Развитие психотерапии как объекта целостного понимания и системного исследования

На основе критического анализа предпринятых в современной психологии исследований психотерапии показана их недостаточная методологическая проработанность. Предлагается новый подход к пониманию сущности психотерапии и ее развития как фундаментального и исторически с необходимостью возникающего явления европейской культуры, т. е. как культурно-исторического феномена в полном смысле этого слова. Сущность и целостность психотерапии можно понять только изнутри развития новой европейской психотехнической культуры, на основе этого понимания предлагается целостный, системный и генетический подход к психотерапии и возможностям ее исследования. Намечаются адекватные для данного понимания и исследования шаги изучения подхода, выделяются направления построения конкретных частных исследований. Особое внимание уделяется уровням функционирования и развития психотерапии, предлагаются методологические основы исследовательских переходов от одного уровня к другому вплоть до анализа индивидуального случая. Излагаются и обобщаются результаты, полученные авторами статьи, в рамках намеченного исследовательского проекта.

Психотерапия сегодня как за рубежом, так и в на­шей стране существует как устойчивое система­тически развивающееся социальное и культурное яв­ление, впрочем, достаточно пестрое и разнообразное. Потребность восполнить дефицит научных представ­лений о психотерапии и ее эффективности, характере процессов, происходящих внутри диады «терапевт-­пациент», особенностях профессиональной идентич­ности и этапах профессионального развития психо­терапевтов и т. д. актуализировала ряд исследова­тельских проектов, в том числе международных, ко­торые были преимущественно реализованы начиная с 80­х гг. XX в. [3; 9; 11; 18; 19; 26; 27; 29; 30]. Их инст­рументальное исполнение базируется и на изучении отдельных психотерапевтических случаев, и рандо­мизированных выборок пациентов, и на основе осу­ществления мета-анализа уже проведенных научных исследований. Эти исследования на сегодняшний день институционализированы, что произошло с мо­мента основания Общества по Исследованию психо­терапии в 1968 г. (Society for Psychotherapy Research), которое охватывает не только англо-аме­риканское пространство, но и европейское, имея соответствующие филиалы [Kachele, 1992]. Другими специализи­рованными обществами, состоящими из большого количества психотерапевтов из разных стран, которые прошли разный профессиональный путь и принадлежат к различным теоретическим ориента­циям, являются Общество по изучению психотера­певтической интеграции (Society for the Exploration of Psychotherapy Integration) и Сеть сравнительных исследований (Collaborative Research Network) (CRN)).

Однако несмотря на большое количество и многообразие исследований психотерапии очевид­ным является их разнонаправленность, недоста­точная теоретическая и методологическая обосно­ванность, а часто и поверхностность. Складывает­ся впечатление, что многие из осуществленных проектов упускают важные и сущностные момен­ты изучаемого ими явления. Во всяком случае, ча­сто ответ на вопрос о том, что такое психотерапия, подменяется обсуждением частных моментов пси­хотерапевтической практики, являясь поэтому однобоким и зачастую грубо эмпиричным. Большин­ство исследований производилось психотерапев­тами, психологами или врачами, которые психоте­рапию рассматривали как феномен специфически клинический, что значительно ограничивает зна­чение этих исследований. Сегодня понятно, что психотерапия — это нечто значительно большее, чем область клинической практики. Перефразируя слова М. Фуко о том, что невозможно увидеть суть клиники, находясь внутри нее, можно сказать, что невозможно понять и сущность психотерапии, оставаясь только в рамках ее клинических иссле­дований. Кроме того, важно понимать, что каждое направление подобных исследований вкладывает свой более или менее специфический смысл в само понятие психотерапии, и поэтому полученные ре­зультаты часто трудно сравнивать друг с другом. Вместе с тем и узко философские исследования психотерапии тоже достаточно ограничены, они зачастую изучают лишь поверхностную теоретиче­скую часть психотерапии, но мало интересуются культурологией и социологией клинико-­психоте­рапевтических практик и т. п.

Психотерапия как развивающееся культурное явление значительно шире собственно клиничес­кой психотерапии, поэтому ее важно понять как некое более широкое и развивающееся историко­-культурное целое. В отечественных изданиях ряд публикаций был посвящен вопросам культуроло­гической рефлексии феномена психотерапии, ха­рактеру условий институционализации психоте­рапии в культуре [Василюк Ф.Е, 2007], уяснению особенностей «но­вой антропологической практики» [Воробьева Л.И, 2008], а также по­пыткам целостного анализа психотерапевтических техник с позиций культурно-исторического под­хода [Венгер А.Л, 2006]. Конечно, можно анализировать психоте­рапевтические техники, в том числе и в рамках «целостного» их видения, но техники — это только некоторая часть психотерапии, и может статься, что не основная, поэтому исследуя их, можно упу­стить из виду некоторые важнейшие элементы психотерапии, например, характер ценностей, за­ключенных в том или ином виде психотерапии, ее цели, имплицированные представления о человеке и смысле человеческой жизни и т. п. Безусловно, необходимо изучать историю психотерапии, но это является только материалом для понимания ее сущности. Например, понятно, что это не просто один из способов помощи современному человеку, ведь психотерапия — это также и форма его само­сознания. Изучение институционализации психо­терапии или же «процесса превращения ее в само­стоятельную сферу культуры» также не может са­мо по себе ответить на основной вопрос о сущнос­ти психотерапии, поскольку психотерапия — это нечто большее, чем социальный институт, так же как католическая религия в Средние века была чем­-то большим, чем социальная организация или сфера культуры и т. п.

Системное, рефлектированное и детализирован­ное изучение психотерапии, но одновременно и по­стижение ее сущности, с нашей точки зрения, ока­зывается возможным только в рамках культурно-исторического ее понимания и осмысления. А это значит, что необходимо понять психотерапию как явление определенной культуры, внутри опреде­ленных культурно­-исторических процессов, частью которых она является и в контексте которых проис­ходит ее развитие. Здесь видится необходимость решить несколько первоочередных вопросов: 1) в рамках какого типа культурно­-исторических цело­стностей важно понимать психотерапию? 2) какого рода базовые интегральные представления необхо­димо иметь, чтобы «схватить» многообразие прак­тик, идеологий и пр., представляющих современ­ную психотерапию в нынешней культурной ситуа­ции в ее целостности и развитии? 3) в силу того что психотерапия — это не только многообразие, но и определенная культурно­-историческая иерархия явлений самосознания и представляет собой неко­торую стратифицированную культурно­-историчес­кую и психотехническую реальность, возникает во­прос об определенном иерархическом устройстве психотерапевтической реальности и возможности построения соответствующей онтологической кар­тины; 4) имеющаяся на сегодняшний день разно­родность исследований психотерапии, реализация их на разных уровнях ее представленности при от­сутствии методологической рефлексии характера и типа таких исследований приводит к тому, что они, хотя и по­-разному, но как будто «повисают в возду­хе»; вопрос состоит в том, возможно ли их собрать в рамках единого и целостного исследовательского поля.

Таким образом, цель статьи состоит в том, чтобы, отвечая на данные вопросы, опираясь в том числе и на ранее проведенные собственные исследования, наметить пути понимания, что такое психотерапия в своей сущности и целостности, прочертить пути построения онтологической картины психотерапии как развивающегося целого, а затем попытаться так­же обозначить и основные методологические схемы изучения психотерапии. В целом статья носит программно-методологический характер.

Прежде всего необходимо понять, к какому соци­альному и культурному уровню реальности следует отнести феномен психотерапии. Существуют две противоположных точки зрения. Первая состоит в утверждении, что психотерапия существовала все­гда. И действительно, в рамках всех религий, истори­ко-­социальных и культурных институтов всегда можно найти значимые элементы психотерапии. С этой точки зрения, психотерапия является куль­турно­-исторической формой, которая всегда сопро­вождала человеческое существование. Более того, она выступает необходимым элементом функциони­рования и развития человеческого самосознания, так что если бы в культуре не существовало психотера­певтического элемента, человек просто бы не смог выжить. Вторая точка зрения состоит в том, что пси­хотерапия в современном понимании этого слова яв­ляется феноменом, который получает свое развитие только в XX в., начиная с работ З. Фрейда, А. Адлера и К. Юнга.

С нашей точки зрения, эти два взгляда на сущно­сть психотерапии в целом не противоречат друг другу. В этой связи нами вводится и разрабатывает­ся понятие «психотехническая культура», понимае­мая как более или менее законченная система цен­ностей, средств, техник и т. п., направленных на производство, воспроизводство и развитие челове­ческого сознания [Олешкевич, 1997]. Всякая психотехническая культура в обязательном порядке содержит пласт психотерапии в узком смысле этого слова. С этой точки зрения, ту психотерапию, которая получает свое развитие, опираясь на исследования гипноза, работы З. Фрейда, И. П. Павлова и многих других авторов в XX в., следует рассматривать как явление новой психотехнической культуры. На наш взгляд, именно такое рассмотрение современной психоте­рапии наиболее точно с культурно-­исторической точки зрения обрамляет совокупность соответству­ющих явлений и онтологически верно задает их це­лостность. Данный подход к пониманию целостнос­ти психотерапии позволяет проникнуть в некоторое глубинное единство психотерапии, в рамках ко­торого, например, психоанализ не является проти­воположностью бихевиоральному направлению, но они рождаются изнутри некоторого единого евро­пейского самосознания, оказавшегося в кризисной ситуации [Олешкевич, 2002].

Но чтобы проникнуть в это единство самосо­знания, необходимо погрузиться в то культурное целое, внутри которого рождается и развивается психотерапия XX в. Всякое явление культуры, всякий социальный институт можно по­-настояще­му понять лишь изнутри развивающегося целого социокультурного организма, исходя из понима­ния определенных потребностей общества и инди­видов, его составляющих. Например, феномен раз­вития европейской науки оказывается непонятым без принятия во внимание кризиса средневекового христианства и развития новых социально­-эконо­мических отношений в западных обществах, по­скольку новые идеалы науки содержатся в разви­тии самого христианства в позднем Средневековье и в эпоху Возрождения [Мамардашвили, 1992]. Нечто подобное мож­но сказать и по отношению к пониманию совре­менной психотерапии. Уже давно стало очевид­ным, что она не является просто определенной клинической областью, но представляет собой бо­лее широкое явление культуры, имеющее свою ис­торию, которую психотерапия в некотором свер­нутом виде всегда сохраняет в себе. Более того, психотерапия сохраняет глубинную и неразрыв­ную связь с культурно-историческими условиями своего возникновения. История социальных трансформаций взаимодействий и отношений в паре «врач и пациент» от классической эпохи к эпохе романтизма, а затем «взрыву» в отношениях в случае Анны О. [Лоренцер, 1996; Фуко] и последующее развитие психоанализа вплоть до настоящего времени пока­зывают, как условия культуры в отдельную исто­рическую эпоху создают почву для формирования новых терапевтических отношений и соответству­ющих методов лечения, и как эти условия закреп­ляются в методах психотерапии.

Таким образом, психотерапия сохраняет в своей структуре культурно­-исторические условия собст­венного происхождения. В этой связи необходим анализ психотерапии также и сквозь «большое ис­торическое время», в этом случае можно увидеть, как история и исторические условия происхожде­ния психотерапии продолжают жить в актуальном процессе отношений психотерапевта и пациента [23; 24; 17 и др.]. В этом отношении важной задачей является исследование истории психотерапии с уяснением культурно-­исторических условий и ме­ханизмов появления новых открытий в психотера­пии, новых школ, направлений и т. п. Например, чтобы с этой точки зрения понять психоанализ, не­обходимо на основе изучения культурно-­историче­ской ситуации, сложившейся в Вене в конце XIX в., ответить на вопрос, каким образом неврозы «фрейдовского типа» (на основе которых Фрейд открыва­ет психоанализ) становятся достаточно массовым явлением в культуре [Фромм Э.Миссия, 1996; Элленбергер , 2004]. Важно верифициро­вать ту социальную группу пациентов, с которыми начинает работать Фрейд, понять социальные и культурные механизмы формирования соответст­вующего типа неврозов и т. п. На основе такого ана­лиза мы приходим к выводу, что социокультурной базой для формирования фрейдовской теории яви­лись целый ряд условий и культурно-­исторических факторов. В частности, условием возникновения теории неврозов и теории личности Фрейда стали набирающие силу процессы женской эмансипации, эмансипации социальных меньшинств, кризис тра­диционных ценностей в среднем классе и др. Сле­дует также выделить, например, те социальные группы, внутри которых впервые «производятся» новые психические явления, и которые первыми принимают новые концепции и т. п. На этом осно­вании мы утверждаем, что теория Фрейда не безус­ловна, но имплицирована определенной культурно-исторической ситуацией. Реконструируя условия истинности теории Фрейда, одновременно удается понять ее производность культурно­-исторически­ми реалиями, а также ее гносеологическую ограни­ченность. Нечто подобное следует сказать и о пси­хотерапии А. Адлера, К. Г. Юнга, бихевиоральном подходе и т. п. Именно социальная и культурная ис­тория этих разновидностей психотерапии дает воз­можность их понимания внутри целого культуры, уяснения условий их возможности и терапевтичес­ких границ. Насколько нам известно, история, о ко­торой в данном случае идет речь, до сих пор не написана.

Не учитывая этой истории и не углубляясь спе­циально в ее исследование, невозможно составить культурно­-историческое представление о современ­ной психотерапии. Сущность психотерапии — это совсем не то, что мы встречаем на социальной по­верхности культуры. Во всяком случае, это не сово­купность методик и даже не совокупность многочис­ленных психотерапевтических направлений. Совре­менная психотерапия определяется некоторым сложным и неоднородным полем культурного опыта людей, отображает его, работает с ним и с соответст­вующими способами социального и индивидуально­го контроля этого опыта, которые сложились в обще­стве.

Психотерапия входит в характерную для данной эпохи психотехническую культуру, культуру вос­производства и развития сознания людей [Олешкевич, 1997; Олешкевич, 2002]. И именно внутри соответствующей психотехничес­кой культуры, внутри ее ценностей она может быть адекватно понята. Психотехническая культура име­ет свою историю, базовую структуру и определен­ное иерархическое строение. Она вначале появля­ется в рамках узкой социальной группы, а затем по­степенно распространяется на все общество (как это происходило, например, с первоначальным хри­стианством, буддизмом, протестантством, а в про­шлом столетии — с психоанализом и т. п.), в этом состоит некоторый горизонтальный срез развития психотехнической культуры. Но развитая психо­техническая культура имеет также и определенную иерархическую структуру. На вершине этой иерар­хии мы имеем представление о человеке, о его при­роде, смысле его существования и о том, как стать «настоящим» (полноценным) человеком. Здесь су­ществуют базовые тексты, изображающие положе­ние человека в мире, его возможности и предписы­вающие, что человек должен делать, чтобы достичь значимых целей. Далее, существуют соответствую­щие социальные и культурные институты, призван­ные реализовать в конкретных группах лю­дей эти базовые идеи, представления, а также кон­кретные психотехники* наряду с соответствующей знаковой средой, которая окружает людей и т. п. И, наконец, существует реальная психотехника конкретных групп индивидов и каждого отдельного человека, жизненно «реализованная» психотехника («жизненная идеология», согласно М. М. Бахтину, или «натуральная философия», по М. К. Мамар­дашвили), позволяющая судить о том, как люди во­площают эти идеи, как они, собственно, живут и воспроизводят себя в жизни. В рамках описанной схемы функционирования психотехнической куль­туры появляется обоснованная возможность осу­ществления исследований психотерапии в так на­зываемом синхроническом разрезе, когда она будет описываться на разных уровнях функционирова­ния психотехнической культуры.

Новая психотехническая культура возникает в истории в условиях кризиса, когда механизмы ста­рой культуры уже не срабатывают, поскольку изме­няется сознание людей. Например, психоанализ возникает именно как реакция на кризисные явле­ния в европейской культуре, возникает тогда, когда старая психотехническая культура уже недостаточ­на. Но это не значит, что он возникает на пустом месте. Нет, психоанализ в его сущности глубоко уко­ренен в историю европейской культуры и в этом смысле он действительно является, по словам К. Г. Юнга, некоторым продолжением традиции ис­поведи. И когда К. Г. Юнг пишет, что психоанализ является продолжением католической исповеди, он имеет в виду именно такую культурную историю психотерапии [Юнг, 1994]. Но, конечно, психоанализ — это не исповедь, но некоторое специфическое продол­жение и развитие соответствующей психотехничес­кой схемы в кризисной культурной ситуации конца XIX в.

Таким образом, новая психотерапия возникает на определенной стадии развития европейского самосознания, в ситуации его кризиса («расщепле­ния», образования новых областей внутренних конфликтов и т. п.) и формируется в рамках разви­тия новой психотехнической культуры, которая, в свою очередь, начинает оказывать значительное влияние (как изнутри, так и извне) на все области европейской культуры (искусство, науку, образ жизни и т. д.). Целостное понимание развития психотерапии XX в. означает, с нашей точки зре­ния, видение ее как явления новой психотехничес­кой культуры, как реализацию содержащихся в «корневых», порождающих структурах развития психотерапии, заложенных в ней тенденций, а так­же понимание динамики реагирования психотера­певтического сознания на определенные последо­вательные ситуации, складывающиеся в европей­ской культуре. Это преимущественно понимаю­щий, герменевтический подход, задающий ту це­лостность, которая подлежит дальнейшему де­тальному исследованию, он, например, означает видение психотерапии Фрейда, Адлера, Юнга, Перлза, Роджерса и других в рамках развития не­которого единого психотехнического пространст­ва. Последующий системный анализ предполагает последовательное аналитическое и рефлектиро­ванное разбиение этого целого на последователь­ные, предполагающие друг друга и иерархически организованные предметы исследования, а также фиксацию переходов между ними. Соответствен­но, предполагается культурологический анализ психотерапии (как в целом, так и в рамках отдельных ее направлений), социологический, семиоти­ческий, непосредственно психотехнический ана­лиз психотерапии, анализ динамики ее развития, выделение направлений и тенденций развития психотерапии и т. п., но такой анализ не должен терять целого, к которому должен всегда возвра­щаться.

По мнению большинства психоаналитиков, пси­хоанализ — это прежде всего клиническая наука. И в некотором роде это действительно так, если смот­реть на это изнутри самого психоанализа как клини­ческой практики. Но с такой позиции нельзя понять психоанализ как глубинное культурно-­историческое явление. Очевидно, что психоанализ является чем-­то значительно большим, чем клинический психоанализ. Это, например, подтверждается тем, что он порождает целое древо новых видов и направлений психотерапии, которые объединяются общей психо­технической схемой осознания. И все эти новые на­правления по-­своему «глубинны». В этой связи од­ной из задач исследования психотерапии является изучение изменений и трансформаций схемы орга­низации осознания как в самом психоанализе, так и в последующих (так или иначе связанных с ним) на­правлениях психотерапии. Иными словами, цен­ность самоосознания остается незыблемой в рамках данной линии развития психотерапии, но развива­ются методы и подходы к организации осознания. Другой задачей исследования в рамках глубинной психотерапии является изучение соотношения пси­хотехнической схемы (метода) психотерапии и соот­ветствующей ей онтологии психики, а соответствен­но, и предметностей, на которые направлено осознание [Олешкевич, 1997; Олешкевич, 2002].

При опоре на понимание культурно-­историчес­кого целого глубинной психотерапии (психотера­пии, ориентированной на самоосознание) появля­ется обоснованная возможность постановки и более частных исследовательских задач. В этом контексте может быть поставлена задача исследования логи­ки развития психотерапии. С одной стороны, здесь возможно выделение и анализ различных линий развития психотерапии, которые оказываются раз­нородными и разнонаправленными. Например, од­ной линией развития будет движение от фрейдов­ской теории либидо к теории сексуальной энергети­ки и психоэнергетики В. Райха, затем к А. Лоуэну и Ф. Перлзу. Другая линия представляет собой дви­жение от З. Фрейда к А. Адлеру, затем к К. Хорни и другим неофрейдистам и к Э. Эриксону. Это линия перехода от биологизма Фрейда к социальным и культурным объяснениям психического развития. Третью линию можно описать как движение от З. Фрейда к А. Фрейд, Х. Хартману, к американ­ской эго­-психологии и Э. Эриксону. Видно, что эти линии на уровне конкретных психотерапевтов «не чистые»: Э. Эриксон, к примеру, одновременно уча­ствует в двух линиях или, иначе говоря, его «производят» две линии развития психотерапии. Четвер­тую линию можно описать как движение от Фрейда к М. Кляйн (через К. Абрахама) и к теориям объ­ектных отношений (Д. В. Винникотт, М. Малер и др.). Пятая линия представляет собой движение от Фрейда к Адлеру, а затем к теории нарциссизма Х. Кохута и т. д. Это линии развития определенных содержаний, идей и методов, которые в большей или меньшей степени содержались во фрейдовском психоанализе. И речь здесь идет не просто о «растаскивании» психоанализа, но о развитии определен­ных, содержащихся или лишь намеченных в нем моментов. С другой стороны, задаваясь вопросом о возможности такого действительно «растаскива­ния» психоанализа, необходимо, в рамках герме­невтического круга понимания, снова возвратиться к уяснению специфики целостности фрейдовского психоанализа.

При исследовании психотерапии следует иметь представление не только о том культурном целом, внутри которого происходит ее развитие, но и по­нимать те многообразные и многоуровневые диало­ги, которые инициировали постановку новых про­блем и новые их решения. В рамках этих диалогов происходили и интегративные явления в психоте­рапии. Существует еще одно измерение в исследовании логики развития психотерапии. Речь идет о заимствованиях, влияниях одних авторов на дру­гих, сознательном и бессознательном диалоге как средстве развития новых психотерапевтических об­разований. Именно результатом такого напряжен­ного (как открытого, так и скрытого) диалога меж­ду Фрейдом, Адлером и Юнгом является фрейдов­ская теория нарциссизма [Олешкевич]. Другими словами, существует также логика интеграции. Именно в ее рамках (интегрируя теории Фрейда и Адлера) Х. Шульц­-Хенке создает свою концепцию неопси­хоанализа.

Далее, фрейдовский психоанализ составляет лишь одно ядро развития психотерапии. Другим ядром является бихевиоризм, который имеет свое собственное развитие. И эти направления развития психотерапии кажутся чуждыми друг другу. Изнут­ри клинической психотерапии, действительно, так дело и обстоит. Но культурологический анализ психотерапии показывает, что оба эти направления описывают с разных сторон одно и то же расщеп­ленное европейское сознание [Олешкевич, 2002]. И такая психоте­рапевтическая оппозиция оказалась необходимой, эвристичной и некоторое время продуктивной. Но уже А. Адлер стремился соединить психотехнику осознания и психотехнику формирования поведе­ния, и в дальнейшем этот процесс продолжается, например, в когнитивно-­бихевиоральной психотерапии. Здесь видится еще один аспект развития психотерапии и соответствующая задача исследо­вания. Сегодня в любом виде когнитивно­-бихевио­ральной терапии находится элемент осознания, а в современном психоанализе осознается проблемати­ка подкрепления [Томэ, 1999; Олешкевич, 2002]. Всякий психотерапевти­ческий подход, направление психотерапии или пси­хотерапевтическую методику для рефлектирован­ного их понимания важно описать через психотех­ническую оппозицию «осознание/формирование» (например, подкрепление, внушение, интерпрета­ция и т. п.). Психотехники организации самоосо­знания и организации формирования являются базовыми в европейской психотерапии, они опреде­ляют также две крайние позиции в организации психотерапевтического процесса.

В рамках психотехнической схемы самоосозна­ния существует еще одна проблема понимания и ис­следования психотерапии. Она состоит в том, что мы имеем дело не с некоторым однородным и непрерыв­но развивающимся опытом, но с опытом принципи­ально неоднородным. В XX в. социальный и куль­турный опыт западного человека перестает быть од­нородным и это непосредственно отражается на раз­витии психотерапии. Поэтому различие подходов к психотерапии З. Фрейда, А. Адлера, К. Г. Юнга нуж­но понимать именно таким образом. При формули­ровании своих концепций психотерапии они опира­лись на различные структуры европейского опыта и, соответственно, на различные способы интерпрета­ции проблемных ситуаций развития индивида в ус­ловиях европейской культуры. Таким образом, это три, хотя и имеющих общий культурный источник, но совершенно равноправных направления развития психотерапии [Элленбергер , 2004; Олешкевич, 2007; Олешкевич, 2007а]. На поверхностном соци­альном уровне они, конечно, связаны между собой, полемизируют и взаимно обогащают друг друга, но на уровне экзистенциальном они совершенно раз­личны. Например, у них совершенно разные цели и ценности психотерапии, также как и представления о структуре психического здоровья и значении чело­веческой жизни.

Эти три направления психотерапии в условиях кризиса европейской культуры апеллируют к раз­ным сторонам социокультурного опыта индивида. Можно сказать, что проблемная ситуация человека в культуре XX в. здесь проецируется на три психоло­гических плоскости. Их можно условно обозначить как психодинамическую (или психоэнергетичес­кую) плоскость (Фрейд), психосоциальную (Адлер, у которого человек представлен как сплошь социаль­ное существо) и «культурную» (Юнг, который стре­мится ввести в сферу психологической рефлексии опыт религий, оккультизма, а в центр психотерапии ставит проблему индивидуации и т. д.). Реконструи­руя социальные, культурные и экзистенциальные условия развития психологии и психотерапии Фрейда, Адлера и Юнга, мы можем выделить и по­нять три важных экзистенциальных точки роста со­временной психотерапии, три корневые порождаю­щие структуры, на которых (или из которых) произ­растает дерево современной психотерапии (прежде всего психотерапии, ориентированной на осознание) и психологии в целом.

Во всяком направлении психотерапии сущест­вует соответствующий ему образ Другого и пред­ставление о структуре болезни, а на основании этого рождается и взгляд на возможного пациента. Известно, что определенные направления психо­терапии имеют своих пациентов. У Адлера были пациенты из другой социальной группы, нежели у Фрейда. Фрейд подчеркивал, что психоанализ не пригоден для работы с низшими социальными слоями и т. п. Юнг писал, что к нему на психотера­пию редко приходят католики, но обычно протес­танты или иудеи, т. е. представители тех конфес­сий, где психотерапевтический элемент в их пси­хотехнической культуре оказался ослаблен [Юнг, 1994]. Иными словами, каждый вид психотерапии имеет своего «идеального пациента» и создается на мате­риале соответствующих клинических групп. И представления о причинах болезни и ее структуре в разных направлениях психотерапии различное. Например, Фрейд говорит о вытесне­нии, фиксациях, регрессии, Адлер исследует чув­ство неполноценности и ослабление социального интереса, а Юнг объясняет болезнь компенсацией бессознательным односторонней сознательной ус­тановки. В этом отношении следует очень осто­рожно говорить о психотерапии «вообще». Это еще один предмет исследования психотерапии — исследование социальной основы и социальных источников появления различных психотера­пий, социальных и культурных особенностей и по­требностей группы пациентов, характерных для определенных видов психотерапии. Можно даже говорить о некоторой заданности этой группой значимых особенностей определенного вида пси­хотерапии. Важно также осознать, как определенная психотерапия, откликаясь на проблемы опре­деленной группы пациентов, отображает и в ко­нечном счете абсолютизирует их, а свои психотех­нические конструкции превращает в некий общий предмет психологии в целом. Так это было у З. Фрейда, А. Адлера и многих других психологов и психотерапевтов. Все это подлежит соответству­ющей реконструкции. Новый вид психотерапии обычно возникает в некоторой новой, проблемной социальной ситуации, которая определяет самосо­знание определенных групп людей. Это самосо­знание психотерапия в себе и отображает. Поэто­му можно ставить двоякую исследовательскую за­дачу: исходя из анализа психотерапии, реконстру­ировать самосознание той социальной и культур­ной группы пациентов, с которой она эффективно работает, и, наоборот, исходя из анализа опреде­ленного проблемного самосознания некоторой со­циальной группы понять адекватную для него психотерапию.

История психотерапии и пути ее развития не являются некоторыми линейными процессами, не являются они и процессами, которые определяемы лишь логикой развития самой психотерапии. Ли­нии развития психотерапии всегда преломляются определенными проблемными ситуациями в куль­туре, так что новый вид психотерапии — это всегда определенная реакция на проблемы самосознания людей и обычно на проблемы нового типа. Извест­но, что психотерапия Фрейда отображает опреде­ленную культурно­-историческую ситуацию, а вме­сте с ней и сознание определенного типа человека [Элленбергер , 2004; Олешкевич, 1997]. Психологии Э. Эриксона, К. Роджерса и др. немыслимы вне проблемных ситуаций амери­канского общества и движений контркультуры и т. п. Развитие психоанализа и последующей пси­хотерапии происходит, отнюдь, не по прямой ли­нии последовательного прогресса (а именно так обычно излагается история психологии и психотерапии), но всегда в форме определенного ответа некоторого исторического самосознания на новые социальные ситуации развития индивида в опре­деленном обществе. К примеру, в обществе появ­ляются новые расстройства (или, точнее, общество производит новые психические расстройства), и это приводит к изменению психотерапевтических методов. Когда в сферу психоанализа входят дети, меняются и его методы, что затем, в свою очередь, влияет и на психоанализ взрослых, и т. д. [Бурлакова, 2005]. Но дети входят в сферу интересов психотерапии и психоанализа, в частности, не только по логике «естественного» развития психотерапии, но и вследствие более фундаментальных изменений в отношении к ребенку в культуре.

Иными словами, психотехническая культура и психотерапия как ее составная часть глубинно свя­заны с определенным самосознанием людей и куль­турной ситуацией в определенную историческую эпоху. Так что, изучая самосознание определенной группы индивидов, мы понимаем также условия возможности зарождения и условия последующего воспроизводства определенных видов психотера­пии. Важно отметить, что соответствующие соци­альные и культурные явления не просто способст­вуют развитию определенных психологий (и видов психотерапии, соответственно), но входят в их вну­треннюю структуру. Такие виды психотерапии адекватны тем культурно­-историческим ситуаци­ям, которые их порождают, и тем первичным зада­чам, которые они решают. Но обычно психотера­пия, развиваясь, пытается расширить объект своего охвата, она переносит схемы работы с первичным объектом на более широкий круг проблем, в том числе проблем, инициированных новыми культур­ными ситуациями, и тогда она вступает в ситуацию кризиса. Осознать границы психотерапии можно, изучая ее структуру в определенной исторической ситуации, в этом случае удается понять организа­цию сознания тех социальных и культурных групп людей, потребности которых данные виды психоте­рапии обслуживают.

Подведем некоторые итоги. Психотерапия суще­ствует в обществе и для общества, она является час­тью более широкого социального целого. И только опираясь на анализ этого более широкого социаль­ного целого, можно понять социокультурную обус­ловленность и возможности как психотерапии в це­лом, так и отдельных ее видов и направлений. Толь­ко мысленно проникая в социально-экзистенциаль­ные ситуации возникновения определенных видов психотерапии в их целостности, можно понять сущ­ность и смысл психотерапии З. Фрейда, психотера­пии А. Адлера, К. Г. Юнга, К. Роджерса. Благодаря этому мы получаем некоторый экзистенциальный горизонт понимания и исследования психотерапии, проникаем в ее живую реальность. Без ориентации на такой горизонт понимания психотерапия в своей сущности остается непонятной. И, к сожалению, се­годня она таковой и остается, в учебниках и лекци­онных курсах она чаще всего излагается лишь аддик­тивно: «рассмотрим психоанализ Фрейда», «затем разберем клиент­-центрированную психотерапию Роджерса» и т. д.

Поскольку психотерапия имеет своим условием определенную структуру проблемных ситуаций в обществе, она представляет собой некоторое целост­ное пространство социального и культурного опыта. И именно оно должно стать важнейшим предметом исследования психотерапии. Но это целое, эти структуры опыта изменяются вместе с развитием об­щества. Соответственно, чтобы понять развитие пси­хотерапии в этом смысле, необходимо разобраться не только в изменениях, происходящих в самой пси­хотерапии, но и в тех метаморфозах в обществе, ко­торые обрамляют или порождают эти изменения. Также важно исследовать связи между формирова­нием новых общественных (групповых, индивиду­альных) потребностей и проблем, появлением новых социальных (в том числе клинических) объектов и развитием новых явлений в психотерапии. Одним из результатов такого рода изучения психотерапии должно стать описание ее истории в контексте об­рамляющей ее социальной и культурной истории со­ответствующих обществ и развития европейской культуры в целом.

Опираясь на такое целостное понимание совре­менной психотерапии и ее проблемного поля, можно задать социокультурный контекст исследования оп­ределенной школы психотерапии. Необходимо так­же исследовать диалог данной школы с другими, су­ществующими в это же время направлениями психо­терапии. Изучение этих диалогических контекстов развития психотерапии также является условием ее понимания. Например, развитие психотерапии А. Адлера трудно понять вне его диалога с З. Фрей­дом. Но и, наоборот, трудно понять некоторые идеи Фрейда, не встраивая их развитие в его диалог с Ад­лером и Юнгом [Олешкевич]. Этот пример показывает, что исследование одного направления психотерапии вы­нуждает нас ориентироваться в общем контексте психотерапевтического движения в определенное время.

Исследуя отдельное направление психотера­пии, прежде всего необходимо установить связь метода, принятого в рамках данного направления психотерапии и ее первичного объекта. К примеру, для уяснения значения психоаналитического ме­тода важно понять его первичный объект — жен­скую истерию, а также условия культурного про­изводства такого рода объектов во времена форми­рования психоанализа. При этом следует понять, что объектом психотерапии всегда выступает мас­совый клинический объект, который производит культура в определенное время. Впоследствии, благодаря попаданию в область интересов психо­анализа новых объектов (таких как ребенок, де­линквентные подростки, нарциссические личнос­ти, психозы, тяжелые личностные расстройства и т. п.), происходит изменение не только методики психоаналитической психотерапии, но и представ­лений о психике [Бурлакова, 2005]. Но развитие психотерапевти­ческих методов можно и нужно проследить и в рамках развития психотерапии, ориентированной на один тип объектов, в рамках реконструкции оп­ределенных цепочек затруднений в применении терапевтического метода и конструирования в этих ситуациях новых методических подходов к психотерапии. Такую ситуацию мы встречаем у Фрейда (движение от гипноза к технике свобод­ных ассоциаций и к технике анализа переноса, но можно проследить значительно более дробные ша­ги (см.: [Олешкевич, 1997]) у Адлера, Юнга, А. Фрейд и т. д. [Бурлакова, 2005]. В рамках такого исследования обращает на себя внимание непосредственная связь метода психоте­рапии и онтологии психики. Например, при иссле­довании развития психоанализа обнаруживается не только то, что его развитие было связано с про­блематизацией предшествующих методов и с со­зданием новых, но также и тот факт, что каждый новый метод приводил к новым онтологическим картинам психики, а эти представления, в свою очередь, оказывали влияние на становление новых методов и т. д. [Олешкевич, 1997].

На вершине такого рода исследований можно рефлектированно изучать индивидуальный случай в реальном процессе психотерапии. Так, в собствен­ном исследовании, выполненном на материале до­словных психотерапевтических встреч, на началь­ном этапе строилась определенная парадигматика процедур взаимодействия психотерапевта и паци­ента, описывалась совокупность психотерапевтиче­ских функций, а также структур, благодаря кото­рым они реализовывались, что позволило создать функционально­-структурную парадигматическую систему данного вида психотерапии, названного психотерапевтом (Е. Т. Соколовой) «интегратив­ной психотерапией “со значимым Другим”». Затем на следующем этапе стало возможным рефлектиро­ванное описание синтагматики процесса психотерапии [Бурлакова, 1996; Бурлакова, 1997; Бурлакова, 1996а; Соколова, 1997]. Одним из выводов, следующим из исследований такого типа, является положение о существовании определенного единства конкрет­ной психотерапии как на парадигматическом, так и на синтагматическом уровне. Из этого следует необходимость нового осмысления того, что называ­ют эклектичностью психотерапии. Как уже говори­лось, психотерапия представляет собой некоторое единое культурно­-историческое целое. Такую же целостность мы обнаруживаем в рамках исследова­ния конкретного психотерапевтического случая, где включены процедуры, взятые из различных, не­редко оппозиционных друг другу психотерапевтических направлений.

1. Бурлакова Н.С. Внутренний диалог в структуре самосознания и его динамика в процессе психотерапии. Дисс. на соиск. степени канд. психол. наук. МГУ имени М.В. Ломоносова, 1996.
2. Бурлакова Н.С. Функционально-структурный анализ деятельности психотерапевта// Ж-л практического психолога. 1997. № 5
3. Бурлакова Н.С., Заряник В.В. Профессиональное развитие психотерапевтов и особенности их психотерапевтической практики (обзор результатов международного исследования) // Ж-л практического психолога. 2009. № 6.
4. Бурлакова Н.С., Олешкевич В.И. Детский психоанализ: школа Анны Фрейд. М., 2005.
5. Бурлакова Н.С., Соколова Е.Т. О некоторых результатах внутридиалогического анализа психотерапии // Мир психологии. 1996. №3.
6. Василюк Ф.Е. Культурно-антропологические условия возможности психотерапевтического опыта // Культурно-историческая психология. 2007. № 1.
7. Венгер А.Л. Культуральный подход в психотерапии // Культурно-историческая психология. 2006. № 1.
8. Воробьева Л.И. Психотерапия как новая антропологическая практика // Культурно-историческая психология. 2008. № 2.
9. Кехеле Х., Томэ Х. Современный психоанализ: исследования. СПб, 2001.
10. Лоренцер А. Археология психоанализа: интимность и социальные страдания. М., 1996.
11. Люборски Л. Принципы психоаналитической психотерапии. М., 2003.
12. Мамардашвили М.К.  Как я понимаю философию. М., 1992.
13. Олешкевич В.И. История психологии как история психотехники // Методология и история психологии. 2007. т.2, Вып. 2.
14. Олешкевич В.И. История психотехники. М., 2002.
15. Олешкевич В.И. Некоторые подходы к методологии психологии// Методология и история психологии. 2007. т.2, Вып. 1.
16. Олешкевич В.И. Психология и психотерапия А.Адлера. М., 2010 (в печати).
17. Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. М., 1997.
18. Роджерс К. Становление личности. Взгляд на психотерапию. М., 2001.
19. Соколова Е.Т. Психотерапия: теория и практика. М., 2002.
20. Соколова Е.Т., Бурлакова Н.С. К обоснованию метода диалогического анализа случая// Вопр. психологии. 1997. № 2.
21. Томэ Х., Кехеле Х. Современный психоанализ. В 2-х т., М., 1999.
22. Фромм Э.Миссия Зигмунда Фрейда. М., 1996.
23. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М.
24. Элленбергер  Г.Ф. Открытие бессознательного. Т.1,2. СПб, 2004.
25. Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994.
26. Garfield S.L., Bergin A.E. (eds.). Handbook of Psychotherapy and Behavior Change, 3rd edn., Wiley, N.Y., 1986.
27. Grawe K., Donati R., Bernauer F. Psychotherapie im Wandel. Von der Konfession zur Profession. Hogrefe, Göttingen. 1994.
28. Kachele H.  Narration and observation in psychotherapy research. Reporting on a 20 year long journey from qualitative case reports to quantitative studies on the psychoanalytic process. Psychotherapy Research, V. 2, N. 1, 1992.
29. Orlinsky D.E., Ronnestad M.H. How psychotherapists develop: a study of therapeutic work and professional grows, American Psychological Association, Washington DC, 2005.
30. Talley P.F., Strupp H.H., Butler S.F. (eds.). Psychotherapy Reserch and Practice, Bringing the Gap.Basic Books, N.Y., 1994