Уровень посттравматического стресса и психопатологическая симптоматика у пациентов, оперированных по поводу менингиомы^*

Статья посвящена эмпирическому изучению специфики посттравматической и психопатологической симптоматики у пациентов, оперированных по поводу менингиомы. Испытуемые: 16 пациентов НИИ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко, прооперированные по поводу менингиомы (женщины в возрасте от 27 до 67 лет, средний возраст — 52 года). Обследование проводилось через 6 месяцев после операции. Методики: Шкала оценки влияния травматического события (ШОВТС) (Impact of Event Scale — IES-R); Опросник выраженности психопатологической симптоматики (Symptom Check List-90-r-Revised, SCL-90-R). Результаты: у части пациентов, перенесших операцию по поводу доброкачественной опухоли головного мозга — менингиомы, появляются признаки посттравматического стресса; их выраженность соответствует уровню частичного ПТСР. Это вывод подтверждается схожестью обследуемой группы по психопатологическим симптомам с пациентами с группой РМЖ, имеющими частичное ПТСР, и отличием обследуемой группы от пациентов с РМЖ, имеющих высокий и низкий уровень посттравматического стресса. Эмпирическое исследование продолжается.

В 1994 году в перечень травматических стрессоров, с высокой вероятностью вызывающих посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), были включены угрожающие жизни болезни, которыми в том числе являются онкологические заболевания [American Psychiatric Association. Diagnostic and statistical manual of mental disorder, 1994]. По мнению исследователей, работающих над этой проблемой, специфика стрессора состоит в том, что это — «невидимая» угроза, влияние которой исходит изнутри организма; ее воздействие «нельзя “отделить” от индивида, ее нельзя увидеть, а на начальных этапах заболевания и ощутить» [Тарабрина и др., 2010, с. 24]. Стрессор характеризует такая особенность как длительность влияния на человека, поэтому в отличие от краткосрочных стрессоров (Type I) — от нескольких минут воздействия до нескольких часов (биогенные, техногенные катастрофы и др.), онкологическое заболевание относят к группе хронических, повторяющихся или продолжительно влияющих стрессоров (Type II).

Комплексное исследование [Тарабрина и др., 2010; Тарабрина, 2014], проведенное на выборке больных с диагнозом рак молочной железы (РМЖ) показало, что этот стрессор оказывает выраженное психо­травмирующее влияние на человека, затрагивая мотивационно-потреб- ностую, эмоциональную и ценностно-смысловую сферы личности; выявлены признаки посттравматического стресса, высокие показатели которого, обнаруженные у 25 % выборки, соответствуют клинической картине посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Это такие симптомы как навязчивые переживания по поводу события, стремление избегать любых ситуаций, напоминающих о событии, повышенная физиологическая реактивность организма в ответ на стимулы, символизирующие травму. Также показано, что у больных с высоким уровнем посттравматического стресса (группа «ПТСР») выше показатели по всем шкалам опросника психопатологической симптоматики SCL-90-R по сравнению с группой «Нет ПТСР», и статистически выше показатели по шкалам «Соматизация», «Обсессивность-компуль- сивность», «Межличностная сензитивность», «Депрессия», «Тревожность», «Психотизм» по сравнению с группой «Частичное ПТСР».

По мнению Марии Кангас, Джанет Уильямс и Роберта Сми, уникальной группой пациентов является выборка больных с диагнозом опухоль головного мозга, так как, с одной стороны, она представляет собой часть группы онкологических больных, а с другой — больных с приобретенной мозговой травмой (acquired brain injury — ABI) [Kangas, Williams, Smee, 2011]. Проведя комплексное исследование больных с диагнозом «менингиома», авторы отмечают, что симптомы посттравматического стресса (posttraumatic stress symptoms — PTSS) и качество жизни (quality-of-life — QOL) [Kangas, Williams, Smee, 2012], а также выгода, которая извлекается от болезни (benefit finding — BF) практически не связаны с демографическими и медицинскими переменными. Кан­гас с соавт. подчеркивают, что отсутствие связи PTSS и QOL с клиническими характеристиками (в том числе и с латеральной локализацией функций головного мозга) указывает на «важнейшую роль психологических параметров в адаптации к постановке диагноза и лечению по поводу доброкачественной менингиомы» [Kangas, Williams, Smee, 2012, с. 176]. Психологические переменные (депрессия, вторжение, избегание) также «более тесно связаны с поиском выгоды от болезни по сравнению с демографическими и медицинскими факторами» [Kangas, Williams, Smee, 2011, с. 114].

Со ссылкой на различные научные публикации А.А. Лукшина с соавторами указывает на то, что менингиомы относятся к группе опухолей оболочек мозга и составляют 13—26 % внутричерепных опухолей; частота заболевания — в среднем 3—8 случая на 100000 населения, нарастает с возрастом, достигая максимума у лиц 70—79 лет и чаще отмечается у женщин по сравнению с мужчинами — 2,2—2,7 к 1 [Лукшина и др., 2015]. В возрасте 85 лет и старше заболеваемость менингиомами достигает 46 на 100000 населения в год и более чем в 3 раза превышает заболеваемость глиомами [Коновалов и др., 2013].

Хирургическое вмешательство является одним из эффективных методов лечения больных менингиомами [Козлов, 1988; Коновалов и др., 2013]. Несмотря на эффективность оперативного вмешательства в последнее время все чаще встает вопрос не только о снижении послеоперационной летальности, но и о социально-трудовой адаптации (качестве жизни) оперируемых больных [Чудакова, 1994]; утверждается, что операция не должна приводить к дополнительной стойкой инвалидизации больного [Бочаров, 2011], ведь ее радикальность, а также злокачественность опухоли являются факторами, влияющими на рецидивирование менингиом [Коновалов, 2013]. При неоперабельных менингиомах в настоящее время успешно применяется комплекс лучевых методов, которые до недавнего времени использовались при таких видах опухолей не часто [Козлов и др, 2010]. Хирургическое и лучевое лечение показано при увеличении опухоли, при возникновении отека мозга, а также при появлении клинических симптомов. Допускается выжидательная тактика, если при случайно выявленных менингиомах не наблюдается перитумо- розного отека мозга (отек вокруг опухоли) [Коновалов, 2013].

Клиническими симптомами менингиомы являются головная боль [Mascellino, Lay, Newman, 2001], слабость в конечностях, снижение зрения, тошнота, рвота, нарушения памяти. Эпилептические приступы при менингиомах наблюдаются так же, как и при других опухолях [Лук­шина, Ураков, Лошаков, 2011]. Кроме неврологических симптомов при менингиомах наблюдаются психопатологическая симптоматика (например, психопатоподобные изменения личности, аффективные расстройства, когнитивный дефицит и др.) [Fotopoulou, Solms, Turnbull, 2004; Dijkstra et al., 2009], которая в том числе зависит от латеральной локализации [Mainio, et al., 2003]. В работе А.А. Лукшиной с коллегами у пациентки с множественными менингиомами правого полушария: гигантской в задней трети фалькса, большой в височной области и трех небольших в лобной и теменной областях, первым симптомом заболевания стала головная боль, однако практически параллельно появились психопатологические симптомы: эмоциональная лабильность, личностные изменения, приведшие к семейному разладу, снижение критичности, трудности в ориентировке на местности, ослабление памяти и левостороннее зрительное невнимание [Лукшина и др., 2015].

Менингиома может манифестировать психическими расстройствами (депрессия, мания, апатия, анозогнозия и др.), а неврологические симптомы могут появиться позже. В литературе описано достаточно много случаев постановки пациенту с опухолью головного мозга психиатрического диагноза — депрессивного расстройства [Mena, 1982; Greenberg, Mofson, Fink, 1988; Radzik, et al., 2009; Schwartz, Afejuku, Garlow, 2013], тревожного расстройства [Tsai, Huang, 2009; Assefa, Haque, Wong, 2012]; первично выявляется такая психопатология, как измененное состояние сознания, энцефалопатия, слабоумие, неспеци­фический психоз, бред с манией [Madhusoodanan, et al., 2015], панические атаки и деперсонализация [Ghadirian, Gautier, Bertrand, 1986] и др. [Oppler, 1950; Buchanan, Abram, 1975]. В подобных случаях пациентам назначается лечение, не соответствующее истинным причинам заболевания, а состояние продолжает ухудшаться. В связи с этим многие врачи и ученые сходятся во мнении, что у пациентов с психиатрическими симптомами старше 40 лет, или у иных пациентов со специфическими психиатрическими симптомами, необходимо проверять возможное наличие мозговых новообразований, которые часто выступают более чем вероятной причиной подобных симптомов.

Корректная диагностика заболевания и сопутствующей ему психопатологической симптоматики, тем не менее, недостаточна для адаптации пациентов после хирургической операции и лучевой терапии, для повышения качества жизни и восстановления физического и психического здоровья. Важно понимать, что у части пациентов и после оперативного вмешательства и последующего лечения может сохраняться высокий уровень депрессии, тревожности, появляться признаки посттравматического стресса [Тарабрина, 2014; Харламенкова, Никитина, 2014; Харламенкова, Тарабрина, Никитина, 2015]. Исследования показывают, что у пациентов продолжительно сохраняются различные проблемы: избегание социального общения, хроническая усталость, ощущение интеллектуального истощения, чувство фрустрации потребностей, которые раньше привычно удовлетворялись; у определенной части пациентов (у 16 % выборки согласно исследованию M. Kangas, J.R. Williams, R.I. Smee, 2012) регистрируются все признаки ПТСР — вторжение, избегание и физиологическое возбуждение, и они не зависят от медицинских и демографических переменных. Качество жизни пациентов с высоким уровнем ПТСР снижается, прежде всего, по таким параметрам как исполнительные функции (executive functioning), повышается спутанность/замешательство (confusion/bewilderment). Большинство пациентов с высоким уровнем ПТСР сообщили, что нуждаются в профессиональной поддержке из-за ощущения дистресса и страха прогрес­сирования или рецидива опухоли, и действительно обращаются за такой помощью [Kangas, Williams, Smee, 2012].

Актуальным представляется изучение психологических последствий влияния на человека такого события, как постановка диагноза «опухоль головного мозга» и их сопоставления с психологическими последствиями постановки диагноза «рак молочной железы» (РМЖ).

Исследование проводится сотрудниками лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН совместно с психиатрической группой НИИ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко.

Цель исследования — выявить уровень и признаки посттравматического стресса, а также психопатологическую симптоматику у больных с диагнозом «менингиома» в постоперационном периоде и сопоставить их с признаками посттравматического стресса и психопатологии у больных РМЖ.

Объект исследования — уровень посттравматического стресса и психопатологической симптоматики у пациентов.

Предмет исследования — специфика посттравматической и психопатологической симптоматики у пациентов, оперированных по поводу менингиомы.

Гипотезы:

1.  Часть пациентов, оперированных по поводу менингиомы, имеет высокий уровень посттравматического стресса и выраженную психопатологическую симптоматику.

2.  При сравнении пациентов с разными онкологическими заболеваниями с одним и тем же уровнем ПТСР психопатологические симптомы существенно не различаются.

Участники исследования. В соответствии с программой эмпирического исследования на первом этапе обследовано 32 пациента НИИ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко. Из них 2-е мужчин и 30 женщин в возрасте от 27 до 67 лет. Средний возраст по выборке — 52 года. Пациенты, принявшие участие в исследовании, перенесли операцию по удалению менингиомы не более чем за 7 дней до первой встречи. Все пациенты обследованы психиатром, который устанавливал выраженность когнитивных или психических дисфункций, т.е проводил первичный отбор пациентов и подготавливал их к психологическому обследованию. На первом этапе проводилось полуструктурированное клиническое интервью длительностью 20—40 минут и предлагался опросник САН (са- мочувствие-активность-настроение). Все пациенты давали информированное согласие. На втором этапе использовался комплекс методов, направленный на диагностику уровня посттравматического стресса, психопатологической симптоматики и мотивационно-потребностной сферы пациентов. К настоящему моменту полностью обследовано 16 пациентов. Все пациенты женщины в возрасте от 30 до 60 лет.

В настоящей работе представлена часть полученных в ходе диагностики результатов.

Для сравнения использовались данные, полученные группой исследователей под руководством Н.В. Тарабриной на выборке женщин (n = = 75), прооперированных и завершивших лечение по поводу диагноза «рак молочной железы» I—III стадий, без отдаленных метастаз. Возраст респондентов от 38 до 72 лет [Тарабрина и др., 2010].

Методики

Шкала оценки влияния травматического события (ШОВТС) (Impact of Event Scale — IES-R) в адаптации H.B. Тарабриной (2007).

Опросник выраженности психопатологической симптоматики (Symptom Check List-90-r-Revised, SCL-90-R), создан Леонардом Деро- гатисом (Derogatis, 1975), адаптирован Н.В. Тарабриной с коллегами [Derogatis, 1975].

Статистическая обработка данных осуществлялась с помощью программного пакета STATISTIKA 7.0 (для сравнения изучаемых показателей в группах испытуемых использовался U-критерий Манна-Уитни).

Результаты

Признаки посттравматического стресса оценивались по методике ШОВТС. Сопоставление данных по интегральному показателю (ИП) этой методики, который высоко коррелирует с уровнем ПТСР, позволило разделить выборку на две группы. В первую группу, названную условно «группа с высоким Интегральным показателем», вошли пациенты, у которых значение по данной шкале варьируется от 32 до 58 и выше (n = 9). Во вторую группу, условно названную «группа с низким Интегральным показателем», вошли пациенты, у которых значение по данной шкале варьируется от 25 и ниже до 31 (n = 7). Далее было проведено сопоставление показателей ШОВТС с данными, полученными в лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН при изучении ПТС у больных РМЖ [Тарабрина и др., 2010 ; Тара- брина, 2014]. Основным результатом этого исследования было разделение изученной выборки больных РМЖ на три группы: с высоким — РМЖ «ПТСР», средним — «Частичное ПТСР» и низким уровнем — «Нет ПТСР». Результаты сравнения показали, что в первую группу пациентов с диагнозом «менингиома» вошли респонденты, у которых уровень ПТС соотносим с результатами групп РМЖ «Частичное ПТСР» и РМЖ «ПТСР», во вторую группу вошли пациенты, показатели которых соотносимы с данными группы РМЖ «Нет ПТСР».

Статистический анализ различий между двумя группами пациентов, прооперированных по поводу менингиомы, по уровню выраженности признаков ПТСР (U-критерий Манна-Уитни) показал, что для группы с высокими значениями по интегральному показателю методики ШОВТС характерны и более высокие значения по таким признакам как вторжение (иэмп = 8; Ukp = 12; иэмп < UKp., р = 0,013), избегание ^Эмп = 3; UKp = 12; иэмп < Ukp, Р = 0,002), физиологическая возбудимость (иэмп = 9,5; UKp = 12; иэмп < UKp, р = 0,019), при этом различия по признаку «избегание» оказались наибольшими.

Сравнение этих двух групп пациентов с диагнозом «менингиома» по уровню выраженности психопатологической симптоматики не позволило выявить статистически значимые различия по шкалам методики SCL-90-R. Однако в ходе визуального сравнения профилей больных, оперированных по поводу менингиомы и разных групп респондентов, прежде всего групп РМЖ «ПТСР», РМЖ «Нет ПТСР» и РМЖ «Частичное ПТСР», было обнаружено, что данные больных с диагнозом «ме­нингиома» по своему профилю (методика SCL-90-R) практически идентичны данным группы РМЖ «Частичное ПТСР».

Учитывая схожесть результатов двух групп пациентов с диагнозом «менингиома» по результатам методики SCL-90-R, было принято решение на этом этапе исследования не делить выборку больных с диагнозом «менингиома» на отдельные подгруппы, а квалифицировать ее как группу Менингиома «Частичное ПТСР» (МЕН «Частичное ПТСР») (табл. 1).

Статистический анализ данных показал, что по методике ШОВТС различаются подгруппа РМЖ «ПТСР» и МЕН «Частичное ПТСР» (табл. 2). Различия выявлены по всем показателям методики. Закономерным оказалось сходство РМЖ «Частичное ПТСР» и МЕН «Частичное ПТСР» (табл. 3), что подтвердило наше первичное визуальное сравнение этих групп. Отсутствие различий у группы РМЖ «Нет ПТСР» и

Таблица 1

Показатели шкал вторжение, избегание, физиологическое возбуждение и интегральный показатель методики ШОВТС в группах РМЖ «Частичное ПТСР», РМЖ «ПТСР», РМЖ «Нет ПТСР» и МЕН «Частичное ПТСР»

Me — медиана; n — число испытуемых в группе.

 

МЕН «Частичное ПТСР» также было ожидаемым, поскольку обследуемая выборка характеризуется менее выраженным ПТС по сравнению с пациентами с РМЖ (табл. 4). Одна тенденция, тем не менее, все-таки была обнаружена: это более высокие показатели физиологической возбудимости в обследуемой группе (МЕН «Частичное РМЖ»).

Таблица 2

Сравнение группы пациентов с диагнозом РМЖ (подгруппа «ПТСР») и пациентов с диагнозом менингиома — МЕН «Частичное ПТСР» по показателям методики ШОВТС и SCL-90-R

U — критерий Манна-Уитни; * — значимость различий на уровне p < 0,05;

** — значимость различий на уровне p < 0,01; n — число испытуемых в группе.

Сравнение между собой подгрупп РМЖ «ПТСР», РМЖ «Нет ПТСР», РМЖ «Частичное ПТСР» [Тарабрина и др., 2010, с. 93] показало, что пациенты с диагнозом «рак молочной железы» из подгрупп «ПТСР» и «Нет ПТСР» различаются по всем показателям выраженности психопатологических симптомов, измеряемых по методике SCL- 90-R, кроме фобической тревожности (слабые различия) и паранойяльных симптомов. При сравнении групп «ПТСР» — «Частичное ПТСР» и «Нет ПТСР» были выявлены только некоторые группы симптомов.

При сравнении больных с высоким уровнем ПТСР (пациенты с диагнозом «рак молочной железы») и больных, оперированных по поводу менингиомы, результаты которых, как было установлено выше, оказались идентичными по признакам ПТСР группе РМЖ «Частичное ПТСР» (табл. 2), статистически значимые различия были получены по соматизации, обсессивности-компульсивности, межличностной сензитивности, депрессии, тревожности, психо- тизму и общему индексу тяжести симптомов (GSI). Различия не выявлены по показателям фобической тревожности и паранойяльно- сти. Идентичные данные были получены при сравнении подгрупп «ПТСР» и «Частичное ПТСР» на выборке больных с РМЖ [Тараб­рина и др., 2010, с. 95]. Все показатели выше в группе РМЖ «ПТСР».

Таблица 3

Сравнение группы пациентов с диагнозом РМЖ (подгруппа «Частичное ПТСР») и пациентов с диагнозом менингиома — МЕН «Частичное ПТСР» по показателям методики ШОВТС и SCL-90-R

U — критерий Манна-Уитни; * — значимость различий на уровне p < 0,05;

** — значимость различий на уровне p < 0,01; n — число испытуемых в группе.

Интересно заметить, что при сравнении подгруппы пациентов с РМЖ «Частичное ПТСР» и группы пациентов МЕН «Частичное ПТСР» различий по психопатологической симптоматике не было выявлено ни по одной шкале SCL-90-R (табл. 3). Этот результат указывает на то, что больные, оперированные по поводу менингиомы, представляют собой небольшую, но достаточно гомогенную группу. Их показатели кардинально отличаются от подгруппы РМЖ «ПТСР» и идентичны показателям подгруппы РМЖ «Частичное ПТСР». Далее было проведено сравнение этой группы с подгруппой пациентов с диагнозом РМЖ без выраженных симптомов посттравматического стресса («Нет ПТСР») (табл. 4). Сравнение показало наличие небольших различий, которые были получены по отдельным показателям — межличностной сензитивности, враждебности и общему индексу тяжести симптомов. Эти данные совпадают с результатами сравнения Н.В. Тарабриной с коллегами подгрупп пациентов с диагнозом «рак молочной железы» — «Частичное ПТСР» и «Нет ПТСР» за исключением того, что в исследовании Тарабриной с коллегами различия между подгруппами были выявлены и по тревожности — шкалы «Тревожность» (р < 0,05) и «Фобическая тревожность» (р < 0,01). Авторы объясняют различия между подгруппой «ПТСР», с одной стороны, и «Частичное ПТСР» и «Нет ПТСР», с другой, по уровню симптомов соматизации, обсессивно-компульсивной симптоматики, депрессии и психотизма тем, «что более низкий уровень этих симптомов косвенно свидетельствует о более успешной внутренней переработке опыта, связанного с болезнью» [Тарабрина и др., 2010, с. 97].

Таблица 4

Сравнение группы пациентов с диагнозом РМЖ (подгруппа «Нет ПТСР») и пациентов с диагнозом менингиома — МЕН «Частичное ПТСР» по по­

казателям методики ШОВТС и SCL-90-R

U — критерий Манна-Уитни; * — значимость различий на уровне p < 0,05; ** — значимость различий на уровне p < 0,01; n — число испытуемых в группе; Z имеют отрицательные значения, т.е. медианы в группе Мен «Частичное ПТСР» выше, чем в группе РМЖ «Нет ПТСР».

 

Полученные в исследовании данные позволяют сделать вывод, что первая гипотеза подтверждается частично: небольшая часть пациентов с диагнозом «менингиома» имеет высокий уровень ПТС, однако вследствие малочисленности этой группы сравнение уровня психопатологической симптоматики не позволило обнаружить различия между подгруппами пациентов с разным уровнем ПТС с диагнозом «менингио­ма», поэтому эта часть гипотезы не подтвердилась.

Вторая гипотеза о том, что уровень психопатологической симптоматики не различается у пациентов с разными онкологическими заболеваниями и одним и тем же уровнем ПТСР, подтвердилась прежде всего при сравнении данных пациентов с диагнозом РМЖ «Частичное ПТСР» и диагнозом МЕН «Частичное ПТСР».

Обсуждение результатов и выводы

Проведенное нами исследование, объектом которого стали пациенты, оперированные по поводу менингиомы, показало, что у части исследуемой выборки в постоперационном периоде наблюдается высокий уровень ПТС. Было показано, что подгруппы пациентов с высоким и низким уровнем интегрального показателя методики ШОВТС статистически значимо отличаются по таким признакам ПТС как вторжение, избегание, физиологическая возбудимость. Сравнение подгрупп по психопатологической симптоматике не позволило выявить различия по шкалам SCL-90-R.

Решение о сопоставлении данных группы пациентов с диагнозом «менингиома» с пациентами с диагнозом «рак молочной железы» возникло при выявлении визуального сходства профилей психопатологической симптоматики группы РМЖ «Частичное ПТСР» и обследуемой группы. Подтверждение этого сходства было получено путем попарного сравнения результатов по методике ШОВТС и SCL-90-R пациентов с диагнозом «менингиома» и трех подгрупп пациентов с РМЖ («ПТСР», «Частичное ПТСР», «Нет ПТСР»).

Отсутствие различий по психопатологической симптоматике между пациентами с диагнозом «менингиома» и подгруппой РМЖ «Частичное ПТСР» подтверждают предположение о том, что обследуемая группа по своим особенностям в большей степени характеризуется частичным ПТСР. Возможно, это связано со спецификой заболевания и с мощнейшими психологическими защитами, что, безусловно, должно быть проверено на большей по объему выборке (данное исследование продолжается).

Отличие группы с диагнозом «менингиома» от подгруппы РМЖ «ПТСР» по тем же шкалам, что и при сравнении этой подгруппы с подгруппой РМЖ «Частичное ПТСР», подтверждает сходство реакций больных с разными онкологическими заболеваниями на болезнь. При частичном ПТСР это менее выраженные враждебность, подозрительность, страх потери независимости, а также стремление к изоляции, уединению, обособлению, чем при высоком ПТСР. Выявленные особенности указывают на изменение в социальной позиции личности, которые вызваны причинами соматического характера (появлением различных дефектов, прежде всего, лица), а также психологическими причинами (страхом рецидива болезни, чувством потери самостоятельности). Сравнение результатов настоящего исследования с данными, полученными коллективом авторов [Тарабрина и др., 2010] позволяет на этом этапе работы выделить особенности, характерные для обеих групп больных — пациентов с диагнозами РМЖ и менингиома. Группа пациентов с диагнозом «менингиома», имея в целом симптомы частичного ПТСР, также существенно отличается по психопатологической симптоматике от подгруппы РМЖ «ПТСР». Отличие по показателям межличностной сензитивности и враждебности от подгруппы РМЖ «Нет ПТСР» показывает, что чувствительность пациентов, оперированных по поводу менингиомы, к качеству социальных контактов, по-видимо- му, остается ключевой психологической проблемой, которая связана не только с внешними дефектами лица, но и с тревогой по поводу сохранности когнитивных функций.

Вывод

У части пациентов, перенесших операцию по поводу доброкачественной опухоли головного мозга — менингиомы, появляются признаки посттравматического стресса, которые в основном характеризуются частичным ПТСР. Этот вывод подтверждается схожестью обследуемой группы по психопатологическим симптомам с пациентами с группой РМЖ, имеющими частичное ПТСР, и отличием обследуемой группы от пациентов с РМЖ, имеющих высокий и низкий уровень посттравматического стресса.

1. Бочаров А.А. Оптимизация диагностических и лечебных мероприятий при боль­ших и гигантских парасагиттальных менингиомах. Автореф. дис. ... канд. мед. наук. М., 2011.
2. Козлов А.В. Результаты хирургического лечения внутричерепных менингиом (продолженный рост и прогнозирование). Автореф. дисс. ... канд. мед. наук. М., 1988.
3. Лукшина А.А., Ураков С.В., Лошаков В.А. Психические нарушения при внутри­мозговых опухолях височных долей // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2011. Т. 111. № 7. С. 25—29.
4. Лучевые методы в лечении внутричерепных менингиом: история и современ­ность // Вопросы нейрохирургии / А.В. Козлов, А.В. Голанов, А.А. Бочаров, Н.В. Ласунин. 2010. № 1. С. 58—61.
5. Онкопсихология: посттравматический стресс у больных раком молочной желе­зы / Н.В. Тарабрина, О.А. Ворона, М.С. Курчакова, М.А. Падун, Н.Е. Шата­лова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010. 175 с.
6. Проблема менингиом: анализ 80-летнего материала Института нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко и перспективы // Вопросы нейрохирургии / А.Н. Коно­валов, А.В. Козлов, В.А. Черекаев, В.Н. Шиманский, С.В. Таняшин, В.Н. Корниенко, И.Н. Пронин, А.В. Голанов, Г.Л. Кобяков, Л.В. Шишкина, М.В. Рыжова, Д.А. Гольбин, М.В. Галкин, А.А. Бочаров, Н.В. Ласунин. 2013. № 1. С. 12—23.
7. Психопатологические проявления множественных менингиом правого полу­шария // Неврология, нейропсихиатрия, психосоматика / А.А. Лукшина, О.С. Зайцев, И.А. Нагорская, Д.Ю. Усачев, В.А. Лукшин. 2015. Т. 7. № 2. С. 22—27.
8. Тарабрина Н.В. Практическое руководство по психологии посттравматического стресса / М.: Изд-во «Когито-Центр», 2007.
9. Тарабрина Н.В. Посттравматический стресс у больных угрожающими жизни (онкологическими) заболеваниями // Журнал консультативной психологии и психотерапии. 2014. № 1. С. 40—63.
10. Харламенкова Н.Е., Никитина Д.А. Психологические последствия влияния на человека опасного для жизни заболевания: анализ случая // Естественно­научный метод в современной психологии / Под ред. В.А. Барабанщикова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН». 2014. С. 873—879.
11. Харламенкова Н.Е., Тарабрина Н.В., Никитина Д.А. Метод триад при психологи­ческом исследовании сложных объектов // Экспериментальная психология (в печ.).
12. Чудакова И.В. Качество жизни больных зрелыми внемозговыми интракрани­альными опухолями. Автореф. дисс. … канд. мед. наук. М., 2009.
13. American Psychiatric Association. Diagnostic and statistical manual of mental disorder (4 ed.) / Washington, DC. 1994.
14. Assefa D., Haque F. N., Wong A. Case report: Anxiety and fear in a patient with meningioma compressing the left amygdala // Neurocase. 2012. Vol. 18, N 2. Pp. 91—94.
15. Buchanan D.C., Abram H.S. Psychotic behavior resulting from a lateral ventricle meningioma: A case report // Diseases of the Nervous System. 1975. Vol. 36, N 7. Pp. 400—401.
16. Derogatis L.R. The SCL-90-R / Baltimore: Clinical Psychometric Research, 1975.
17. Fotopoulou A., Solms M., Turnbull O. Wishful reality distortions in confabulation: A case report // Neuropsychologia. 2004. Vol. 42, N 6. Pp. 727—744.
18. Ghadirian A.M., Gautier S., Bertrand S. Anxiety attacks in a patient with a right tem­poral lobe meningioma // Journal of Clinical Psychiatry. 1986. Vol. 47, N 5. Pp. 270—271.
19. Greenberg L.B., Mofson R., Fink M. Prospective electroconvulsive therapy in a delu­sional depressed patient with a frontal meningioma: A case report // The British Journal of Psychiatry. 1988. Vol. 153. Pp. 105—107.
20. Kangas M., Williams J.R., Smee R.I. Benefit finding in adults treated for benign menin­gioma brain tumours: Relations with psychosocial wellbeing // Brain Impairment. 2011. Vol. 12, N 2. P. 105—116.
21. Kangas M., Williams J.R., Smee R.I. The association between post-traumatic stress and health-related quality of life in adults treated for a benign meningioma // Applied Research in Quality of Life. 2012. Vol. 7, N 2. Pp. 163—182.
22. Late neurocognitive sequelae in patients with WHO grade I meningioma // Journal of Neurology, Neurosurgery & Psychiatry / M. Dijkstra, D. van Nieuwenhuizen,

PlumX

Метрики публикации