Ревность и дисфункциональны когнитивные схемы

Целью данной работы было изучение связи между склонностью переживать ревность, наличием дисфункциональных когнитивных схем и симптомами эмоционального неблагополучия. В результате проведенного исследования были найдены подтверждения выдвинутым гипотезам. Показано, что лица с высокоинтенсивной ревностью характеризуются большей выраженностью целого ряда различных когнитивных схем, повышенными показателями депрессии и тревоги, а также чаще используют дисфункциональные стратегии совладания.

Введение

Хорошо известно, что негативные последствия переживаний ревности не сводимы к субъективному страданию. Согласно данным российской статистики, в современных условиях ревность становится мощным фактором неблагоприятных демографических и социальных явлений — подростковой и юношеской агрессии, жестокого обращения с партнером, семейного насилия, частых семейных конфликтов, разводов и даже убийств [Полеев, 2001; Круглова, 2003]. Нередко переживания ревности служат поводом для обращения к консультирующим психологам и психотерапевтам. По наблюдениям американских коллег, примерно треть обращений за помощью связана с проблемой ревности [White 2008, 210].

С целью лучшего понимания феномена ревности учеными разработано несколько подходов: эволюционный, психосоциальный, психоди­намический, системный семейный и когнитивно-бихевиоральный. Лидерами в исследовании ревности следует признать эволюционных психологов, акцентирующих в своих разработках гендерные различия в переживаниях ревности, характеристики социального статуса партнера и самооценки как ее детерминанты [Pines 1998, 91; Buss et al. 1992, 251].

В обобщенном виде положения этих подходов можно представить следующим образом.

а)    Ревность представляет собой сложный психологический феномен, включающий ряд аффективных, когнитивных и поведенческих переменных;

б)   существуют разные типы ревности, представления о которых варьируются от подхода к подходу. Большинство авторов выделяют как нормальную ревность, так и ее патологические типы. Если психиатры относят к патологическим типам ревности ее бредовой вариант, то психологи выделяют несколько типов не паранойяльной, но, тем не менее, болезненной ревности. В частности, они выделяют т. н. «проецируемую ревность», связанную с неудачным прохождением Эдиповой фазы в онтогенетическом развитии [Freud 1922, 221; Yates 2000, 77], ревность, сопряженную с ненадежным типом привязанности [Боулби; Sharpsteen and Kirkpatrick 1997, 627; Radecki-Bush and Bush 1991; Guerrero, 1998, 273], «иррациональную ревность», связанную с чрезмерными должен­ствованиями [Ellis 1996, 23] и ревность как форму самостоятельного тревожного расстройства [Leahy and Tirch 2008, 18].

в)    в рамках указанных подходов происхождение ревности связывается с целым комплексом психологических факторов, относящихся как к истории жизни индивида, так и к его актуальному функционированию. К онтогенетическим факторам склонности к переживанию интенсивной ревности во взрослом возрасте авторы теорий относят неудачное прохождение Эдиповой стадии развития, ненадежный тип привязанности, различные стрессогенные обстоятельства жизненной истории, послужившие стимулом к формированию дисфункциональных когнитивных схем (негативных представлений о собственной привлекательности и надежности других людей). К личностным факторам этой склонности относят скрытую и бессознательную гомосексуальность, активизацию примитивных защитных механизмов (проекции), низкую самооценку, непродуктивные копинг- стратегии. К когнитивным факторам ревности относят искаженный стиль переработки текущей межличностной информации и наличие дисфункци­ональных когнитивных схем. Наконец, мощным интерперсональным фактором ревности выступает стиль коммуникаций в супружеской паре.

Одновременно с констатацией широкого распространения ревности ведущие специалисты отмечают дефицит исследований, направленных на верификацию различных моделей ревности и определение действенности ее психологических факторов, выделенных в практике психотерапевтической работы. Так, несмотря на отчетливые указания психотерапевтов о связи ревности с симптомами депрессивных и тревожных расстройств, эта связь очень мало изучена. Проверка этого положения клиническими психологами кажется особенно важной в свете попыток выделить разные типы ревности. Не прошла достаточной проверки и идея о ненадежной привязанности как факторе ревности у взрослых лиц. Не достигнуто отчетливое понимание того, как характеристики детства и подросткового возраста влияют на наличие и протекание ревности у взрослых людей. Наконец, практически не изученными остаются идеи о связи ревности с дисфункциональными когнитивными схемами.

Таким образом, эмпирическое изучение ревности необходимо как с теоретической, так и с практической точек зрения.

На наш взгляд, оптимальные возможности для эмпирического исследования ревности открывает современная когнитивная теория [Leahy and Tirch 2008, 18]. Авторы отстаивают тезис о том, что интенсивную небредовую ревность можно рассматривать как самостоятельную форму тревожного расстройства, в которой беспокойство сплавлено с гневом (angry worry). Согласно данной теории, ревность активирует ряд поведенческих и когнитивных стратегий, направленных, с одной стороны, на контролирование ситуации, собственных чувств или мыслей, а с другой — на попытки минимизировать угрозу. Теория описывает целый ряд переменных, которые включает синдром ревности, каждая из которых легко трансформируется в мишень терапевтической работы:

1.   Ошибочная переработка текущей информации на основе дисфункцио­нальных когнитивных схем. Поскольку интенсивная ревность в данной модели трактуется как расстройство тревожного спектра, то предполагается, что ее характеризует гиперчувствительность к возможным угрозам. Следовательно, ревнивец может ложно интерпретировать нейтральные события, как угрожающие, с помощью типичных когнитивных ошибок (например, чтения мыслей, персонализации, генерализации и т. д.).

2.   Эмоциональные схемы. Ревнивец попадает в тиски двух собственных убеждений, также типичных для тревожных переживаний. С одной стороны, он склонен путать субъективное переживание и факты реальности, рассуждая следующим образом: если ревность есть, то значит, есть и повод для нее в виде угрозы измены или разрыва отношений. При этом ревнивец полагает, что его переживания отчасти выполняют полезную функцию, так как служат важным сигналом, который может предупредить нежелательное событие — потерю, измену и т. д. С другой стороны, у него одновременно активизируется эмоциональная схема, сообщающая о том, что ревность (или амбивалентность в чувствах по отношению к партнеру) неконтролируема, опасна, является плохим знаком, и, главное, непереносима.

3.   Базовые убеждения. Ревность находится в зависимости от базовых убеждений о себе, таких как уверенность в собственной дефективности, обреченности, или же в собственном превосходстве. Могут играть свою роль и убеждения о том, что другим людям нельзя доверять, они манипуляторы, могут бросить в одиночестве, или же являются второсортными, более низкими по статусу.

4.   Метакогнитивные процессы. Ревнивец боится расслабиться, потерять контроль, и таким образом упустить угрозу. Соответственно, как при любой тревоге, он постоянно предается мыслям о ревности, полагая, что они — его помощники. Одновременно он парадоксальным образом убежден в необходимости контролировать и подавлять их.

5.   Низкая толерантность к неизвестности/неопределенности. Ревнивец предполагает, что незнание о «настоящих» действиях партнера невыносимо, следовательно, предпринимает попытки по заполнению этого незнания (например, с помощью контроля, проверок).

6.   Патологические методы межличностного совладания. Ревнивец всегда предполагает, что он должен знать, что происходит, контролировать ситуацию и что-то по этому поводу предпринимать. Следовательно, он использует патологические способы межличностного совлада­ния с ревностью, которые приводят только к большей неуверенности. Такими способами совладания могут становиться поиск разубеждения и успокоения со стороны партнера, принижение и обесценивание третьих лиц, контролирование или слежение за партнером, угрозы, самозащита с помощью измен, злоупотребление алкоголем или наркотическими веществами.

Когнитивно-бихевиоральную теорию ревности с полным правом можно отнести к современным многофакторным моделям тревожных расстройств. Она описывает целый ряд переменных, связанных с возникновением ревности и превращающим ее в стойкое мучительное переживание. В свете этих взглядов становятся очевидными следующие обстоятельства: а) сложная детерминация ревности (в ее происхождении участвуют условия прошлой жизни и характеристики текущих отношений); б) многоаспектность ревности (комбинация когнитивных, аффективных и поведенческих переменных); в) парадоксальность ревности (усилия, предпринятые для сохранения отношений и редукции ревности, провоцируют обратные эффекты — отдаление партнера с риском разрыва и углубление исходного неблагоприятного состояния).

С опорой на эти представления нами были выдвинуты три гипотезы.

1.    Испытуемые, склонные к переживанию высокоинтенсивной ревности, характеризуются более высокими показателями депрессии и тревоги в сравнении с лицами, испытывающими умеренную по интенсивности ревность.

Необходимо отметить, что связь ревности как социальной эмоции с другими отрицательными эмоциями и симптомами аффективных расстройств не получила достаточного подтверждения в тщательных исследованиях. При этом популярная литература и статьи психотерапевтов изобилуют указаниями на мучительность данного переживания, его тяжелые последствия для здоровья и отношений, что служит важным феноменологическим обоснованием нашего предположения. Констатация такой связи могла бы восполнить существенный пробел знания, привлечь внимание клинических психологов к феномену ревности, которым они незаслуженно пренебрегали, и сделать его предметом более интенсивного научного изучения.

Существуют очень немногочисленные косвенные данные, подтверждающие возможную связь ревности с симптомами депрессивных и тревожных состояний [Leahy and Tirch 2008, 18]. Например, известно, что депрессия и тревога, как и ревность, связаны с дисфункциональны­ми личностными характеристиками, а также способом мышления [например, Young et al. 2003, 436]. Эти данные, наряду с феноменологией ревности, служат научным обоснованием выдвигаемой гипотезы.

2.    Испытуемые, склонные к переживанию высокоинтенсивной ревности, характеризуются большей выраженностью дисфункциональных когнитивных схем (по классификации Дж. Янга) в сравнении с лицами, испытывающими умеренную по интенсивности ревность.

В современной клинической психологии и психотерапии разработано ёмкое понятие «когнитивная схема», которое интегрирует представления индивида о собственной личности, его представлениях о других людях, стиль переработки текущей информации (в том числе, и в межличностной сфере) и способ совладания в стрессогенных ситуациях [Бек, 2006, 379; Бек, Раш, Шо, Эмери, 2002, 105]. Уязвимость для широкого круга психических расстройств и состояний дистресса связана с наличием «дисфункциональных когнитивных схем», сформированных в неблагоприятных онтогенетических условиях и диктующих негативный взгляд на текущие события. Современными исследователями-психотерапевтами описаны варианты таких схем [Young et al. 2003, 436]. Логично предположить, что определенные когнитивные схемы (например, непривлекательности, обреченности на отвержение в межличностных отношениях, зависимости и т. д.) связаны со склонностью переживать ревность во взрослом возрасте. На наш взгляд, изучение связи между ревностью и дисфункциональными когнитивными схемами может стать эвристически ценным подходом, интегрирующим наблюдения о роли установок по отношению к собственной личности и другим людям в генезе данного переживания.

3.    Стратегии совладания с ревностью, используемые лицами с высокой интенсивностью этого переживания, отличаются от стратегий, используемых лицами, испытывающими умеренную по интенсивности ревность.

Феноменологическим обоснованием этого предположения становятся наблюдения психотерапевтов когнитивно-бихевиорального и системного направлений. Эти авторы единодушно отмечают известный парадокс в попытках ревнивцев совладать с мучительным переживанием. Будучи изначально нацеленными на устранение эмоционального дискомфорта, сглаживание напряженности в отношениях и возвращение ненадежного партнера, эти копинг-стратегии резко усиливают ревность, увеличивают число конфликтов и разрушают отношения [Leahy and Tirch 2008, 18; Pines 1998, 175; Бондарь, 2012]. Необходимо отметить практическое отсутствие эмпирических подтверждений данного наблюдения.

Методики исследования

Для оценки переживаний ревности, эмоционального состояния и когнитивных схем испытуемых использовались:

1. Опросник ревности А.М. Пайнс. Данный опросник разработан ведущим исследователем в области ревности Ayala Malach Pines и использовался во множестве социально-психологических исследований [Pines 1998, 227]. Опросник включает следующие шкалы (приводятся названия, присвоенные автором).

I.     Биографические данные;

II.     Дом/детство (с кем и как рос испытуемый);

III.     Нынешняя ситуация (финансовое, физическое, эмоциональное состояние испытуемого на сегодняшний момент);

IV.    Актуальные интимные отношения;

V.   Отношение к ревности и чувства по поводу ревности;

VI.     Частота ревности;

VII.     Предпосылки ревности (примеры ситуаций, которые вызывают ревность у испытуемого);

VIII.     Реакции на ревность (аффективные, физиологические и мыслительные реакции);

IX.    Совладание с ревностью;

X.    Положительное или отрицательное влияние ревности на отношения и эмоциональное состояние испытуемого;

XI.    Причины ревности.

В данном исследовании использовались шкалы I, II, IV, V, VI, VIII, IX. По каждому вопросу, за исключением вопросов автобиографической шкалы, можно было получить от 0 до 7 баллов.

2. Опросник когнитивных схем Дж. Янга, разработанный Дж. Янгом для оценки наличия и выраженности дисфункциональных когнитивных схем. Основан на оригинальном определении дезадаптивной когнитивной схемы как «...широкого, всепроникающего, повторяющегося паттерна эмоций, когниций и физических ощущений, относящегося к собственной личности или собственным отношениям с другими людьми, развившегося в детстве или подростковом возрасте, усиленного во взрослой жизни и в большой степени дисфункционального» [Young et al. 2003, 436]. Данный опросник тестирует множество установок по отношению к собственной личности и другим людям, которые описывались в качестве важных детерминант ревности, но крайне мало исследовались [Radecki-Bush and Bush 1991; Leahy and Tirch 2008, 18]. Он также может дать развернутую характеристику ценностей и убеждений человека, испытывающего ревность, что позволит уточнить различные когнитивные механизмы этого переживания и разработать типологию ревнивых личностей. Опросник тестирует выраженность 18 когнитивных схем, объединяемых автором в 4 кластера:

(а)   Кластер «Разобщенность и отверженность» включает следующие шкалы: покинутости, недоверия/насилия, эмоциональной депривации, дефективности, социальной изоляции. Активация таких когнитивных схем создает стойкие трудности в межличностных отношениях с невозможностью близости и доверия.

(б)    Кластер «Нарушенная автономность и функционирование» включает следующие шкалы: зависимости, уязвимости, сверхтесных связей/ отсутствия границ неуспешности. Лица со схемами этой группы испытывают большие трудности самостоятельного функционирования и отделения от родителей.

(в)   Кластер «Нарушенные границы» включает шкалы нарциссизма и недостаточного самоконтроля. Лица с этими схемами не имеют развитых внутренних границ и правил, касающихся взаимодействий с другими людьми и самодисциплины. Им сложно уважать права других людей, кооперироваться с кем-то, сдерживать обещания или достигать долгосрочных целей.

(г)   Кластер «Другая направленность» включает следующие шкалы: покорности, самопожертвования, поиска похвалы, негативизма/песси- мизма, запретности проявления эмоций, перфекционизма и интрапу- нитивности. Лица с этими схемами стремятся удовлетворять нужды других людей в большей мере, чем свои, с целью получить похвалу, сохранить эмоциональные связи или избежать наказания.

3. Опросник депрессивности А.Бека(Beck Depression Inventory — BDI). Шкала депрессии была разработана Аароном Беком и предназначена для определения наличия депрессивной симптоматики у обследуемых на текущий период. Опросник основан на клинических наблюдениях и описаниях симптомов, которые часто встречаются у депрессивных пациентов. Систематизация этих наблюдений позволила выделить 21 утверждение, каждое из которых представляет собой отдельный тип психопатологической симптоматики и включает следующие пункты: тоска, чувство наказанности, пессимизм, прошлые неудачи, суицидальные мысли или желания, отвращение к себе, утрата удовольствия, самообвинения, чувство вины, чувство никчемности, беспокойство, плач, утрата интересов, раздражительность, нерешительность, изменение аппетита, трудности сосредоточения, потеря энергии, усталость, изменение сна, утрата интереса к сексу. Обследуемому предлагается выбрать из предложенных высказываний одно, которое лучше всего описывает его самочувствие за последние две недели. Степень тяжести того или иного симптома оценивается в баллах от 0 до 3; общее число баллов по всем симптомам представляет собой индекс тяжести депрессии: 0—9 — отсутствие депрессии, 10— 15 — легкая депрессия (субдепрессия), 16—19 — умеренная депрессия, 20—29 — выраженная депрессия средней тяжести, > 30 — тяжелая депрессия. Русскоязычная версия инструмента была стандартизована в лаборатории психологии посттравматического стресса и психотерапии Института психологии РАН [Тарабрина, 2001, 244]. Для определения показателей надежности опросника депрессии использовали весь массив данных, полученных на выборках нормальных и клинических популяций. Надежность методики определялась по показателям a-Кронбаха, стандартизированная альфа, а также методом расщепления теста пополам.

5. Опросник тревоги А.Бека(Beck Anxiety Inventory — BAI), разработанный Аароном Беком с соавт. Состоит из 21 пункта, отражающих симптомы тревоги (например, «дрожь в ногах», «усиленное сердцебиение», «ощущение удушья», «страх смерти» и т. д.). Испытуемому предлагается выбрать по каждому пункту один из четырех возможных ответов, в зависимости от того, насколько сильно беспокоил каждый симптом в течение последней недели: «совсем не беспокоил» — 0 баллов, «слегка беспокоил» — 1 балл, «беспокоил умеренно — было неприятно, но я мог это переносить» — 2 балла, «беспокоил очень сильно — я с трудом мог это выносить» — 3 балла. Максимально возможная сумма баллов — 63. В зависимости от суммы баллов выносится суждение о степени выраженности тревожной симптоматики: 0—7 баллов — отсутствие тревоги; 8—15 — умеренная тревога; 16—25 — явно выраженная тревога средней интенсивности; > 26 — высокий уровень тревоги.

Испытуемые и процедура исследования

В исследовании участвовали 59 испытуемых, проживающих в г. Москве (14 мужчин, 45 женщин). У 21 испытуемого высшее образование, у 26 неоконченное высшее, у 8 среднее. 54 испытуемых русские по национальности. По профессии и роду занятий многие испытуемые — студенты-психологи. Средний возраст испытуемых — 22,5 года.

Для привлечения испытуемых к участию в исследовании было составлено объявление. Объявление вывешивалось на стендах главного здания Московского городского психолого-педагогического университета, а также на стендах главного здания Российского государственного гуманитарного университета. Объявление было размещено на различных электронных ресурсах (vkontakte.ru, livejournal.ru) и раздавалось в распечатанном виде всем заинтересованным лицам.

Опросники выдавались испытуемым на дом на срок в 1—2 недели. Комплект опросников всегда сопровождался документом об информированном согласии на участие в исследовании.

В отдельных случаях опросники высылались испытуемым по электронной почте. В этом случае информированное согласие также высылалось, с просьбой ознакомиться с ним до заполнения опросников и уведомлением о том, что если испытуемый вернет экспериментатору заполненные опросники, то экспериментатор будет считать, что с информированным согласием испытуемый ознакомился.

Данные вводились в программу Excel и обрабатывались в статистической программе IBM SPSS Statistics 20.

Результаты исследования

Опросник романтической ревности не представляет собой единой шкалы и не предполагает подсчета общего балла, который служил бы индикатором ревности. Поэтому для получения показателя, который служил бы индикатором склонности к переживанию ревности, были просуммированы вопросы, тестирующие частоту таких переживаний и интенсивность их эмоциональных и физиологических проявлений (вопросы 5.6—6.6.). В итоге максимально возможный балл по общему показателю ревности составил 457. Была осуществлена проверка выборки на нормальность с помощью критерия Колмогорова-Смирнова. Распределение общего показателя ревности можно считать достоверно не отличающимся от нормального (Z = 0,653, p = 0,787).

По величине общего показателя ревности испытуемые были подразделены на три группы методом процентилей (табл. 1). Были выделены группы с низким (диапазон от 0 до 33 процентили), умеренным (от 33 до 66 процентили) и высоким общим показателем ревности (значения выше 66 процентили).

Таблица 1

Распределение испытуемых по общему показателю ревности (ОПР)

Выделенные группы испытуемых сравнивались по показателям депрессии, тревоги, выраженности дисфункциональных когнитивных схем, способам совладания с ревностью.

Симптомы эмоционального неблагополучия у испытуемых с разным уровнем ревности

Проверялась гипотеза о наличии выраженных признаков депрессии и интенсивной тревоги у ревнивцев. С этой целью сопоставлялись симптомы эмоционального неблагополучия у испытуемых трех выделенных групп. Результаты сравнения представлены в табл. 2.

Таблица 2

Показатели депрессии (опросник депрессивности А. Бека, BDI) и тревоги (опросник тревоги А. Бека, BAI) у испытуемых с различным уровнем ревности (опросник ревности A. Pines)

Примечания: * — уровень значимости; * — р< 0,05.

Испытуемые с низкими показателями ревности характеризуются одновременно самыми низкими показателями депрессии и тревоги. По мере усиления ревности увеличивается выраженность депрессивных и тревожных симптомов. Так, по показателю депрессии различия между испытуемыми первой группы (с низким уровнем ревности) и испытуемыми двух других групп (с умеренной и интенсивной ревностью) носят статистически достоверный характер (U = 284,5, p < 0,05; U = 281, p < 0,05, соответственно). Та же закономерность справедлива и для показателя тревоги, по которому различия между испытуемыми первой группы (с низким уровнем ревности) и испытуемыми двух других групп (с умеренной и интенсивной ревностью) также статистически достоверны (U = 328, p < 0,05; U = 315, p < 0,05, соответственно).

C помощью критерия Пирсона было показано, что существуют и достаточно сильные положительные корреляции между общим показателем ревности и суммарными баллами по опросникам депрессии (0.474, p < 0,01) и тревоги (0.585, p < 0,01) А. Бека (табл. 3).

Таблица 3

Корреляционная связь показателей депрессии, тревоги и ревности

— корреляция значима на уровне 0,01 (коэффициент Pearson)

Когнитивные схемы испытуемых с разным уровнем ревности

Проверялась гипотеза о выраженности дисфункциональных когнитивных схем у испытуемых с высокоинтенсивной ревностью. В табл. 4 приведены показатели выраженности различных когнитивных схем (в соответствии с типологией Дж. Янга) у испытуемых с разным уровнем ревности.

Беглый взгляд на данные, представленные в таблице 4, сразу обнаруживает отчетливый результат: лица с высокоинтенсивной ревностью гораздо чаще испытуемых двух других групп выражают согласие с пунктами опросника Дж. Янга и, как следствие, имеют более высокие показатели выраженности всех дисфункциональных схем. Этот результат свидетельствует о большем личностном неблагополучии ревнивцев.

Проводилось сравнение выраженности дисфункциональных когнитивных схем в трех группах испытуемых с помощью статистического критерия Манна-Уитни. Остановимся на различиях между испытуемыми с низким и умеренным уровнем ревности (первой и второй групп).

Таблица 4

Выраженность дисфункциональных когнитивных схем (опросник Дж. Янга) у испытуемых с различным уровнем ревности (опросник ревности A. Pines)

Примечания: * — уровень значимости; * — р < 0,05.

Испытуемые со средним уровнем ревности имеют статистически достоверно более выраженные схемы — эмоциональной депривации (U = 291,5, p < 0,05), покинутости (U = 315,5, p < 0,05), социальной изоляции (U = 290, p < 0,05), неуспешности (U = 267,5, p < 0,05), зависимости (U = 285,5, p < 0,05), уязвимости (U = 280, p < 0,05), сверхтес­ных связей (U = 308, p < 0,05), запретности проявления эмоций (U = 272, p < 0,05), недостаточного самоконтроля (U = 301,5, p < 0,05), поиска похвалы (U = 307,5, p < 0,05), негативизма/пессимизма (U = 271,5, p < 0,05), чем испытуемые с низким уровнем ревности.

Испытуемые с высоким уровнем ревности также имеют статистически более выраженные схемы покинутости (U = 301, p < 0,05), недоверия (U = 262,5, p < 0,05), дефективности (U = 283,5, p < 0,05), зависимости (U = 270,5, p < 0,05), уязвимости (U = 265,5, p < 0,05), сверхтес­ных связей (U = 288, p < 0,05), покорности (U = 292, p < 0,05), самопожертвования (U = 272,5, p < 0,05), запретности проявления эмоций (U = 291, p < 0,05), недостаточного самоконтроля (U = 301,5, p < 0,05), поиска похвалы (U = 326, p < 0,05), негативизма/пессимизма (U = = 321,5, p < 0,05) и интрапунитивности (U = 273, p < 0,05) в сравнении с испытуемыми с низкими показателями ревности. Достоверных различий между испытуемыми второй и третьей групп не установлено.

Достоверных различий по схемам перфекционизма и нарциссизма между испытуемыми трех групп также не установлено (p > 0,05).

Способы совладания с ревностью у испытуемых сравниваемых групп

Особо важным вопросом является исследование способов совлада­ния с ревностью. С позиций теории генерирования стресса, непродуктивные копинг-стратегии могут резко повышать уровень отрицательных эмоций и общий жизненный дискомфорт (Hammen 1991, 55). Когнитивные психотерапевты полагают, что деструктивные способы изживания ревности лишь продлевают и усиливают это страдание. Эмпирическая проверка их наблюдений предполагает сравнительную оценку соответствующих показателей в группах испытуемых с низким, средним и высоким уровнем ревности. Ее результаты отражены в табл. 5.

Таблица 5

Стратегии совладания с ревностью у испытуемых с разным уровнем ревности (опросник ревности A. Pines)

Примечания: а — различия между испытуемыми с низким и средним уровнем ревности статистически достоверны на уровне 0,05 (U-критерий Манна-Уит­ни); b — различия между испытуемыми с низким и высоким уровнем ревности статистически достоверны на уровне 0,05 (U-критерий Манна-Уитни); с — различия между испытуемыми со средним и высоким уровнем ревности статистически достоверны на уровне 0,05 (U-критерий Манна-Уитни).

Результаты, представленные в табл. 5, свидетельствуют о том, что испытуемые с интенсивной ревностью прикладывают больше усилий для совладания с этим переживанием в сравнении с остальными обследованными, что психологически закономерно.

Они достоверно чаще прибегают к различным воздействиям на партнера с помощью эмоциональной экспрессии: чаще используют крик, чем испытуемые со средним уровнем ревности (U = 253, p < 0,05), больше подвержены плачу (U = 293,5, p < 0,05), чаще демонстрируют молчаливое страдание (U = 268,5, p < 0,05) и воздействуют на партнера сарказмом (U = 254,5, p < 0,05), чем испытуемые с низким уровнем ревности. Они также чаще впадают в деструктивные самообвинения и размышляют о невыносимости потери, чем испытуемые с низким уровнем ревности (U = 242, p < 0,05).

Частота использования каменного молчания как средства совлада­ния с ревностью различается в трех группах. Оно используется испытуемыми с низким уровнем ревности реже, чем испытуемыми со средним уровнем ревности (U = 254,5, p < 0,05), а испытуемыми с высоким уровнем ревности чаще, чем остальными испытуемыми (в сравнении с респондентами с низким уровнем U = 260, p < 0,05 и средним уровнями ревности U = 289,5, p < 0,05). По частоте использования плача испытуемые с высоким уровнем ревности также имеют статистически более высокие показатели, чем испытуемые со средним и низким уровнем ревности (U = 262,5, p < 0,05).

Опросник ревности A. Pines фиксирует также склонность испытуемых к таким крайне деструктивным способам совладания с ревностью, как проявление физической жестокости, смещение агрессии (в форме кидания предметов), отрицание, месть, уход от партнера. В нашем исследовании по частоте использования данных способов совладания с ревностью испытуемые сравниваемых групп не отличались друг от друга.

Наконец, частота использования продуктивных способов совлада­ния с ревностью в виде юмора (отыскивание смешной стороны у ситуации), рационального обсуждения или принятия также не различалась в сравниваемых группах.

Таким образом, по результатам проведенного исследования, ревнивцы отличались от лиц с умеренными по интенсивности переживаниями ревности отчетливой склонностью к использованию способов совлада­ния, предполагающих повышенную эмоциональную экспрессию.

Обсуждение результатов исследования

В исследовании 59 испытуемых оценивались показатели ревности, эмоционального неблагополучия (симптомы депрессии и тревоги), выраженности дисфункциональных когнитивных схем и способов совла­дания с ревностью. Полученные данные подтверждают гипотезу о том, что испытуемые с интенсивной ревностью характеризуются более высокими показателями депрессии и тревоги, чем испытуемые с умеренной интенсивностью этого переживания. Можно отметить также, что показатели депрессии и тревоги повышаются одновременно с повышением показателей ревности. Этот результат отчетливо свидетельствует о том, что небредовая ревность может стать достойным предметом для изучения клиническими психологами.

Можно предположить, что между ревностью и выраженностью симптомов эмоционального неблагополучия существует двойная связь по типу «порочного круга». Ревность всегда сопровождается страданием, создавая при этом множество проблем и конфликтов в партнерских отношениях, что снижает уровень социальной поддержки и взаимопонимания, и упрочивает страдания. Данный механизм возникновения и хронификации депрессии/тревоги хорошо изучен и описан [Холмогорова, 2006]. В свою очередь, депрессивное и тревожное состояние резко повышают склонность к когнитивным искажениям, к негативным трактовкам поведения партнера, оживляют опыт детских травм, тем самым активируя проблематику ненадежной привязанности и усугубляя ревность.

Исследование подтвердило вторую гипотезу: испытуемые, склонные к переживанию высокоинтенсивной ревности, характеризуются большей выраженностью различных дисфункциональных когнитивных схем, что можно интерпретировать как признак общего личностного неблагополучия. Наиболее сильно у лиц с высокими показателями ревности выражены схемы зависимости, уязвимости, сверхтесных связей/отсутствия границ, запретности проявления эмоций, недостаточного самообладания, поиска похвалы, негативизма/пессимизма. Таким образом, спектр дисфункциональных когнитивных схем, сопряженных с ревностью, достаточно широк. Возможны несколько трактовок этого результата.

Во-первых, этот факт говорит об универсальности переживаний ревности. Испытуемые с самыми разными когнитивными схемами и, соответственно, историями жизни имеют высокие показатели ревности. Во-вторых, это может говорить о разнообразии психологических механизмов, порождающих мучительную ревность в партнерских отношениях.

Например, у лиц с выраженной когнитивной схемой покинутости ревность в текущих партнерских отношениях высоко предсказуема. Она основана на изначальном, давно сформированном представлении о нестабильности или ненадежности тех людей, которые призваны оказывать поддержку и осуществлять эмоциональную связь. Триггерами, активизирующими эти представления и сопутствующие им переживания тревоги, разочарования, ревности и страдания, могут стать самые незначительные сигналы со стороны партнера. Эти люди могут постоянно сканировать поведение партнера с целью обнаружить признаки намечающегося ухода, предательства, занятости, неготовности или невозможности проявлять заботу и внимание. Мысль о возможной неверности партнера активизирует давний опыт заброшенности, открывая перспективу одиночества и отсутствия какой-либо надежды на человеческое постоянство и заботу.

Индивиды с когнитивной схемой дефективности убеждены в собственной ущербности, негативном отличии от других людей, неспособности вызывать человеческую любовь. Эти представления, заложенные в глубоком детстве, могут порождать склонность к невыгодным социальным сравнениям, ревнивому отслеживанию контактов партнера с другими людьми с одновременной убежденностью в том, что проигрыш обеспечен. Потенциальная неверность партнера сопряжена здесь с мощной угрозой чувству самоценности, переживаниями ущербности и глубочайшего отличия от остальных.

Испытуемые с активной схемой зависимости склонны думать о том, что они не способны справиться с каждодневными обязанностями без заметного объема помощи со стороны других людей. Потенциальная измена партнера и ревность в этом случае может стимулировать страх утраты поддержки и помощи, абсолютно необходимой для выживания, возможно, даже в чисто биологическом смысле этого слова. Сходный, на наш взгляд, механизм ревности присущ и лицам с когнитивной схемой покорности, для которых характерна готовность к чрезмерному подчинению чужому контролю с целью избежать недовольства или бро- шенности другими.

Для испытуемых с когнитивной схемой сверхтесных связей/ отсутствия границ характерна чрезмерная эмоциональная вовлеченность в отношениях с близкими людьми, которая подавляет возможность ин­дивидуации или нормального социального развития. Такой человек обретает собственное «Я» с необходимыми для него смыслами и ценностями в слиянии с другими. Неверность партнера для этих лиц может означать утрату собственной идентичности, столкновение с ужасом аннигиляции и личностного небытия.

Самооценка испытуемых с активной схемой поиска похвалы в очень значительной степени зависит преимущественно от реакций и любви других людей. Функция партнерских отношений во многом определяется такой потребностью. Неверность партнера означает исчезновение важнейшего «источника» самоуважения и подрывает хрупкий нарцис- сический баланс.

Внимание испытуемых с когнитивной схемой негативизма / пессимизма постоянно сфокусировано на негативных аспектах жизни (боли, смерти, потери, разочаровании, конфликтах, вине, обиде, предательствах, ошибках и т. д.) при постоянном игнорировании положительных аспектов. Эти глубоко несчастливые люди постоянно ожидают, что все будет плохо или в итоге закончится плохо. В партнерских отношениях они могут испытывать интенсивную тревогу, трактуя в пессимистичном ключе перспективу отношений. Ревность становится неизбежным результатом такого когнитивного функционирования.

В-третьих, этот результат свидетельствует о существовании различных типов ревнивых личностей, с характерным для каждого набором аффективных, когнитивных и поведенческих проявлений этого переживания. У одних потенциальная неверность партнера оживляет детский опыт заброшенности и страшит одиночеством, у других — перспективой не справиться с трудностями и задачами повседневной жизни без помощи близкого человека, наконец, для третьих это событие становится непереносимым ударом по самооценке, полностью зависимой от наличия партнера, проявляющего любовь и восхищение. Возникает также предположение о том, что для каждого из этих типов характерны специфические поведенческие реакции на чувство ревности. Например, можно допустить, что испытуемые с активированной схемой запретности проявления эмоций (склонные к подавлению экспрессии с целью предотвратить неодобрение со стороны других людей, переживания стыда или утраты контроля) будут совершенно иначе справляться с ревностью, чем испытуемые со схемой недостаточного самоконтроля. Для первых, на наш взгляд, будут характерны стратегии отрицания и избегания; для вторых — чрезмерная эмоциональная экспрессия и жестокое обращение с партнером.

Наше исследование, однако, не позволяет разработать такую типологию, а лишь фиксирует связь между ревностью и широким кругом дисфункциональных когнитивных схем.

Полученные данные подтверждают и третью гипотезу: стратегии со­владания с ревностью у лиц с высокой интенсивностью этого переживания существенно отличаются от копинг-реакций испытуемых с умеренной ревностью. Первые достоверно чаще используют способы со­владания с ревностью, основанные на повышенной эмоциональной экспрессии в форме крика, плача, сарказма, демонстрации скрытого страдания и каменного молчания. Они также чаще размышляют о собственной роли в произошедшем (возможно, впадая в деструктивные самообвинения) и невыносимости потери, чем испытуемые с низким уровнем ревности.

Важно отметить, что влияние таких копинговых стратегий на партнерские отношения неоднозначно. С одной стороны, такие стратегии, как крик, плач, сарказм в какой-то мере позволяют открыто отреагировать мучительное переживание ревности и разделить его с партнером. Однако в свете данных о том, что чрезмерная экспрессия негативного аффекта усиливает его интенсивность [Бек, Раш, Шо, Эмери, 2002, 81], эффективность этих способов становится спорной. С другой стороны, эмоциональная бомбардировка партнера может спровоцировать его отдаление и недовольство, что, по механизму порочного круга приведет к усилению ревности.

Необходимо признать, что основное ограничение данного исследования заключается в сравнительно небольшом размере обследованной выборки испытуемых, которые в своем большинстве были студентами- психологами, причем испытуемые женского пола резко преобладали над испытуемыми-мужчинами. Все это несомненно повлияло на результаты.

Кроме того, в данном исследовании не применялись методики, тестирующие гнев и психотические симптомы, оценка которых весьма уместна при изучении ревности. Наконец, шкала опросника ревности

Pines, тестирующая способы совладания с ревностью, на наш взгляд, не схватывает многие явления, характерные для ревнивцев нашего времени. В частности, она не оценивает таких феноменологически важных стратегий, как слежка за партнером с использованием мобильного телефона, электронной почты и интернета, она не тестирует также таких часто используемых приемов совладания с ревностью, как обесценивание соперника. Высказанные соображения задают важные перспективы для будущих разработок в этом актуальном исследовательском направлении.

1. Бек Дж. Когнитивная терапия. Полное руководство / пер. с англ. М.: Вильямс, 2006. 379 c.