Роль идентичности, этнических стереотипови стратегий аккультурации в адаптации мигрантовиз Средней Азии в Московском регионе

Анализ статистических данных показывает, что на сегодняшний день Россия занимает третье место в мире (после США и Германии) по количеству мигрантов (по данным, опубликованным ООН в 2016 г. http://rg.ru/2016/01/12/migranti-site-anons.html). Также можно отметить, что наибольшее количество трудовых мигрантов приезжают в Россию из государств Средней Азии [13]. При этом, по данным Рос­стата, большинство мигрантов находятся в городе Москве и Московском регионе. Данные о количестве мигрантов, прибывших в Россию в 2015 г., представлены в табл. 1.

Таблица 1

Количество мигрантов, прибывших в Россию в 2015 г.

Во многих исследованиях утверждается, что успешная адаптация трудовых мигрантов определяется их интегрированностью в новую социокультурную среду [22; 24; 35; 55]. Но не всегда трудовые мигранты ориентированы на выбор интеграционной стратегии. В этой связи важно понять, какие стратегии являются для мигрантов наиболее предпочитаемыми и какие социально-психологические факторы их определяют.

Введение

Изучением факторов адаптации мигрантов из Средней Азии занимались многие российские исследователи [5; 14; 17]. В ряде исследований делается акцент на анализе рисков миграции из стран Средней Азии [2], в некоторых исследованиях анализируются основные виды, тенденции, уроки миграции из Узбекистана и Таджикистана [10; 13; 16,]. В исследовании П.П. Лисицына и А.В. Резаева [8] изучалась социальная адаптация трудовых мигрантов из Узбекистана в городах Иваново и Санкт-Петербурге. Как показал анализ, чаще всего исследования носят социологический характер.

Анализ социально-психологических исследований свидетельствует о том, что наиболее успешной аккультурационной стратегией мигрантов является интеграция. P.G. Schmitz и J.W. Berry [44] в своем исследовании мигрантов и принимающего населения в Германии отмечают, что стратегия интеграции способствует наилучшей адаптации мигрантов. В работе A.M.D. Nguyen и V. Benet-Martinez [37] на основе мета-анализа 83 исследований представителей мигрантов и этнических меньшинств было установлено, что стратегия интеграции позитивно взаимосвязана с психологической и социокультурной адаптацией.

В ряде исследований была выявлена позитивная взаимосвязь между выбором мигрантами и этническими меньшинствами стратегии ассимиляции и их успешной адаптацией [27; 31; 55]. Исследование латиноамериканских и азиатских подростков в США выявило позитивную взаимосвязь между предпочтением стратегии ассимиляции и удовлетворенностью жизнью [26]. Похожие результаты были получены M. Verkuyten [50] в изучении турецко-голландских подростков в Нидерландах. Также в ряде исследований [30; 55] была выявлена положительная взаимосвязь между стратегиями ассимиляции и социокультурной адаптации. Однако есть и другие результаты, свидетельствующие о том, что мигранты и этнические меньшинства, предпочитающие ассимиляционную стратегию, имеют уровень адаптации ниже среднего [19].

Во многих исследованиях отмечается, что сепарация и маргинализация негативно влияют на адаптацию [44; 45]. В исследованиях A. Portes [39] было установлено, что родители-иммигранты более ориентированы на сохранение своей культуры (стратегия сепарации), чем их дети, и имеют больше трудностей в адаптации к новым культурам и изучении новых языков. Однако в некоторых исследованиях отмечается, что в отдельных сферах жизни сепарация и маргинализация связаны с самоуважением. В исследовании турецкой молодежи в Нидерландах было установлено, что самоуважение позитивно коррелирует со стратегией сепарации в области чтения книг, а маргинализация — в области работы [29]. Кроме этого, в ряде исследований психологического благополучия и преодоления стресса, связанного с миграцией, отмечается, что ориентация мигранта на поддержание своей культуры, связь с соотечественниками, социальная поддержка с их стороны влияют на снижение стресса [49; 54].

Исходя из данного анализа, мы в своем исследовании будем проверять влияние каждой из аккуль- турационных стратегий на адаптацию мигрантов из Средней Азии в Московском регионе России.

Как показывает анализ литературы, выбор аккультурационных стратегий определяется выраженностью этнической, национальной, религиозной идентичностей. Исследование репатриированных греков показало, что их этническая идентичность взаимосвязана со стратегией ассимиляции, «смешанная» идентичность (например, албанские греки) — со стратегией интеграции, «индигенная» идентичность (например, албанская) — со стратегией сепарации [25]. Подобные результаты были получены M. Laroch и коллегами [32] в исследованиях франкоканадцев. В ряде исследований установлено, что этническая идентичность позитивно связана с сепарацией и негативно — с интеграцией, гражданская идентичность позитивно связана с интеграцией и негативно — с сепарацией [21; 47]. В ряде исследований доказывается позитивная взаимосвязь между этнической и религиозной идентичностью и национальной и религиозной идентичностью этнических меньшинств [38; 52]. В некоторых исследованиях также отмечается, что этническая и религиозная идентичности — это составляющие общей культурной идентичности [22].

Также в ряде исследований отмечается позитивная взаимосвязь между мусульманской религиозной идентичностью и адаптацией мигрантов. В масштабном исследовании молодых мигрантов в 13 странах было выявлено, что мусульманская молодежь имеет более высокий уровень психологической и социально-культурной адаптации, чем те, кто исповедовал, например, буддизм, индуизм, и те, кто не были религиозными [42].

В исследовании C. Ward [56] взаимосвязи различных аспектов мусульманской идентичности у женщин-иммигрантов в Новой Зеландии было установлено, что публичная демонстрация мусульманской идентичности позитивно связана с самоуважением, но психологические и поведенческие аспекты мусульманской идентичности напрямую не связаны с адаптацией. Мусульманская идентичность, по мнению C. Ward, является, скорее, буфером для негативных последствий предполагаемой дискриминации.

Кроме идентичностей предикторами аккультура- ционных стратегий мигрантов могут выступать этнические стереотипы. Согласно интегральной теории угроз, негативные стереотипы, наряду с реальной и символической угрозами, межгрупповой тревожностью, могут приводить к предвзятому отношению [42]. Кроме этого, как отмечается в исследовании S.T. Fiske, A.J.C. Cuddy, P. Glick, J. Xu [24], отношение к представителям различных групп определяется стереотипами. Также в исследованиях отмечается, что готовность к межкультурному контакту среди групп этнического меньшинства в большей степени подвержена влиянию доминирующих в их группе норм, установок и стереотипов в отношении аутгрупп [28; 43]. Эти результаты, на наш взгляд, позволяют предположить, что этнические стереотипы могут влиять на выбор стратегии аккультурации, а также на психологическую и социокультурную адаптацию.

Необходимо отметить, что в исследованиях в основном обращалось внимание на этнические гетеростереотипы принимающего населения по отношению к мигрантам [40]. Рассматривались содержание стереотипов, их устойчивость [1; 15; 35]. Изучалась взаимосвязь ингрупповой оценки и установок на мультикультурализм и ассимиляцию у этнических меньшинств и большинства [48; 51]. Кроме этого изучалось влияние стереотипов на толерантные установки. Так, в исследовании А.А. Выскочил [3] башкир, татар, русских и удмуртов, проживающих в Башкортостане, было установлено, что позитивные авто- и гетеростереотипы представителей всех четырех этнических групп взаимосвязаны с толерантными межэтническими установками. Исследование этнических стереотипов у русских и казахских студентов в Казахстане показало, что автостереотип у представителей казахского этноса более положительный, чем авто­стереотип у представителей русского этноса. Ге­теростереотип казахов у представителей русского этноса более отрицательный, чем гетеростереотип русских у представителей казахского этноса [18]. Однако исследований, в которых исследуется роль этнических авто- и гетеростереотипов мигрантов в их адаптации, практически не было.

Каждая группа мигрантов в нашем исследовании (узбеки и таджики) имеет различную историческую связь с Россией, причины миграции и различные социально-экономические условия в странах исхода [подробное описание см.: 7; 10; 13; 16]. Кроме этого, у респондентов в нашем исследовании не совпадают этническая идентичность и собственная гражданская идентичность, т. е. этнические узбеки были гражданами Узбекистана и Таджикистана, этнические таджики также были гражданами Узбекистана и Таджикистана. Мы предположили, что собственная гражданская идентичность, наряду с этнической идентичностью, может влиять на выбор мигрантами их аккультурационной стратегии.

В нашем исследовании мы также учитывали возможность получения мигрантами российского гражданства. Анализ законодательной базы Узбекистана и Таджикистана [4] показал, что граждане Таджикистана могут иметь двойное гражданство (например, таджикское и российское), в то время как граждане Узбекистана, чтобы стать, например, гражданами России, должны отказаться от узбекского гражданства. Учитывая данную ситуацию, мы посчитали важным выделить две российские идентичности: российскую гражданскую и российскую как места жительства.

Целью нашего исследования являлось выявление влияния этнической, гражданской и религиозной идентичностей, этнических стереотипов мигрантов из Узбекистана и Таджикистана на их стратегии аккультурации и адаптацию в принимающем обществе Москвы.

Гипотезы:

Н1. Выраженные этническая и религиозная идентичности, позитивный этнический автостере­отип влияют позитивно, а выраженная российская идентичность и позитивный гетеростереотип русских влияют негативно на предпочтение мигрантами из Узбекистана и Таджикистана стратегии сепарации.

Н2. Выраженные этническая и российская идентичности, позитивный этнический автостереотип и гетеростереотип русских позитивно влияют на предпочтение мигрантами из Узбекистана и Таджикистана стратегии интеграции.

Н3. Выраженная этническая идентичность и позитивный этнический автостереотип влияют негативно, а выраженные российская, собственная гражданская идентичности и позитивный гетеросте­реотип русских влияют позитивно на предпочтение мигрантами из Узбекистана и Таджикистана стратегии ассимиляции.

Н4. Выраженные этническая и российская идентичности, позитивный этнический автостереотип и гетеростереотип русских влияют негативно, а выраженная религиозная идентичность влияет позитивно на предпочтение мигрантами из Узбекистана и Таджикистана стратегии маргинализации.

Н5. Предпочтение стратегии интеграции способствует самоуважению, стратегии ассимиляции — удовлетворенности жизнью, предпочтение стратегий сепарации и маргинализации отрицательно влияет на самоуважение и удовлетворенность жизнью мигрантов из Узбекистана и Таджикистана.

Н6. Выраженная религиозная идентичность способствует успешной социокультурной адаптации мигрантов из Узбекистана и Таджикистана в Московском регионе.

Метод

Процедура.

Исследование проводилось в 2015 г. в Москве с помощью социально-психологического опроса. Выборка респондентов осуществлялась методом снежного кома, также использовалась удобная выборка (мы опрашивали добровольцев из группы людей, соответствующих основным требованиям нашего исследования). С участниками опроса проводился инструктаж, затем им предлагалось заполнить опросник в печатном варианте. Время его заполнения составило около 30 минут. Использовалось 2 варианта опросника — для таджиков и для узбеков. Опросники были переведены с русского на узбекский и таджикский языки (использовался метод прямого и обратного перевода). Респонденты имели возможность заполнять опросник как на русском, так и на родном языке. Участники опроса не получали вознаграждения.

Выборка.

Выборку исследования составили трудовые мигранты из Узбекистана и Таджикистана (N=201), 105 узбеков (52%), 96 таджиков (48%), в возрасте от 19 до 66 лет, (М=31,3), 64% — мужчины, 36% — женщины. 198 опрошенных (98,5%) являются мусульма­ нами, 1 респондент (0,5%) указал, что не исповедует никакой религии, 2 респондента не ответили (1%). В табл. 2. представлены гендерные и возрастные характеристики выборки.

Таблица 2

Гендерные и возрастные характеристики выборки

Методики.

В исследовании использованы вопросы из опросника MIRIPS (Mutual Intercultural Relations in Plural Societies) [36], переведенного и адаптированного для условий России [9].

Аккультурационные стратегии. Сепарация — 4 вопроса (например, «Я считаю, что узбеки (таджики), живущие в России, должны сохранять свои культурные традиции и не усваивать русские»). Маргинализация — 4 вопроса (например: «Я считаю, что для узбеков (таджиков) не важно как поддерживать собственные культурные традиции, так и усваивать русские»). Интеграция — 4 вопроса (например: «Я предпочитаю иметь друзей как среди узбеков (таджиков), так и среди русских»). Ассимиляция — 4 вопроса (например: «Владеть в совершенстве узбекским (таджикским) языком для меня важнее, чем русским»). Степень согласия с каждым из представленных утверждений оценивалась респондентами по пятибалльной шкале, где 1 — абсолютно не согласен, 5 — абсолютно согласен.

Идентичности. Шкала этнической идентичности включала 7 вопросов (например: «Я горжусь тем, что я узбек (таджик)» [9]. Религиозная идентичность измерялась с помощью шкалы из пяти вопросов (например: «Я считаю себя представителем своей религии»). Для измерения была использована шкала М. Verkuyten [52] на русском языке, адаптированная и апробированная Международной лабораторией социокультурных исследований НИУ ВШЭ. Собственная гражданская идентичность измерялась с помощью шкалы, включающей 6 вопросов (например: «Я счастлив быть гражданином своей страны»). Для измерения была использована авторская шкала (ответы заданы в форме пятибалльной шкалы Лайкерта). Для измерения российской идентичности использовалась авторская шкала (ответы заданы в форме пятибалльной шкалы Лайкерта, например: «Я счастлив жить в России»). Для измерения российской гражданской идентичности использовалась шкала из опросника MIRIPS, адаптированная [9], включающая 6 вопросов (например: «Я считаю себя гражданином России»).

Этнические стереотипы. Изучение этнических авто и гетеро-стереотипов осуществлялось с помощью методики Д. Катца и К. Брейли «Приписывание качеств» с открытыми вариантами ответов. Респондентам предлагалось написать качества, присущие представителям определенных этнических групп (узбекам, таджикам, русским, киргизам). Качества могли быть как положительные, так и отрицательные. Данные обрабатывались методом контент-анализа. Кодировка результатов зависела от соотношения положительных и отрицательных качеств, которые респондент приписывал представителям собственной этнической группы (автостереотип) или ино­этнической группы (гетеростереотип): все качества положительные — 5 баллов; больше положительных, чем отрицательных, — 4 балла; положительных и отрицательных одинаково — 3 балла; отрицательных больше, чем положительных, — 2 балла; все качества отрицательные — 1 балл.

Самоуважение. Была использована шкала, состоящая из четырех вопросов [23] (например: «В целом, я удовлетворен собой»). Для измерения была использована шкала от 1 — абсолютно не согласен до 5 — абсолютно согласен.

Удовлетворенность жизнью. Была использована шкала Розенберга [41]. В шкалу входило 4 вопроса (например: «Моя жизнь близка к идеалу»). Для измерения также была использована шкала от 1 — абсолютно не согласен до 5 — абсолютно согласен.

Социокультурная адаптация. Мы использовали адаптированную шкалу из опросника MIRIPS [9], включающую 21 обратный вопрос (например: «Укажите, пожалуйста, в какой мере вы испытываете в России трудности в установлении и поддержании контактов с людьми»). Респонденту предлагалось 5 вариантов ответов: от 1 — абсолютно не согласен до 5 — абсолютно согласен. Далее ответы перекодировались.

Социально-демографические данные. Исследовались персональные данные: пол, возраст, образование, этничность и пр.

Для обработки данных использовался статистический пакет SPSS 22.0 с приложением AMOS 22,0 (методы описательной статистики, а Кронбаха, моделирование структурными уравнениями (SEM), путевой анализ).

Результаты

Полученные результаты (табл. 3) показывают, что у мигрантов из Средней Азии доминирует стратегия интеграции, менее всего они ориентированы на ассимиляцию. Наиболее всего выражены собственная гражданская и этническая идентичности, наименее — российская гражданская идентичность.

 Таблица 3

Средние значения выраженности социальной идентичности и этнических стереотипов (макс. 5 баллов)

Условные обозначения: M — среднее; SD — стандартное отклонение; α — коэффициент α Кронбаха

Автостереотип мигрантов более позитивен, чем ге­теростереотип русских. Мигранты имеют высокий уровень самоуважения и достаточно низкий уровень социокультурной адаптации.

На рис. 1 представлена модель предикторов аккультурационной стратегии «сепарация» и удовлетворенности жизнью, самоуважения и социокультурной адаптации мигрантов из Средней Азии. Результаты показывают, что выраженная российская идентичность и положительный гетеростереотип русских отрицательно влияют на выбор стратегии «сепарация» (в = — 0,23, p <0,01 и в = — 0,15 P <0,05 соответственно); данная стратегия не способствует самоуважению мигрантов (в = — 0,34, p <0,001), а выраженная религиозная идентичность не способствует социальной адаптации мигрантов из Средней Азии в Московском регионе (в = — 0,27, p <0,001) (эта связь универсальна и устойчива во всех моделях, поэтому мы далее при изложении результатов не будем ее описывать).

Рис. 1. Путевая модель предикторов аккультурационной стратегии «сепарация», удовлетворенности жизнью, самоуважения и социальной адаптации мигрантов из Средней Азии. Показатели модели: χ²/df = 1,8; CFI = 0,96; RMSEA = 0,05; SRMR = 0,07; PCLOSE =0,37

На рис. 2 представлена модель предикторов аккультурационной стратегии «интеграция», удовлетворенности жизнью, самоуважения и социальной адаптации мигрантов из Средней Азии. Результаты, представленные в модели, показывают, что выраженная этническая и российская идентичности способствуют выбору мигрантами стратегии «интеграция» (в = 0,24, p <0,01 и в = 0,17, p <0,05 соответственно), данная стратегия способствует самоуважению мигрантов (в = 0,20, p <0,01).

Рис. 2. Путевая модель предикторов аккультурационной стратегии «интеграция», удовлетворенности жизнью, самоуважения и социальной адаптации мигрантов из Средней Азии. Показатели модели: χ²/df = 1,9; CFI = 0,94; RMSEA = 0,06; SRMR = 0,07; PCLOSE =0,19

Результаты путевого анализа, представленные на рис. 3, показывают, что выраженная этническая идентичность отрицательно влияет на стратегию ассимиляции (в = — 0,32, p <0,001), а выраженные собственная гражданская, российская и российская гражданская идентичности способствуют стратегии ассимиляции (в = 0,21, p <0,05; в = 0,17, p <0,05 и в = 0,17, p <0,05 соответственно). Данная стратегия отрицательно влияет на самоуважение и положительно — на удовлетворенность мигрантов своей жизнью (в = — 0,15, p <0,05 и в = 0,19, p <0,01 соответственно).

Рис. 3. Путевая модель предикторов аккультурационной стратегии «ассимиляция», самоуважения, удовлетворенности жизнью и социальной адаптации мигрантов из Средней Азии. Показатели модели: χ²/df = 1,9; CFI = 0,94; RMSEA = 0,06; SRMR = 0,07; PCLOSE =0,14

Результаты путевого анализа, представленные на рис. 4, показывают, что выраженная религиозная идентичность положительно влияет на стратегию маргинализации (в = 0,20, p <0,01), данная стратегия отрицательно влияет на самоуважение мигрантов (в = — 0,24, p <0,01).

Рис. 4. Путевая модель предикторов аккультурационной стратегии «маргинализация», удовлетворенности жизнью, самоуважения и социальной адаптации мигрантов из Средней Азии. Показатели модели: χ²/df = 1,8; CFI = 0,94; RMSEA = 0,06; SRMR = 0,07; PCLOSE =0,24

Дискуссия и выводы

В нашем исследовании была частично подтверждена первая гипотеза: выраженная российская гражданская идентичность и позитивный гетеростерео­тип русских негативно влияют на выбор мигрантами стратегии сепарации. То есть можно сказать, что если мигранты позитивно воспринимают русских и имеют выраженную идентификацию с российским государством, то они в меньшей степени ориентированы на выбор стратегии сепарации. Это согласуется с данными, полученными в ранее проведенных исследованиях [21; 47], доказывающих, что гражданская идентичность мигрантов и этнических меньшинств негативно связана с сепарацией.

В ходе исследования также была частично подтверждена наша вторая гипотеза: выраженные этническая и российская идентичности позитивно влияют на предпочтение стратегии интеграции. Частично наши результаты находят подтверждение в исследовании M. Verkuyten [51] (выявлена позитивная взаимосвязь между этнической идентичностью турецких мигрантов в Нидерландах и их интеграционными установками) и в исследованиях J.W. Berry, C. Sabatie, [21]; A.J. Umana-Taylor, K. Updegraff [47] (выявлена позитивная взаимосвязь гражданской идентичности мигрантов и этнических меньшинств с интеграцией).

В нашем исследовании мы установили, что выраженная этническая идентичность влияет негативно, а выраженные российская и собственная гражданская идентичности влияют позитивно на предпочтение стратегии ассимиляции. Это частично подтверждает нашу третью гипотезу. Полученные нами данные находят подтверждение в исследованиях M. Verkuyten [51] и R. Kalin, J. Berry [28], доказывающих, что выраженная этническая идентичность отрицательно, а национальная идентичность положительно влияют на стратегию ассимиляции мигрантов и этнических меньшинств. Позитивное влияние собственной гражданской идентичности, на наш взгляд, можно объяснить тем, что страны исхода — Узбекистан и Таджикистан — являются мультикультурными, у респондентов их этническая идентичность и идентичность с собственной страной могут не совпадать, поэтому такой вид социальной идентичности может способствовать выбору мигрантами стратегии ассимиляции.

Выбор мигрантами из Средней Азии стратегии маргинализации определялся выраженной религиозной идентичностью, что частично подтверждает нашу четвертую гипотезу. Можно предположить, что религиозная идентичность играет роль «надэтни­ческой» идентичности, поэтому не способствует ни поддержанию своей этнической культуры, ни освоению новой.

Также наше исследование показало, что выбор мигрантами стратегии интеграции способствует их самоуважению. Эти данные согласуются с результатами, полученными в исследованиях P.G. Schmitz, J.W. Berry [44] и A.M.D. Nguyen, V. Benet-Martinez [37]. Также мы установили, что выбор мигрантами из Средней Азии стратегии ассимиляции способствует их удовлетворенности жизнью. К подобным результатам пришли E. Greenman, Y. Xie, [26] и M. Verkuyten [50]. Полученные нами результаты свидетельствуют о том, что выбор мигрантами из Средней Азии стратегий сепарации и маргинализации не способствует их самоуважению. Эти данные согласуются с результатами, полученными P.G. Schmitz, J.W. Berry [44] и P.G. Schmitz [45]. В целом можно сказать, что наша пятая гипотеза подтвердилась.

Кроме этого, наше исследование показало, что выраженная мусульманская религиозная идентичность не способствует социокультурной адаптации мигрантов из Средней Азии в Московском регионе России. Эти результаты не подтверждают нашу шестую гипотезу и не согласуются с данными C. Ward [56] и D. Sam, P. Vedder, C. Ward, G. Horenczyk [42], полученными при исследовании мигрантов мусульман. Возможно, в нашем исследовании выявленное отрицательное влияние определяется социокультурным контекстом Московского региона и отношением принимающего населения (в основном православного вероисповедания) к мигрантам мусульманам. Как показывают исследования [12], религиозные основы повседневной культуры являются одним из критериев, по которому формируется отношение москвичей к инокультурным мигрантам: наиболее толерантное отношение к православным мигрантам, наименее — к мигрантам мусульманам. Это может приводить к трудностям мигрантов мусульман в процессе осуществления ими каждодневных религиозных практик и в соблюдении ими своих национальных обычаев (ежедневные пятикратные молитвы — намаз; пост во время Рамадана — ураза; ношение одежды мусульманина и пр.), поскольку работодатели, московское принимающее общество не готовы принять такую модель поведения. Более того, мигранты-мусульмане в московском регионе могут испытывать трудности в посещении мечети, покупке «халяльной» пищи и пр., поскольку инфраструктура не ориентирована на удовлетворение этих потребностей мусульман.

Полученные результаты позволяют сделать следующие выводы.

1. Наиболее успешной аккультурационной стратегией для мигрантов из Средней Азии является интеграция, которая способствует их самоуважению. Она определяется выраженностью этнической и российской идентичностей.

2. Стратегия ассимиляции положительно влияет на удовлетворенность мигрантов своей жизнью, но отрицательно влияет на самоуважение. Выбор данной стратегии определяется положительным влиянием собственной гражданской, российской и российской гражданской идентичностей и отрицательным влиянием этнической идентичности.

3.   Стратегии сепарации и маргинализации отрицательно влияют на самоуважение мигрантов, при этом выбору сепарации препятствует положительный гетеростереотип русских и российская гражданская идентичность. Стратегии маргинализации способствует религиозная идентичность.

4.   Выраженная религиозная идентичность оказывает прямое негативное влияние на социокультурную адаптацию мигрантов из Средней Азии.

Важным, на наш взгляд, является приращение научных знаний в понимании роли собственной гражданской идентичности мигрантов в выборе ассимиляционной стратегии, роли российской идентичности и позитивного гетеростереотипа русских в препятствовании сепарации мигрантов, а также в понимании неконструктивной роли выраженной религиозной идентичности мигрантов из Средней Азии, не позволяющей им успешно адаптироваться в Московском регионе.

Полученные результаты могут быть использованы в работе центров адаптации и интеграции трудовых мигрантов в РФ.

Финансирование

Работа выполнена при поддержке гранта РНФ №15-18-00029.

Funding

This work was supported by the Russian Science Foundation (project #15-18-00029).