противоправным поведением формируют компромиссную точку зрения о неадекватности (в сторону занижения или завышения) их самооценки [например: 2; 7].

Исследователи указывают на несколько причин, по которым данные о самооценке подростков с делинквентным поведением носят противоречивый характер. Во-первых, подчеркивается, что этому способствует неоднородность трактовки и конструкта «самооценка» и, следовательно, используемых эмпирических референтов в разных исследованиях, которая приводит к трудностям в сопоставлении результатов [Flynn, 2003]. Во-вторых, показано, что разные аспекты самооценки предопределяют склонность к правонарушениям различной направленности [Vermeiren], что предполагает необходимость дифференциации обследуемых выборок по этому основанию. C нашей точки зрения, помимо моментов, указанных выше, при анализе причин обозначенного противоречия необходимо учитывать еще и культурно-исторический контекст, в котором проходило становление личности обследованных подростков.

Сравнительно-исторические исследования, раскрывающие влияние на становление психики и личности социокультурного контекста, в котором разворачиваются процессы развития, получают широкое распространение в современной психологии. Исторические изменения психических и личностных феноменов детерминируются целым рядом факторов, среди которых необходимо отметить изменения в распределении ключевых ресурсов, характере социальных отношений и в содержании социальных норм [Drewelies]. Исследованиями показано, что исторические различия детерминируют трансформации различных аспектов психического, личностного потенциала человека [Гордеева, 2022; Собкин, 2021; Baltes, 2007] и, в том числе, его самооценки [Москвитина, 2020], которая очень чувствительна к социокультурному контексту становления личности, в первую очередь, к критериям социального сравнения, специфичным для конкретных исторических и социокультурных условий [Flynn, 2003]. Учитывая существенные изменения социального контекста становления личности подростков, произошедшие в России за последние десятилетия, а также криминальной субкультуры [Кузьмин, 2018], которая является значимым контекстом личностного развития подростков-делинквентнов [Реан, 2016], можно предполагать, что самооценка подростков с противоправным поведением в этот исторический период претерпевает определенные трансформации, анализ которых будет способствовать более глубокому пониманию особенностей самоотношения у таких подростков.

Сказанное выше определяет цель нашего исследования, которая заключается в сравнительном анализе самооценки подростков с устойчивым противоправным и условно нормативным поведением, обследованных в 1996, 2004 и 2020 гг., для выявления устойчивых характеристик самооценки подростков с противоправным поведением, а также тех ее характеристик, которые опосредуются культурно-историческим контекстом становления личности.

Материалы и методы

Сбор эмпирических данных осуществлялся в 1996, 2004 и 2020 гг. В исследовании на разных его этапах принимали участие 338 подростков мужского пола в возрасте 14—17 лет. Выборка была разделена на две подгруппы: 1) подростки с устойчивым противоправным поведением, имеющие неоднократный опыт нарушения закона, установленного в судебном порядке, обучающиеся в специализированном образовательном учреждении закрытого типа (далее — УПП); 2) подростки с условно нормативным поведением, составившие группу сравнения (далее — ГС). Подробная характеристика выборки приведена в табл. 1.

Таблица 1

Характеристика выборки

Анализ самооценки осуществлялся с помощью методики исследования самооценки и определения уровня притязаний способом шкалирования (G.J. Manaster, R.J. Coresini [Manaster, 1982] в адаптации Е.В. Сидоренко [Сидоренко, 1993]), которая позволяет охарактеризовать пять аспектов самооценки (общая самооценка, отраженная самооценка, максимальная самооценка, перспективная самооценка, идеальная самооценка; диапазон показателей — от 0 до 100), а также выраженность чувства неполноценности (разность показателей общей и идеальной самооценки), непризнанности окружающими (разность показателей общей и отраженной самооценки), экстернальность в отношении собственных возможностей (разность показателей максимальной и общей самооценки) и позитивность оценки собственного будущего (разность показателей перспективной и общей самооценки).

Статистическая обработка результатов исследования осуществлялась с помощью пакета прикладных статистических программа Statistica10.0 и включала расчет описательных статистик (M±S), а также корреляционный (коэффициент Пирсона, r) и дисперсионный (F) анализ.

Результаты

Анализ средних описательных статистик, характеризующих самооценку подростков, показал, что изменения ее отдельных показателей неоднородны (табл. 2).

Таблица 2

Описательные статистики, характеризующие самооценку подростков УПП и ГС
в 1996, 2004 и 2020 гг.

Примечание: «*» — р≤0,05; «**» — р≤0,01; «***» — р≤0,001.

Показатели общей, отраженной и перспективной самооценки продемонстрировали значимые изменения в течение рассматриваемого периода. Эти показатели в выборках подростков УПП и ГС в период с 1996 по 2004 г. существенно возрастают и к 2020 г. несколько снижаются. При этом показатели общей и отраженной самооценки у подростков УПП в целом ниже, чем в ГС; исключение составляет только 2004 год, где они незначительно превышают аналогичные показатели ГС. Снижение показателей общей и отраженной самооценки в исследовании 2020 г. определяется, в первую очередь, их динамикой в выборке подростков УПП, в то время как в ГС эти показатели значительно более устойчивы на протяжении анализируемого периода. Показатели максимальной и идеальной самооценки свидетельствуют о наибольшей устойчивости, причем максимальная самооценка во всех трех исследованиях у подростков УПП оказалась ниже, чем в ГС, в то время как идеальная самооценка не различалась.

Корреляционный анализ продемонстрировал, что показатели отдельных аспектов самооценки продемонстрировали наиболее тесные связи друг с другом при анализе результатов исследования 2020 г., наименьшее — 2004 г. (табл. 3). В выборке подростков УПП в исследовании 2004 г. показатели максимальной и идеальной самооценки оказались не включенными в общую структуру взаимосвязей, в остальных выборках прямые или опосредованные корреляции связывали между собой все показатели самооценки.

Таблица 3

Количество корреляционных взаимосвязей между показателями самооценки
и значение коэффициентов корреляции

Анализ дополнительных параметров (табл. 4) позволил отметить, что в 2004 г. подростки УПП, как и их сверстники из ГС, испытывали минимальные переживания собственной неполноценности и недооцененности окружающими людьми. Кроме того, в том же 2004 г. подростки УПП достоверно меньше были склонны занимать экстернальную позицию в отношении собственного будущего, чем их сверстники из ГС. Кроме того, в 2020 г. подростки, в особенности из группы УПП, продемонстрировали наиболее высокие показатели позитивности отношения к собственному будущему, которые существенно выросли по сравнению с 1996 г. Остальные показатели 2020 г. в большей степени похожи на результаты 1996 г., чем 2004 г.

Таблица 4

Описательные статистики, характеризующие дополнительные параметры
анализа самооценки подростков УПП и ГС в 1996, 2004 и 2020 гг.

Примечание: «**» — р≤0,01; «***» — р≤0,01.

Обсуждение результатов

Наши результаты в целом подтвердили данные о том, что для подростков с устойчивым противоправным поведением характерна более низкая самооценка, в сравнении с их сверстниками, не совершавшими правонарушений [1; 21; 23; 26; 30 и др.], в первую очередь в аспектах общей, отраженной и максимальной самооценки. Показатели максимальной самооценки подростков-правонарушителей во всех трех срезах достоверно ниже аналогичных показателей в выборке их законопослушных сверстников. На наш взгляд, этот результат указывает на устойчивую более низкую оценку собственных возможностей подростками-правонарушителями, что несколько противоречит данным, полученным зарубежными исследователями [Byrd, 1993], и, возможно, отражает специфику российской социальной действительности. Также, вопреки ожиданиям, ни в одном из срезов не было получено достоверных различий между подростками-правонарушителями и их сверстниками с условно нормативным поведением по показателям идеальной самооценки. В связи с этим можно предположить, что основной вклад в снижение общей самооценки подростков с устойчивым противоправным поведением вносят особенности не идеальной, а максимальной самооценки, которая характеризует представления о собственном потенциале развития, что сохраняет актуальность на протяжении всего рассматриваемого исторического отрезка.

Наиболее «чувствительными» к особенностям культурно-исторического контекста становления личности в обеих группах оказались показатели общей, отраженной и перспективной самооценки, которые были достаточно низкими в 1996 г., достигали максимальных значений в 2004 г. и несколько снижались к 2020 г., при этом в выборке подростков с устойчивым противоправным поведением описанная динамика показателей общей и отраженной самооценки проявляется достоверно ярче, чем в выборке их сверстников с условно нормативным поведением. Данные, полученные в 2004 г., оказались в значительно большей степени отличающимися от результатов 1996 и 2020 гг., как по количественным характеристикам отдельных аспектов самооценки и их интегрированности друг с другом, так и по дополнительным параметрам. Представляется, что этот результат отражает социальную неопределенность, на которую «наложилось» становление личности подростков в начале 2000-х гг., которая, с одной стороны, способствовала более высоким самооценкам подростков обеих групп, однако, с другой стороны, дифференцировала их по параметру «экстернальность в отношении собственных возможностей», который в тот период оказался значительно менее выражен в группе подростков с устойчивым противоправным поведением. Можно предполагать, что в условиях неопределенности криминальная субкультура давала подросткам дополнительные возможности для ощущения контроля над собственной жизнью, которых были лишены их сверстники с условно нормативным поведением, что, по всей вероятности, и позволяло подросткам-правонарушителям поддерживать в тот период довольно высокую самооценку, в некоторых аспектах превосходящую самооценку их сверстников, не совершавших правонарушений. Это предположение соответствует характеристикам криминальной субкультуры, описанной в литературе [Злоказов, 2022]. В целом, если рассматривать данные 2020 г. как результаты, полученные в выборках подростков, становление личности которых происходило в более стабильных и определенных культурно-исторических условиях, можно отметить, что данные о более низкой самооценке подростков с устойчивым противоправным поведением, а также о большей противоречивости и меньшей интеграции различных аспектов их самооценки характеризуют самооценку подростков-правонарушителей в периоды относительной социальной стабильности. В период острой социальной неопределенности самооценка подростков с устойчивым противоправным поведением, напротив, оказывается менее устойчивой, чем самооценка их сверстников с условно нормативным поведением, которая, напротив, сохраняет в условиях неопределенности несколько большую стабильность, что соответствует имеющимся данным о меньшей устойчивости самооценки подростков-правонарушителей [Соколова, 1989] и дополняет их.

Отдельного внимания, на наш взгляд, заслуживают сведения о динамике перспективной самооценки подростков, прежде всего подростков-правонарушителей. Последовательное увеличение показателя «позитивность представлений о собственном будущем» наряду с достаточно высокими перспективными самооценками в период с 1996 по 2020 гг., являющихся, по мнению исследователей [Hassan; Manaster, 1982], превентивными факторами, способствующими отказу от делинквентного поведения, может интерпретироваться как отражение роста эффективности мер по профилактике и преодолению делинквентного поведения в подростковой среде, предпринимаемых в России в последние десятилетия.

Отметим, что обсуждение результатов, представленных в этой статье, сосредоточено на описании динамики самооценки подростков-правонарушителей и в перспективе может быть продолжено более глубоким анализом изменения самооценок подростков с условно нормативным поведением, что выходит за пределы предметного поля, заявленного в данной публикации.

Ограничения исследования

Ограничения исследования определяются характером выборки: в исследовании принимали участие только подростки мужского пола, совершившие правонарушения различного характера, в то время как самооценка подростков-делинквентов, возможно, имеет гендерно обусловленные особенности и, кроме того, различается в зависимости от типа правонарушений, совершаемых подростками [Vermeiren]. Помимо этого, в исследование включены данные за последние 25 лет, однако не проанализированы более ранние сведения о самооценке подростков-правонарушителей, становление личности которых происходило в более стабильной историко-культурной и социально-экономической ситуации (например, в период позднего СССР). Преодоление этих ограничений составляет перспективу нашего исследования.

Заключение

Таким образом, полученные результаты поддерживают полученные в других исследованиях данные о том, что для подростков-правонарушителей в целом характерна более низкая, чем для их сверстников с условно нормативным поведением, общая самооценка. При этом показано, что основной вклад в снижение общей самооценки подростков с противоправным поведением вносит не идеальная, а максимальная самооценка, характеризующая представление подростков о собственном потенциале. Отмечена фиксировавшаяся ранее неустойчивость самооценки подростков-правонарушителей, которая выражается в том, что описанные закономерности проявляются в периоды относительной социальной стабильности и не наблюдаются в периоды острой социальной неопределенности, в которые подростки-правонарушители ощущают себя более «сориентированными» в происходящих изменениях, что, вероятно, укрепляет их самооценку. Полученные результаты необходимо учитывать при разработке программ мероприятий по психологическому сопровождению становления личности подростков, в частности, уделять особое внимание профилактике глубокой интеграции подростков в социальные группы, разделяющие ценности криминальной субкультуры, в периоды социальной неопределенности.

1. Валицкас Г.К., Гиппенрейтер Ю.Б. Самооценка у несовершеннолетних правонарушителей // Вопросы психологии. 1989. № 1. С. 45–54.
2. Вэтра А.В., Ганишина И.С., Марьин М.И. Психологические особенности самоотношения несовершеннолетних, подозреваемых, обвиняемых, осужденных за насильственные преступления [Электронный ресурс] // Психология и право. 2022. Том 12. № 1. С. 91–102. doi:10.17759/psylaw.2022120108
3. Гордеева Т.О., Сычев О.А., Сухановская А.В. Динамика учебной мотивации и ориентации на оценки у российских подростков в период с 1999 по 2020 гг. [Электронный ресурс] // Культурно-историческая психология. 2022. Том 18. № 3. С. 104–112. doi:10.17759/chp.2022180313
4. Злоказов К.В. Влияние криминальной субкультуры на взаимодействие несовершеннолетних правонарушителей с социальным окружением [Электронный ресурс] // Пенитенциарная наука. 2022. Том 16. № 1 (57). С. 97–106. doi:10.46741/2686-9764.2022.57.1.010
5. Кокуев А.А. Особенности доверия к себе и другим у несовершеннолетних преступников, отбывающих наказание в виде лишения свободы: Дисс. ... канд. психол. наук. Ростов-на-Дону, 2003. 218 с.
6. Колкова С.М., Вишнякова Н.Н. Самоотношение подростков с делинквентным поведением // Психология обучения. 2015. № 6. С. 42–49.
7. Кошелева Г.Я., Охапкин А.С., Северова Е.А. Особенности самосознания у несовершеннолетних правонарушителей // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2008. № 3. С. 85–86.
8. Кузьмин С.И. Становление и развитие криминальной субкультуры в России // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2018. № 3 (43). С. 9–16.
9. Маркелова Т.В., Барсуков А.В. Проблема генеза самоотношения подростков с асоциальным поведением // Проблемы современного педагогического образования. 2017. № 56-4. С. 338–347.
10. Москвитина О.А. Самооценка личности в контексте ценностей разных эпох [Электронный ресурс] // Межпоколенческие отношения: современный дискурс и стратегические выборы в психолого-педагогической науке и практике. М.: Изд-во ПИ РАО, 2020. С. 235–238. doi:10.24411/9999-047A-2020-00066
11. Подольский А.И., Идобаева О.А. Особенности связи самоотношения и ценностно-мотивационной направленности у делинквентных подростков // Образование личности. 2017. № 4. С. 12–30.
12. Раева В.М. Особенности Я-концепции несовершеннолетних правонарушителей: Дисс. ... канд. психол. наук. М., 2000. 174 с.
13. Реан А.А. Деформация личности при делинквентном поведении // Вестник Московского университета МВД России. 2016. № 1. С. 228–231.
14. Сидоренко Е.В. Экспериментальная групповая психология. Комплекс «неполноценности» и анализ ранних воспоминаний в концепции Альфреда Адлера. СПб: Изд-во СПбГУ, 1993. 152 с.
15. Собкин В.С., Калашникова Е.А. К вопросу о межпоколенческих различиях в социальном самочувствии подростков: жизненная позиция и оценка значимости угроз [Электронный ресурс] // Психологическая наука и образование. 2021. Том 26. № 3. С. 54–69. doi:10.17759/pse.2021260303
16. Соколова Е.Т. Самосознание и самооценка при аномалиях личности. М.: Изд-во МГУ, 1989. 213 с.
17. Устинов Д.В. Психологические предпосылки возникновения преступных мотивов самоутверждения и повышения самооценки у несовершеннолетних правонарушителей // Личностные и ситуационные детерминанты поведения и деятельности человека. Материалы Международной научно-практической конференции. Донецк: Донецкий национальный университет, 2020. С. 187–194.
18. Юсупов П.Р., Мардасова Т.А., Кузьмина А.С. Агрессивное поведение несовершеннолетних правонарушителей в контексте акцентуаций характера и самоотношения личности [Электронный ресурс] // Вестник Кемеровского государственного университета. 2020. Том 22. № 2 (82). С. 471–480. doi:10.21603/2078-8975-2020-22-2-471-480
19. Baltes P.B., Lindenberger U., Staudinger U.M. Life span theory in developmental psychology. // Theoretical models of human development / W. Damon, R.M. Lerner (eds.). New York, NY: Wiley, 2007. Р. 569–664.
20. Baumeister R.F., Smart L., Boden J.M. Relation of threatened egotism to violence and aggression: the dark side of high self-esteem // Psychological Review. 1996. Vol. 103. P. 5–33. doi:10.1037/0033-295x.103.1.5
21. Bibi S., Masood S., Mussawar B., Khaliq A. Relationship between Self Concept and Deviant Behavior among Adolescents // Scientific Journal of Neurology & Neurosurgery. Vol. 7(1). P. 7–13.
22. Byrd K.R., O’Connor K., Thackrey M., Sacks J.M. The Utility of Self-Concept as a Predictor of Recidivism Among Juvenile Offenders // The Journal of Psychology. 1993. Vol. 127(2). P. 195–201. doi:10.1080/00223980.1993.9915554
23. Cole P.G., Chan L.K., Lytton L. Perceived Competence of Juvenile Delinquents and Nondelinquents // Journal of Special Education. 1989. Vol. 23. P. 294–302. doi:10.1177/002246698902300305
24. Drewelies J., Huxhold O., Gerstorf D. The role of historical change for adult development and aging: Towards a theoretical framework about the how and the why // Psychology and Aging. Vol. 34(8). P. 1021–1039. doi:10.1037/pag0000423
25. Flynn H.K. Self Esteem Theory and Measurement: A Critical Review // Thirdspace: a journal of feminist theory & culture. 2003. Vol.
26. Glueck S., Glueck E. Unraveling juvenile delinquency. Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1950. 385 p.
27. Hassan N., Rosly M.A.A. Vocational Education and Training for Young Offenders in Juvenile Approved Schools // International Journal of Academic Research in Progressive Education and Development. Vol. 10(1). P. 642–650. doi:10.6007/ijarped/v10-i1/9620
28. Jordan C.H., Zeigler-Hill V., Cameron J.J. Self-esteem // Encyclopedia of personality and individual differences / V. Zeigler-Hill, T. Shackelford (eds.). Springer, Cham, 2017. doi:10.1007/978-3-319-28099-8_1169-1
29. Manaster G.J., Coresini R.J. Individual psychology. Theory and practice. Itasca, IL: Peacock, 1982. 322 p.
30. Martín A.M., De la Fuente L., Hernández A., Zaldívar F., Ortega-Campos E., García-García J. Psychosocial Profile of Juvenile and Adult Offenders Who Acknowledge Having Committed Child-to-Parent Violence // International Journal of Environmental Research and Public Health. Vol. 19. P. 601. doi:10.3390/ijerph19010601
31. Moore K.E., Milam K.C., Folk J.B., Tangney J.P. Self-stigma among criminal offenders: Risk and protective factors // Stigma and Health. 2018. Vol. 3(3). P. 241– doi:10.1037/sah0000092
32. Na C., Jang S.J. Positive Expected Selves and Desistance among Serious Adolescent Offenders // Journal of Developmental and Life-Course Criminology. 2019. Vol. P. 310–334. doi:10.1007/s40865-019-00109-4
33. Orth U., Erol R.Y., Luciano E.C. Development of self-esteem from age 4 to 94 years: A meta-analysis of longitudinal studies // Psychological Bulletin. 2018. Vol. 144(10). P. 1045– doi:10.1037/bul0000161
34. Oyserman D., Markus H.R. Possible selves and delinquency // Journal of Personality and Social Psychology. 1990. Vol. 59(1). P. 112–
35. Vermeiren R., Bogaerts J., Ruchkin V., Deboutte D., Schwab-Stone M. Subtypes of self-esteem and self-concept in adolescent violent and property offenders // Journal of Child Psychology and Psychiatry. Vol. 45. P. 405–411. doi:10.1111/j.1469-7610.2004.00231.x