Введение
За последние два десятилетия наблюдается быстрый рост использования интернета, особенно среди подростков и молодых взрослых [Солдатова, 2018]. Широкое распространение технологий интернета в повседневной жизни несет в себе множество преимуществ: быстрый доступ к огромным массивам информации и разнообразным сервисам, быстрое распространение новостей в глобальном масштабе, внедрение интернет-технологий, связанных со здоровьем и т.д. Однако у некоторых пользователей интернета возникает проблема зависимости от интернета или «проблемного/компульсивного использования интернета», что приводит к потере контроля над временем интернет-активности и возникновению различных психосоциальных и психосоматических проблем [Manifesto for a, 2018]. В период эпидемии COVID-19 усилилась озабоченность психологов, педагогов и медицинских работников влиянием проблемного использования интернета на социальное и общественное здоровье, так как людям чаще приходилось использовать интернет, и те, кто изначально был подвержен зависимости, проявляли еще больше признаков патологического поведения при использовании Сети [Advances in problematic, 2022]. Эта тенденция особенно затронула первые поколения, выросшие в мире интернета и гаджетов – подростков и молодых взрослых [Problematic use of, 2022].
Терминология
Возникший в 90-х годах феномен интернет-зависимости (ИЗ) [Young, 1996] до сих пор провоцирует многочисленные дебаты в научном сообществе в отношении его клинических и социальных аспектов. С точки зрения классической психологии и психиатрии онлайн-зависимость представляет собой относительно новый вид поведенческой зависимости, не связанный с химическими веществами и пока не имеющий общепринятого формального определения. В литературе можно встретить различные термины для обозначения этого явления, такие как «проблемное использование интерактивных средств массовой информации» [Rich], «проблемное использование интернета», «патологическое использование интернета», «компульсивное использование интернета» и «интернет-зависимость». В недавнем обзоре эксперты Европейской исследовательской группы рекомендуют использовать термин «проблемное использование интернета» (Problematic Internet Use, PIU) как наиболее подходящий в настоящее время [Advances in problematic, 2022].
Все эти термины относятся к генерализованному PIU (PIUgen) без привязки к конкретным контенту и технологии. На данный момент выделяют пять основных специфических видов онлайн-активности, которые могут быть потенциально аддиктивными: проблемное использование видеоигр (PUgame), проблемное использование социальных сетей (problematic social media use, PSMU), проблемное использование порнографии в интернете, азартные игры в интернете и навязчивый поиск и серфинг в интернете [Kuss, 2011].
Среди различных форм аддиктивного поведения только PUgame признано официально как ментальное расстройство (Internet Gaming Disorder, DSM-5; American Psychiatric Association, 2013; Gaming Disorder, ICD-11, 2019). Однако в последнее время также выделяют другие специфические формы PIU, такие как азартные игры, онлайн-покупки, потоковое вещание, киберхондрия, кибербуллинг и цифровое накопительство [Advances in problematic, 2022].
Данные об определении и критериях диагностики PSMU недавно были суммированы соавтором настоящего обзора, профессором С.Ю. Терещенко в его англоязычной статье “Neurobiological risk factors for problematic social media use as a specific form of Internet addiction: A narrative review” [Tereshchenko, 2023]. Ниже мы приводим русскоязычную адаптацию этих ключевых положений:
«PSMU представляет собой поведенческую зависимость, специфичную форму PIU, которая проявляется в избыточном, проблемном использовании социальных сетей. Это явление характерно в первую очередь для современных подростков и молодых взрослых, которые выросли в эпоху цифровизации общества. Европейская исследовательская группа "European network for problematic usage of the Internet" предлагает следующее определение [Advances in problematic, 2022].
PSMU – персистирующее состояние потери контроля при использовании социальных сетей, проявляющееся:
- Нарушением контроля над взаимодействием с социальными сайтами в плане времени, частоты, продолжительности использования;
- Преобладанием времени, проведенного в социальных сетях, над другими жизненными интересами и занятиями;
- Негативными последствиями – значительным дистрессом или ухудшением в личных, семейных, социальных, образовательных, профессиональных видах деятельности или других важных сферах функционирования;
- Продолжением или усилением использования социальных сетей, несмотря на негативные последствия, такие как плохая успеваемость в школе, негативное влияние на здоровье, социальная изоляция, межличностные конфликты, пренебрежение своими обязанностями;
- Длительностью – использование социальных сетей может быть непрерывным или эпизодическим и повторяющимся, но проявляется в течение длительного периода (не менее 12 месяцев).
Хотя формальные критерии диагностики PSMU в настоящее время не установлены, существующие методы валидации с использованием опросников основаны на классических симптомах аддикций [Problematic Social Media, 2022]. В настоящее время существует общее согласие относительно диагностических критериев, которые позволяют четко разграничить патологическую составляющую зависимости от адаптивного использования интернета подростками: клинический диагноз PSMU, а также PIUgen должны включать шесть явных признаков [Kuss, 2011]:
- Значимость: рост значимости социальной сети для подростка в его системе интересов и ценностей; использование социальной сети приводит к позитивному изменению эмоционального состояния;
- Компульсивность и потеря контроля: навязчивое (компульсивное) стремление к использованию социальной сети, потеря контроля времени, чрезмерное использование социальной сети (особенно при одновременном сокращении выделяемого времени для других видов деятельности);
- Толерантность: необходимость тратить все больше времени на общение в социальной сети, в том числе для купирования эпизодов дисфории;
- Симптомы отмены: изменение настроения (абстиненция) при отсутствии доступа в социальную сеть (депрессия, тревога, агрессивность);
- Конфликт, негативные последствия: потеря предыдущих интересов и развлечений в результате чрезмерного пребывания в социальной сети; потеря образовательных, культурных, спортивных и других возможностей в результате чрезмерного использования социальной сети; споры и ложь в отношении использования социальной сети; продолжение использования социальных сетей, несмотря на негативные последствия;
- Обострения: быстрый возврат к использованию сети после абстиненции, безуспешные самостоятельные попытки контролировать использование социальной сети (рецидивы)» [Tereshchenko, 2023, с. 163].
Современные исследования в области патологической интернет-активности направлены на изучение не только и не столько PIUgen, но в первую очередь ее специфических видов, таких как PUgame и PSMU [Ryding, 2018]. Новый подход предлагает анализ выборок с использованием инструментов для одновременной оценки PIUgen, PUgame и PSMU [Reer, 2021]. До недавнего времени было проведено всего два исследования с одновременным анализом PIUgen, PUgame и PSMU у взрослых [Is it meaningful, 2015; Lopez-Fernandez, 2018], в то время как подростковые популяции в таких исследованиях не были изучены. В 2022 году нами были получены данные, указывающие на существование двух возможных паттернов психосоциальных проблем интернет-зависимых подростков: один характерен для PIUgen и PSMU, а другой, значительно отличающийся по психосоциальному паттерну, – исключительно для PUgame [Generalized and Specific, 2022]. Эти результаты поддерживают идею о необходимости отказа от термина «генерализованная ИЗ» как отдельного психологического конструкта [Ryding, 2018; The relationship between, 2016]. Наши данные подтверждают, что концепция генерализованной ИЗ мало оправдана, и термин «ИЗ» в этой связи может быть неправильно использован и интерпретирован.
Распространенность
Последние суммированные данные показывают, что средняя распространенность PSMU среди подростков 29 европейских стран составляет 7,4% [Adolescents' Intense and, 2020]. В недавнем систематическом обзоре С. Ченг и др. (C. Cheng et al.) [Prevalence of social, 2021] показана высокая этногеографическая гетерогенность распространенности PSMU в пределах 5-26%: основными модифицирующими факторами были метод классификации зависимости (монотетическая/политетическая модели и значение порогового уровня) и географически-культуральные факторы. Наибольшие уровни распространенности PSMU регистрируются в коллективистских обществах в странах Азии и Африки [Prevalence of social, 2021]. Данные распространенности, полученные авторами опросника Social Media Disorder Scale (SMDS), составили для голландской подростковой когорты 7,3-11,6% [Van Den Eijnden, 2016]. В других работах с использованием SMDS получены схожие результаты: в голландской выборке в лонгитюдном исследовании – 9,9-10,0% [The impact of, 2018], в репрезентативной выборке 3408 финских подростков – 9,4% [Problematic Social Media, 2021]. Недавний кросс-национальный анализ психометрических характеристик опросника SMDS у подростков 44 стран показал высокие уровни его валидности и надежности [Cross‐national validation of, 2022]. Отечественными авторами В.П. Шейновым и А.С. Девицыным также был разработан надежный и валидный опросник для определения PSMU на основе предложенной ими трехфакторной модели, включающей «психологическое состояние», «коммуникацию» и «получение информации», который положительно коррелирует с тревожностью, депрессией, одиночеством, экстраверсией, женским полом и отрицательно связан с самооценкой, удовлетворенностью жизнью и возрастом [Шейнов, 2021].
В 2022 году нами было показано, что распространенность PSMU, оцененная на основе результатов опросника SMDS, составила 8,0% [Generalized and Specific, 2022], что мало отличается от цифр распространенности, характерных для большинства европейских и восточноазиатских стран [Adolescents' Intense and, 2020].
В нашей выборке девочки значительно чаще соотвествовали критериям наличия PSMU, что подтверждается и другими отечественными исследователями [Цифровое поведение и, 2020; Шейнов, 2021а; Шубин, 2020]. В то же время в уже упомянутых исследованиях голландских подростков не было выявлено зависимости распространенности PSMU от пола [The impact of, 2018; Van Den Eijnden, 2016]. Однако данные целого ряда исследований корреспондируют с нашими данными: превалирование PSMU у девочек также было выявлено у немецких [Wartberg, 2020], венгерских [Problematic social media, 2017], финских [Problematic Social Media, 2021], южнокорейских [Internet addiction in, 2021] подростков, а также среди испанских учащихся 17-25 лет [Gender differences in, 2020]. Интересно, что гендерные различия в потребляемом контенте сохраняются и во взрослом возрасте: обследование 23533 взрослых в Норвегии показало PUgame с мужским полом, а PSMU – с женским [The relationship between, 2016]. Преобладание женского пола среди лиц с PSMU исследователи объясняют тем, что решающую роль в его формировании играет «психологическое состояние» пользователя Сети, причем его роль более значима у девушек, по сравнению с юношами [Шейнов, 2021а]. Кроме того, в русскоязычном социуме отмечено значительное влияние пола на связи PSMU с такими психосоциальными характеристиками, как уверенность в себе, эмоциональный интеллект и стиль поведения в конфликтных ситуациях [Шейнов, 2023; Шейнов, 2022].
Психологические особенности личности, предрасполагающие к формированию PSMU
Современная биопсихосоциальная модель формирования поведенческих зависимостей, постулирующая участие большого количества биологических, психологических и социальных факторов в формировании аддиктивного поведения, вполне может быть применима к PSMU [Анцыборов, 2019; Терещенко, 2020; Kuss, 2011; Tereshchenko, 2023]. Большой вклад в понимание психологических основ формирования интернет-зависимого поведения привнесли труды отечественных психологов В.Л. Малыгина, В.П. Шейнова, Г.У. Солдатовой, И.В. Абакумова, Ю.Д. Бабаева, Е.П. Белинской, А.Е. Войскунского, А.Е. Жичкина, Д.В. Иванова, Д.И. Кутюгина, В.Л. Силаева, О.Г. Филатова, Д.В. Зотовой, В.А. Розанова и др. [2; 5; 7; 10-14] (подробный анализ вклада отечественной психологии приведен в обзоре Н.В. Кочеткова [Кочетков, 2020]).
Для индивидов с аддиктивным онлайн-поведением был установлен определенный личностный профиль, основанный на 5-факторной модели личности, включающий высокие показатели по шкалам нейротизма (эмоциональной нестабильности, беспокойства, раздражительности) и экстраверсии (активности, направленной во внешний мир) и низкие показатели по шкалам сознательности/добросовестности (самоконтроля), согласия/доброжелательности (социальной ответственности), открытости опыту (оригинальности) [Анцыборов, 2019; Цифровое поведение и, 2020].
Предполагается, что корневые характеристики личности, такие как экстравертность и интровертность, могут вовлекаться в формирование PSMU разными способами: если экстраверты с высокой самооценкой используют социальные сети для расширения уже существующих социальных связей, то интраверты с низкой самооценкой и низкой удовлетворенностью жизнью, а также высоким уровнем одиночества ищут дополнительные социальные контакты в русле теории компенсации [Анцыборов, 2019; Kuss, 2011]. В обоих случаях мотивом для использования социальных сетей является увеличение «социального капитала». Тем не менее большинство авторов отмечает связь PSMU с экстраверсией и импульсивностью [Зотова, 2020; Шейнов, 2021а]. Кроме того, в качестве факторов риска формирования PSMU могут выступать нарциссизм и нейротизм [Зотова, 2020; Солдатова, 2018; Цифровое поведение и, 2020; Kuss, 2011].
Необходимо различать интенсивное адаптивное использование социальных сетей и PSMU. Адаптивное интенсивное использование социальных сетей не несет явных негативных последствий, мало влияет на параметры благополучия и во многих индивидуальных случаях может играть позитивную роль в развитии подростка путем увеличения его «социального капитала» [Солдатова, 2018]. Так, М. Бонель-Ниссим и Д. Альт (M. Boniel-Nissim и D. Alt) установили, что интенсивное адаптивное использование социальной сети характерно для студентов с позитивными качествами психического здоровья и большей семейной поддержкой, тогда как PSMU сопряжено с чувством одиночества, низкой удовлетворенностью жизнью, которая тесно связана с низкой самооценкой, и меньшей поддержкой от друзей [Boniel-Nissim, 2022]. Такие же взаимосвязи были отмечены отечественными и белорусскими исследователями [Зотова, 2020; Одиночество и социальная, 2023; Шейнов, 2023; Шейнов, 2021а]. Кроме того, было установлено, что в основе PSMU может лежать не стремление к компенсации общения, а объединение подростков с общими игровыми интересами [Одиночество и социальная, 2023].
Самооценка является важнейшей составляющей психологического благополучия подростка. Было установлено, что индивиды с более низким уровнем самооценки имели более высокие показатели компульсивного использования интернета [Is compulsive internet, 2010]. Согласно недавнему (2022 г.) метаанализу именно самооценка (self-esteem) и удовлетворенность жизнью (life satisfaction) являются двумя наиболее частыми параметрами, используемыми для оценки связи PSMU и общего благополучия (well-being) [Huang, 2022].
Импульсивность и самоконтроль связаны с широким спектром особенностей поведения. Люди с высоким самоконтролем лучше контролируют свои мысли, регулируют свои эмоции и подавляют свои импульсы, чем люди с низким самоконтролем [Taking stock of, 2012]. Низкий уровень самоконтроля и высокая импульсивность тесно связаны с делинквентностью, преступностью, антисоциальным и экстернализирующим поведением, виктимизацией и аддиктивными расстройствами. Поскольку самоконтроль включает успешное регулирование импульсов, исследователи часто приравнивают низкий самоконтроль к импульсивности, хотя в принципе сила импульса и самоконтроль или сдержанность вносят независимый вклад в то, будет ли поведение реализовано [Duckworth, 2011]. Для оценки уровня самоконтроля и импульсивности часто используют широко известный опросник “Barratt Impulsiveness Scale” [Taking stock of, 2012]. Характерно, что снижение самоконтроля (импульсивное использование социальной сети) указывается в качестве кардинального признака PSMU Европейской исследовательской группой “European network for problematic usage of the Internet” [Advances in problematic, 2022]. Большим количеством исследований показано, что PSMU тесно ассоциировано с низким уровнем самоконтроля/высоким уровнем импульсивности [Цифровое поведение и, 2020].
Боязнь пропустить важное (Fear of Missing Out, FoMO) – относительно новый психологический феномен, описывающий чувство опасения индивида, что он упускает информацию, события, опыт, которые важны для него. При этом опасение также включает и то, что другие могут получить более удовлетворительный опыт, когда субъект не участвует в общей деятельности и не владеет полной информацией, и характеризуется сильным желанием остаться с другими в общем информационном поле и общей области деятельности [Motivational, emotional, and, 2013]. FoMO привлекло большое внимание исследователей в связи с его высокой частотой и уникальным вкладом в формирование PSMU [Fear of missing, 2020]. Так, недавний (2021 г.) метаанализ показал, что корреляция между FoMO и PSMU очень высока и превышает таковую для других важнейших факторов, таких как чувство одиночества, депрессия и стресс [Zhang, 2021].
Кроме того, в зависимости от принятия или отвержения существующих социальных норм жизни различают два типа поведения в социальных сетях: просоциальное и антисоциальное. На основании логико-категориального анализа данных зарубежных исследований И. Погожина с соавт. установили характеристики антисоциального цифрового поведения. В коммуникативной сфере – это снижение очной коммуникации и рост интернет-общения. В эмоциональной – чувство одиночества; низкий уровень удовлетворенности жизнью и слабая эмпатия; высокие показатели социальной тревожности и импульсивности; отрицательные эмоции, депрессия, бессонница; низкий уровень развития эмоционального интеллекта; психологическое выгорание. В мотивационной – низкая самоэффективность, недостаток силы воли, неверные когнитивные установки (поиск одобрения, склонность к обвинению, перфекционизм). В когнитивной – заниженная самооценка, низкие показатели самоидентичности, плохая успеваемость [Цифровое поведение и, 2020]. Установлена также связь PSMU с такими чертами личности, как низкая ассертивность у юношей (r = –0,226, p < 0,001) и незащищенность от манипуляций у девушек (r = 0,175, p < 0,05) [Шейнов, 2021а; Шейнов, 2022].
Также выявлено, что PSMU часто ассоциировано с другими поведенческими зависимостями, такими как пищевая зависимость, зависимость от покупок, гейминг [Зотова, 2020], а также с зависимостью от смартфона [Шейнов, 2022], компьютерных и азартных игр [Generalized and Specific, 2022].
Психиатрическая коморбидность
Большим количеством исследований показана выраженная коморбидность PSMU с широким спектром психопатологических состояний [Зотова, 2020; Цифровое поведение и, 2020; Шейнов, 2021а; Boniel-Nissim, 2022; The relationship between, 2016]. Так, в крупномасштабном поперечном исследовании, включающем 23533 респондентов в возрасте от 16 до 88 лет, выявлены положительные корреляции между PSMU и синдромом дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), тревогой и депрессией [The relationship between, 2016]. Недавний (2022 г.) метаанализ Х. Шеннон и др. (H. Shannon et al.) также показал, что PSMU обнаруживает связь с депрессией, тревогой и стрессом [Problematic Social Media, 2022]. Такие же результаты были получены и белорусскими исследователями на примере студентов медицинского колледжа [Шейнов, 2021а]. Исследование, проведенное среди населения Швеции, установило положительную взаимосвязь PSMU со Шкалой психологического дистресса Кесслера (Кесслер-6), OR 1,11 (1,05–1,17) [Henzel, 2021].
Исследование А.Дж. Тормоен и др. (A.J. Tørmoen et al.) [A nationwide study, 2023], включавшее репрезентативную выборку учащихся 8–11 классов в Норвегии (N = 37268), показало ассоциацию времени, проведенного в социальных сетях, с риском членовредительства, который возрастал при проведении в сетях 3 и более часов в день (ОШ = 1,49 (ДИ 1,39–1,60)). Однако в метаанализе 2021 года не было установлено никакой связи между частотой использования социальных сетей и самоповреждающими мыслями и поведением (self-injurious thoughts and behaviors (SITBs)), включающими суицидальные мысли, планы самоубийства, попытки самоубийства и несуицидальные членовредительства [Social media use, 2021]. Тем не менее была выявлена связь между кибервиктимизацией и всеми SITBs [Social media use, 2021]. Российские авторы в недавнем обзоре, посвященном проблеме связи суицидального поведения подростков с использованием интернета, также приходят к выводу о двоякой роли социальных сетей в зависимости от посещаемых сайтов. С одной стороны, это поддержка, психологическая помощь, с другой – ознакомление и поощрение SITBs [Любов, 2019]. Кроме того, среди отрицательных сторон использования социальных сетей широко обсуждаются проявления травли подростками друг друга (кибербуллинг), распространение и употребление психоактивных веществ [Шубин, 2020; Social Media Usage, 2021], а также пропаганда поведения, связанного с нервной анорексией на фоне развития неудовлетворенности своим телом [Social Media Usage, 2021].
Данные о психиатрической и психосоматической коморбидности у интернет-зависимых подростков в Российской Федерации крайне ограничены: опубликованные результаты исследований рассмотрены в основном с точек зрения социальной и психологической феноменологии. Нами в 2022 году было показано, что PIUgen ассоциирована со специфической и социальной фобией, ОКР, генерализованным тревожным расстройством, депрессией, СДВГ и оппозиционным расстройством поведения [Характеристика психического статуса, 2022].
Соматическая коморбидность
С начала изучения ИЗ и до настоящего времени предпринимаются попытки оценить ее негативное влияние на детей и подростков, прежде всего в отношении психического здоровья и социального функционирования, но также и в отношении соматических компонентов здоровья и благополучия. Недавние метаанализы показали существенное снижение как психологического, так и соматического компонентов качества жизни при проблемном использовании интернета (PIU) и смартфонов [Masaeli, 2022]. В подростковой популяции показано негативное влияние PIU на качество жизни, связанное со здоровьем [Profiles of Problematic, 2019]. Общие психосоматические жалобы были ассоциированы с PSMU в репрезентативной выборке подростков Люксембурга и с PIU при обследовании 17599 китайских студентов [Predictors of Problematic, 2021]. Общая соматизация была связана с интернет-зависимым поведением у молодых лиц из Италии и Тайваня [Internet Addiction and, 2020; Problematic Social Media, 2022]. PSMU было ассоциировано с сочетанными соматическими симптомами (сочетание в разных вариантах цефалгий, дорсалгий, болей в животе и головокружений) в репрезентативной выборке итальянских подростков [Problematic social media, 2020]. В исследовании Х.-Т. Вэй и др. (H.-T. Wei et al.) [The association between] была показана ассоциация ИЗ с хроническими болевыми синдромами, которые авторы связывают с психосоматическими заболеваниями и мышечным перенапряжением.
Значительное количество исследований показало наличие ассоциации между PIU и головной болью. Так, Пааккари и др. (Paakkari et al.) показали прогрессирующий рост частоты встречаемости головной боли параллельно с ростом степени PSMU в репрезентативной выборке финских подростков [Problematic Social Media, 2021]. Ранее была выявлена положительная связь между интенсивностью использования социальных сетей и головной болью [Deogade, 2017]. В нашем недавнем исследовании также была выявлена заметная связь мигрени с PSMU, при отсутствии таковой с PUgame [Шубина, 2022]. Кроме того, многочисленными исследованиями установлена ассоциация рецидивирующих болей в спине с избыточным использованием персональных компьютеров/смартфонов и PIU, в том числе PSMU [Problematic Social Media, 2021; The relationship between, 2021].
Нами впервые установлена взаимосвязь нарушений режима и качества ночного сна и дневной сонливости у подростков с PIU при разных видах потребляемого контента: выявлены поздний отход ко сну, позднее пробуждение, сокращение продолжительности ночного сна, увеличение времени засыпания и частые ночные пробуждения, а также более выраженная дневная сонливость [Internet Addiction and, 2021]. Из изученных нами параметров сна наиболее чувствительно реагирующими на наличие PIU у подростков, вне зависимости от потребляемого контента (в том числе и при PSMU), являются показатели шкал дневной сонливости и ночных пробуждений. Наибольшее влияние на качество сна было зафиксировано у мальчиков 12-14 лет с PUgame – в этой группе были изменены пять из шести исследуемых нами параметров оценки сна. Несомненным преимуществом нашего исследовательского проекта мы считаем использование одновременно трех инструментов, позволяющих оценить не только недифференцированную PIUgen, но и верифицировать преимущественный контент зависимости с оценкой степени дневной сонливости [Internet Addiction and, 2021].
Кроме того, у интернет-зависимых лиц было выявлено общее снижение иммунных функций, что авторы связывают с общим фактором риска – стрессом, который может влиять на активность симпатоадреналовой оси и повышать продукцию кортизола [Problematic Internet Usage, 2015]. Характерно, что высокая активность симпатического отдела вегетативной нервной системы была показана российскими исследователями при анализе сердечного ритма у подростков с PIU [Krivonogova, 2021]. Также в недавнем корейском исследовании была установлена связь PIU с бронхиальной астмой у подростков [Han, 2021].
Заключение
В настоящем обзоре мы хотели привлечь внимание специалистов к относительно недавно появившемуся феномену неадаптивного использования социальных сетей. Было показано, что PSMU затрагивает значительную часть популяции (7-10%) как в России, так и в других странах с аналогичным внедрением цифровых технологий общения. В качестве факторов риска наиболее активно исследуются такие личностные характеристики, как нарциссизм, импульсивность, низкая самооценка, боязнь пропустить важное. Многочисленными исследованиями установлена коморбидность PSMU с тревожно-депрессивными расстройствами и даже с суицидальными идеациями. Кроме того, отдельными исследованиями показана коморбидность PSMU с расстройствами сна и соматическими жалобами.
Тем не менее остаются нерешенными многие вопросы, связанные с PSMU. Так, до сих пор сложно провести четкую грань между причинами и следствиями, а также пользой и вредом при формировании данного социального явления. Крайне недостаточно изучена взаимосвязь PSMU с психосоматической патологией. Не разработаны общепринятые меры профилактики и реабилитации. Также по-прежнему некоторые авторы в своих исследованиях не производят разделения PIUgen в зависимости от используемого контента, что может привести к неверной интерпретации результатов и невозможности адекватного сопоставления и сравнения с результатами других авторов из-за неоднородности их выборок. Все это требует проведения дальнейших исследований в этих направлениях. Мы надеемся, что представленный обзор вызовет интерес у широкого круга психологов, психиатров и педиатров.