Введение
Современные исследования показывают, что большинство мигрантов переезжают в другую страну именно по экономическим причинам, но, несмотря на устойчивое стремление мигрантов обрести финансовую безопасность, они сталкиваются с серьезными препятствиями и, как правило, добиться экономического успеха им на порядок сложнее чем местным жителям [Ward, 2001].
Переезд в новую страну является чрезвычайно сложным и напряженным процессом, потому что влечет за собой изменения во всех сферах жизни — социальной, культурной и психологической [Benish-Weisman, 2011]. Поэтому, несмотря на то, что с переездом мигранты стремятся улучшить качество своей жизни, они сталкиваются с различными проблемами, дискриминацией и экономическими трудностями [Wong, 2012].
Мигранты чаще всего становятся безработными или находят работу с неполной занятостью, часто встречаются с трудностями в получении признания своей образовательной квалификации и профессионального опыта [Swan, 1991]. Особые трудности, прежде всего, связаны с неприемлемыми жилищными условиями, безработицей, низкими доходами, дискриминацией, социальной изоляцией, снижением социоэко- номического статуса (СЭС) и низким уровнем качества жизни [Wong, 2012]. Но даже когда мигрантам удается найти работу, они обычно все равно оказываются в неравном положении по сравнению с коренными жителями [Winter-Ebmer, 1994]. Первая работа, даже у мигрантов с хорошим образованием, зачастую принадлежит к непрестижной сфере занятости, это так называемый «вторичный рынок труда» (например, услуги по уборке, строительные работы и т. п.). Подобная работа характеризуется низкими требованиями к знанию языка, а значит, и низкой заработной платой, фиксированным сроком контракта и ограниченными возможностями для карьерного роста [Forsander, 2007; Haberfeld, 2000].
Этнические ниши занятости отражают тенденцию членов этнической группы концентрироваться на конкретных профессиях и промышленных секторах [Waldinger, 1996]. Оплата труда рабочих в этнических анклавах и этнических нишах занятости, как правило, ниже, чем заработная плата в условиях открытого рынка труда [Logan, 2003; Sanders, 1987]. К тому же, ниши на этническом рынке труда не всегда дают мигрантам соответствующие возможности для развития социокультурных навыков (например, изучения языка принимающей страны), необходимых для их постоянной социально-экономической вертикальной мобильности, так как социальное взаимодействие на работе может быть ограничено взаимодействием лишь с представителями своей этнической группы [Jasinskaja-Lahti, 2008].
В связи с этим перед мигрантами всегда остро стоит вопрос их социоэкономической адаптации (СЭА) в новой для себя среде. И сегодня эта ситуация привлекает огромное внимание со стороны исследователей — увеличивается число исследований, целью которых является помощь в облегчении процесса адаптации мигрантов и улучшении их качества жизни [Wong, 2012]. Тем не менее, тематика СЭА мигрантов до сих пор, в целом, изучена слабо [Jasinskaja-Lahti, 2008].
Определение и индикаторы
социоэкономической адаптации
Опираясь на подход Дж. Берри [Aycan, 1996; Berry, 2006; Berry, 1997], социоэкономическую адаптацию (СЭА) можно определить как результат достижения в процессе аккультурации социально-экономического положения, позволяющего мигранту полноценно участвовать в социальной и экономической жизни общества принимающей страны [Григорьев, 2014]. Судить о том, насколько мигрант полноценно участвует в социальной и экономической жизни общества принимающей страны, позволяют некоторые индикаторы СЭА.
Исследователи выделяют разные индикаторы СЭА, например:
— достижение определенного уровня дохода и соответствия между планируемыми и достигнутыми финансовыми целями [Aycan, 1996];
— профессиональный статус и его улучшение, постоянная работа в настоящее время, ежемесячные сбережения, использование социальной помощи, профессиональное развитие, улучшение финансового положения [Besevegis, 2008];
— статус занятости, использование социальной помощи и уровень доходов [Potocky-Tripodi, 2004];
— наличие или отсутствие работы, удовлетворенностью ею, уровень профессиональных достижений и благосостояния в новой культурной среде [Лебедева, 2009];
— вероятность трудоустройства, приемлемый доход, собственное жилье [Constant, 2008].
Особый интерес представляет такой индикатор СЭА, как статус занятости. Вовлеченность в различные стороны жизни в принимающей стране тесно связана с состоянием дел мигрантов на рынке труда [Thomas, 1990]. Исследователи обнаружили, что более приспособленными из числа мигрантов были те, кто имел удовлетворительные условия труда [Starr, 1982].
Из-за сложностей интеграции, мигранты могут испытывать значительное снижение их нынешнего статуса в новой стране по сравнению с их статусом в стране происхождения [Berry, 1988]. Причем потом мигрантам бывает довольно-таки трудно восстановить свое первоначальное положение и добиться какой-либо вертикальной мобильности [Thomas, 1992].
Отчуждение от социального окружения является еще одним негативным состоянием, которое испытывают мигранты при поиске работы. Некоторые авторы описали подобное отчуждение как невозможность достижения удовлетворенности своей социальной или личной деятельностью, а также другие формы несоответствия ожиданиям большинства других граждан [Guthrie, 1980]. Отчуждение, вероятно, происходит, когда есть несоответствие между желаемым состоянием и тем, что в обществе принято как норма (например, наличие достойной работы), и реальным положением дел (к примеру, безработица или неполная занятость), что характеризуется как невыполнение социальных норм и ожиданий [Kanungo, 1979]. В связи с этим и ожидается, что трудности в получении доступа к нормальной трудовой жизни задерживают адаптацию мигрантов [Thomas, 1990].
Например, процесс аккультурации мигрантов из Турции в Канаде был рассмотрен с особым акцентом на изменение структуры занятости и ее влияния на психологическое благополучие и адаптацию. Большинство хорошо образованных и квалифицированных мигрантов испытывали трудности с интеграцией в состав рабочей силы. Авторы также отмечают, что занятость обеспечивает определенную цель в жизни, определяет статус и идентичность, а также позволяет мигрантам установить отношения с дру
гими людьми. Последняя функция является крайне важной для мигрантов — чем больше мигранты взаимодействует с группами в обществе в целом, тем быстрее они приобретают навыки повседневной жизни в новой для себя стране. Таким образом, для тех мигрантов, которые не имеют работы, будет характерно не только снижение психологического благополучия, но и задержка в социокультурной адаптации [Aycan, 1996]. В целом, выводы этого исследования свидетельствуют о том, что у занятости для мигрантов есть еще и другие важные функции помимо получения дохода.
Факторы социоэкономической адаптации
мигрантов
В современной литературе по проблемам миграции существует множество подходов, касающихся рассмотрения факторов, влияющих на СЭА мигрантов. Некоторые исследователи фокусируются на индивидуальных или групповых ресурсах мигрантов [см., например:: 9], другие делают акцент на взаимодействии мигрантов между собой и с принимающим населением [см., например:: 40], а ряд исследователей сосредоточивают свое внимание на институциональной стороне вопроса [см., например: 63].
Исследователи, работающие в рамках теории человеческого капитала, бедственное социальное и экономическое положение мигрантов объясняют ограниченной конвертируемостью человеческого капитала через национальные границы, например, из- за иностранной квалификации, отсутствия мастерства, или просто уверенного владения языком принимающей страны, или же неполной информации о местном рынке труда [Esser, 2004].
Подробному анализу влияния уровня языковых навыков и продолжительности пребывания в принимающей стране посвящены отдельные исследования [Aycan, 1996], в том числе и на русском языке [Григорьев, 2014б].
В целом, если обобщить некоторые существующие исследования по данной проблематике, в том числе и описанные выше, взяв за основу эмпирически проверенную [Potocky-Tripodi, 2004] теоретическую модель экономической адаптации беженцев Т. Кульмана [Kuhlman, 1991], то можно выделить и классифицировать несколько основных факторов, которые могут влиять на СЭА мигрантов [Григорьев, 2014]. Данная классификация отражена на рис. 1.
Рис. 1. Факторы социоэкономической адаптации мигрантов
Как можно заметить, роль психологических факторов в этом процессе достаточно существенна. Например, роль аккультурационных установок мигрантов, которые представляют собой социальные установки, предполагающие различную комбинацию двух вариантов: 1) ориентации мигранта на собственную группу, контактирование преимущественно с представителями ингруппы и направленность на сохранение своего культурного наследия и идентичности и 2) ориентации на аутгруппы, предпочтение контактировать с более широким составом общества и направленность на принятие культуры и идентичности принимающей страны. Комбинация положительных и/или отрицательных значений этих вариантов дает четыре аккультурационные установки: ассимиляцию, интеграцию, сепарацию и маргинализацию.
Ассимиляция — аккультурационная установка, при которой мигрант полностью принимает ценности и нормы иной культуры, отказываясь при этом от норм и ценностей своей собственной.
Интеграция — аккультурационная установка, при которой мигрант идентифицирует себя как со старой, так и с новой культурой.
Сепарация — аккультурационная установка, для которой характерно отрицание новой культуры при сохранении идентификации со своей культурой. В этом случае мигранты предпочитают большую или меньшую степень изоляции от культуры принимающей страны.
Маргинализация — аккультурационная установка, предполагающая, с одной стороны, потерю мигрантом идентификации с собственной культурой, а с другой — отсутствие идентификации с культурой принимающей страны [Berry, 1997].
Аккультурационные установки мигрантов как фактор их социоэкономической адаптации
Исследования, которые связывают процесс адаптации в целом с аккультурационными установками мигрантов, показывают, что в большинстве случаев мигранты с установкой на интеграцию в итоге оказываются лучше адаптированными, чем те, кто выбирает установку на маргинализацию [Berry, 2002]. Однако существует противоречие между имеющимися исследованиями о вообще какой-либо самостоятельной взаимосвязи аккультурационных установок мигрантов с уровнем их СЭА. Некоторые исследования говорят о наличии значимой взаимосвязи [Besevegis, 2008; Constant, 2008], другим обнаружить значимую взаимосвязь не удалось, хотя теоретические предпосылки для такой взаимосвязи есть [Jasinskaja-Lahti, 2011].
В исследовании проведенном на выборке мигрантов в Греции проводилось сопоставление аккультурационных установок по Дж. Берри и СЭА. Как и ожидалось авторами, СЭА положительно взаимосвязана с ориентацией на принимающую группу и отрицательно — с ориентацией на свою этническую группу. Аккультурационные установки, направленные на интеграцию и ассимиляцию, имели самые благоприятные результаты, тогда как аккультурационная установка на сепарацию была взаимосвязана с низким уровнем адаптации независимо от страны происхождения мигранта и времени пребывания в принимающей стране. Кроме того, аккультурационная установка на ассимиляцию и интеграцию, хотя и неоднородна по частоте контактов со своей этнической группой, дала одинаково положительные результаты [Besevegis, 2008].
В исследованиях в рамках G-SOEP (German Socio-Economic Panel) о влиянии аккультурационных установок на экономическое поведение (вероятность трудоустройства, доход, домовладение) это влияние отмечается как «статистически значимое и экономически существенное»: ассимиляция и интеграция дают положительный эффект на экономические показатели, в то время как сепарация и маргинализация — нет [Constant, 2008].
Однако в другом исследовании, проведенном позднее, в Финляндии, предполагалось, что влияние аккультурационных установок на адаптацию в определенной степени зависит от времени пребывания в стране. В связи с этим исследование было направлено на изучение роли продолжительности пребывания мигрантов в новой стране по отношению к ак- культурационным установкам и адаптации. В частности, ожидалось, что аккультурационная установка на сепарацию будет адаптивной, особенно в начале процесса аккультурации, так как, по мнению авторов, аккультурационная установка на сепарацию может быть предпосылкой для трудоустройства на вторичном (этническом) рынке труда, а также для получения социальной поддержки от представителей своей этнической группы в целях борьбы со стрессом аккультурации. Позднее в процессе аккультурации роль установки на сепарацию в процессе адаптации будет уменьшаться, а психологическому благополучию и СЭА мигрантов будут лучше способствовать соответственно аккультурационная установка на интеграцию и ассимиляцию. Но, по результатам анализа данных, авторы сообщают, что сама по себе ни одна из трех аккультурационных установок мигрантов не имела значимой связи с их уровнем СЭА, единственным предиктором, непосредственно связанным с этой переменной, была продолжительность проживания мигрантов в новой стране — чем дольше мигранты остались в их новой стране, тем выше был их уровень СЭА. В целом, не было вообще никакой связи между продолжительностью пребывания и аккультурационными установками (за исключением слабой отрицательной корреляции с интеграцией) [Jasinskaja-Lahti, 2011]. Можно предположить, что значимые связи между аккультурационными установками и СЭА не были выявлены в силу специфики состава выборки и ограничений применяемых методов измерения.
Однако важно более обстоятельно рассмотреть тот факт, что аккультурационные установки, как и культурная идентичность, имеют тенденцию к изменению на разных этапах культурного перехода (по крайней мере, у подростков). Например, изначально установка на ассимиляцию у подростков может смениться установкой на интеграцию по истечению трех лет иммиграции [Tartakovsky, 2009], а интегрированные и ассимили- ционные профили более распространены, чем диффузные (т. е. маргинализация), среди подростков с периодами проживания, превышающими шесть лет [Berry, 2006а]. Этнический профиль (т.е. сепарация) встречался почти одинаково часто, независимо от времени пребывания в стране [Jasinskaja-Lahti, 2011]. Однако при более общем подходе, например, в линейной биполярной модели адаптации мигрантов, предполагается рассмотрение этнических изменений в качестве континуума — от сильных этнических связей на одном конце, до сильных связей с доминирующей культурой — на другом. В основе этой модели лежит предположение, что укрепление одной идентичности требует ослабления другой, что хорошо согласуется с ассимиляционными теориями. Хотя экономическая адаптация в исследованиях аккультурации редко оценивалась отдельно, в экономических исследованиях в области международной миграции предполагается аналогичная линейная структура и для отношений продолжительности пребывания в стране с СЭА мигрантов [Aycan, 1996; Borjas, 1985; Jasinskaja-Lahti, 2011]. Таким образом, можно предположить, что со временем мигранты будут все же в большей мере ориентироваться на принимающее общество, а также будет повышаться их уровень СЭА.
При этом следует отметить, что вопрос о психологических причинах выбора той или иной аккульту- рационной установки изучен недостаточно [Tartakovsky, 2012]. На сегодняшний день некоторые исследователи делают здесь акцент на влиянии индивидуальных ценностей [Рябиченко, 2013], другие — на характеристиках социальной идентичности [Григорьев, 2015; Лепшокова, 2012; Georgas, 1998; Naumann, 2013; Samnani, 2012].
Характеристики этнической идентичности
мигрантов как предиктор выбора
их аккультурационной установки
Ранее [Григорьев, 2015], обратившись к теории когнитивного диссонанса, было сделано предположение, что из-за культурных различий мигранты в новой культурной среде будут испытывать некоторый дискомфорт, так как их оригинальные культурные ценности и нормы, как правило, неадекватны окружающему культурному контексту, например, условиям на рабочем месте или нормам социальных отношений в принимающем обществе. В результате этого обстоятельства мигрант будет пытаться снизить этот дискомфорт [Pugh, 2010], причем исследования показывают, что лица, пытающиеся свести к минимуму когнитивный диссонанс для поддержания собственной Я-концепции могут: 1) либо избегать определенного поведения [Pugh, 2010]; 2) либо адаптировать собственные ценности и поведенческие нормы к культурному контексту принимающего общества [Maertz, 2009].
Опираясь на это предположение, можно говорить о том, что справиться с состоянием когнитивного диссонанса мигрант может четырьмя способами, выбрав соответствующую аккультурационную установку, он может: 1) попытаться полностью принять изначально для него чужие ценности и нормы посредством ассимиляции; 2) принять некоторые из новых ценностей и норм, в то же время сохраняя некоторые из изначальных собственных ценностей и норм посредством интеграции; 3) пытаться дистанцироваться от новых ценностей и норм, отвергая их, и в то же время строго придерживаться самобытной культуры посредством сепарации; 4) отвергнуть ценности и нормы новой культуры и в то же самое время отказаться от своих собственных, добившись маргинализации [Samnani, 2012].
Чем больше разрыв между осознаваемой идентичностью, а также культурными ценностями и нормами мигрантов и ситуативными факторами, характерными для страны прибывания, тем труднее будет мигрантам интегрироваться в этих новых условиях [Wong, 2006]. Мигрантам, для которых их культура имеет меньшее значение, будет легче и эффективнее снизить диссонанс через ассимиляцию или интеграцию, чем тем, чья самобытная культура занимает центральное место в их идентичности.
Теория социальной идентичности может помочь в дальнейшем объяснении роли характеристик социальной идентичности у мигрантов. В ней предполагается, что человек классифицирует себя как члена социальных групп, при этом одни социальные роли по сравнению с другими имеют приоритет [Samnani, 2012]. Культура, этническая принадлежность и религия играют решающую роль в формировании Я-концепции, моделей взаимоотношений с окружающими и, в конечном итоге, в выраженности и жесткости рамок восприятия групп как «мы» (ингруппа) или как «они» (аутгруппа) [Dovidio, 2001]. Например, выраженность этнической идентичности, в этом контексте, будет относиться к степени, в которой для мигранта роль представителя самобытной культуры (равно как и роль представителя его этнической, гражданской и религиозной группы) проявляется как неотъемлемая часть его Я-концепции [Ting-Toomey, 2000]. Мигрант с сильной выраженностью этнической идентичности рассматривает роль представителя самобытной культуры в качестве неотъемлемой части своей Я-концеп- ции, и наоборот. Соответственно, мигрант со слабой выраженностью этнической идентичности будет склонен испытывать меньший дискомфорт от ассимиляции, так как не будет ощущать, что затрагивается какая-либо важная часть его Я-концепции; он также может сосредоточиться на других аспектах своей социальной идентичности (например, профессиональной, гендерной, родительской и т. п.) [Samnani, 2012]. Было обнаружено, что слабая выраженность этнической идентичности отрицательно связана с установкой на ассимиляцию [Naumann, 2013]. Напротив, для мигранта с сильной выраженностью этнической идентичности будет характерен выбор установки на сепарацию, что отчасти так же было показано в эмпирических исследованиях [Лепшокова, 2012; Naumann, 2013].
Что касается интеграции, то предпосылками для выбора этой аккультурационной установки будет как сильная, так и слабая выраженность этнической идентичности — детали в каждом конкретном случае свои, они будут зависеть от влияния дополнительных факторов, так же, как и для маргинализации [Samnani, 2012]. Например, вместе со слабой выраженностью этнической идентичности для мигранта может быть характерно желание поддерживать контакты с соотечественниками, общение на родном языке и т. п., или же, несмотря на сильную выраженностью этнической идентичности, по экономическим соображениям мигрант вынужден пойти на контакт с доминирующей группой [Григорьев, 2015].
Таким образом, выделив и описав ключевые психологические факторы СЭА мигрантов, можно пе
рейти к построению теоретической модели с последующей ее проверкой на соответствующем эмпирическом материале.
Теоретическая модель социоэкономической
адаптации мигрантов
Уровень СЭА мигрантов, прежде всего, зависит от выбранной ими аккультурационной установки, уровня владения языком принимающей страны и от продолжительности пребывания в ней. В свою очередь, за выбором определенной аккультурационной установки стоит выраженность этнической идентичности мигрантов и начальный уровень их языковых навыков. Для аккультурационных установок, как правило, характерно изменение в сторону большей ориентации мигрантов на принимающее общество в зависимости от продолжительности пребывания в принимающей стране.
Аккультурационные установки, предполагающие контакт с принимающей группой — интеграция и ассимиляция, — положительно связаны с высоким уровнем СЭА; напротив, сепарация, предполагающая преимущественный контакт со своей этнической группой, — отрицательно.
Мигранты с более высоким уровнем языковых навыков, а также дольше прожившие в принимающей стране, имеют более высокий уровень СЭА.
Выраженная этническая идентичность препятствует ассимиляции мигрантов и способствует выбору установки на сепарацию. Развитые языковые навыки способствуют выбору более интеграционных профилей — интеграции или ассимиляции; и наоборот, низкий уровень знания языка принимающей страны способствует ориентации на свою этническую группу, т. е. выбору установки на сепарацию.
Чем дольше мигранты проживают в принимающей стране, тем они более склонны ориентироваться на интеграцию в принимающее общество и в меньшей степени — на свою этническую группу.
Описанная теоретическая модель отражена на рис. 2.

Рис. 2. Теоретическая модель социоэкономической адаптации мигрантов: сплошными линиями обозначены положи
тельные связи, пунктирными — отрицательные
Далее для проверки данной теоретической модели был проведен социально-психологический опрос.
Выборка
Всего в ходе исследования в 2014 г. было опрошено 132 русскоязычных мигранта в Бельгии (64% жители Брюсселя; 86% с высшим образованием; 47% женщины; 72% православные), в возрасте от 19 до 65 лет (Mвозраст = 35,9; SDвозраст = 9,3), с продолжительностью пребывания в Бельгии от двух месяцев до 18 лет (Mпрод. = 7,1; SD прод. = 5,0).
Методика
Русскоговорящим мигрантам в Бельгии было предложено заполнить анкету на русском языке.
В анкете использовались следующие инструменты.
Выраженность этнической идентичности. Для измерения использовалась шкала этнической идентификации М. Веркойтена [Verkuyten, 2007] на русском языке, адаптированная и используемая Международной НУЛ социокультурных исследований. Примеры вопросов: «Я разделяю идеи и убеждения русских», «Я считаю себя русским» и т. д. (Ответы: 5 = абсолютно согласен, 1 = абсолютно не согласен).
Продолжительность пребывания в стране. Для измерения использовался открытый вопрос о времени пребывания в Бельгии.
Языковые навыки. Для измерения использовалась интегральная шкала, содержащая вопросы об уровне владения языками принимающей страны (понимаю, говорю, пишу, читаю — нидерландский, французский, немецкий, английский).
Аккультурационные установки. Для измерения использовалась шкала из опросника MIRIPS на русском языке [Татарко, 2011]. Примеры вопросов: «Для меня важно владеть в совершенстве и русским языком, и языками представленными в Бельгии», «Я предпочитаю иметь в качестве друзей только бельгийцев», «Я считаю, что русские, живущие в Бельгии, должны сохранять свои культурные традиции и не усваивать бельгийские» и т. д. (Ответы: 5 = абсолютно согласен, 1 = абсолютно не согласен).
Индекс социоэкономической адаптации. Для измерения использовалась интегральная шкала из World Bank survey на русском языке (индикаторы: профессиональный статус, постоянная работа в настоящее время, ежемесячные сбережения, профессиональное развитие, улучшение финансового положения, улучшение профессионального статуса) [Besevegis, 2008]. Примеры вопросов: «Вы работаете на данный момент? », «У Вас постоянная работа?» и т. д. (Ответы: 1 = да, 0 = нет; положительные ответы на вопросы с отрицательным содержанием (например, снижение профессионального статуса, потеря навыков) дают отрицательный знак (-1), затем ответы суммируются).
Описание результатов
Описательная статистика и показатели надежности используемых шкал отражены в табл. 1. Высокие коэффициенты а-Кронбаха для всех шкал (а > 0,70) свидетельствуют об их надежности.
В результате проведения корреляционного анализа (табл. 2) выявлено, что высокий уровень СЭА положительно связан с языковыми навыками (r = = 0,52; p < 0,001), продолжительностью пребывания в стране (r = 0,38; p < 0,001), аккультурационной установкой на интеграцию (r = 0,42; p < 0,001) и ассимиляцию (r = 0,43; p < 0,001), а также отрицательно — с установкой на сепарацию (r = -0,57; p < 0,001).
Высокий уровень СЭА отрицательно связан с выраженной этнической идентичностью (r = -0,40; p < 0,001), однако при использовании аккультурационных установок (ассимиляция и сепарация) в качестве контрольных переменных данная связь становиться не значимой (r = = -0,14; p = 0,151).
Все остальные базовые связи для теоретической модели при использовании различных вариантов контрольных переменных остаются значимыми.
Высокий уровень языковых навыков положительно связан с продолжительностью пребывания в стране (r = 0,25; p = 0,005), аккультурационной установкой на интеграцию (r = 0,36; p < 0,001) и ассимиляцию (r = 0,29; p = 0,001), а также отрицательно — с установкой на сепарацию (r = -0,45; p < 0,001).
Продолжительность пребывания в стране положительно связана с аккультурационной установкой на интеграцию (r = 0,24; p = 0,008) и отрицательно — с установкой на сепарацию (r = -0,33; p < 0,001). Связи с ассимиляцией обнаружено не было.
Выраженность этнической идентичности положительно связана с аккультурационной установкой на сепарацию (r = 0,39; p < 0,001) и отрицательно с установкой на ассимиляцию (r = -0,68; p < 0,001).
Таким образом, все независимые переменные из теоретической модели статистически значимо связаны с зависимыми переменными, что позволяет протестировать данную модель с помощью применения путевого анализа без какой-либо корректировки.
Таблица 1
Описательная статистика и показатели надежности используемых шкал
|
Шкала |
N |
Min. |
Max. |
M |
SD |
Skew. |
Kurt. |
а |
|
Выраженность этнической идентичности |
122 |
1,00 |
5,00 |
4,05 |
0,94 |
-1,14 |
0,95 |
0,81 |
|
Языковые навыки |
131 |
20,00 |
70,00 |
43,04 |
11,52 |
0,16 |
-0,70 |
0,84 |
|
Интеграция |
122 |
2,00 |
5,00 |
4,40 |
0,62 |
-1,21 |
1,43 |
0,70 |
|
Ассимиляция |
122 |
1,00 |
4,75 |
2,01 |
0,89 |
1,00 |
0,74 |
0,83 |
|
Сепарация |
122 |
1,00 |
4,75 |
2,07 |
0,87 |
0,68 |
0,44 |
0,74 |
|
Социоэкономическая адаптация |
117 |
-4,00 |
7,00 |
2,34 |
2,53 |
-0,13 |
-0,89 |
0,74 |
Таблица 2
Корреляции Пирсона между использованными переменными
|
Переменная |
1 |
2 |
3 |
4 |
|
1. Социоэкономическая адаптация |
- |
|
|
|
|
2. Языковые навыки |
0,52*** |
- |
|
|
|
3. Продолжительность пребывания в стране |
0,38*** |
0,25** |
- |
|
|
4. Выраженность этнической идентичности |
-0,40*** |
-0,06 |
-0,16 |
- |
|
5. Интеграция |
0,42*** |
0,36*** |
0,24** |
-0,02 |
|
6. Ассимиляция |
0,43*** |
0,29** |
0,06 |
-0,68*** |
|
7. Сепарация |
-0,57*** |
-0,45*** |
-0,33*** |
0,39*** |
Для построения путевой модели использовалась программа AMOS. В процессе тестирования модели для оценки связей применялся статистический бутст- реп. Показатели путевой модели соответствуют рекомендованным (1 < X/df < 3; CFI > 0,90; RMSEA < < 0,10; SRMR < 0,09 [Hu, 1999]) для того, чтобы заключить соответствие модели эмпирическим данным. Полученная путевая модель СЭА мигрантов показана на рис. 3. Стандартизированные коэффициенты регрессионных связей в модели отражены в табл. 3.
Результаты проведенного путевого анализа показывают, что характер связей в эмпирической модели практически полностью репрезентует предложенную теоретическую модель. Исключением является связь продолжительности пребывания в стране с ак- культурационной установкой на интеграцию, которая оказалось не значимой (в = 0,130; p = 0,167). По всей видимости, здесь можно говорить о полной медиации, сама по себе продолжительность пребывания не влияет на предпочтение интеграции, но продолжительность связана с языковыми навыками, которые имеют более сильное влияние на интеграцию, хотя продолжительность пребывания для языковых навыков (R2 = 0,06) и языковые навыки для интеграции (R2 = 0,14) не являются в модели существенными факторами.
Доля объясненной дисперсии в объясняемой составляет 51%.
Обсуждение результатов
Результаты исследования показали, что аккультурационные установки мигрантов, независимо от времени прибывания в принимающей стране, связаны с уровнем их СЭА, что согласуется с ранее проведенным исследованием на выборке мигрантов в Греции [Besevegis, 2008] и Германии [Constant, 2008].

Рис. 3. Путевая модель социоэкономической адаптации мигрантов.
Параметры модели: χ2 = 8,97; df = 5; p = 0,11; χ2/df = 1,79; CFI = 0,98; RMSEA = 0,09; SRMR = 0,05.
Условные обозначения: χ2 — значение статистики хи-квадрат; df — число степеней свободы; CFI — сравнительный индекс соответствия Бентлера; RMSEA — корень среднеквадратической ошибки аппроксимации; SRMR — стандартизированный корень среднеквадратического остатка; R2 — коэффициент детерминации.
Таблица 3
Стандартизированные коэффициенты регрессионных связей в модели
|
Зависимая переменная |
Независимая переменная |
в |
R2 |
|
Социоэкономическая адаптация |
Продолжительность пребывания в стране |
0,193** |
0,51 |
|
Языковые навыки |
0,222** |
||
|
Интеграция |
0,246** |
||
|
Ассимиляция |
0,265*** |
||
|
Сепарация |
-0,200* |
||
|
Интеграция |
Продолжительность пребывания в стране |
0,130 |
0,14 |
|
Языковые навыки |
0,326*** |
||
|
Ассимиляция |
Выраженность этнической идентичности |
-0,668*** |
0,51 |
|
Языковые навыки |
0,252*** |
||
|
Сепарация |
Выраженность этнической идентичности |
0,342*** |
0,34 |
|
Продолжительность пребывания в стране |
-0,215** |
||
|
Языковые навыки |
-0,377*** |
||
|
Языковые навыки |
Продолжительность пребывания в стране |
0,246** |
0,06 |
Условные обозначения: в — стандартизированный коэффициент регрессии; R2 — коэффициент детерминации; «***» — p < < 0,001; «**» — p < 0,01; «*» — p < 0,05
Зависимость низкого уровня СЭА русскоязычных мигрантов в Бельгии от выбранной аккультурационной установки на сепарацию, прежде всего, обусловлена высокой долей безработных среди выбравших этот аккультурационный профиль. Можно предположить, что связь высокого уровня СЭА с установкой на интеграцию обусловлена тем, что мигранты с данным аккультурационным профилем могут иметь доступ к ресурсам как со стороны своей этнической группы, так и общества в целом [Besevegis, 2008], а установка на ассимиляцию адаптивна, прежде всего, потому что облегчает контакт с доминирующей культурой [Ward, 1999].
Мигранты, выбирающие аккультурационную установку на сепарацию, сталкиваются с трудностями в своих попытках установить контакт с членами принимающей культуры и приобрести основные социальные навыки, такие, как изучение основного языка страны или получение работы [Nesdale, 2003]. Поэтому мигрантам следует пересматривать их аккультурационную ориентацию в сторону более интегративной или ассимиляционной, и начать активно и самостоятельно искать контакты с представителями принимающей страны, так как в том числе и знание языка в основном приобретается при взаимодействии с его носителями [Григорьев, 2014б].
В будущих исследованиях при рассмотрении ак- культурационных установок как факторов адаптации следует еще учитывать и влияние принимающей среды. Так мета-анализ подтвердил, что отношения между аккультурационными установками на интеграцию и адаптацией в целом модерируются условиями в стране проживания [Nguyen A.-M, 2013].
Существует также вопрос о том, следует ли ориентировать исследования аккультурации на изучение аттитюдов (аккультурационных установок) или поведения, так как эти понятия не должны быть взаимозаменяемыми [Arends-Toth, 2006]. Исследования показывают, что на уровне аттитюда интеграция может быть предпочтительной, но не всегда так легко достигается [Ward, 2009]. В настоящее время разработаны модели, которые включают как реальные (поведенческие), так и идеальные (аттитюды) варианты аккультурационных ориентаций [см. 42]. В целом, исследования показывают, что поведение является более мощными предиктором психологической и социокультурной адаптации, чем аттитюды [Ward, 2012], и поэтому крайне важно учитывать эти различия в дальнейших исследованиях.
Ранее исследователями уже предполагалось, что низкий уровень владения языком — одно из основных препятствий для трудоустройства по прибытию в страну [Aycan, 1996; Jasinskaja-Lahti, 2008]. В поддержу этого утверждения можно также привести данные исследований, в которых были обнаружены взаимосвязи между языковыми навыками беженцев и возможностью трудоустройства [Hou, 2006]. Если мигрант изначально имеет хороший уровень владения языком принимающей страны, то для него существенно проще либо получить необходимую квалификацию для работы на месте, либо непосредственно устроиться на работу. В противном случае, мигранты должны либо ориентироваться на работу на вторичном рынке труда, либо, в крайнем случае, могут долгое время оставаться безработными [Григорьев, 2014б]. Также начальные языковые навыки способствуют контакту с принимающим обществом, а значит, и выбору более интеграционных установок. Однако в дальнейшем следует также учитывать и обратное последующее влияние установок на языковые навыки.
При этом выбор мигрантами их аккультурационной установки связан с характеристиками социальной идентичности, что согласуется с предположениями, что аккультурационные установки и параметры идентичности должны соотноситься между собой [Georgas, 1998]. Выраженность этнической идентичности отрицательно связана с ассимиляцией и положительно — с сепарацией. Полученные результаты хорошо объясняются упомянутой выше линейной биполярной моделью адаптации мигрантов. Однако следует оговориться, что существующая литература, посвященная культурным изменениям, содержит конкурирующие точки зрения относительно отношений между культурой происхождения мигранта и принимающей культурой в процессе аккультурации. Например, конкурирующая модель предполагает, что некоторые изменения охватывают лишь отдельные аспекты этнической идентификации [Laroche, 1998].
Следует также учесть, что основная теоретическая основа для рассмотрения экономической сферы миграции была получена в основном из исследований одной принимающей страны (США). Однако проведенные ранее кросс-культурные исследования продемонстрировали существующие различия в результатах адаптации для схожих групп мигрантов (более того, даже для мигрантов из одной страны происхождения, но пребывающих в различных географических контекстах) [Kogan, 2006; Model, 1996; Van Tubergen, 2004]. Например, в Канаде было выявлено, что некоторые этнические группы сталкивались с большими трудностями в поиске работы в Монреале, в отличии от любого другого города [Richmond, 1974; Richmond, 1989]. Феноменология миграции и экономической адаптации, скорее всего, меняется в зависимости от целого ряда культурных, социальных, политических и исторических факторов [Ward, 2001]. Пытаясь решить эту проблему, некоторые исследователи стали изучать воздействие местных условий в принимающей стране, например, города назначения (например, Лос-Анджелес, Майами, Нью- Йорк), на выборке конкретных групп мигрантов (например, китайцев, кубинцев, доминиканцев и мексиканцев). Эти тематические исследования влияния местных условий приема на модели экономической адаптации предоставляют бесценную информацию об опыте конкретных этнических групп [Levanon, 2009].
Несколько попыток обобщить эти результаты были предложены в литературе. Например, можно встретить обобщенные утверждения, что группы мигрантов отличаются по аккультурационным установкам, или обобщения по темам: политика интеграции мигрантов (т. е. активная поддержка против пассивного принятия), условия на рынке труда (т.е. дискриминационное или нейтральное поведение по отношению к мигрантам), охрана труда и промышленный состав этнической экономики [Portes, 2006; Portes, 1993]. Тем не менее, если ранее только некоторые ученые предполагали, что возможно нецелесообразно использовать модели, основанные на опыте одной этнической группы, чтобы объяснять опыт другой [см. напр. 54], то сегодня уже многим исследователям стало понятно, что главным ограничением для дальнейшего изучения аккультурации, в целом, является то, что большинство опубликованных исследований базируется на рассмотрении выборки, состоящей из одной этнической группы, взятой из какого-то одного конкретного национального контекста, что, конечно же, ограничивает внешнюю валидность наших теорий и исследований — как по отношению к самим выбранным для исследования группам, так и по отношению к контексту [Ward, 2013]. На сегодня в этом направлении уже работают некоторые исследователи.
Так, согласно исследованиям в Австралии предполагается, что социально-культурные и экономические аспекты адаптации — это чисто культурный навык, который прочно связан с ростом материального благосостояния [Scott, 1991]. В поддержу этого предположения можно привести, например, описание копинг- стратегий, связанных с вопросами экономики и занятости гонконгских мигрантов в Австралии [Mak, 1991]. А недавнее исследование в Сингапуре [Leong, 2014] также позволяет предположить, что сейчас есть смысл в разработке культурно-специфических маркеров аккультурации [Ward, 2013].
Также в будущих исследованиях нужно будет учитывать, что для изучения СЭА второго поколения мигрантов, методика в том виде, в котором она представлена в настоящем исследовании, не подходит. Для этих целей возможно рассмотрение СЭС. В частности, было показано, что высокий СЭС мигрантов связан с установкой на ассимиляцию [Naumann, 2013].
Подводя итог, можно заключить: в данном исследовании удалось подтвердить наличие взаимосвязи аккультурационных установок мигрантов с уровнем их СЭА, а также несколько расширить и значимо дополнить представления о роли характеристик социальной идентичности и аккультурационных установок в процессе аккультурации.
Финансирование
Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2015 г.
[*] Григорьев Дмитрий Сергеевич, стажер-исследователь, международная научно-учебная лаборатория социокультурных исследований, Экспертный институт НИУ ВШЭ, Москва, Россия. dgrigoryev@hse.ru
[†] Grigoryev Dmitry Sergeevich, Intern researcher, International Scientific-Educational Laboratory for Socio-Cultural Research of the Expert Institute of the National Research University "Higher School of Economics", Moscow, Russia. dgrigoryev@hse.ru
