Множественные идентичности, аккультурация и адаптация русских в Латвии и Грузии

Введение

Гражданскую и этническую идентичность часто рассматривают в качестве психологических измерений аккультурации [Liebkind, 2016; Schwartz, 2014]. Но идентичность формируется, во-первых, именно в том месте, где мы живем [Haslam, 2010], во- вторых, взаимодействие личности с этим местом может давать важное для адаптации «чувство дома» [Qazimi, 2014]. Поэтому мы считаем необходимым включение «идентичности с местом» (place identity) в исследования аккультурации в дополнение к другим видам идентичности.

На аккультурацию и ее связь с адаптацией существенное влияние оказывает контекст аккультурации [Ward, 2016]. Поэтому теоретический и практический интерес представляет изучение аккультурации русских на пространстве бывшего СССР, поскольку условия проживания русских на постсоветском пространстве сказываются и на их идентичности, и на процессе аккультурации в целом.

Целью исследования стало сравнение взаимосвязей различных видов идентичности и стратегий аккультурации с психологическим благополучием русского меньшинства в Грузии и Латвии, что позволит проанализировать обусловленные контекстом особенности этих взаимосвязей и адаптации русских жителей этих постсоветских стран.

Теоретический подход к исследованию аккультурации

В исследовании мы будем придерживаться теоретического подхода, в котором разграничиваются условия аккультурации, аккультурационные ориентации (стратегии) и результаты аккультурации [Arends-Tóth, 2006].

К условиям аккультурации относятся:

—   особенности принимающего общества — идеология и политика мультикультурализма обеспечивают успешную интеграцию мигрантов и этнических меньшинств [Berry, 2005], а дискриминация и неравенство препятствуют интеграции, ухудшая адаптацию [Berry, 2006];

—   особенности групп — этническая жизнеспособность (ethnic vitality) группы меньшинства позволяет группе выступать в качестве коллективного субъекта и ориентироваться в большей мере на собственные приоритеты, чем на требования большинства [Межкультурные отношения на, 2017], а соответствие или несоответствие аккультурационных предпочтений большинства и меньшинства отражаются в восприятии межгрупповой угрозы [Grigoryev, 2018; Piontkowski, 2002];

—   индивидуальные характеристики — это возраст, продолжительность проживания в стране, социальный статус [Arends-Tóth, 2006; Jasinskaja-Lahti, 2011], личностные характеристики: идентичность [Berry, 2011], ценности [Arbuckle, 2011].

Аккультурационные ориентации связывают условия аккультурации c ее результатами. Широкое распространение получила модель аккультурации, предложенная Д. Берри [Berry, 1997]. В ней описаны четыре стратегии, являющиеся результатом комбинации установок на сохранение культуры происхождения и на контакты с группой большинства. Это ассимиляция (отказ от собственной культуры в пользу культуры большинства), сепарация (сохранение только собственной культуры), интеграция (сохранение ключевых особенностей собственной культуры с одновременным принятием элементов культуры большинства) и маргинализация (отказ от обеих культур).

Стратегии аккультурации взаимосвязаны с ее результатами — социокультурной и психологической адаптацией [Berry, 2011]. Психологическая адаптация определяется через показатели психологического благополучия; социокультурная адаптация отражена в навыках, приобретаемых в условиях жизни в иной культуре [Ward, 1999]. Несмотря на тесную взаимосвязь двух видов адаптации, они могут иметь различные предикторы [Jasinskaja-Lahti, 2011]. Известно, что с течением времени уровень социокультурной адаптации растет; для психологической адаптации такая зависимость проявляется не всегда [Arends-Tóth, 2006; Ward, 1999]. Наилучшие адаптационные результаты дает стратегия интеграции, а маргинализация считается наименее успешной [Berry, 2011].

В нашем исследовании в качестве условий аккультурации мы используем различные виды социальной идентичности — этническую, гражданскую и идентичность с местом; в качестве аккультурацион- ных ориентаций (стратегий) — интеграцию и ассимиляцию (мы предполагаем, что они являются наиболее вероятными в рассматриваемых контекстах); в качестве результатов аккультурации — удовлетворенность жизнью и самоуважение.

Множественные идентичности и аккультурация

Аккультурация включает в себя широкий диапазон паттернов поведения, установок, ценностей, норм, личностных характеристик, которые могут изменяться в условиях контакта [Ward, 2016]. Идентичность — более узкий концепт, однако в аккультурации различные виды идентичности, или множественные идентичности (культурная, этническая, гражданская и другие), играют решающую роль [Liebkind, 2016; Phinney, 1997], актуализируясь в различных условиях в неодинаковой степени.

Этническая идентичность относится к самоощущению индивида с точки зрения принадлежности к определенной этнической группе, гражданская идентичность — с точки зрения принадлежности к нации или национальному государству [Liebkind, 2001; Liebkind, 2016]. В группе большинства эти идентичности, как правило, не противоречат друг другу, для меньшинств это не всегда так: полная интеграция этнической и гражданской идентичностей может оказаться затруднительной, что может быть вызвано статусными различиями групп в обществе и существованием жестких групповых границ. В результате множественные идентичности формируют сложную структуру, которая может меняться в процессе аккультурации [Birman, 2010].

Соотношение этнической и гражданской идентичностей сопоставимо со стратегиями аккультурации в модели Д. Берри. Интеграции соответствует бикультурная идентичность — это выраженные этническая и гражданская идентичности. Сепарационная идентичность — это сочетание выраженной этнической идентичности и отсутствия идентификации с большинством, ассимилированная идентичность — выраженная идентификация с большинством, марги­нализованная идентичность — отсутствие идентификации с обеими группами [Liebkind, 2016]. Для психологической адаптации наиболее выигрышной является бикуль­турная идентичность [Berry, 2011; Nguyen, 2013]. Результаты взаимосвязи отдельных видов идентичности с психологическим благополучием зависят от контекста: в одних контекстах с лучшей психологической адаптацией связаны сепарация и выраженная этническая идентичность [Berry, 2011], в других — ассимиляция и выраженная гражданская идентичность [Phinney, 1997], т. е. выигрышными с точки зрения успешности адаптации могут быть разные комбинации идентичностей [Liebkind, 2016].

Говоря об идентичности в различных контекстах, нельзя игнорировать и тот факт, что она формируется в том месте, где живет человек. По мнению С. Хасла­ма и коллег, именно место является одним из самых мощных якорей и символов того, кем мы являемся в социальном и человеческом смыслах. Идентичность не только дает людям чувство принадлежности, но и обеспечивает их чувством, где именно эта принадлежность возникает и существует [Haslam, 2010]. Для нашего исследования идентичность с местом является важной, именно она может играть существенную роль в аккультурации этнических меньшинств в условиях, когда гражданская идентичность может быть проблематичной, а этническая — находиться под угрозой в силу разных причин.

Идентичность с местом представляет собой результат самокатегоризации на основе принадлежности к определенному месту [Droseltis, 2010]. Можно предположить, что чем больше характеристики места будут соответствовать личностным особенностям и ценностям, тем сильнее будет идентификация с этим местом, тем более будет выражена установка представителей этнического меньшинства на интеграцию и выше уровень психологической адаптации.

Нами сформулированы следующие исследовательские вопросы.

1.    Различается ли характер взаимосвязей разных видов социальной идентичности с различными ак- культурационными стратегиями русских в Латвии и Грузии?

2.    Различается ли характер взаимосвязей стратегий аккультурации с показателями психологического благополучия у русских в Латвии и Грузии?

3.    Различается ли характер взаимосвязей разных видов социальной идентичности с показателями психологического благополучия у русских в Латвии и Грузии?

4.    Опосредуют ли аккультурационные стратегии русских в Латвии и Грузии взаимосвязи различных видов идентичности с показателями психологического благополучия?

Для ответов на поставленные нами вопросы была построена модель взаимосвязи множественных идентичностей со стратегиями аккультурации и психологическим благополучием (рис. 1), которую мы протестировали на русских респондентах в Латвии и Грузии.

Контекст аккультурации русских в Латвии и Грузии

Русские в Латвии

Численность. По данным переписи населения 1989 г., русские составляли 34% населения республики, сейчас русские составляют 25,8% населения Латвии и являются самым многочисленным этническим меньшинством [Muiznieks, 2013; Statistical Yearbook of, 2015]. Положение русских специфично: группа занимает промежуточное положение между этническими меньшинствами и мигрантами, поскольку изменение статуса русских произошло только после распада СССР [Shafir, 1995].

Политика гражданства. После восстановления Латвией независимости гражданство было предоставлено гражданам Латвии, проживавшим на ее территории до 1940 г., и их потомкам; для остальных предусматривался процесс натурализации. В результате 29% населения остались без гражданства, что стало исключительным случаем не только в Европейском Союзе, но и за его пределами [Regelmann A.-Ch, 2014]. Большинство неграждан составили русские. После вхождения Латвии в состав Евросоюза процесс натурализации ускорился, количество неграждан снизилось [Ivlevs, 2014]. Русские Латвии участвуют в политической жизни, поддерживаемые ими партии представлены в парламенте [Regelmann A.-Ch, 2014].

Язык. В независимой Латвии единственным государственным языком является латышский. С 2004 г. 60% уроков в русских школах должны проводиться на латышском языке.

Межкультурные отношения. Ассимиляционист- ские тенденции, которые прослеживаются в интеграционной политике Латвии, усилили восприятие культурной угрозы как меньшинствами, так и большинством и снизили чувство принадлежности русских к Латвии [Ivlevs, 2014; Muiznieks, 2013].

Русские в Грузии

Численность. После распада СССР количество этнических меньшинств в Грузии снизилось с 29,9% в 1989 г. до 16,2% в 2002 [Nilsson, 2009]. Количество русских — с 6,5% до 1,5%, в основном за счет эмиграции, вызванной ухудшением экономической ситуации, политической напряженностью 90-х гг. ХХ в. и военными конфликтами в Южной Осетии и Абхазии [Ulasiuk, 2013]. В 2014 г. русские были третьей по численности группой меньшинств, составляя 0,7% населения [GeoStat 2016. 2014, 2016].

Политика гражданства. В соответствии с Законом о гражданстве 1993 г. правом на гражданство обладали все, кто проживал на территории Грузии не менее пяти лет, предоставление гражданства не зависело от происхождения и знания языка, что отличало политику Грузии от политики стран Балтии [Nilsson, 2009]. Однако меньшинства слабо представлены во властных структурах и практически не участвуют в принятии решений на государственном уровне [Wheatley, 2009].

Язык. Провозглашение грузинского языка в качестве официального способствовало отходу этнических меньшинств от участия в политической жизни и ухудшило отношения между этническими группами [Nilsson, 2009; Ulasiuk, 2013; Wheatley, 2009]. Меньшинства имеют право на получение образования в школах на родном языке [Ulasiuk, 2013], с 2010 г. в таких школах преподавание грузинского языка и литературы и социальных наук на грузинском языке стало обязательным [Nilsson, 2009].

Межкультурные отношения. Националистическая риторика, царившая в стране в начале 1990-х гг., привела к возникновению недоверия между грузинским и негрузинским населением. Конфликты в Южной Осетии и Абхазии привели к тому, что вопросы, касающиеся этнических меньшинств, часто рассматриваются через призму этих конфликтов. Результатом являются представления о меньшинствах как об источниках потенциальной угрозы [Sabanadze, 2011; 41]. Поэтому, несмотря на существование государственной политики, направленной на интеграцию, прослеживается курс на моноэтнизацию общества [Варданян, 2010].

Рис. 1. Модель взаимосвязи множественных идентичностей с аккультурационными установками и показателями психологической адаптации

Объединяет русских в Латвии и Грузии то, что они столкнулись с задачей аккультурации в условиях тотального доминирования инокультурного большинства. В качестве очевидных различий мож­
но выделить различия в относительной численности русских, участие в официальной политической жизни (в пользу Латвии), что может привести к различиям в этнической жизнеспособности групп (также в пользу Латвии), и различия в политике гражданства (в пользу Грузии).

Метод

Был использован метод социально-психологического опроса. В опросе приняли участие 320 проживающих в Латвии русских в возрасте от 16 до 85 лет (M = 42,89; SD = 21,19), 15% выборки — мужчины, и 312 проживающих в Грузии русских в возрасте от 14 до 67 лет (M = 31,11; SD = 11,67), 32% выборки — мужчины.

Теоретическая модель (см. рис. 1) была протестирована по отдельности для двух стратегий аккультурации: ассимиляции («модель ассимиляции») и интеграции («модель интеграции»).

Методики исследования

В работе были использованы шкалы этнической и гражданской идентичности, стратегий аккультурации, самоуважения и удовлетворенности жизнью из опросника MIRIPS (оригинальная версия опросника: http://www.victoria.ac.nz/cacr/research/mirips), переведенного на русский язык и адаптированного в предыдущих исследованиях [Стратегии межкультурного взаимодействия, 2009], и шкала идентичности с местом [Droseltis, 2010]. Оценка проводилась по шкале от 1 — «Абсолютно не согласен» до 5 — «Абсолютно согласен».

Шкала этнической идентичности (4 пункта). Пример: «Я горжусь тем, что я русский».

Шкала гражданской идентичности (4 пункта). Пример: «Я чувствую себя частью латышской (грузинской) культуры».

Шкала идентичности с местом (7 пунктов). Респондентам предлагалось оценить степень согласия с утверждениями, отвечающими на вопрос, чем для них является Латвия (Грузия), если ее рассматривать в качестве места проживания. Пример: «Это место отражает тип человека, которым я являюсь».

Шкалы стратегий аккультурации: интеграции и ассимиляции (по 4 пункта каждая). Например: «Для меня важно владеть в совершенстве и русским, и латышским (грузинским) языками» (интеграция), «Владеть в совершенстве латышским (грузинским) языком для меня важнее, чем русским» (ассимиляция).

Удовлетворенность жизнью [Droseltis, 2010] (4 пункта). Пример: «У меня есть все, что мне необходимо в жизни».

Самоуважение [Statistical Yearbook of, 2015] (4 пункта). Пример: «Я чувствую, что вполне достоин уважения, по крайней мере, наравне с другими».

Демографические переменные: пол, возраст, этническая принадлежность.

Обработка данных

При проверке гипотез использовался метод моделирования структурными уравнениями. Путевые модели были построены в приложении SPSS AMOS 20 [Arbuckle, 2011]. Сравнение средних проводилось при помощи t-критерия Стъюдента для независимых выборок в программе SPSS 22.

Результаты

Результаты сравнения средних по анализируемым переменным в группах русских Латвии и Грузии представлены в таблице. Для оценки значимости различий мы использовали t-тест, а также индикатор размера эффекта (Cohen’s d).

Как видно из таблицы, идентичность с местом и гражданская идентичность выше у русских Грузии, различия в этнической идентичности незначимы. Ориентация на интеграцию выше у русских Грузии, чем у русских в Латвии, найденный для ассимиляции эффект очень мал. По уровню самоуважения различий между группами нет, удовлетворенность жизнью выше у русских Латвии.

Таблица 1

Средние значения анализируемых переменных и их сравнение

Примечание: «*» — p<0,05; «***» — p<0,001.

Для проверки взаимосвязей множественных идентичностей со стратегиями аккультурации и показателями психологической адаптации были построены и протестированы путевые модели в обеих выборках. Также оценивалась возможность существования непрямых эффектов разных видов идентичности на удовлетворенность жизнью и самоуважение. Для
этого был использован метод оценки максимального правдоподобия со скорректированными оценками параметров и стандартных ошибок, количество извлекаемых псевдовыборок — 5000.

Результаты, полученные для «модели ассимиляции», приводятся на рис. 2.

Рис. 2. Путевая модель ассимиляции со стандартизированными прямыми эффектами: коэффициенты для Латвии и Грузии даны через «/»; «*» — p < 0,05; «**» — p < 0,01; «***» — p < 0,001; характеристики моделей: x2/df = 1,19/1,76; р = 0,28/0,17, RMSEA = 0,02/0,05; CFI = 0,99/0,99; SRMR = 0,02/0,03

Приведенные на рис. 2 результаты показывают, что идентичность с местом негативно связана с установкой на ассимиляцию только в Грузии. Для гражданской идентичности и стратегии ассимиляции в этой группе найдена позитивная взаимосвязь. Этническая идентичность и ассимиляция связаны негативно в обеих группах. В свою очередь, ассимиляция негативно связана с самоуважением, эта взаимосвязь выявлена в обеих группах. Также обнаружены прямые позитивные эффекты идентичности с местом на самоуважение и удовлетворенность жизнью; непрямые эффекты данного вида идентичности на показатели психологического благополучия отсутствуют. Обнаружены непрямой позитивный эффект этнической идентичности на самоуважение в группе русских Латвии и Грузии (в = 0,13; p < 0,001 и в = 0,02; p < 0,05 соответственно) и прямой негативный эффект — на удовлетворенность жизнью в группе русских Грузии. Для гражданской идентичности прямых эффектов не обнаружено, но существует непрямой негативный эффект данного вида идентичности на самоуважение в Грузии (в = -0,03; p < 0,05).

Полученные для «модели интеграции» результаты приведены на рис. 3.

Рис. 3. Путевая модель интеграции со стандартизированными прямыми эффектами: коэффициенты для Латвии и Грузии даны через «/»; «*» — p < 0,05; «**» — p < 0,01; «***» — p < 0,001; характеристики моделей: x2/df = 1,19/2,67; р = 0,28/0,07; RMSEA = 0,02/0,07; CFI = 0,99/0,99; SRMR = 0,02/0,03

В обеих группах с интеграцией оказались позитивно взаимосвязаны идентичность с местом и гражданская идентичность, найдена позитивная взаимосвязь этнической идентичности и интеграции в группе русских в Грузии. Стратегия интеграции позитивно взаимосвязана с самоуважением в двух группах, с удовлетворенностью жизнью — в группе русских в Грузии. Для идентичности с местом обнаружены прямые позитивные эффекты на удовлетворенность жизнью и самоуважение в двух группах. В обеих группах найдены непрямые позитивные эффекты идентичности с местом на самоуважение через интеграцию (в = 0,05; p < 0,001 и в = 0,05; p < 0,01 соответственно), в Грузии — непрямой позитивный эффект на удовлетворенность жизнью (в = 0,06, p < 0,01). Гражданская идентичность негативно взаимосвязана с удовлетворенностью жизнью в Грузии, найдены непрямые позитивные эффекты гражданской идентичности на самоуважение в обеих группах (в = 0,07; p < 0,001 и в = 0,06; p < 0,01 соответственно). Этническая идентичность позитивно взаимосвязана с самоуважением в группе русских Латвии и негативно взаимосвязана с удовлетворенностью жизнью в группе русских Грузии. В Грузии обнаружены позитивные непрямые эффекты этнической идентичности на удовлетворенность жизнью (в = 0,03; p < 0,05) и самоуважение (в = 0,04; p < 0,01) через интеграцию.

Обсуждение полученных результатов

Как показало исследование, в группе русских Грузии ориентация на интеграцию выше, чем в группе русских Латвии. На наш взгляд, это является результатом более лояльной по сравнению с Латвией политики Грузии в вопросах предоставления гражданства. Данный вывод подкрепляется и результатом сравнения гражданской идентичности русских в этих странах — в Грузии ее уровень оказался более высоким (см. табл.), в то время как в уровнях этнической идентичности различий не наблюдается. При этом в обеих странах ориентация русских на интеграцию является преобладающей по сравнению с ассимиляцией.

Были выявлены различия во взаимосвязях разных видов идентичности с аккультурационными установками русских в Латвии и Грузии, которые, на наш взгляд, определяются спецификой рассматриваемых контекстов. Так, предикторами интеграции в Латвии являются гражданская идентичность и идентичность с местом, в Грузии — это идентичность с местом, гражданская и этническая идентичности. То, что этническая идентичность русских «уходит» из сферы интеграции русских Латвии, может быть результатом ассимиляционистского крена в интеграционной политике этого государства [Muiznieks, 2013]. В то же время этническая идентичность препятствует ассимиляции в обеих странах, т. е. служит сохранению этнической культуры группы в процессе происходящих изменений. В свою очередь, гражданская идентичность может быть связана с ориентацией на ассимиляцию, что наблюдается в Грузии. Последнее, на наш взгляд, может объясняться малочисленностью данной группы и, как следствие, сниженной этнической жизнеспособностью. Интересными являются взаимосвязи идентичности с местом и стратегиями аккультурации. В обоих государствах она способствует интеграции, т. е. функционально подкрепляет гражданскую идентичность, но не тождественна ей. Различия обнаруживаются в «модели ассимиляции» русских в Грузии, где идентичность с местом препятствует выбору ассимиляции, способствуя сохранению этнической культуры укоренившейся на данной территории группы, когда этому угрожает ассимиляция [Варданян, 2010]. В данном случае идентичность с местом подкрепляет функцию этнической идентичности, а не гражданской.

Что касается взаимосвязей стратегий аккультурации и психологического благополучия, то независимыми от контекста оказались позитивные взаимосвязи интеграции с самоуважением, что свидетельствует об особой роли этой стратегии в психологической адаптации меньшинств. Данный результат находится в полном соответствии с предложенной Д. Берри гипотезой интеграции: «... двойная вовлеченность групп и их членов <...> способствует достижению большего психологического <...> благополучия, чем участие в жизни только одной культурной группы» [Межкультурные отношения на, 2017, с. 50]. В обеих странах ассимиляция (отказ от собственной культуры) негативно связана с самоуважением.

Обнаруженные в исследовании взаимосвязи различных видов идентичности с показателями психологического благополучия в большей степени зависят от контекста, чем взаимосвязи со стратегиями аккультурации. В частности, этническая идентичность способствует самоуважению русских в Латвии в «модели интеграции», в Грузии мы этого не обнаружили, что может быть свидетельством большей этнической жизнеспособности русских Латвии по сравнению с русскими Грузии. Более того, этническая идентичность негативно взаимосвязана с удовлетворенностью жизнью у русских Грузии. То есть в более многочисленной и более жизнеспособной группе в условиях воспринимаемого внешнего давления (русские Латвии) этническая идентичность является внутренним ресурсом повышения психологического благополучия. В малочисленной и менее жизнеспособной группе (русские Грузии в моделях ассимиляции и интеграции) этническая идентичность может стать источником психологического дискомфорта на фоне ухудшения межгосударственных отношений Грузии и России, поэтому, возможно, она негативно связана с удовлетворенностью жизнью.

Ни в одной из моделей гражданская идентичность не связана с самоуважением. В «модели интеграции» обнаружены негативные взаимосвязи гражданской идентичности с удовлетворенностью жизнью русских Грузии. Можно говорить о неоднозначной роли гражданской идентичности в процессе аккультурации. С одной стороны, она связана с выбором стратегии интеграции, с другой — напрямую не связана с самоуважением. В случае Грузии для гражданской идентичности обнаружены негативные взаимосвязи с удовлетворенностью жизнью в «модели интеграции», в случае Латвии — в «модели ассимиляции». Это говорит о проблемах, мешающих полноценной гражданской интеграции меньшинств. Наши результаты сопоставимы с результатами, полученными в Эстонии — при воспринимаемом обесценивании собственной группы удовлетворенность жизнью может снижаться даже при ориентации этнических меньшинств на интеграцию [Kus-Harbord, 2015].

Идентичность с местом в обеих группах позитивно взаимосвязана с параметрами психологического благополучия — самоуважением и удовлетворенностью жизнью, что обнаружено в проверяемых в исследовании моделях. Несмотря на существующую взаимосвязь идентичности с местом с гражданской идентичностью (r = 0,52; p < 0,001 в Грузии и r = 0,51; p < 0,001 в Латвии) и сходством в паттернах взаимосвязей с интеграцией, существуют различия во взаимосвязях идентичности с местом и гражданской идентичности с психологическим благополучием в обеих странах. По сравнению с гражданской идентичностью, которая зависит от официальной идеологии и политики государства в отношении меньшинств, идентичность с местом, будучи идеологически нейтральным конструктом, по нашему мнению, играет компенсаторную роль в психологической адаптации русского этнического меньшинства в Латвии и Грузии. Она выполняет важную функцию «тонкой настройки» интеграции этнической группы в инокультурном контексте, подкрепляя то гражданскую, то этническую идентичность и служа двум целям: сохранению этнической самобытности группы и успешной адаптации ее членов в доминирующем обществе.

Если говорить о непрямых эффектах различных видов идентичности на показатели психологического благополучия, то к универсальным для данных двух контекстов можно отнести непрямой позитивный эффект гражданской идентичности и идентичности с местом на самоуважение через стратегию интеграции: повышая установки на интеграцию, гражданская идентичность будет способствовать самоуважению представителей русского меньшинства в Грузии и Латвии. Остальные взаимосвязи оказались зависимыми от контекста. Только в Грузии гражданская идентичность, повышая установки на ассимиляцию, способствует снижению самоуважения русского этнического меньшинства. Идеологически нейтральная идентичность с местом, «чувство дома» [Qazimi, 2014], повышает установки на интеграцию, тем самым повышая самоуважение русских Латвии и удовлетворенность жизнью русских Грузии, и играет адаптивную роль. Этническая идентичность русских Грузии способствует повышению установок на интеграцию, способствуя повышению самоуважения и удовлетворенности жизнью.

Выводы

1.    В обеих странах у русских идет процесс формирования бикультурной идентичности [Liebkind, 2016], которая является комбинацией выраженных этнической и гражданской идентичностей и выражается в ориентации на интеграцию.

2.    Предикторами интеграции являются гражданская идентичность и идентичность с местом. Универсальный для обеих стран характер носят позитивные связи гражданской идентичности и идентичности с местом с установкой на интеграцию.

3.    К зависимым от социокультурного и политического контекста можно отнести связи различных видов идентичности со стратегиями аккультурации: в Грузии, в отличие от Латвии, были обнаружены связь этнической идентичности с установкой на интеграцию, гражданской — с установкой на ассимиляцию, а также негативная связь идентичности с местом и установкой на ассимиляцию.

4.    Прямая связь идентичности с местом с показателями психологического благополучия носит универсальный характер для исследуемых стран.

5.    Идентичность с местом выполняет важную функцию «тонкой настройки» интеграции этнической группы в инокультурном контексте, служа сохранению этнической самобытности группы и успешной адаптации ее членов в доминирующем обществе.

6.    Взаимосвязи гражданской и этнической идентичности с показателями психологического благополучия в значительной степени зависят от контекста. У русских Латвии самоуважению способствует этническая идентичность при выборе стратегии интеграции, гражданская идентичность препятствует удовлетворенности жизнью при выборе стратегии ассимиляции. У русских Грузии обнаружены негативные связи этнической идентичности с удовлетворенностью жизнью, как в «модели ассимиляции», так и в «модели интеграции». Гражданская идентичность в модели интеграции негативно взаимосвязана с удовлетворенностью жизнью.

7.    Универсальным для данных двух контекстов можно считать непрямой позитивный эффект гражданской идентичности и идентичности с местом на самоуважение через стратегию интеграции.

Таким образом, наше исследование подтверждает тезис о том, что разные комбинации идентичностей в разных контекстах могут играть адаптивную роль [Liebkind, 2016]. И этнический, и гражданский аспекты интеграции одинаково важны и должны учитываться при построении национальной политики государства. В контекстах государств, построенных по этническому признаку, где затруднена гражданская интеграция меньшинств, гражданский и этнический компоненты социальной идентичности по-разному могут предопределять как стратегии аккультурации, так и психологическое благополучие меньшинства, в то время как идентичность с местом может играть компенсаторную роль, способствуя интеграции и повышению психологического благополучия в процессе аккультурации, поэтому ее учет необходим в дальнейших исследованиях.

Финансирование

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 15-18-00029).

Funding

The study was supported by the Russian Science Foundation (project № 15-18-00029).