Введение
Мир первой трети 21 столетия характеризует расхождение информации и смыслов, даже если информация репрезентируется «со значением». За этим стоят не просто противоречивые отношения значения и смысла, которые подробно описаны в психологии, психолингвистике, линвистике и других. дисциплинах. Людям, в том числе исследователям, не явлена суть современной социальной ситуации (точнее социальных ситуаций) развития, в которой складываются эти отношения и внутри которой возникает особое информационно-смысловое поле, конструируемое индивидуальными и групповыми субъектами (общностями). В значительной степени этот процесс протекает стихийно — настолько, что возникает впечатление его бессубъектности. Культурно-исторический подход Л.С. Выготского и его школы позволяет проникнуть в его природу, условия и закономерности протекания. Данная статья содержит попытку взглянуть на него с опорой на идеи культурно-исторической психологии.
Проблемность социальной ситуации развития современного человека
Как известно, Л.С. Выготский в работе «Проблема возраста» (Выготский, 1984а) рассматривал понятие социальной ситуации развития (далее ССР) в рамках психологии развития, а именно детской психологии. Для каждого возраста, считал он, складывается особое отношение ребенка с миром, который изначально задан ему в человеческих категориях, категориях исторически развивающейся культуры, носителями которой являются другие люди, в первую очередь взрослые. По Выготскому, это динамическое отношение, оно меняется не только от возраста к возрасту, но и внутри одного возраста. Его нельзя вывести из внешней среды или самих по себе психологических особенностей ребенка, поскольку ССР наполнена переживанием прожитого в ней. Это переживание Выготский трактовал как единицу личности и среды, если их рассматривать в развитии (там же). В отношении к становящейся личности меняется, развивается и среда. Это принципиальный вывод, не всегда принимаемый во внимание.
На наш взгляд, существует возможность расширения понятия ССР за рамки детской, возрастной психологии — применительно к тем задачам, которые решает человек и человечество в целом. По Выготскому, ССР предполагает самоизменение ребенка в меняющейся действительности. Это не просто освоение новых знаний, умений и навыков, даже формирование которых продиктовано новой ситуацией, а преобразование самой этой ситуации в содействии с другими людьми. Ситуации, которая приобретает форму «задачи возраста» (Э. Эриксон), имеющей характер открытой проблемы. В таком виде она и переживается ребенком. Эта тема заслуживает специального анализа, и мы ограничимся лишь некоторыми доводами.
Что первоначально характеризует ССР при поступлении ребенка в школу. По Д.Б. Эльконину (Эльконин, 1989), — необходимость усвоения особых, научных, знаний, в отличие от дошкольных и особого уклада, правил школьной жизни. Сегодня в эпоху раннего «квазишкольного» обучения вчерашний дошкольник часто «не замечает» перехода к освоению «школьных понятий», многое воспринимается им как уже известное («это мы проходили»), и вскоре наступает пресыщение учением. Другое дело — школа как система новых социальных отношений. Он сталкивается с иным миром взрослых (учителей, представителей школьной администрации), требования которых не очевидны; не ясно, что можно, а чего нельзя ожидать от них. Да и сверстники, с которыми ходил в садик или гулял во дворе, становятся какими-то «необычными», «знакомыми незнакомцами» — они теперь школьники. Хотя они и испытывают ту же проблемность новой ССР, им предстоит заново объединится в общность и найти свое место в ней, когда не выручает даже старая дружба.
Но нечто подобное испытывают и взрослые 21 века, когда весь мир становится «школой будущего уже сегодня» с неясными «правилами общежития». Речь идет не просто о сложной и динамичной неопределенности современного мира, которая подчас скрывается за технологичными упрощениями способов деятельности. Речь идет о поисках человека и социальных групп своей идентичности, привычные ориентиры для которого сбиты, об их готовности к трансформации собственной идентичности в неожиданных направлениях при сохранении базовых ценностей «человеческого в человеке». «Поиски себя» не должны оборачиваться самоутратой. Это означало бы «антропологическую катастрофу» (М.К. Мамардашвили). Не сама по себе аномия в условиях глобальной либерализации жизни людей 21 века толкает их на подобные поиски, усложняя и ужесточая задачи социальной идентификации. В «индивидуализированном обществе» (З. Бауман) самоизменение становится не просто нормой, а особой задачей, проблемой для человека, культурно значимой формой социального творчества. В этой ситуации особое значение приобретает преадаптивность (А.Г. Асмолов) — готовность действовать не только в сфере возможных сценариев деятельности, но и невозможных, которые, в принципе, не могут быть воплощены в текущих обстоятельствах жизни, утверждая в этом универсальные ценности культуры, т. е. свою человеческую сущность, скрытую под напластованиями изменчивых явлений современности. «Кризис идентичности» уже давно перестал быть возрастным. Собственно, он всегда был вневозрастным, но уже в конце 20—начале 21 века человек убедился в том, что главной «болезнью роста» является сам рост, а рост — это не болезнь, а залог существования жизни. Иное дело, что под это убеждение не все всегда удавалось «подвести» глубокую и ответственную рефлексию: в итоге, коллективная ностальгия по старому доброму миру переплетается с рискованными экспериментами над человеческой сущностью. Оно только сейчас становится центром самосознания культуры, и психология может сыграть решающую роль в этом процессе.
К слову, Л.С. Выготский творил в эпоху такого же мощного социального перелома, который, к тому же, сопровождался смелыми, невиданными, реформаторскими экспериментами в образовании. А в заключение «Исторического смысла психологического кризиса» (Выготский, 1982) отмечал, что именно такие переломы благодатны для роста научного психологического знания.
Можно говорить о двух Ренессансах. О первом пишут в школьных учебниках. Его ключевой мотив общеизвестен — утверждение человека в качестве универсального преобразователя мира. Второй Ренессанс пришелся примерно на первую треть 20 века. Его смыслообразующая идея — преобразование самого человека. Оба Ренессанса протекали на изломах истории, порой в сверхжестких исторических обстоятельствах, и их не стоит идеализировать и тем более романтизировать. Наука налагает запрет на это и требует мыслить диалектически. Да, в смысловом фокусе Возрождения Человек — в ореоле расцвета наук и искусств, но он же — и на костре на римской площади «Поле цветов» в лице Джордано Бруно, во времена так называемого Высокого Ренессанса (1660 г.). Это период Итальянских войн с вовлечением многих европейских государств, период одной из самых длительных междоусобиц — 30-летнего противостояния Алой и Белой Розы в Британии, первоначальной колонизации мира и т. д. и т.п. Но главное обретение этой эпохи —осознание ценности человеческой личности как «всеобщей индивидуальности» (по Гегелю), что подробно раскрыто в известной книге Л.М. Баткина (1989).
Второй Ренессанс падает на первую треть 20 столетия. Этот период включает в себя Первую мировую, «Серебряный век» русской культуры, все формы европейского модернизма, становление психоанализа, революции в физике (рождение квантовой механики и оформление общей теории относительности) и... политические революции в России. В некотором (важном) смысле — это феномены, закономерно вовлеченные в один круг исторических событий. Смысловой лейтмотив «второго Ренессанса», который связывает его преемственными узами с первым — преобразование самого преобразователя мира — самоизменение человека в его многообразных реализациях. Постреволюционная идеология в СССР — формирование «нового человека», который наделялся буквально титаническими качествами. Но у каждого Ренессанса, как водится, были и свои реальные титаны. К титанам «второго Ренессанса», несомненно, относился Л.С. Выготский, заявивший о себе в этом статусе уже как автор диссертации «Психология искусства» (1925). Выготский придерживался идеологии формирования (не формовки!) нового человека» и даже дал ей научно-психологическое обоснование в том же «Историческом смысле психологического кризиса» (Выготский, 1982).
Мы не историки, но с психоисторической точки зрения, допустимо предположить, что исторический шлейф «второго Ренессанса» простерся на весь двадцатый век и охватил первую треть двадцать первого с усилением экспрессивной доминанты процессов самоизменения, «поисков себя» внутри новой человеческой общности, которая еще не сложилась, поскольку пребывает в поисках критериев собственной идентичности. На вопрос «Кто я, где и зачем?» можно ответить лишь в рамках ответа на вопрос «Кто мы и что нас связывает?».
Современный человек — почти Гамлет, он ощущает распад связи времен, но во внешнем мире. Тогда как Гамлет трагически испытывал этот распад внутри себя и своего ближайшего окружения. В этом смысле анализ его истории в «Психологии искусства» Выготского (Выготский, 1987) сегодня более чем актуален и поучителен. ССР (точнее, многообразие ССР) современного человека, может быть, не столько трагична, но остро проблемна. Понятия и метафоры «транзитивность», «социальная турбулентность», «социальная сверхтекучесть», «ускользающий мир» (Э. Гидденс) и др. характеризуют то, что творится вовне, и не схватывают переживания проживаемого момента истории. И ничего не говорят о смыслах самоизменения в меняющемся мире, порой оправдывая неизбежность деструктивных процессов в общественной и индивидуальной жизни.
Мы полагаем, что понятие информационно-смыслового поля, возникающего в рамках социальной ситуации развития человека, позволяет отчасти преодолеть эту тенденцию в науке и практике жизни.
Трехмерная модель информационно-смыслового поля
Мы наблюдаем эпоху стремительного развития информационных технологий и других инструментов коммуникации, благодаря которым формируется уникальная ситуация, кардинально меняющая привычное восприятие человеком своего жизненного пространства. Границы между регионами, странами и даже континентами утрачивают свое физическое значение и превращаются скорее в условные рубежи. Человек получает доступ к информации (новости, аналитика, мнения экспертов и обывателей) практически в режиме реального времени. Этот процесс оказывает глубокое влияние на степень осведомленности, вовлеченности и возможность взаимодействия не только человека с человеком, но и человека с глобальными событиями и бытовыми обстоятельствами по всему миру.
Под информацией мы будем понимать, с одной стороны (в самом широком смысле слова), фундаментальные проявления динамических свойств этого мира, а с дугой стороны — любые сведения, передаваемые посредством знаков — как искусственно созданных стимулов, позволяющих вызывать в сознании человека образ объекта. С опорой на представления Л.С. Выготского можно сказать, что знаки служат своего рода орудиями, позволяющими человеку воздействовать на других людей, формируя при этом индивидуальное и общественное сознание (Выготский, 2004). В основе этого лежат новые формы самоотношения человека внутри культуры. Культурные инструменты двунаправлены, «кентавричны» (Ф.Т. Михайлов). Срабатывает старая философская идея (Гегель и Маркс лишь артикулировали ее): изменение обстоятельств при помощи новых средств опирается на глубинное самоизменение коллективного и индивидуального субъекта. Оно констатируется философами, социологами, культурологами, психологами, — это лейтмотив философии и специальной гуманитаристики 19-го и, особенно, 20-го веков, — но его конкретные формы изучены слабо. В новейшей истории разрыв «информации» и «смыслов» разрастается и обостряется. Попытки строить объяснения исходя из усложнения технологической инфраструктуры, которая требует радикального «самоизменения человека», малопродуктивны. Это ничем не лучше «социального бихевиоризма».
Кроме того, завершается первая треть 21 века, мы давно живем в нем, и «дигитальный мир» не бросает никаких «вызовов»: уже как минимум 2 поколения выросли в ежедневном соприкосновении с виртуальной реальностью. А мы продолжаем испытывать Тофлеровский «шок от будущего» (наступившего), конструируя немыслимые объекты вроде «цифрового детства», «цифрового субъекта» и даже «цифрой личности»! В то время как мир уже свыкся с жизнью в Mixed Reality (MR) — смешанной реальности. Гуманитаристика (включая психологию) отстает не просто от глобальных трансформаций человека, человеческих общностей, социальности и культуры, «плетясь в хвосте» их «инфраструктурных» изменений. Впрочем, это отставание испытывает не только наука, но и сам современный человек. Отсюда и «компенсаторно-игровое» увлечение ИИ, нейросетями и т. д. на бытовом уровне. Увлечение на грани мифологизации. ИИ и нейросети уже идентифицируют с субъектами. Типичный газетный заголовок: «Нейросеть сняла кино», а не «Кино сняли при помощи нейросети». Вопрос о критериях субъектности — не к ИИ, а к его творцу. Симптоматично, что результаты выдающихся научно-технологическеских прорывов очень скоро, порой молниеносно с исторической точки зрения, становятся гаджетами (это французское слово, а не английское, в старину обозначавшее «безделушку» для развлечения взрослых, вроде механических певчих птичек в клетках или фигурки Маннекен-Писа, «писающего мальчика», в Брюсселе). Для нынешнего мира это нормально. Но это и упрощает его картину, стирая в общественном сознании грань между житейскими представлении о мире и его научным пониманием.
Совсем недавно лавочки у подъездов российских городов были заполнены пожилыми людьми, в основном женского пола. Это были целые «дворовые клубы». Сейчас их нет. Нет смысла куда-то спускаться. С подругой из соседнего подъезда или внуками из другого города можно пообщаться по мессенджеру. Пустые лавочки — самое достоверное свидетельство IT-прогресса. Или чего-то другого, что произошло в иной сфере — смешанной реальности, что не имеет прямого отношения к IT? Поколения и сблизились, и разошлись: для рефлексии оснований их взаимоотношений произошла явная задержка в развитии самосознания человечества. Рупоры этого самосознания — философы и другие аналитики — впадают либо в аларизм, либо в защитное самоуспокоение, звучащее в термине «новая нормальность». А когда была «старая»? Были «исторические передышки», когда определенный строй конвенционально исповедовался некоторое время, хотя казалось, что испокон и навечно. История не знает «литических» и «критических» периодов, о которых писал Выготский, если речь не идет об архаических обществах с их постфигуративными, по квалификации Маргарит Мид (Мид, 1982), культурами, где традиционные образцы «консервируют» образ жизни на тысячелетия (и то история вносит в него определенные коррективы — см. ниже).
А игра — социальная школа нормотворчества — на фоне с каждым веком пролонгирующегося взросления в истории человечества и онтогенезе человека (ВОЗ продлила молодость до 42 лет) — атрибут истории человечества.
Нидерландский историк и философ Йохан Хейзинга в книге «Номо ludens» («Человек играющий») (Хейзинга, 1992) рассматривал культуру, культурную жизнь как своего рода игру с правилами. Там, где правила нарушаются, замечал он, гибнет культура. Многих в концепции Хейзинги, по понятным причинам, привлекает «игра», а не «правила». Но сейчас не об этом.
Правила, нормы историчны, как и формы их нарушения, которое будет всегда, пока есть нормы, а значит, — покуда существует культура. Ее самоотрицание — в ней же, а не в сторонних «варварах». Такова диалектика. Диалектическая плата за культуру.
Человечество даже не подозревает, сколько норм разрушило, двигаясь в исторической перспективе (здесь, конечно, имеются этнокультурные различия). Чем-то можно и нужно было поступиться, в силу жизненной необходимости. С точки зрения архаических обществ каннибалов, современный европеец со своими ценностями немыслим. Каннибализм для них сакрален, он — часть священного культа, ритуала, утверждающего их в их человеческой сущности и добродетели (наделение силой при поедании), как они ее определяют. Но даже в мифологическом сознании возможна (и порой необходима) замена себе подобного, например, на тотемное животное, которое приносится в жертву. Одному из авторов статьи местные жители — представители одного северного народа рассказывали про охоту на медведя. У охотников еще в 30-е годы прошлого века был такой обычай: на пенек ставили бутылку водки и клали пачку папирос «Беломор» (советское привнесение) — ждали тотемного родственника «в гости», а потом уж убивали (подобные иллюстрации можно найти в работах известных этнографов, изучавших угорскую и ненецкую традиционную культуру, — К. Карьялайнена (Карьялайнен, 1995), Т. Лехтисало (Лехтисало, 1998) и др.).
Не забудем, что игра — культурно-историческая производная от мифа, культа, обряда, ритуала, вплетенных в повседневный труд. Именно их генетическое единство создавало внутри человеческой деятельности и системы взимоотношений по поводу и внутри нее то, что мы называем информационно-смысловым полем. Но уже как «луденс» человек знает, чем (когда и где) заведомо нельзя поступаться, а чем можно. Эта способность формируется уже в развитой игре ребенка-дошкольника (как ведущей деятельности возраста), где на смысловом уровне выдерживается граница «всамделишного» и «понарошку». В «категориях» («предкатегориях», по Н.Н. Поддьякову) своего детского разума через общение со значимыми людьми, взрослыми и сверстниками, ребенок стихийно переплавляет в формы индивидуального опыта коллективную совесть (со-весть) человечества. И по мере этого начинает поступать «личностно».
М. Бубер в своем труде «Я и Ты» утверждает: «Личность проявляется тем, что вступает в отношения с другими личностями. <...> Тот, кто состоит в отношении причастен к действительности, то есть к бытию, которое присутствует не только в нем и не только вне его. Всякая действительность есть действие, в котором я участвую, но которое не могу присвоить» (Бубер, 2025, с. 295). В идеях философа пространство значимых отношений возникает не как разграничивающее «между», а как слияющее «вместе». Личность как систему отношений рассматривал и отечественный психолог В.Н. Мясищев. Он считал, что направленность личности определяется ее избирательным (условно положительным или отрицательным) отношением к различным сторонам действительности, а мерой выражения отношения является поступок, т. е. практическое действие (Мясищев, 2024, с. 109) (Ср. формулу А.Н. Леонтьева: «начало личности — поступок»).
В общении как процессе порождения общности людей (через «производство общего» для них, по В.А. Петровскому) всегда складывается, ищется (а не задается наперед как значение, к которому еще нужно прийти) некоторый смысл. Вокруг него строится содержание общения, и именно им наполняется человеческая коммуникация. Его общее содержание, вокруг которого это общение строится. Понятие «смысл» обладает двойственной природой, поскольку одновременно включает в себя объективные характеристики коммуникации (знаков, символов) и их субъективную интерпретацию и восприятие человеком. В первом случае мы имеем дело со значением, во втором — с контекстом.
Л.С. Выготский (Выготский, 2005) не без влияния К. Левина (см. ниже) различал «реальное (видимое) поле» — как пространство, где господствует реальное действие с реальным предметом, и «смысловое поле» — как осознаваемую человеком актуальную ситуацию действия (содействия), где нужно заново овладеть своим поведением. При этом смысл рассматривался как то, что входит в значение, но не закреплено за знаком. Анализируя соотношение значения и смысла (в рамках психолингвистического понимания проблемы), Л.С. Выготский отмечал феномен влияния смыслов друг на друга (Выготский, 2005). Например, такие слова как «Война и мир» отражают смысловое содержание целого произведения, а не только их прямое значение.
«Вид предмета осмысливается значением...», писал в своих конспектах к лекциям по психологии игры Л.С. Выготский (Выготский, 1978, с. 289). Яркую иллюстрацию этого мы находим в статье А.С. Мигунова (Мигунов, 2000).
В доме приятное волнение: ждут гостей. Эмоции взрослых передались и маленькому сынишке-дошкольнику. Взрослым не до него, надо готовиться к встрече, а он «крутится под ногами», что-то выспрашивает, что-то комментирует. Родители, пытаясь занять малыша, усаживают его рисовать. Ребенок рисует две расходящиеся полосы. Родители интересуются:
- Что это?
- Дорога.
- А почему она расширяется вдаль?
- Так ведь оттуда будут ехать наши гости!
«Вид предмета», фрагмент образа мира наполняется новым смыслом, который позволяет буквально «расширить» его границы. Ожидание события — это ожидание других значимых людей, и оно объективируется в детском рисунке. В способе изображения проступает смысловое видение действительности. Этим приемом сознательно пользуются художники. «Кругозор» — это не объем вещей в поле зрения, а богатство смыслов предстоящего события, участниками которого предстоит стать значимым другим, в тенденции — «обобщенным другим» (по Дж. Г. Миду).
Ученик Выготского А.Н. Леонтьев (Леонтьев, 1975) развернул проблему понимания смысла в сторону переживания отношения к тому или иному явлению действительности. Всякое отношение окрашено оценочностью: нельзя относиться как-нибудь. Российский психолог А.А. Климов в своих лекциях отмечает: «Самая большая ложь, которую может произнести человек: мне все равно. Здоровому человеку не может быть все равно. Ему что-то нравится и что-то не нравится. Он что-то хочет и что-то не хочет, и делает это с разной силой». Проблема смысла была вынесена из плоскости сознания в плоскость реальных жизненных отношений, а сами смыслы стали результатом переживания соотношения того, что мы считаем собственным Я с тем, что обнаруживаем в этом мире. Смысл не заключен в субъекте и его переживаниях, он находится всегда за его пределами и связывает субъект и его переживания с контекстом. Вопрос о порождении смысла — это вопрос о контекстах (факторах), которые влияют на восприятие, принятие решений и поведение людей. К таким факторам, конечно, относится и информация.
Идея о том, что поведение человека в любой момент времени проявляется в рамках существующих параметров жизненного пространства, нашла свое отражение в теории поля К. Левина (Левин, 2000). Согласно его представлениям, свойства жизненного пространства частично зависят от состояния личности (как продукта своего собственного развития), частично от ее физического и социального окружения. В теории поля особое значение имеет то, как происходит анализ ситуации. Вместо того, чтобы выбирать тот или иной элемент и изучать его изолированно от других, считается полезным и необходимым начинать анализ с целостной характеристики ситуации. Сам Левин писал, что теорию поля едва ли можно назвать теорией в обычном смысле этого слова. Он считал, что ее лучше охарактеризовать как метод анализирования причинных связей и построения научных конструктов. Стоит отметить, что в те времена, когда разрабатывалась теория поля, жизненное пространство личности имело гораздо меньшие масштабы, чем в наши дни. Просто потому, что возможность взаимодействия с остальным миром физически была довольна ограниченна. Те сферы, которые были значимы, интересны, доступны или актуальны размещались в границах (пусть и условных) психического поля, а весь остальной мир беспокоил человека постольку-поскольку.
В современном мире в условиях глобализации и технологического прогресса информация приобретает особое значение, что делает ее важнейшим фактором формирования поведения, деятельности и социального взаимодействия. К. Левин в своих работах не уделял значительного внимания этому понятию как отдельной категории. Однако стоит признать, что в контексте теории поля информация выступает как один из факторов, влияющих на состояние жизненного пространства личности. Получение, обработка и интерпретация информации способствует формированию новых мотивов, целей и установок, что приводит к изменению «силового ландшафта» и, соответственно, к новым моделям поведения. В социальной сфере информация становится не только средством коммуникации, но и каналом влияния на людей, способом трансляции социальных значений с целью формирования социальных связей в динамике меж- и внутригрупповых взаимодействий.
Между тем информация не только передается, циркулирует, но и генерируется в рамках определенных социальных ситуаций развития. Этот момент элиминирован в ее кибернетических, теоретико-информационных и прочих трактовках, но принципиален с психологической, социологической, культурологической, исторической и, в целом гуманитарной точек зрения.
В 1922 г. Велимир Хлебников написал эссе-утопию «Радио будущего» (Хлебников, 1986). Сегодня признано, что в нем он с порой обескураживающей точностью предвосхитил Интернет: «Радио отпечатало сегодня повесть любимого писателя, статью о дробных степенях пространства, описание полетов и новости соседних стран. Каждый читает, что ему любо»; «В каждом селе будут приборы слуха и железного голоса для одного чувства и железные глаза для другого» и т. д. У Хлебникова люди воспринимают информацию из радиотарелок. Но в этом ли суть? Речь идет не о технико-технологическом чуде, а о том, что в корне, что не менее «чудесно», меняет сознание человеческой общности Сравнительно незадолго до возникновения мировой Сети, в 1984 г. Милорад Павич еще «на бумаге» реализовал технический принцип того, что в 60-х гг. Тед Нильсон назвал гипертекстом (правда, некоторые считают первым гипертекстом Св. Писание). Мы имеем в виду знаменитый роман Павича «Хазарский словарь» (Павич, 2022). В отличие от этого замечательного писателя, Хлебников опередил время на 70 лет, уловив дух одного из главных откровений XX века. А в «аспекте духа» все выглядит несколько более возвышенно, принимает черты идеального, должного («главное дерево сознания», «духовное солнце страны», «великий чародей» и т. п.). Хлебников в своей утопии представил описание не столько «идеального» Интернета, сколько Интернета вообще. Но связал его с духовными метаморфозами, изменением личностного способа жизни человека в новой человеческой общности. И, по сути, описал его новую социальную ситуацию развития.
Следуя представлениям о личности как системе отношений (М. Бубер, В.Н. Мясищев), идеям видимого и смыслового поля (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев), а также концепции жизненного пространства в теории поля (К. Левин) в целях уточнения и расширения существующих подходов нами введено повое понятие — информационно-смысловое поле, которое позволяет наиболее полно учитывать современные тенденции влияния информации на личность и личности на информацию.
Информационно-смысловое поле — это динамическая система, объединяющая жизненное и психическое пространство субъекта(ов) и определяющая условия восприятия, интерпретации и реорганизации информации через отношение и поведение субъекта(ов). Эта система формируется под воздействием личностных особенностей, жизненного опыта, культурных контекстов и социальных взаимодействий субъектов, создавая и объединяя внутреннее и внешнее «пространство смыслов» через сигнификацию — как инструмент управления информацией и регуляции поведения. Мы говорим о смысловом поле личности внутри бесконечно разных типов общностей, за счет включения в которые беспрецедентно расширяется современный мир. Это значит, что информационно-смысловое поле личности всегда имеет трансперсональный характер, возникает, складывается и существует в глобальной системе «отраженных субъектностей» (по В.А. Петровскому). Это и задает его топологию.
Вводимое понятие аккумулирует в себе достижения предшественников и позволяет представить отношение между личностным, информационным и смысловым аспектами в качестве объемного системного явления, образованного тремя психологическим категориями: сознательность, активность и поведение. Такой подход к пространственному анализу информационно-смыслового поля обладает особыми преимуществами. Во-первых, внутри каждой плоскости отражены наиболее существенные единицы анализа понятия. Во-вторых, логика трехмерной модели позволяет обнаружить между тремя плоскостями результирующее пространство, отражающее динамическое развитие информационно-смыслового поля (см. рисунок).
Fig. Model of the information-meaning field
Субъект, как адресат, пользователь, преобразователь, генератор и поставщик информации, интерпретирует ее, исходя из собственной способности проявлять избирательность и выстраивать иерархию интересов и отношений. Информационно-смысловое поле позволяет понять природу вариативного осмысления общезначимых аспектов человеческой жизни при помощи особых инструментов сигнификации, которые не всегда даны в готовом виде, что естественно для любой социальной ситуации развития, тем более проблемной. Условно положительное или условно отрицательное оценивание информации как фактора, влияющего на систему поля, создает напряжение и высвобождает энергию в виде эмоционального «отреагирования» некоторой интенсивности. Выраженность переживания отношения в сочетании с личностными особенностями субъекта служит драйвером мотивационных процессов. Так, отношение реализуется в поступке в качестве смыслового отношения к той или иной информации. Чем сознательней поступок, тем в большей степени можно говорить о выраженности отношения.
Информационно-смысловое поле личности: от ревизии представлений к исследованию
Изучение «полей» для психологической науки стало традиционным способом познания личности, а топологическая метафора присутствует в большинстве классических психологических теорий. В работах психоаналитиков психика человека дифференцирована уровнями, в гештальт-психологии поле осознания «фигуры» отграничивает его от неосознаваемого «фона», в ранних социально-психологических теориях «Я» личности отделяется от социальных «Я», образующих его периметр во взаимодействии с обществом 1. В культурно-исторической психологии топологическая метафора нашла применение в объяснении ключевого принципа развития ребенка — различения актуального уровня и зоны ближайшего развития (Выготский, 1983, с. 265). Продуктивность пространственной аналогии видится в ее применимости не только для диагностики сотрудничества ребенка со взрослым, но и для обнаружения двух планов этого сотрудничества, вначале интерпсихического (совместного со взрослым), затем интрапсихического — самостоятельного (Выготский, 2005, с. 355). Поле пространственного взаимодействия ребенка со взрослым раскрывает внутреннюю архитектуру способности ребенка к новому для него действию, демонстрирует ее сформированность в проявлениях целенаправленности и самостоятельности. Но более важной в русле выполняемого нами исследования является предложенная Л.С. Выготским идея «психологического поля», присущего знаку, которое «...ведет к появлению функций образования намерения и спланированного заранее целевого действия» (Выготский, 1984б, с. 50). Проведение символических операций позволяет сформировать содержание психологического поля независимым от предметных свойств вещи и не связанным с ситуацией взаимодействия с нею, «…но набрасывающего эскиз будущего и таким образом создающего свободное действие, независимое от непосредственной ситуации» (там же, с. 15).
Идея психологического поля значений, сопровождающего процесс познания личностью окружающего мира и выступающего основанием ее деятельности, представляется чрезвычайно плодотворной для анализа личности, существующей в условиях информационной эпохи. Виртуализация многих практик обыденной жизни, цифровизация бытовых и социальных функций требует осмысления их влияния на личность и, в первую очередь, — личность формирующуюся. Влияние новых культурно-исторических условий существования личности, задаваемых в том числе и высокотехнологичными устройствами, может быть зафиксировано с помощью значений, порождаемых, обобщаемых и используемых ею в повседневности.
Однако проведение этой операции требует ревизии психологического поля значений, воспринимаемых личностью, во-первых, с позиции их информационной основы, во-вторых, с точки зрения ее осмысления личностью (Кудрявцев, 2023). Таким образом, выполнение анализа невозможно без разработки идеи информационно-смыслового поля, которое является для личности носителем значений и при этом выступает результатом их восприятия.
Поэтому наша цель — представить концепцию информационно-смыслового поля личности, построенную на основе обобщения теорий восприятия информации человеком, концепций информационных и смысловых пространств через призму культурно-исторической психологии.
Результатом анализа в статье является концептуализация идеи об информационно-смысловом поле личности как представлении личности о значении воспринимаемой ею информации для решения задач взаимодействия с обществом. Определение информационно-смыслового поля как совокупности процессов восприятия, оценки и использования информации позволяет перейти к ее операционализации, делая доступной для изучения область психологического поля значения, а также личность — как субъекта его построения. Таким образом, решение задачи обогащает
Построение концепции предполагает раскрытие механизма образования информационно-смыслового поля и определение его характеристик с позиции формирующего его субъекта — личности. Поэтому в качестве теоретических предпосылок нами рассматриваются теории использования информации человеком, а также концепции восприятия и понимания личностью ее значений — осмысления.
Потребность в информации рассматривается в числе ключевых потребностей современного человека, в полной мере конкурирующей с потребностями, имеющими онтологическое значение. Конечно, информация неотделима от любой потребности, однако потребность в информации для современного человека фактически обобщила собой бытийные потребности (Соколов, 2013). С начала 70-х годов зависимость личности и общества от информации изучается в рамках предложенного R. Taylor понятия «информационная потребность» (Taylor, 1962). К настоящему времени значение информации возросло насколько, что ее принято рассматривать в качестве ресурса, а ее производство, обработка и транспорт выступают предметом профессиональной деятельности (Цветков, 2017).
Конкретно-операциональное значение потребности в информации заключается в необходимости ее получения субъектом для достижения цели. В таком ее значении можно согласиться с предложенной А.В. Соколовым формулой объективации потребности в информации в виде разницы между требующимися знаниями и знаниями, имеющимися у субъекта (Соколов, 2002).
Потребности субъекта в информации подразделяются: а) на информацию в виде прикладных (практических) знаний для достижения результата в различных сферах деятельности; б) информацию, позволяющую отдохнуть и развлечься; в) информацию в виде теоретических знаний, необходимых для обучения, повышения квалификации; г) информацию-уточнение, необходимую для проверки ранее полученных знаний; д) информацию для удовлетворения потребности в безопасности (Загидуллина, 2012).
Вместе с тем в более широком масштабе необходимость субъекта в информации следует рассматривать в ключе возрастания объема ее потребления и совершенствования ее качества. При этом очевидно, что объем и виды потребляемой субъектом информации пропорциональны не столько его отдельным деятельностям, сколько содержанию его жизнедеятельности. Поэтому не только активность, вовлеченность и многоплановость активности субъекта, но и его стремление к преобразованию себя и окружения преобразует информационный обмен, приводит к появлению новых и необычных результатов (Лошилин, Тихомирова, 2018).
Интересно то, что для современного человека высокая зависимость от информации компенсируется средствами ее получения — информационными ресурсами. За тысячелетия человеческой истории они приобрели множество форм воплощения — от наскальных надписей до интеллектуальных систем принятия решений. Но сущностно их инструментальное значение не изменилось. Информационные ресурсы личности обеспечивают высокую скорость получения нужных сведений, гарантируют их относительную бесперебойность, а также качество. Так, для осуществления профессиональной деятельности необходимы первичные источники информации, для осуществления действий — тематические, нужные для получения экспертной информации и принятия решений, фактологические и концептуальные, используемые для организации деятельности. Таким образом, субъекта труда окружает своеобразное информационное поле, отчасти объективно необходимое для выполнения его деятельности, отчасти отвечающее на его субъективные запросы в информации (Тягунов, 2021). Учитывая, что помимо трудовой деятельности информационные ресурсы обеспечивают удовлетворение иных потребностей, потребности субъекта обслуживают и иные источники информации.
Постоянство обращения к информации, частота ее потребления, стабильность в выборе источников, предпочтение одних ресурсов информации другим в совокупности показывает, что информационное поле субъекта можно считать не просто научной абстракцией, а вполне реальной формой взаимодействия субъекта и информации. Его материальные следы — закладки в браузере, переписка в социальных сетях и мессенджерах, «лайки» в видеосервисах — наши повседневные спутники не только в делах, но и в отдыхе.
Результаты информационной активности используются всеми участниками взаимодействия, в том числе и ее поставщиками. Так, интернет-сервисы постоянно анализируют поток потребляемой информации, сокращая время доступа к наиболее востребованным сведениям. Вместе с тем они модернизируют информационное поле, фильтруя не запрашиваемую субъектом информацию, взамен наполняя поисковую выдачу сведениями, ассоциативно связанными с пользовательскими интересами. Тем самым информационное пространство гомогенизируется не только по форме представления информации, наиболее удобной для пользователя, но и по ее содержанию.
Взаимодействие с информацией предполагает не только ее восприятие, обработку и использование (Ахметова, 2007), но и выбор источников, форму получения и условия, в которых информация потребляется, а также преобразование информации ее субъектом — трансляцию, изменение или уничтожение. Для этого следует разграничить информационное поле субъекта и его информационное пространство, поскольку данные понятия близки и нередко используются в качестве синонимов. Полагаем возможным отделить одно от другого, руководствуясь одним из приемлемых для этого критериев — критерием взаимодействия, допуская, что информационное пространство предполагает взаимодействие с другими субъектами обработки и преобразования информации (Каткова, 2008). Иначе говоря, информационное пространство полисубъектно, тогда как информационное поле подчинено влиянию одного субъекта, поскольку организовано им самим для удовлетворения собственных потребностей. Такое деление позволяет понять избирательное и преобразующее значение субъекта в оперировании информацией. Если признать центром информационного поля субъекта, становится возможным выявить его влияние не только на работу с информацией, но и, что немаловажно, на его формирование. Информационное поле, в свою очередь, становится репрезентантой субъекта, не только в значении цифрового следа истории ее поиска, но в более значимом ключе отражения преобладающей направленности, доминирующего состояния, социальных и асоциальных потребностей.
В этом заключается еще один важный довод в пользу разграничения понятий информационного поля и более крупного в свой топологии информационного образования — информационного пространства. «Эгоцентричность» информационного поля раскрывает индивидуальность его субъекта не только в моменте потребления информации, но и в процессе развития личности, показывая, какие предметы составляют область ее внимания; усиливается и ослабевает направленность на разные области окружающего мира.
Анализ междисциплинарных исследований человека-потребителя информации акцентирует внимание на существовании неразрывной связи между ним, ее формой и содержанием, что ясно указывает на наличие у информационного поля не только объективных, но и субъективных характеристик. В частности, состояния потребителя информации могут быть охарактеризованы в когнитивном, эмоциональном и поведенческом аспектах, сопровождающих этапы ее получения, обработки и использования. Возможности восприятия и осмысления информации ограничивают потребление информации личностью. Следует отметить, что восприятие ограничено не только порогами чувствительности, но и психологическим процессом осмысления информации. Осознание информации предполагает взаимодействие получаемых знаний с уже имеющимися у воспринимающего ее лица. Разработанная Н.А. Рубакиным библиопсихология демонстрирует субъективизм восприятия информации ее потребителем. Считая, что у книги столько содержаний, сколько у нее читателей, Н.А. Рубакин подчеркивает влияние психологии читателя на понимание информации, поскольку содержание, вложенное его авторами, всегда испытывает некоторую перемену в процессе слушания или чтения (Рубакин, 2006).
Связь потребителя информации с его информационным полем проявляется в широком спектре эмоциональных реакций, поскольку отсутствие доступа к информации вызывает чувство беспокойства, возможно тревоги или страха, обладание информацией — эйфорию и утомление. Переживание связи с информационным полем проявляется в удержании средств коммуникации (например, феномен фаббинга — постоянного отвлечения на гаджет в процессе живой коммуникации с собеседником), практиках по избеганию их использования («цифровой детокс»). Конечно, было бы неправильным ограничить исследование информационно-смыслового поля только направлением анализа восприятия и применения информации. Информация оказывает огромное влияние на личность, не только регулируя состояние человека или вмешиваясь в его деятельность. Информация развивает личность, упрощая или усложняя ее взгляд на окружающую действительность, утончая или оглушая ее восприятие, повышая ее мораль или, наоборот, деморализуя. Характеризуя процесс восприятия искусства и творчества, Л.С. Выготский писал: «Здесь идет сложнейшая конструктивная деятельность, …заключающаяся в том, что из предъявляемых внешних впечатлений воспринимающий сам строит и создает эстетический образ» (Выготский, 1987, с. 279). Поэтому оправданным является рассмотрение информационного поля не просто с позиции его субъекта, но в более широком контексте личностных образований, возникающих из-за необходимости использовать информационно-коммуникационные технологии в разных сферах жизнедеятельности («цифровой абориген»).
Таким образом, рассмотренные теории и концепции обосновывают принципиальные характеристики информационно-смыслового поля личности — его субъективность, отражающую направленность личности во взаимодействии с обществом, социогенный характер информационного поля, опосредованность способностью личности к восприятию и осмыслению информации. Их рассмотрение составляет вторую задачу нашего исследования, раскрытую в данной статье — концептуализацию информационно-смыслового поля.
Целесообразность разработки концепции информационно-смыслового поля личности вызвана необходимостью научного ответа на несколько проблем, порожденных существованием личности в условиях радикальной информатизации общественных отношений. Концепция должна выступить средством объяснения процессов восприятия потребления и применения информации личностью как субъектом социального функционирования в условиях информационных технологий. Значение информационных технологий представляется существенным не только из-за расширения способов предоставления информации, но, что немаловажно, влияния на форму ее потребления (преобладание аффективной составляющей над когнитивной), соответственно воздействия на возможности личности по ее восприятию, обработке и использованию.
Основываясь на ранее выполненном анализе, мы рассматриваем построение информационно-смыслового поля личности зависимым от трех психологических процессов: (1) получения информации (обусловленной удовлетворением информационной потребности), (2) переработки информации (опосредованной когнитивными возможностями личности) и (3) применения информации личностью. Каждый из процессов вносит свой вклад в формирование информационно-смыслового поля, определяя его ключевые параметры. Рассмотрим их подробнее.
- Получение информации представляется необходимым условием для удовлетворения современным человеком всего объема витальных, социальных и идеальных потребностей (по П.В. Симонову). Информационное поле личности детерминировано потребностью в информации, которая обусловливает не только поиск сведений, но и следующий за ней процесс восприятия, понимания и применения.
Потребность в информации опосредует удовлетворение других потребностей личности, поскольку требует овладения специальными знаниями, использования информационных технологий и средств. Для современного человека значительная часть информационной потребности удовлетворяется технологически сложным способом, поскольку предполагает использование информационных средств и устройств. В нашем представлении применяемые средства часто образуют инфраструктуру информационного поля, на которую ложатся функции поиска, сбора, обработки, хранения информации. От инфраструктуры во многом зависят формальные характеристики потока информации — ее объем и скорость поступления, однородность либо разнообразие формы ее предоставления.
Данные характеристики в нашем представлении выступают ключевыми параметрами информационной составляющей информационно-смыслового поля. Объем информации, скорость ее поступления и форма ее предоставления рассматриваются нами в качестве объективных, независимых от личности характеристик информационного поля.
- Переработка информации. Возможности личности по восприятию и осмыслению информации влияют на информационно-смысловое поле в той же мере, как и характеристики поступающей информации.
Психологические возможности определяют пределы понимания не только информационного потока, но и содержания информации. В этой связи их следует понимать не только как сумму сенсорно-перцептивных и интеллектуальных характеристик, а характеристик, распространяющихся на всю когнитивную сферу личности, в том числе на представления, знания и умения, установки и убеждения. Более того, отдельные стадии познавательного процесса могут опираться на информационно-смысловое поле личности в виде записей, заметок, выписок, в таком виде являющихся своего рода вынесенной за пределы личности совокупностью знаний и инструментов для их обработки и оценки.
Поскольку переработка информации личностью предваряет ее использование, изучение психологических характеристик данного процесса в нашем представлении позволяет прогнозировать смысловую составляющую информационного поля личности. Таким образом, компонент переработки информации рассматривается в качестве дополнительного к информационной и смысловой составляющей процесса. В нашем представлении переработка выражается в двух характеристиках — степени относимости сведений к предмету интереса, а также их простоте, не требующей уточнения, разъяснения. Вторым аспектом переработки информации выступает сопоставление полученной информации с имеющимися у субъекта знаниями и оценка их согласованности либо противоречий, а также принятие решений об их правильности либо ошибочности. Полагая, что данные процессы выражают отношение личности к получаемой информации, отметим, что они имеют не только когнитивные, но и социальные механизмы формирования. Под их влиянием информация рассматривается с позиции внешних по отношению к личности критериев, приводя субъекта к выводу о возможности либо невозможности ее использования.
- Применение информации личностью рассматривается в качестве третьей компоненты, образующей информационно-смысловое поле личности. Как уже нами отмечалось выше, информация в современных условиях выступает социально необходимым условием удовлетворения потребностей, поэтому она подвергается оценке с позиций ее ценности относительно уже имеющихся у субъекта сведений, а также полезности ее применения для получения результата (Андреева, 2005).
Безусловно, смысловая характеристика топологии информационного поля личности будет неполной без выявления того, как личность оценивает получаемую информацию, сопоставляя ее с индивидуальными представлениями. Ведь применение информации предполагает не только ее осмысление в процессе поступления, но и переработку относительно массива сведений, которыми уже обладает субъект. Концепция информационно-смыслового поля позволяет выстроить параллель между этими процессами, показывая, в какой мере они согласуются, а в какой могут противоречить друг другу. В последнем случае субъект должен предпринимать шаги по преодолению конфликта смыслов новой и старой информации.
С учетом этого целесообразно допустить преобразование информационного поля личности, исходя из субъективного значения (смысла), придаваемого находящимся в нем сведениям. Соответственно, изучение информационно-смыслового поля через оценку значения информации для личности может помочь в понимании его топологии, например обнаружить ценностное информационное ядро (ядра) и незначимую периферию, что в свою очередь открывает возможности для изучения актуального состояния личности. Далее, с позиции применения информации могут быть выделены инфраструктурный и смысловой уровни информационно-смыслового поля. Так, обретение полезной информации сопровождается осознанием ее ценности и предвосхищением положительного результата. На уровне архитектуры информационно-смыслового поля оно будет выражаться в предпочтении определенных источников информации и форм ее предоставления. Незначимая и бесполезная информация будет осознаваться личностью как демотивирующая и приводящая к неудаче. Соответственно и на личностном уровне, и на уровне предоставляющих ее средств и источников подобная информация будет вытесняться, игнорироваться, забываться.
Таким образом, информационно-смысловое поле личности в нашем представлении возникает вследствие использования личностью информационных технологий и средств для удовлетворения потребностей. В его основании находятся процессы взаимодействия личности и информации, влияющие на ее получение, переработку и применение.
***
Завершая наш анализ, можно заключить, что уже в таком виде он позволяет приблизиться к пониманию современных отношений между личностью и информацией, возникающих вследствие увеличивающегося значения коммуникативных, медийных и знаниевых технологий для существования современного общества и функционирования его институтов. Информационно-смысловое поле в предлагаемой нами концептуализации раскрывает и различные стороны внутреннего мира личности, и способности воспринимать, перерабатывать и распоряжаться содержанием социальной информации. Продуктивность предлагаемой концепции — еще и в возможности перехода от рассуждений к исследованию.
Ближайшие перспективы использования концепции информационно-смыслового поля связаны с ее значением для понимания процесса социального познания и социального функционирования личности в современном обществе, диагностики способности личности обрабатывать и применять информацию. Решение этих задач осуществляется нами в операционализации конструкта и разработке на его основы методики оценки параметров информационно-смыслового поля.
В развитие идей статьи нами разработан и апробируется психодиагностический опросник для характеристики информационно-смыслового поля. На этапе пилотного варианта опросник включает 12 индикаторов, характеризующих процессы получения, обработки и применения информации личностью, в совокупности образующих ее информационно-смысловое поле. Каждый индикатор измеряется по семибалльной биполярной оценочной шкале (по типу семантического дифференциала). К примеру, для диагностики получения информации используются дихотомические характеристики (информации «недостаточно—избыточно», она поступает «медленно—быстро», ее источники «однородны—различны» и др.). Респондент выбирает из противоположных по значению характеристик наиболее близкую к его мнению. Всего пилотный вариант состоит из 12 индикаторов-субшкал, сгруппированных в 3 шкалы (Получение информации, Обработка информации и Применение информации), а также обобщающего их суммарного показателя характеристик информационно-смыслового поля личности.
Пилотный вариант был проверен на выборке из 440 человек, различающихся условиями доступа к информации, возможностями по ее обработке и применению. Соблюдение этого условия является ключевым для выявления фундаментальных различий в архитектуре информационно-смыслового поля личности, существующей в разнородном и регламентированном информационном пространстве.
Результаты факторизации подтвердили состоятельность теоретической модели опросника информационно-смыслового пространства из трех шкал. При этом они показали на возможность упрощения пилотного варианта опросника путем исключения 3 смежных по смыслу и конкурирующих между собой индикаторов. За счет этого их общее количество снизилось с 12 до 9, что повысило доступность стимульного материала опросника для обследуемых, сократило время его заполнения.
В целом, апробация продемонстрировала возможности использования опросника ИСП для опытно-экспериментальной работы. Кроме того, она выявила перспективы совершенствования психометрических характеристик опросника. В частности, предстоит проверка внешней валидности опросника, оценка его дискриминантных возможностей путем изучения различий в выборках лиц, имеющих разный доступ к информации, отличающихся способностями по ее обработке и возможностями применения.
Инструментарий, ход и результаты исследования предполагается подробно охарактеризовать в отдельной статье.
1 Терминология поля имела и не подтвердившийся физикалистский подтекст, выразившийся в терминах «энергия», «сила притяжения», «сила отталкивания».