Взаимосвязь субъективного благополучия и социальной активности личности: кросскультурный аспект

Возросший интерес исследователей к кросскультурному изучению субъективного благополучия связан прежде всего с выявлением характеристик его содержательной наполненности, критериев и оснований в соотнесении с принадлежностью личности к той или иной социокультурной общности.

Кросскультурные исследования субъективного благополучия, выполненные зарубежными исследователями, в большинстве случаев посвящены выявлению объективных и субъективных критериев качества жизни, одним из которых выступает субъективное благополучие (удовлетворенность жизнью). Так, например, Организация экономического сотрудничества и развития (OECD) опубликовала рейтинг качества жизни в 110 странах мира, составленный по итогам 2011 г. и включающий 11 параметров, в числе которых — жилье, доход, занятость, образование, удовлетворенность жизнью, безопасность, субъективное благополучие и др. [12]. Согласно представленным данным, уровень общей удовлетворенности жизнью россиян по шкале от 0 до 10 соответствует рангу 5,3, что существенно ниже, чем в среднем по странам ОЭСР (ранг 6,7). В целом общая позиция России в данном рейтинге стран мира соответствует 59-му месту, что на 4 позиции выше, чем в прошлом году [12]. К наиболее «субъективно благополучным» странам причислены Дания, Австралия, Австрия, Бельгия, Франция и др. В контексте сказанного небезынтересно уточнение М. Рокича относительно того, что качество жизни является терминальной ценностью, описываемой в обыденной жизни как «счастливая», «комфортная жизнь». В этом смысле качество жизни является конечной целью человечества, поэтому основная задача социальных (государственных) институтов заключается в его повышении [11, с. 123].

В зарубежной литературе субъективное благополучие представлено как многофакторный конструкт, представляющий собой сложную взаимосвязь культурных, социальных, психологических, экономических факторов. В качестве доминирующих, по мнению некоторых исследователей, рассматриваются социальные, социально-экономические факторы: жилье, образование, занятость, брак, материальный достаток [13]. Однако по некоторым оценкам, совокупный вклад этих переменных в изменчивость уровня субъективного благополучия не превышает 8—15 % [2; 8; 14]. Так, в работах М. Аргайла показано, что уровень финансового благополучия и степень субъективного благополучия коррелируют положительно, однако абсолютное значение коэффициента корреляции не слишком велико [3]. Это объясняется тем, что основное влияние дохода носит опосредованный характер — через улучшение условий жизни, поддержание здоровья, получение образования и т. д. Не вызывает сомнений определенный вклад этих факторов в уровень субъективного благополучия, но более существенным, на наш взгляд, является их субъективная значимость. Субъективная оценка психологического благополучия отражает положение личности в системе социальных отношений, в контексте культуры, системы ценностей в соотнесении с собственными целями, представлениями и ожиданиями. В каждой культуре существуют доминирующие ценности-цели, согласованность которых с индивидуальными ценностями-целями, как отмечают исследователи, приводит к возникновению позитивных переживаний, поддержанию субъективного благополучия [8], достижению оптимального уровня социальной продуктивности личности.

Резюмируя вышесказанное, отметим, что оценивание благополучия собственной жизни может происходить в разных системах измерения. В одном случае ориентиром является социально признанная модель благополучия для данной культуры, в другом — субъективная система измерений, основанием которой выступает субъективная иерархия жизненных ценностей, представлений о благополучии, областей жизнедеятельности, в которых личность видит главную сферу своей самореализации.

В этой связи в современных кросс- культурных исследованиях особый интерес вызывает изучение характеристик субъективного благополучия личности, ее социальной активности в контексте ее социализации (социумизации, этниза- ции и культуризации).

Известно, что результатом социализации как процесса присвоения норм, ценностей и эталонов посредством включения индивида в социальную среду, в систему социальных отношений и связей выступает интернализация социальных норм и ценностей, их преобразование в собственные. Однако весьма существенным является и то, что преобразование социального опыта предполагает активность личности в его последующей реализации через систему субъективных отношений и переживаний. В этом случае социализация предстает как процесс формирования социальной активности личности и соответствующих способов ее реализации.

Вместе с тем особое внимание заслуживает тот факт, что в процессе социализации, с одной стороны, происходит социальное нормирование активности субъекта по отношению к себе и окружающему миру, а с другой — субъектива- ция социального нормирования активности придает определенную вариативность проявлению преобразовательной активности субъекта. Очевидно, что социальная активность личности «оформляется» на «пересечении» социально заданных норм активности и субъективной сопричастности к социально заданным нормам, что проявляется в зависимости от социокультурного, этнокультурного контекста весьма специфично и вариативно. В этом случае субъектива- ция процесса нормирования предстает в качестве механизма реализации социальной активности личности.

Согласно концепции Л.С. Выготско­го, социально-культурная среда, глубоко трансформируя личность, развивает целый ряд новых форм и приемов ее поведения [4, с. 209] и приводит к порождению качественно новых психологических систем, способных отражать мир социальных отношений, свой собственный внутренний мир, сформированный в отношении к себе и другим людям. Между тем, развивая идеи Л.С. Выготского, Л.И. Анцыфирова отмечает разнона- правленность социальных воздействий, уточняя при этом, что любые социальные воздействия — это «факторы, актуа­лизирующие, стимулирующие, направляющие, поддерживающие или — тормозящие, блокирующие, деформирующие психологические усилия личности, психологическую активность, внутреннюю работу по субъективированию извне задаваемого содержания, по включению в контур своего индивидуально-психологического бытия фрагментов общественной жизни, по развитию способов построения психологических эквивалентов того, что задается обществом» [2, с. 10]. К основным психологическим условиям, определяющим степень эффективности различных воздействий, цитируемый автор относит высокий уровень активности субъекта, субъективное отношение к себе и субъективное отношение к миру. Данное обстоятельство приводит к мысли, что в качестве мощных инстанций социально-психологического опосредования воздействия внешних факторов выступает субъективное благополучие как интегральная система субъективных отношений и их переживаний. Полагаем, что разнонаправленность социальных воздействий находит отражение и в структурной организации субъективного благополучия, и в ее межфункцио­нальных связях с другими системными образованиями (например, ценностно­смысловой, саморегуляции, социальной идентичности и др.). Не является исключением и то, что субъективное благополучие выступает одним из межсистемных механизмов регуляции избирательной активности субъекта в разных сферах социальной жизнедеятельности.

Выявление кросскультурных особенностей социальной активности и субъективного благополучия личности предполагает обращение к идентичности, в частности этнической, «как одного из видов социокультурного самоопределения» [9, с. 32], рассматриваемой в большинстве случаев не как внутриличност- ный, а как интерсубъектный феномен. При этом важной характеристикой подобного «социокультурного самоопределения» является валентность идентичности (степень «позитивности-негативности»). В ряде работ показано, что принятие своей позитивной этнической идентичности выступает существенным фактором субъективного благополучия личности [3; 8]. Вместе с тем множество данных, представленных в литературе, свидетельствует, что негативная коллективная (этническая, культурная) идентичность связана с негативным отношением к представителям иных этнических и культурных групп [8]. В этой связи вполне правомерно обращение к изучению этнической идентичности как идентификационной матрицы отношений к собственной группе и представителям иных этнических, культурных групп. Специфика структурной организации этнической идентичности, проявляющаяся в соотношении выраженности ее оценочных компонентов, задает определенную конфигурацию системы субъективных отношений, выступающей основанием и субъективного благополучия, и социального содержания активности личности. При этом этническая идентичность выступает одним из механизмов сорегуляции субъективного благополучия и социальной активности личности.

Социальная активность, являясь одной из центральных характеристик субъектной позиции личности, представляет собой сложное, динамическое, интегральное образование, ключевыми элементами которого выступают прежде всего осознанность, избирательность, инициативность, самостоятельность и креативность. По утверждению К.А. Абульхановой-Славской, активность определяется как особое высшее личностное образование, связанное с жизненным путем, целостной и ценностной организацией, проявляющееся в формировании жизненной позиции личности, ее жизненной линии, смысла и концепции жизни [1]. Многими исследователями особо подчеркивается необходимость включения социальной активности в дискурс повышения конкурентоспособности, социальной мобильности личности, ее готовности к взаимодействию с изменяющимся миром, оптимизации субъективного благополучия. Изучение именно этой психологической реальности применительно к молодежи является немаловажной научной задачей уже хотя бы потому, что являясь значимым индикатором происходящих перемен (социальных, социокультурных и т. д.) в обществе, молодежь представляет собой еще и прообраз будущего своей страны.

Таким образом, вариативность проявления взаимосвязи субъективного благополучия и социальной активности порождается комплексом факторов, сменностью их доминирования и спецификой их взаимодействия.

Полагаем, что кросскультурное изучение характеристик субъективного благополучия и социальной активности и их взаимосвязи, с одной стороны, позволит выявить особенности структурной организации субъективного благополучия, его содержательной наполненности, специфики проявления социальной активности, с другой — приблизит нас к пониманию механизмов сорегуляции субъективного благополучия и социальной активности личности представителей разных культур.

Методическое обеспечение эмпирического исследования

Эмпирическое исследование выполнено на пропорционально подобранной выборке представителей российской и французской молодежи (г. Саратов и г. Корбей-Эссонн Иль-де-Франс); N = = 60, возраст 18—20 лет; причисляющих себя к русским — 30 человек, к французам — тоже 30 человек.

Для регистрации параметров субъективного благополучия была применена созданная французскими психологами (Perrudet-Badoux, Mendelsohn, Chiche) шкала субъективного благополучия, которая была адаптирована в России М.В. Соколовой [5]. Шкала содержит 17 пунктов, содержание которых связано с эмоциональным состоянием, социальным поведением и некоторыми физическими симптомами. В соответствии с адаптированным вариантом методики предлагается дифференциация по шести кластерам: 1) напряженность и чувствительность; 2) признаки, сопровождающие основную психоэмоциональную симптоматику; 3) изменение настроения; 4) значимость социального окружения;

5) самооценка физического здоровья; 6)степень удовлетворенности повседневной деятельностью. Обобщенное суждение о субъективном благополучии делается на основе сложения баллов, полученных по всем кластерам. Согласно методике М.В. Соколовой, чем выше индекс, тем ниже уровень субъективного благополучия.

Для выявления характеристик идентификационной матрицы отношений к собственной группе и представителям иных этнических, культурных групп использовалась методика Г.У. Солдатовой и С.В. Рыжовой «Типы этнической идентичности» [7].

Для выяснения установочных предпочтений социальной активности и их выраженности в той или иной сфере был применен «Морфологический тест жизненных ценностей» В.Ф. Сопова и Л.В. Карпушиной [6]. Отметим, что ценности лежат в основе структуры социальной активности и регламентируют ее характер. Основным диагностическим конструктом методики являются терминальные ценности: развитие себя;духовное удовлетворение; креативность; активные социальные контакты; собственный престиж; высокое материальное положение; достижение; сохранение собственной индивидуальности. Ценности реализуются в различных жизненных сферах: в профессиональной; образовании; семье; общественной сфере; увлечениях; в физической активности. При этом они образуют паттерны «ценность-сфера».

В качестве математико-статистических методов были использованы сравнительный анализ данных с применением t-критерия Стьюдента, факторный анализ с применением пакета программы Statistica for Windows 6,0.

Результаты исследования и их обсуждение

Межгрупповой сравнительный анализ выраженности средних показателей субъективного благополучия в выборках российской и французской молодежи показал существенные различия на достоверно значимом уровне относительно таких показателей, как напряженность и чувствительность (р < 0,01); психоэмоциональная симптоматика (р < 0,001); значимость социального окружения (р <0,001); степень удовлетворённости повседневной деятельностью (р < 0,001). Различий показателей «изменение настроения» и «самооценка физического здоровья» не обнаружено. Уровень субъективного благополучия в выборке французской молодежи существенно выше (< 0,05). В целом основанием переживания субъективного благополучия в выборке русских выступает удовлетворенность своей деятельностью, в то время как в выборке французов особую значимость приобретает социальное окружение, мнение, оценка, признание которого для них весьма существенно. Данный факт свидетельствует о проявлении вариативности субъективного критерия в оценке своего благополучия: внутреннего — для русских, внешнего — для французов.

Сравнительный анализ структурной организации идентификационной матрицы отношений к собственной группе и представителям иных этнических, культурных групп позволил выявить существенные различия в исследуемых выборках. Прежде всего отметим доминирующую выраженность позитивной этнической идентичности (ср. знач. 14,74) и этно­индифферентности (ср. знач. 8,56) в выборке российской молодежи. Кроме того, этнонигилизм (ср. знач. 1,93) в данной выборке отличается наименьшей представленностью на достоверно значимом уровне. В выборке французов отмечается наибольшая выраженность позитивной этнической идентичности (ср. знач. 10,18), национального фанатизма (ср. знач. 9,68) и этноиндифферентности (ср. знач. 9,03). В наименьшей степени представлен этно­нигилизм (ср. знач. 3,14) на статистически достоверном уровне. Данный факт свидетельствует о проявлении толерантности представителями русской и французской молодежи по отношению к собственной и другим этническим группам, готовности к межэтническим контактам. Однако это вовсе не предполагает эмоциональной однозначности этих отношений. Так, в выборке французов отмечается позитивное принятие своей этноидентичности в сочетании с установками на этническую индифферентность и этнофанатизм. Это можно интерпретировать как проявление национального чувства гордости, гипертрофированного стремления к позитивной этнической идентичности. В выборке русских на фоне ярко выраженного проявления толерантности по отношению к собственной и другим этническим группам отмечается достаточно высокая представленность этнической индифферентности в сочетании с этнонигилизмом, имеющим низкую выраженность. Данный факт свидетельствует, на наш взгляд, в большей степени о неактуальности этничности в межэтнических отношениях.

Опираясь на данные сравнительного анализа выраженности установочных предпочтений у представителей российской и французской молодежи, можно констатировать наличие существенных различий на достоверно значимом уровне.

В отличие от представителей французской молодежи, для которых ценность собственного престижа наиболее значима, у представителей российской молодежи наиболее предпочитаемой является такая ценность, как креативность (р <0,01). Обнаружены достоверные различия выраженности таких жизненных сфер, как семейная, предпочтение которой выражено в выборке российской молодежи (р < 0,01), и сфера общественной активности, значимость которой весьма существенна в выборке французов (р < 0,01).

В целом наиболее предпочитаемыми для представителей российской молодежи являются ценности креативность и сфера семейных отношений, в то время как для представителей французской молодежи — собственный престиж и сфера общественной активности.

Выявлены существенные различия паттернов «ценность-сфера» в исследуемых выборках. В выборке россиян стремление к саморазвитию, самосовершенствованию реализуется в сфере семейной жизни, с которой связано и стремление к достижению семейного благополучия. Иначе говоря, семья, ее благополучие являются приоритетными для представителей российской молодежи. Кроме того, обнаружены значимые различия в проявлении креативности в сферах образования (p < 0,001), общественной активности (p < 0,01), увлечений (p <0,01) в пользу российской молодежи. Это значит, что для данной категории испытуемых характерно проявление активности, инициативы, стремление к реализации своих творческих возможностей и в сфере образования, и в своих увлечениях, и в общественной жизни.

Представители французской молодежи, напротив, демонстрируют равнодушие к возможности проявления креа­тивности практически во всех жизненных сферах. Однако в отличие от русских, французы более ориентированы на завоевание своего признания практически во всех сферах жизнедеятельности (образование, семья, профессиональная, общественная и физическая активность) в соответствии с принятыми социальными нормами. Весьма существенны для данной категории респондентов возможность расширения социальных контактов в сфере общественной активности (p <0,01) и материальное благополучие семьи (p < 0,05). Очевидно, содержательной наполненностью социальной активности у представителей французской молодежи является прежде всего признание собственной значимости социальным окружением практически во всех сферах жизнедеятельности в сочетании с возможностью расширения круга общения в общественной сфере.

Резюмируя вышесказанное, отметим, что выявлены существенные различия содержательной наполненности и направленности социальной активности представителей российской и французской молодежи. Выборка русских отличается проявлением социальной активности, содержание которой связано с инициативно-творческим отношением к образованию, общественной жизни, увлечениям. Социальная активность французской молодежи связана преимущественно со стремлением к собственному престижу, завоеванием признания социальным окружением в соответствии с принятыми социальными нормами и предписаниями практически во всех сферах жизнедеятельности, с расширением социальных контактов в общественной сфере, что в целом свидетельствует о более широком диапазоне проявления социальной активности.

Факторный анализ с использованием процедуры варимакс-вращения (vari- max-raw) позволил выявить структурную организацию взаимосвязей параметров субъективного благополучия, этнической идентичности и социальной активности в исследуемых выборках. Выделенные факторы интерпретировались нами как основания переживания субъективного благополучия.

В выборке представителей французской молодежи факторный анализ эмпирических данных позволил выделить три фактора с общей дисперсией 54,4 %.

Первый фактор определен как «расширение социальных контактов». Его вклад в общую суммарную дисперсию составляет 24,5 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: индекс выраженности социальных контактов (0,749), удовлетворенность повседневной деятельностью (0,588), этноэго­изм (-0,560). Выделение этого фактора свидетельствует о проявлении активности представителями французской молодежи по расширению круга общения, невзирая на национальную принадлежность окружающих, что приводит к переживанию чувства удовлетворенности.

Второй фактор определен нами как «социальный престиж». Его вклад в общую суммарную дисперсию составляет 19,2 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: престиж в профессиональной сфере (0,712), креативность в сфере общественной жизни (0,664), креатив­ность в сфере образования (0,630). Очевидно, достижения признания, определенного статуса в профессиональной сфере позволяют расширить сферы реализации своих творческих возможностей.

Третий фактор — «стремление к независимости ». Его вклад в общую суммарную дисперсию составляет 10,7 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: индекс выраженности сохранения индивидуальности (0,762), индекс сохранения индивидуальности в сфере образования (0,694), индекс выраженности субъективного благополучия (0,520). Иначе говоря, стремление к независимости, проявлению своей собственной позиции (особенно в сфере образования) приводит к поддержанию оптимального уровня субъективного благополучия.

В выборке представителей российской молодежи факторный анализ эмпирических данных позволил выделить три фактора с общей дисперсией 58,2 %.

Первый фактор определен нами как «социально активная позиция». Его вклад в общую суммарную дисперсию составляет 27,3 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: индекс выраженности креативности (0,872), индекс выраженности социальных контактов (0,852), индекс выраженности саморазвития (0,822), индекс выраженности достижения (0,812), саморазвитие в сфере образования (0,705). Выделение этого фактора свидетельствует о готовности представителей российской молодежи к проявлению социально активной позиции.

Второй фактор мы назвали «стремлением к независимости». Его вклад в общую суммарную дисперсию составляет 18,7 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: интегральный индекс выраженности сохранения индивидуальности (0,681), психоэмоциональная симптоматика (-0,650), интегральный индекс субъективного благополучия (0,600). Иными словами, стремление к независимости, проявлению своей собственной позиции приводит к переживанию субъективного благополучия.

Третий фактор — «гипертрофированное проявление этнической идентичности ». Его вклад в общую суммарную дисперсию 12,2 %. Фактор имеет высокие нагрузки от следующих переменных: интегральный индекс материального благополучия (0,727), этнофанатизм (0,615), сохранение индивидуальности в профессиональной сфере (0,648). Выделение этого фактора позволяет говорить, что самореализация в профессиональной сфере, достижение материального благополучия сопровождаются переживанием собственной значимости и уверенностью в себе, что, вероятно, провоцирует гипертрофированное проявление этнической идентичности.

Выводы

Результаты выполненного исследования позволяют сформулировать следующие выводы.

1.    Существуют общие и специфические особенности субъективного благополучия личности для представителей российской и французской молодежи: общие проявляются в недостаточно высоком уровне физического благополучия; специфические — в проявлении вариативности субъективного критерия в оценке своего благополучия: внутреннего критерия (удовлетворенность своей деятельностью) — для россиян, внешнего критерия (престиж, признание социальным окружением) — для французов. Уровень субъективного благополучия в выборке французской молодежи существенно выше.

2.    В выборке российской молодежи содержательная наполненность социальной активности связана с проявлением инициативно-творческого отношения к образованию, общественной жизни, увлечениям; социальная активность французской молодежи связана преимущественно со стремлением к собственному престижу, завоеванием признания социальным окружением в соответствии с принятыми социальными нормами.

3.    Существенные различия обнаружены в основании переживания субъективного благополучия. Так, для представителей французской молодежи основанием переживания субъективного благополучия выступают возможность расширения социальных контактов, достижение социального престижа и независимости; для представителей российской молодежи — социально активная позиция, стремление к независимости и гипертрофированное проявление этнической идентичности.