О роли музыкально-культурологического контекста в литературном образовании школьников

На рубеже XX—XXI в. в системе школьного лите­ратурного образования наметился переход от «знаниецентрической» к «культуроцентрической» гуманитарной модели школы (В. Библер, В. Доман­ский, А. Валицкая, С. Курганов и др.). Стало очевид­ным, что в современном понимании филологии и ме­тодики преподавания литературы заложен глубокий культурологический смысл. Модернизация совре­менного российского образования, новые подходы к профильному обучению, осуществляемые в послед­ние годы, предполагают поэтапное формирование у школьников как филологической культуры, так и культурологической компетенции. В ответ на это в школьной методике и практике преподавания лите­ратуры появились новые разноплановые контексты, что объясняется сложностью и многоплановостью понятия «культура». Прежде всего заявили о себе различные уровни историко-­культурного контекста, который сегодня понимается шире, чем раньше. Ли­тературные произведения рассматриваются в соот­ношении с философскими воззрениями, националь­ными особенностями, с различными этапами разви­тия мировой культуры, с историческими эпохами, на уровне эстетических категорий, художественных на­правлений. В старших, как правило, профильных гу­манитарных классах изучаются те или иные лингво-культурологические аспекты художественных текс­тов. Таким образом, само количество сопряжений художественного произведения с полем культуры значительно расширилось, изменилось их качество. Из фона изучения произведения культурный кон­текст превратился в смыслообразующий элемент ра­боты с художественным произведением и в объект культурологического анализа.

По признанию ведущих ученых­-методистов, од­ной из современных тенденций развития методики преподавания литературы в средней школе стано­вится «расширение культурологического контекста, стремление к интегрированию знаний из различных видов искусства и литературы» [2, с. 4]. Несомненно, культурологический подход позволяет рассматри­вать текст художественного произведения как «культурный универсум» (В.А. Доманский), «фено­мен культуры» (С.А. Леонов), представляющий со­бой обобщенную модель мира. Таким образом, пре­подавание литературы становится одним из спосо­бов освоения культуры как интегрированного явле­ния, вбирающего в себя практически все сферы чело­веческой жизни.

Интеграция литературы и музыки — один из важ­нейших аспектов единого потока органического вза­имодействия искусств. В условиях школьного пре­подавания она находит практическое преломление в соединении литературных и музыкальных познаний школьников, приобретенных ими на уроках литера­туры, музыки, мировой художественной культуры. Вопрос состоит в том, как, когда и, главное, с какой целью, в каком методическом аспекте привносить на уроки литературы музыкальное искусство, сведения из истории музыкальной культуры, как грамотно и обоснованно сопрягать литературу и музыку.

Идея анализа литературного произведения в му­зыкально­-культурологическом контексте имеет свою историю. Безусловно, многое сделано в чрезвы­чайно важном вопросе об использовании музыки в процессе преподавания литературы. В частности, на­метилась целая разветвленная система аспектов того или иного применения музыкального искусства в контексте литературного и эстетического образова­ния и развития школьников. Определены общие принципы использования музыкальных произведе­ний на уроках литературы, рассмотрены задачи, ус­ловия, методика обращения к музыке на вступитель­ных и заключительных занятиях, а также в связи с внеклассной работой по литературе. В основном большинство работ методистов-­исследователей и учителей-­практиков посвящено привлечению музы­ки на уроки литературы в качестве эмоционально-­слуховой наглядности, помогающей ученику вос­принимать литературное произведение; введению музыки в урок литературы для воссоздания духа эпохи, создания у школьников представлений о культуре изучаемого периода, художественных и эс­тетических критериях писателя, о которых идет речь на уроке. Таким образом, в большей или меньшей степени реализуются идеи «диалога культур» и «ин­теграции искусств», а также традиционных для оте­чественной методики межпредметных связей.

Но, к сожалению, далеко не всегда на уроках ли­тературы видится место музыки в ее образной и пси­хологической интерпретации на страницах художе­ственных произведений, в постижении ее сути писа­телями-­психологами, в ее влиянии на человека, на формирование системы его взглядов, в способности музыки к «озвучиванию» чувств, коррекции поведе­ния литературного героя под влиянием музыки, ук­рупнения для читателей­-школьников как общего за­мысла художественного произведения, так и отдель­ных его фрагментов для понимания концепции писа­теля в целом.

Восприятие текста произведения как образного отражения действительности и в то же время как проявления духовной жизни конкретного челове­ка — писателя — важный шаг в эстетическом разви­тии школьника. В противном случае придется лиш­ний раз согласиться с высказыванием К.И. Чуков­ского, заметившего как­-то, что «в школе писатели, “эти сложные творческие индивидуальности”, стано­вятся похожими на воробьев: все серенькие, все чи­рикают» [6, с. 67].

Музыка в процессе изучения биографии, как уже было неоднократно отмечено методистами, знако­мит учеников с конкретными эстетическими взгля­дами писателя. Очевидно, что звучащая в классе лю­бимая писателем музыка создает настрой на его ин­дивидуальность. Музыка, с которой почти незнако­мы современные школьники, входила совершенно естественно и просто в жизнь русских писателей с детства и, следовательно, затем в мир их героев. «Пытаться же ввести подростков в русскую класси­ческую литературу, минуя сам дух ее, — невозможно. Приблизить их к этому миру далеких от них, но вле­кущих и трогающих переживаний, можно, нужно с помощью музыки» [3, с. 4].

Между тем эмоционально­-иллюстративное воз­действие при первом или продолженном знакомстве с писателем — важная, но не главная функция музы­ки на уроках при изучении биографии. Основная на­грузка, которую несет музыка при знакомстве с лич­ностью писателя, — быть проводником его идей, его миропонимания, показать, как жизненный пласт му­зыкальных впечатлений преображается в творчест­ве. В этом случае уроки по изучению биографии пи­сателя с включением в них музыкальной нити его жизни перетекают в анализ его произведений, в са­мую ткань их. В частности, мир музыки в произведе­ниях Л.Н. Толстого, несомненно, связан с его общим философским мировоззрением и требует рассмотре­ния именно в этом контексте.

Позволим себе один—два примера. Как известно, в художественном мире Л.Толстого музыка заключа­ет в себе не только положительный, возвышающий и объединительный потенциал. Она — своеобразный индикатор нравственности и, в какой­-то мере, пока­затель неблагополучия в мире. Вот фрагмент из вос­поминаний С.Л.Толстого, сына писателя: «Помню, как придя домой после посещения умирающего Фе­дота, одного из самых бедных крестьян Ясной Поля­ны, он (Л.Н.) взволнованно сказал: «Иду я от Федо­та по прошпекту и слышу: Сережа играет Венгерские танцы Брамса. Я его не упрекаю за это, но как стран­но: рядом с нами живут нищие люди, болеют, умира­ют, а мы этого не знаем и даже знать не хотим, — иг­раем веселую музыку» [4, с. 316].

Более того, по мнению писателя-­моралиста, му­зыка обладает и той «таинственной силой», которая заставляет людей даже «умерщвлять себе подоб­ных». Вспомним, как Пьер Безухов, находясь в пле­ну у французов, с ними сдружился; между ним и французами, на почве общих тягот совместной жиз­ни, установились хорошие человеческие отношения. Но вот затрещали барабаны, и люди стали неузнава­емы. Французский капрал, который еще вчера уго­щал Пьера трубкой, теперь на его вопрос о состоянии одного больного нахмурился и, «проговорив бес­смысленное ругательство, захлопнул дверь». Капрал этот настолько переменился, что Пьер даже «усом­нился, тот ли это знакомый его капрал или другой неизвестный человек: так не похож был на себя кап­рал в эту минуту». Что же это была за минута? А та, когда «с двух сторон вдруг послышался треск бара­банов», символизирующий разъединенность людей, повинующихся безучастной силе власти избранных, поставивших себе на службу барабанную дробь, под­чиняющую волю людей».

«В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, ко­торая заставляла людей против своей воли умерщв­лять себе подобных…

Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне ов­ладела этими людьми и что теперь говорить было бесполезно» [«Война и мир», т. IV, ч. II, гл. XIII].

Конечно, треск барабанов, который услышит Пьер в плену, не может вполне восприниматься как звучащая музыка, и все-­таки… Спустя почти что со­рок лет Л.Н. Толстой в позднем своем рассказе под­спудно сопоставляет мелодичное звучание мазурки и вальса и «другую, жесткую, нехорошую музыку ба­рабана и флейты». Это будет сопоставление именно двух проявлений музыки, одно из которых вдохнов­ляет и окрыляет влюбленного человека, а другое ста­новится страшным откровением о жестокой дейст­вительности.