Надежда как условие психологической безопасности личности и общества

В статье рассматриваются различные подходы к пониманию функций надежды в жизни человека, предлагается анализировать функциональную направленность надежды исходя из ее видов, обосновывается необходимость изучения надежды как многокомпонентного образования в контексте жизненного пути человека, его отношения к жизни. В статье на основе эмпирических данных анализируются представления россиян о надежде, обсуждаются взаимосвязи между различными видами надежды и позитивностью-негативностью оценок различных временных этапов жизненного пути. В ней подчеркивается, что высокая степень выраженности безнадежности в сочетании с негативным отношением к своей жизни снижает психологическую безопасность человека.

Традиционно вопросы психологичес­кой безопасности рассматриваются в контексте противодействия деструктив­ным, экстремистским воздействиям на человека. На наш взгляд, проблема пси­хологической безопасности личности и общества может быть поставлена более широко, затрагивая различные контекс­ты обыденной жизни, которые не всегда могут быть отнесены к экстремальным, экстремистским, но при этом оказывать самое существенное влияние на челове­ка, вплоть до его психологического уни­чижения и даже уничтожения. К таким ситуациям обыденной жизни можно от­нести как ситуации потери надежды, или безнадежности, так и ситуации, перепол­ненные надеждами. Все зависит от того, о каких видах надежды идет речь, в каком направлении они регулируют поведение человека и определяют его выбор в ситу­ациях, угрожающих его жизни, его пси­хологическому благополучию. Теорети­ческие выводы, что надежда является универсальным, глобальным, общечело­веческим феноменом, придающим жизни смысл, можно считать достаточными для понимания и признания регулирующей силы надежды [Блох, 1991; Больнов, 2001; Вершинин, 2000; Капитон, 1992; Клеман, 1994]. В то же время эти выводы требуют осмысления с пози­ций социальной психологии, учитываю­щей жизненный путь личности и общест­ва, превалирующие этно-культурные ценности, степень позитивности-нега­тивности оценок жизненных событий, отношения к жизни, представления со­временного россиянина о функциях на­дежды и ее видах.

Таким образом, цель настоящей ста­тьи заключается в том, чтобы рассмот­реть с позиций социальной психологии феномен надежды и продемонстриро­вать его неоднозначную связь с практи­ческой психологией безопасности лич­ности и общества.

Начнем с того, что в истории филосо­фии, религии, психологии существуют различные определения надежды и ее функций. Они достаточно подробно представлены в ряде работ [Блох, 1991; Вершинин, 2000; Капитон, 1992; Мансурова, 2005; Муздыбаев, 1999а], как и дискуссии о функциях надеж­ды в жизни человека: «надежда — это зло или добро?». До сегодняшнего дня в фи­лософско-психологической литературе сохраняются две магистральные трак­товки смысла надежды в жизни челове­ка. Наиболее значимыми, подчеркиваю­щими бытийный, онтологический смысл надежды являются концепции, в кото­рых надежда наделяется жизнеспособст­вующей силой, выступает фундаментом человеческого существования, наделяет­ся функцией противостояния бытию [2; 3; 9; 17; 21]. В концентрированном ви­де эта смысловая направленность надеж­ды представлена в названии книги С. Е. Вершинина «Жизнь — это надеж­да» [Вершинин, 2000].

Чаще всего в работах поднимается проблема надежды в связи с различного рода историческими потрясениями и обобщающими негативными оценками бытия человека, разочарования, страха. Для современного общества, как отмеча­ет О. Ф. Больнов, является характерным исчезновение «романтического духа», спровоцированное огромным количест­вом потрясений. В результате «каждое жизненное отношение», «каждый жиз­ненный смысл» оказались иллюзорны­ми. «И мир с ранее неизвестной угрозой выступил по отношению к человеку как чуждый и опасный…. Человек осознал себя в некой безнадежной потеряннос­ти, повсюду обреченный на проникаю­щее в него разрушение…..» [Больнов, 2001, с. 139]. Та­кие явления, как страх, отчаянье, скука, отвращение, становятся «носителями решающего метафизического опыта», а надежда в этом бытийном состоянии вы­полняет функцию преодоления. Разви­вая данную мысль, О. Ф. Больнов под­черкивает, что именно надежда «выдви­нута в качестве условия возможности че­ловеческой жизни как таковой» [там же, с. 141]. В подобных трактовках на­дежда сопряжена с верой и доверием к бытию и интерпретируется как доверие к будущему, а присутствие надежды в жизни человека и отношение к ней как к ценности рассматривается в качестве «несущей связи» человека с его бытием [там же, c. 143].

Особое место в понимании бытий­ной роли надежды занимает работа Э. Блоха [Блох, 1991]. Он строит свои рассужде­ния на основе новой модели человека — «надеющийся» человек. Надежде при­писывается антиромантический, т. е. практически-деятельный характер. Иными словами, практически-деятель­ная надежда противопоставляется ве­роятностно-пассивной надежде, ирра­циональная надежда — рациональной, осознаваемая — неосознаваемой. Богат­ство и разнообразие надежд связывает­ся с богатством человеческого бытия, пережитого опыта. О принципе «на­дежды» писал в своих работах Э. Фромм [Фромм, 2005], указывая, что надежда отражает общую установку — абсолют­ную ценность будущего, подчеркивая, что надежда — это показатель состоя­ния бытия, «момент жизненной струк­туры». Он наделял надежду функцией преобразования бытия, его изменения в направлении большей жизненности, осознанности и т. д. [Фромм, 2005, с. 305]. Вместе с тем, Э. Фромм считал, что надежда обладает свойством парадоксальности, отмечая, что она «…и не пассивное ожи­дание, но и не лишенное реализма под­стегивание обстоятельств, которые не могут наступить» [Фромм, 2005, с. 302], и указы­вал на существование особого вида на­дежды — «пассивной надежды», кото­рая является замаскированной формой безнадежности.

Следовательно, отношение к самой надежде и оценка временных этапов ­жизни человеком могут актуализиро­вать такую функцию надежды, как «не­сущая связь» человека с его бытием, преобразование бытия, а могут прида­вать надежде, в зависимости от ее вида, и иные функции. В этой связи не менее важными для понимания надежды, с со­циально-психологической точки зре­ния, являются концепции, утверждаю­щие, что надежда — это жизнепрепятст­вующая сила, самообман, удлиняющий мучения людей, «тормоз» личностного роста, замедляющий или делающий не­возможным процесс саморазвития и са­мосовершенствования [Камю, 1990; Ницше, 1990; Шопенгауер, 1992]. О воз­можных дисфункциях надежды, осо­бенно иллюзорной, мистической, рево­люционной и мессианской, пишет К. Муздыбаев [Муздыбаев, 1999], поэтому необходи­мо помнить, что существуют различные виды надежды и критерии их выделе­ния. Так, в связи с феноменом «утраты надежды» обсуждаются такие ее типы, как «общая надежда» и «фундаменталь­ная надежда», которая рассматривается как «личностная экзистенция, доброде­тель, выражение согласия с самим со­бой, которое конституирует бытие» (цит. по : [Больнов, 2001, с. 140]).

Сложившиеся представления о на­дежде включают различные компоненты надежды, придавая ей тем самым опре­деленный вид: 1) надежда — это эмоцио­нальное состояние, страсть; 2) надеж­да — это рационально-гносеологическое отношение к ценностям, стремление к познанию бытия. В этих определениях усилен когнитивный компонент надеж­ды, приближающий ее к такому виду, как «рациональная надежда»; 3) надеж­да — это планирование человеческой де­ятельности и преодоление барьеров и препятствий, возникающих на пути до­стижения цели (усилен мотивационно­-поведенческий компонент надежды) [Вершинин, 2000; Горбатков, 2003; Капитон, 1992; Муздыбаев, 1999а; Snyder, 1994]. Онтологический подход к надежде интегрирует все ее компоненты, заставляет рассматривать ее «как сис­темное духовное качество, репрезенти­рующее одновременно и чувственную, и рациональную, и деятельностную сторо­ны мироотношения человека» [Андрусенко, 1999, c. 23].

Кроме этих двух обозначенных выше подходов к рассмотрению надежды и ее функций в жизни человека выделяются также те, в которых надежда и отчаяние рассматриваются как два взаимосвязан­ных и равноценных пути к подлинному существованию человека, к преобразова­нию его жизни [3; 6; 9; 19].

Таким образом, анализируя надежду в контексте психологии безопасности личности и общества, можно наметить несколько векторов интерпретации ее функций в жизни человека. Если не ка­саться религиозных трактовок смысла надежды, но учитывать их морально­нравственный потенциал, приписывае­мую надежде функцию «инобытия» [Клеман, 1994, c. 29], то одним из важнейших направлений становится рассмотрение на­дежды как общечеловеческой ценности, способствующей преодолению труднос­тей; иным является определение вида надежды и наделения его жизнеутверж­дающими или жизнепрепятствующими функциями.

Проблема социальной психологии надежды, которая одновременно явля­ется проблемой психологии безопасно­сти личности и общества, заключается в том, что в ней постоянно подчеркивает­ся значимость надежды в жизни людей, ее онтологический статус, но не исследуется вопрос, как на обыденном уровне относятся россияне (другие на­роды) к надежде, какова ее ценность, значимость в современном взаимодей­ствии человека с миром. Констатация в философско-психологических работах диаметрально противоположных функ­ций надежды в жизни человека ставит задачу изучения представлений о на­дежде и ее функциях у современного че­ловека, живущего в ситуации перма­нентного социально-экономического кризиса, в ситуации угроз и вызовов. Постановка данной проблемы обуслов­лена также необходимостью эмпириче­ской проверки на основе изучения представлений о надежде и ее функци­ях у людей, живущих в обществе «ста­бильной нестабильности», утверждения экзистенционально-ориентированных философов, что в ситуации пережива­ния отчужденности, страха, безнадеж­ности, т. е. в ситуации кризиса, в опас­ных для жизни ситуациях надежда по­могает человеку выжить. Как писал Э. Фромм, в критических ситуациях на­дежда определяет их восприятие как вызов, а не как угрозу. Исходя из этого восприятия, человек начинает творчес­ки осмысливать свое бытие и стремится к преодолению сложностей [Фромм, 2005].

Кроме вышесказанного, для поста­новки проблемы представлений о на­дежде и ее функциях в жизни человека являются важными выводы работ, в ко­торых констатируется, что надежда — это одна из наиболее константных черт национального характера русских [Сикевич, 1999; Фонд «общественное мнение», 1993], что наряду с временной откры­тостью, активностью, неприятием капи­туляции, верой в реальность существен­ной характеристикой надежды выступа­ет терпение [Муздыбаев, 1999].

С целью изучения обыденных пред­ставлений о надежде и ее функциях в жизни человека нами было выполнено исследование, в котором приняли учас­тие 400 человек. С помощью методики «Представление о надежде и отношение к ней», разработанной И. С. Мансуро­вой [Мансурова, 2006], были получены данные о пре­обладающих видах надежды, ее функ­циях в представлениях участников ис­следования. Для того чтобы уменьшить влияние заданных исследователем во­просов на ответы респондентов, были применены следующие методические приемы: ассоциации, незаконченные предложения, свободные определения. Участникам исследования предлага­лось перечислить все ассоциации, кото­рые у них вызывает слово «надежда»; назвать противоположные надежде яв­ления; указать, какую роль играет на­дежда в жизни человека, для чего она нужна; определить, как человек оцени­вает свою жизнь, если он надеется, если у него нет надежды; сказать, что в жиз­ни участника исследования больше все­го дает ему надежду и что может ли­шить его надежды; подумать над тем, на что он надеется в разных сферах жизни (на работе, в институте, дома, в семье, в отношениях с людьми и т. д.); составить список надежд, закончив предложение «Я надеюсь…»; вспомнить и описать си­туации, события, которые вселили на­дежду, оправдали ожидания, открыли новые перспективы; вспомнить и опи­сать события, которые привели к пере­живанию сильного разочарования, все­лили чувство безнадежности.

Все ответы участников исследова­ния были подвергнуты контент-анали­зу и разделены на следующие катего­рии: значимость надежды в жизни че­ловека (функции), характеристики на­дежды (определения), ведущие сферы (объекты) надежды. Качественный и количественный анализ (частотный анализ и процедура квартилирования содержательных единиц, образующих каждую категорию) показал, что все респонденты (независимо от их возра­ста, социального положения), имеют представления, что такое надежда (оп­ределение), какую роль она играет в жизни человека (функции), в каких сферах жизнедеятельности и на что они надеются. Обыденные представле­ния о надежде включают ее определе­ния как состояния, ожидания, отноше­ния к жизни. Большинство участников исследования отождествляют надежду с жизнью, придают ей значение «внут­реннего стержня», смысла жизни, счи­тают, что надежда — это то, что нельзя у человека отобрать. По мнению участ­ников исследования, надежда сопря­жена с наличием препятствия на пути к цели, с трудной жизненной ситуаци­ей. Но лишь около 30 % из них связы­вают надежду с собственной преобра­зовательной активностью, направлен­ной на достижения.

Интересным является факт, что толь­ко треть участников исследования наде­ляет надежду амбивалентными функци­ями: «надежда иногда помогает выжить, а иногда мешает жить, увеличивает боль, когда она не сбывается». Подчеркивая амбивалентность функций надежды, не­которые участники исследования указы­вали, что нужно не надеяться на что-то или кого-то, а быть ответственным за свою жизнь, опираться на опыт и разум. В обыденных представлениях о надежде практически не отражен ее мотивацион­но-поведенческий компонент, но фикси­руется такая функция надежды, как пре­одоление трудностей.

В обыденные представления о на­дежде включены сферы и «объекты» на­дежды, среди которых одно из первых мест (80 % респондентов) занимает на­дежда на поддержку других людей в межличностном взаимодействии, на по­нимание, надежда быть любимым, нуж­ным, уважаемым. Вместе с тем 20 % уча­стников исследования, кроме надежды на позитивные межличностные отноше­ния, указывают на надежды в области профессиональной сферы. Они надеют­ся, что смогут себя реализовать, добить­ся успеха, продвинуться по карьерной лестнице.

Таким образом, в представлениях участников исследования надежда вы­полняет позитивные функции и скон­центрирована главным образом в сфере межличностных отношений. Акцент на эмоциональных и когнитивных функци­ях надежды и редукция мотивационно­регулятивной функции надежды свиде­тельствуют о сдвиге в сторону такого ви­да надежды, как «эмоциональная», «пас­сивная» надежда. Следовательно, в опас­ных для жизни ситуациях человек будет надеяться, что близкие люди, друзья по­могут ему преодолеть возникшие труд­ности, защитят его, демонстрируя при этом, чаще всего, «пассивную» надежду, ведущую к разочарованию, к пережива­нию в связи с ним спектра негативных эмоций, снижающих психологическую безопасность личности. Исследователи [Камю, 1990; Муздыбаев, 1999а; Сартр, 1989; Фромм, 2005], рассматривающие различ­ные виды и функции надежды, подчер­кивают, что у человека должна быть уве­ренность в достижении им поставлен­ных целей, он должен уметь оценивать прошлые успехи и прогнозировать буду­щие, двигаться планомерно к намечен­ной цели, преодолевать трудности, кон­тролировать и управлять обстоятельст­вами собственной жизни, быть готовым к действию, к преобразованию реальнос­ти. Ядром «активной надежды» является ориентация на будущее, сопряженная с преобразовательной активностью субъ­екта, направленной на позитивно значи­мый для личности объект, отсутствую­щий в настоящее время, но достижение которого имеет определенную долю ве­роятности.

С целью определения преобладаю­щих видов надежды (пассивной-актив­ной, эмоциональной-рациональной) не в представлениях респондентов, а на осно­ве психодиагностических процедур нами был применен набор методов, созданный И. С. Мансуровой [Мансурова, 2005] и отражающий наши представления о надежде как сложном социально-психологическом, духовно-ментально-эмоциональном об­разовании, включающем эмоциональ­ный компонент, когнитивный и мотива­ционно-поведенческий. В этот набор во­шли шкала безнадежности А. Бека (в мо­дификации А. Горбаткова [Горбатков, 2003]); шкала диспозиционной надежды С. Снайдера [Snyder, 1994]; опросник диагностики надежды на успех и боязни неудачи А. Реана. В каче­стве показателя надежды как личностно­го контроля времени мы использовали индекс «личностный контроль времени» из шкалы Ж. Ньюттена (в модификации К. Муздыбаева) [Муздыбаев, 1999]. Все эти методики были направлены на то, чтобы диагнос­тировать выраженность компонентов, входящих в структуру надежды [Лабунская, 2004].

В качестве методик, направленных на изучение отношения к жизни (восприя­тие и оценка прошлого, настоящего, бу­дущего и жизненной удовлетвореннос­ти), мы применили шкалу аттитюдов ко времени Ж. Ньюттена (в модификации К. Муздыбаева) и опросник «Индекс жизненной удовлетворенности», адапти­рованный Н. В. Паниной.

С целью выявления взаимосвязей между показателями выраженности эмо­ционального компонента надежды и ког­нитивного, мотивационно-поведенчес­кого был осуществлен корреляционный анализ эмпирических коррелятов, а за­тем факторный анализ по методу выде­ления главных компонентов. В результа­те варимакс-вращения были извлечены два фактора, в совокупности объясняю­щих 73 % дисперсии. В первый фактор с большим факторным весом вошли раз­личные показатели выраженности моти­вационно-поведенческого компонента надежды («настойчивость в достижении цели», «способность находить пути до­стижения цели», «стремление к дости­жению», «личностный контроль време­ни») и когнитивного компонента («обобщенное ожидание достижения це­ли). Во второй фактор вошли показатели выраженности эмоционального компо­нента надежды («восприятие будущего как «исполненного надежд — безнадеж­ного», «эмоциональное отношение к бу­дущему», «эмоциональное состояние на­дежды»), кроме этого, этот фактор во­шел с отрицательным факторным значе­нием показатель «эмоциональное состо­яние безнадежности».

Исходя из структуры каждого факто­ра и его содержания, первый фактор ука­зывает на существование «когнитивно­мотивационно-поведенческой надеж­ды», второй фактор соответствует «эмо­циональному виду надежды». Таким об­разом, мы обнаружили два вида надеж­ды: 1) «эмоциональный вид надежды»; 2) «рациональный вид надежды», в структуре которого имеют высокий уро­вень выраженности когнитивный и мо­тивационно-поведенческий компонен­ты. Дальнейший анализ соотношения выраженности этих двух видов надежды у каждого участника исследования пока­зал, что существенно преобладает «эмо­циональный вид надежды». При этом высокую и среднюю степень выраженно­сти состояния надежды имеют 100 % ре­спондентов, но у 57 % одновременно на­блюдается высокий уровень выраженно­сти состояния безнадежности. Эти дан­ные свидетельствуют об амбивалентном характере «эмоционального вида надеж­ды» у значительного числа участников исследования. Сочетание состояния на­дежды с безнадежностью приводит к столкновению позитивных и негативных представлений о своей жизни в буду­щем, уверенности-неуверенности в до­стижении желаемых целей, в непосред­ственном контроле обстоятельств жиз­ни, в планировании своей жизни на отда­ленную перспективу. Амбивалентность переживаний, обусловленная сочетани­ем выраженности как состояния надеж­ды, так и безнадежности в «эмоциональ­ном виде надежды», понижает стремле­ние к преодолению трудностей, к преоб­разованию бытия (главные позитивные функции надежды), снижает психологи­ческую безопасность человека.

«Рациональный вид надежды», пред­ставленный у 20 % участников исследо­вания, также не обеспечивает в полной мере выполнения позитивных функций надежды в жизни человека. Обладатели «рационального вида надежды» могут находить различные пути достижения поставленных перед собой целей, дви­гаться к ним планомерно и осознанно, но в то же время они сомневаются в успехе, чувствуют себя неуверенными и т. д.

Несмотря на то что для «эмоцио­нального вида надежды» является ха­рактерным сочетание состояния надеж­ды и безнадежности, обладатели этого вида надежды отличаются от тех, у ко­торых превалирует «рациональный вид надежды», более позитивным отноше­нием к настоящему времени жизни (t = = 3,10). Будущее видится «представите­лям эмоционального вида надежды» бо­лее насыщенным позитивными событи­ями (t = 5,54), чем прошлое и настоя­щее. Иными словами, «представители эмоционального вида надежды» демон­стрируют оптимистическое восприятие будущей жизни, полагают, что она бу­дет лучше. Но если учесть, что в струк­туре «эмоционального вида надежды» незначительно выражены когнитивный и мотивационно-поведенческий компо­ненты (пассивная надежда), такое отно­шение к будущему может привести к разочарованию, к усилению безнадеж­ности, следовательно, к актуализации негативных эмоций и к снижению уров­ня психологической безопасности чело­века.

«Представители рационального вида стников исследования отличает низкая надежды», в структуре которого преоб­ладает выраженность когнитивного и мотивационно-поведенческого компо­нентов, относятся к прошлому времени более позитивно, чем к настоящему и бу­дущему (t = 5,10). Они тревожатся, что не смогут в полной мере влиять на свое будущее, нести ответственность за собы­тия своей жизни.

В процессе анализа данных мы выде­лили группу участников исследования, которые негативно относятся к различ­ным временным этапам своей жизни.

Среди них есть как те, у кого высокий уровень выраженности безнадежности, так и те, у кого достаточно высоко выра­жена надежда. Условно мы назвали пер­вую подгруппу «негативно относящие­ся к жизни — переживающие состояние безнадежности». Представители этой подгруппы не только негативно оцени­вают свою жизнь, но и воспринимают свое прошлое, настоящее и будущее как трудное и лишенное всякого смысла. Они считают, что не могут контролиро­вать обстоятельства своей жизни, уве­рены, что все происходящее в их жиз­ни — результат воздействия внешних факторов, а не их собственных усилий. Представителей этой подгруппы отли­чает твердая убежденность в том, что жизнь принесла им больше разочарова­ний, чем большинству других людей, и могла бы быть счастливее, чем есть. В глазах представителей данной под­группы будущее выглядит бесперспек­тивным, мрачным, лишенным стабиль­ности, определенности и возможности достижения желаемого.

Вторую подгруппу мы определили как «негативно относящиеся к жизни — надеющиеся». Данную подгруппу уча­степень жизненной удовлетворенности, негативное восприятие своей жизни и высокая выраженность компонентов надежды. Они воспринимают настоя­щее время как мрачное, небезопасное, скучное, бедное событиями и трудное. Оглядываясь на свою жизнь, предста­вители данной подгруппы сожалеют об упущенных возможностях, нереализо­ванных надеждах и неоправданных ожиданиях. Вместе с тем они надеются на будущее, которое видят более счаст­ливым, наполненным приятными собы­тиями. Представителям этой подгруп­пы присущи настойчивость в достиже­нии цели, способность находить разные пути достижения поставленных перед собой задач, а также уверенность в том, что продуктивность их деятельнос­ти зависит в основном от собственной целеустремленности.

Полученные данные, с одной сторо­ны, свидетельствуют, что состояние на­дежды-безнадежности сопряжено с тем, как человек воспринимает и оценивает свою собственную жизнь, а с другой — что безнадежность не обязательно явля­ется следствием неудовлетворенности жизнью, а надежду не всегда подпитыва­ет позитивная, оптимистическая оценка жизненного пути. Сочетание негативно­го отношения к жизни и надежды, вклю­чающей не только ярко выраженный эмоциональный компонент, но и когни­тивный, мотивационно-поведенческий, свидетельствует о том, что надежда мо­жет «противостоять» бытию, выполнять функцию преобразования бытия.

Таким образом, в контексте психоло­гии безопасности личности и общества обращение к феномену «надежды» пре­вращается в обращение к «человеку на­деющемуся», к его опыту надежды и пе-тается с негативным отношением к своей реживаниям, связанным с ним. На осно­ве теоретического анализа и полученных данных можно сделать вывод, что преоб­ладание «эмоционального вида надеж­ды», выявленное как в процессе изуче­ния представлений о надежде и ее функ­циях в жизни человека, так и с помощью психодиагностических и математичес­ких процедур, ведет к снижению психо­логической безопасности человека, осо­бенно в тех случаях, когда высокая сте­пень выраженности безнадежности соче­жизни.

Гармонизация всех компонентов на­дежды, развитие когнитивных и моти­вационно-поведенческих компонентов в структуре надежды, актуализация по­зитивных функций надежды, конкрети­зация представлений о надежде и ее сферах могут стать одной из задач спе­циальных социальных технологий, спо­собствующих повышению психологи­ческой безопасности личности и обще­ства.

1. Андрусенко В. А. Объективные основания надежды (мировоззренческий ас­пект) // Вестн. Оренбургск. гос. ун-та. 1999. № 3.
2. Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление. М., 1991.
3. Больнов О. Ф. Новая укрытость. Проблема преодоления экзистенциализма. Введе­ние // Философская мысль. 2001. № 2.
4. Вершинин С. Е. Жизнь — это надежда. Введение в философию Эрнста Блоха. Ека­теринбург, 2000.
5. Горбатков А. А. Исследование факторной структуры шкалы безнадежности А. Бе­ка // Психологический вестник РГУ. 2003. № 1.
6. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Бунтующий человек. М., 1990.
7. Капитон В. П. Надежда (опыт постановки философской проблемы) // Осмысле­ние духовной целостности. Екатеринбург, 1992.
8. Клеман О. Свидетели надежды в кризисном мире // Православная община. 1994. № 2. (20).
9. Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.
10. Лабунская В. А. Социально-психологический подход к изучению надежды и представления о ее функциях в жизни человека // Социальные представления и са­моопределение молодежи в изменяющемся мире. Саратов, 2009.
11. Лабунская В. А., Мансурова И. С. Оценка жизненных событий и диспозиция на­дежды-безнадежности // Северо-Кавказский психологический вестник. 2004. № 2.
12. Мансурова И. С. К проблеме надежды/безнадежности в контексте жизненного пути личности // Северо-Кавказский психологический вестник. 2005. № 3.
13. Мансурова И. С. Эмпирический анализ отношения к надежде на различных жиз­ненных этапах // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. «Психология». 2006. № 6.
14. Муздыбаев К. Измерение надежды // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 4.
15. Муздыбаев К. Феноменология надежды // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 3.
16. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Т. 1. М., 1990.
17. Сартр Ж. П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. М., 1989.
18. Сикевич З. В. «Образ» прошлого и настоящего в символическом сознании росси­ян // Социологические исследования. 1999. № 1.
19. Тиллих П. Бытие, небытие и тревога // Московский психотерапевтический жур­нал. 1994. № 1.
20. Фонд «общественное мнение». Российское общество: ценности и приоритеты // Политические исследования. 1993. № 6.
21. Фромм Э. Революция надежды. Избавление от иллюзий. М., 2005.
22. Шопенгауер А. Мир как воля и представление. Т. 1. М., 1992.
23. Snyder C. R. Hope and optimism // Encyclopedia of human behavior. San-Diego, 1994. V. 2.