Динамичность современного общества диктует повышение требований к человеку как субъекту собственной жизни, к его способности не просто интегрироваться в стремительно изменяющееся общество, но и быть успешным, продуктивным, несмотря на все «вызовы жизни». Не являются исключением и маломобильные группы населения, прежде всего инвалиды с детства, имеющие ограничения здоровья, связанные с нарушениями развития. Пафос большинства исследований проблем и трудностей социальной адаптации этой группы людей заключается в обосновании необходимости особой социальной заботы и защиты, поскольку чаще всего они рассматриваются как адресаты социальной политики, некий «обобщенный груз, который приходится нести заботящимся о них близким, обществу, государству» [Лотова, 2015, с. 57]. Однако есть и противоположная позиция, акцентирующая внимание на адаптивных возможностях людей, находящихся в условиях «затрудненного развития», их способности сохранять и развивать собственную жизнеспособность, совладать с трудностями, демонстрировать высокое качество жизни [Леонтьев, 2014; Лебедева, 2012; Хазова, 2017].
Важно отметить, что количество исследований качества жизни разных групп населения неуклонно растет в различных областях знания (философия, социология, экономика, народное образование, психология) [Мартышенко, 2014; Хазова, 2017]. Это ведет, с одной стороны, к накоплению эмпирических данных, которые не всегда возможно систематизировать и структурировать в связи с их большим разнообразием, отсутствием у научного сообщества единого мнения о параметрах оценки и компонентах качества жизни. С другой стороны, это ведет к пониманию интегральности, междисциплинарности данного феномена, необходимости комплексного изучения и невозможности его описания в терминах одной науки.
Тем не менее, присутствует некоторая спецификация понимания качества жизни в зависимости от сферы знания. Так, например, в социальных и экономических науках качество жизни обычно соотносится с объективными и субъективными оценками (оценками отдельного человека или социальной группы) различных сторон жизнедеятельности, условий жизни, эффективности функционирования различных социальных институтов, призванных обеспечивать достойные условия существования и развития общества. В качестве индикаторов для его оценки обычно используются социально-экономические показатели, которые лежат в основе принятия стратегических управленческих решений: средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении, уровень образования населения, реальный среднедушевой валовой внутренний продукт, материальные блага, уровень удовлетворения потребностей и интересов личности, качество окружающей среды, социальная безопасность и социальная комфортность [Лотова, 2015; Рассказова, 2012; Юдина, 2017]. В мировой практике для оценки качества жизни используется целый спектр индексов, например, «уровень жизни», «индекс развития человеческого потенциала», «индекс процветания» (LegatumProsperityIndex), «всемирный индекс счастья» (HappyPlanetIndex) и т. д.
В медицине, которая лидирует по количеству публикаций в данной предметной области [Мартышенко, 2014], качество жизни анализируется через противопоставление «здоровье—болезнь» в контексте реабилитации, медикосоциальной экспертизы, оценки качества медицинской помощи [Лотова, 2015; Лебедева, 2012; Мартышенко, 2014]. Это повлекло за собой возникновение особого понятия — «качество жизни, связанное со здоровьем» (HRQoL), которое отражает субъективное восприятие больным (инвалидом) собственного физического, психологического, эмоционального и социального состояния [Karimi; Santos]. Исследования в этой области чаще всего касаются качества жизни людей с различными заболеваниями, больных, перенесших оперативное вмешательство, пожилых людей, либо семей, имеющих детей и взрослых с нарушениями здоровья. Так, например, при изучении качества жизни и удовлетворенности жизнью у лиц, ухаживающих за людьми с ОВЗ, отмечены снижение физического и психологического благополучия, соматические и депрессивные симптомы, нарушения сна и социальная изоляция, а также более низкое качество жизни в целом [Хазова, 2012; Santos]. В клиническом же аспекте с учетом типа нарушений анализируется качество жизни людей с ограниченными возможностями здоровья, имеющих инвалидность с детства. В большинстве исследований доказано, что в данном случае наиболее значимыми оказываются психологические индикаторы, а не показатели физического функционирования [Горьковая, 2017; Лебедева, 2012; Khazova].
В психологическом и социологическом подходах понимание качества жизни сопряжено с наличием двух сторон оценки: субъективной, или субъективно-оценочной (степень удовлетворенности субъектов различными сторонами бытия и жизнедеятельности), и объективной (уровень жизни социальных групп, людей, их физическое и эмоциональное состояние, поведенческая активность, материальное и социальное положение, трудовой и семейный статус, социальное взаимодействие и др.) [Рассказова, 2012; Савченко, 2006; Соловьев, 2017].
Социологический подход также исходит из возможностей раскрытия духовного, нравственного потенциала, творческих способностей личности, осознанного исполнения духовно-нравственного, служебного и профессионального долга [Рассказова, 2012].
Психологическое толкование ставит во главу угла эмоциональное здоровье, ощущение счастья, позитивное самовосприятие [Shiovitz-Ezra, 2009], значимость событий для человека и его субъективное отношение к ним [Юдина, 2017], наличие целей, смысла жизни и жизненных ценностей [Леонтьев, 2014; Лебедева, 2012], включенность в социальные отношения в противовес одиночеству [Shiovitz-Ezra, 2009] и качество социальной поддержки [Леонтьев, 2014; Лебедева, 2012]. Важнейшими структурными компонентами качества жизни признаются субъективное благополучие и его когнитивная составляющая — удовлетворенность жизнью. В этом же контексте исследуются и ресурсы личности, позволяющие поддерживать высокое качество жизни [Леонтьев, 2014].
Интересно, что в исследованиях развития личности в затрудненных условиях, связанных с ограничениями по здоровью, показано, что сама ситуация инвалидности может запускать разные стратегии жизни: воспринимаемая как вызов возможностям, она вызывает движение к компенсированному качеству жизни, к самосовершенствованию и самореализации; воспринимаемая с точки зрения выгоды, она провоцирует возникновение «инвалидной стратегии», при которой жизнь выстраивается вокруг физического недостатка [Лебедева, 2012], снижает качество жизни. Анализ эмпирических данных, полученных отечественными и зарубежными авторами, также подтверждает наличие, по крайней мере, двух групп людей с инвалидностью — характеризующихся высоким либо низким качеством жизни [Горьковая, 2017; Khazova]. Это ставит во главу угла вопрос о факторах, определяющих качество жизни субъекта при наличии ограничений по здоровью.
В современных исследованиях чаще всего описываются такие детерминанты качества жизни, как наличие целей, осмысленность жизни, способность к саморазвитию, способность к активации собственного ресурсного потенциала, жизнестойкость и жизнеспособность, а также роль социального окружения, наличие моральной поддержки, позиция по отношению к жизни в ситуации инвалидности, отношение к болезни (нарушению) [Горьковая, 2017; Иванова, 2008; Куфтяк, 2017; Леонтьев, 2014; Соловьев, 2017]. Однако анализ публикаций по проблеме адаптации в ситуации тяжелой и хронической болезни, а также в ситуации инвалидности, обусловленной нарушениями развития разной нозологии, приводит нас к выводу о том, что весомым предиктором высокого качества жизни личности может выступать совладающее поведение. Во-первых, совладающее поведение, являясь «жизненным дарованием личности» [Крюкова, 2004], выполняет важнейшие функции в процессе жизнедеятельности, в том числе и в затрудненных болезнью или инвалидностью условиях развития: обеспечивает минимизацию негативных воздействий и восстановление активности субъекта, приспособление или преобразование жизненной ситуации, поддержание позитивного образа Я, уверенности в своих силах, эмоционального равновесия и достаточно тесных контактов с социумом [Горьковая, 2017; Киселева, 2017; Куфтяк, 2017]. Во-вторых, его вклад в адаптацию уже доказан в значительном количестве исследований [Иванова, 2008; Киселева, 2017; Куфтяк, 2017; Сирота, 2014; Khazova]. Поэтому именно изучение совладающего поведения, как указывает Н.А. Сирота, является приоритетным направлением [Сирота, 2014] в контексте исследования как психосоциальной адаптации вообще, так и качества жизни и субъективного благополучия.
Между тем, в отечественной психологии фактически отсутствуют исследования роли совладающего поведения в обеспечении качества жизни инвалидов, в то время как в зарубежной науке эта проблема освещается достаточно широко. Так, например, было установлено влияние на качество жизни проблемно-ориентированного копинга, а также духовного совладания (обращение к религии и религиозность), которое положительно коррелирует с самооценкой общего здоровья и жизнеспособности. Авторы выделяют наибольшее влияние социально-ориентированных копинг- стратегий и стратегий, направленных на самоподдержку (например, поддержание собственных интересов) [Santos; Yu]. Однако по большей части речь идет о респондентах, имеющих соматические заболевания, в то время как инвалиды с детства, причиной инвалидности которых являются нарушения развития разного генеза, крайне редко находятся в фокусе внимания исследователей как в силу значительной социальной обособленности этой группы, так и в силу сложности проведения самого исследования (невозможности группового обследования, сложности предъявления материала и фиксации результатов, необходимости использования специальной аппаратуры и сурдоперевода и т. д.).
Все вышесказанное (противоречивые данные о качестве жизни и субъективном благополучии людей с ограниченными возможностями здоровья, доказанный вклад совладающего поведения в социальную адаптацию, благополучие и продуктивность личности, практически полное отсутствие эмпирических данных о его роли в обеспечении качества жизни инвалидов с детства вообще и на нозологически дифференцированных выборках) приводит нас к выводу о целесообразности рассмотрения совладающего поведения этой социальной группы в контексте качества жизни и субъективного благополучия. Поэтому целью нашего исследования является изучение специфики совладающего поведения взрослых инвалидов с детства разных нозологических групп и его связи с их качеством жизни и субъективным благополучием. Находясь на позициях «синтетического» подхода [Мартышенко, 2014] к пониманию качества жизни, мы рассматриваем его через субъективную оценку респондентами разных сторон жизнедеятельности: комфортности и доступности социальной и физической среды; удовлетворенности различными сторонами бытия и жизнедеятельности, материальным благосостоянием через особенности; физического и эмоционального состояния; социального взаимодействия и социальной поддержки, специфику самовосприятия и уровень субъективного благополучия.
Метод
Выборка. В выборку исследования вошли взрослые, 51 человек, 23 мужчины, 28 женщин, которые имеют статус «лицо с ограниченными возможностями здоровья», подтвержденный справкой бюро медико-социальной экспертизы с указанием причины инвалидности «инвалид с детства». Из них 16 человек имеют нарушения зрения (остаточное зрение не более 0,01%); 18 — нарушения слуха (тугоухость III—IV степени); 17 —нарушения опорно-двигательного аппарата (спастический, атаксический, дискинетический церебральный паралич, гемиплегия, спастическая диплегия). Группу сравнения составили условно здоровые респонденты (с типичным развитием) — 51 человек (17 мужчин, 34 женщины). Возраст респондентов — от 17 до 63 лет (М=37,04; SD=12,43).
Методики.
Краткий опросник качества жизни ВОЗ — QUALITY OF LIFE (WHOQOL) —BREF в адаптации НИИ имени В.М. Бехтерева, позволяющий оценить физическое, психологическое и социальное функционирование, качество социальной поддержки, особенности самовосприятия, а также восприятие респондентом своего качества жизни и здоровья [Краткий опросник ВОЗ].
Шкала субъективного благополучия (Соколова, 1996) [Соколова].
Опросник способов совладания — The Ways of Coping Questionnaire (WCQ) (Folkman, Lazarus, 1988; Крюкова, Куфтяк, 2007) [Крюкова, 2004].
Для обработки полученных данных использовался пакет программ «Statistica 12», с помощью которого осуществлялся сравнительный (критерий U Манна—Уитни) и корреляционный анализ (коэффициент корреляции Спирмена rs).
Результаты и обсуждение
На первом этапе обработки данных был проведен сравнительный анализ показателей качества жизни и субъективного благополучия. Так, анализ оценки инвалидами и условно здоровыми респондентами качества жизни и субъективного благополучия статистически значимых различий не подтвердил, т. е. обе группы респондентов одинаково высоко оценивают свое физическое, психологическое и социальное благополучие, поддержку со стороны близких, удовлетворены условиями среды, обладают позитивным самовосприятием, в принципе удовлетворены своей повседневной деятельностью, не склонны к депрессивным состояниям. Однако в то же время непосредственная оценка качества жизни (М1=3,74, a1=0,82; М2=3,72, a2=0,58) и состояния здоровья в обеих группах (М1=3,23, а1=1,00; М2=3,34, а2=1,01) находится в средних значениях. В данном случае мы имеем дело с теми же тенденциями, что зафиксированы и в других исследованиях [Горьковая, 2017; Лебедева, 2012; Khazova].
Представляется, что в основе таких оценок качества жизни в группе инвалидов лежат два важнейших когнитивных механизма. Во-первых, это тенденция воспринимать собственное развитие как вариант нормы, что становится возможным благодаря изменению взглядов на нормативное, в основе которого в настоящее время, по мнению ряда авторов, лежит уже не физическое, а психологическое функционирование [Горьковая, 2017; Куфтяк, 2017]. Во-вторых, это когнитивные защитные механизмы, приводящие к компенсаторному завышению собственных возможностей, что также уже отмечалось в некоторых исследованиях [Горьковая, 2017; Хазова, 2017]. Что касается специфики этих показателей у разных нозологических групп, единственным достоверным различием является различие в самооценке здоровья: незрячие (специальный термин Всероссийского общества слепых для обозначения инвалидов по зрению I (слепые) и II (слабовидящие) групп) респонденты оценивают его несколько выше, чем глухие и респонденты с ОДА (U=70,0; p<0,009).
Анализ копинг-стратегий респондентов с ОВЗ и типичным развитием позволяет отметить общие тенденции в совладающем поведении — среднюю выраженность большинства стратегий и сходство предпочитаемых способов реагирования (табл. 1). Тем не менее, зафиксированы и статистически значимые различия — респонденты с ОВЗ чаще избегают решения проблемы (U=1754,5; р<0,02) и обращаются за социальной поддержкой (U=1712,5; р<0,01), но в то же время существенно реже предпринимают усилия по самоконтролю эмоций и действий (U=1671,5; р<0,009) и принимают на себя ответственность за происходящее (U=1303,5; р<0,000).
Таблица 1
Выраженность стратегий совладающего поведения
|
Копинг-стратегия |
Лица с ОВЗ |
Лица с типичным развитием |
||
|
М |
О |
М |
О |
|
|
Конфронтативный копинг |
50,7 |
18,0 |
50,8 |
21,6 |
|
Дистанцирование |
50,0 |
22,1 |
44,3 |
23,36 |
|
Самоконтроль** |
61,7 |
17,2 |
69,6 |
17,9 |
|
Поиск социальной поддержки** |
67,9 |
14,5 |
57,9 |
24,7 |
|
Принятие ответственности*** |
57,8 |
25,1 |
79,8 |
30,1 |
|
Бегство/избегание* |
40,5 |
22,1 |
31,9 |
18,4 |
|
Планирование решения проблемы |
61,9 |
18,9 |
60,3 |
23,3 |
|
Положительная переоценка |
59,3 |
24,6 |
58,6 |
21,0 |
Примечание: жирным шрифтом выделены стратегии, по уровню выраженности которых зафиксированы значимые отличия: «*» — р<0,05; «**» — р<0,01; «***» — р<0,001.
Есть значимые различия и между респондентами разных нозологических групп. Так, незрячие респонденты чаще, чем обе другие группы, предпринимают активные усилия, ориентированные на поиск решения проблемы (U=75,0; p<0,015), в то время как респонденты с нарушениями слуха чаще, чем другие инвалиды, прибегают к дистанцированию от проблемы (U=75,0; p<0,009). Наконец, респонденты с нарушениями ОДА реже двух других групп выбирают поведение по типу бегства/избе- гания (U=63,5; p<0,003). Далее анализировались корреляционные связи (коэффициент корреляции Спирмена rs) между стратегиями совладания и показателями качества жизни и субъективного благополучия в группе респондентов с ОВЗ (табл. 2).
Ожидаемыми и легко объяснимыми являются улучшение самовос- приятия и социального благополучия при активных усилиях личности по разрешению проблемы, а также связь поиска социальной поддержки с самовосприятием и качеством социальных отношений (микро- социальная поддержка). Однако наиболее интересными являются положительные связи стратегии дистанцирования с самовосприятием и социальным благополучием и стратегии бегства/избегания с качеством жизни, удовлетворенностью социальной средой и ее доступностью и показателем субъективного благополучия. Напомним, что данные стратегии совладающего поведения в настоящее время уже не оцениваются как однозначно неэффективные [Крюкова, 2004].
Таблица 2
Значимые корреляции стратегий совладания и показателей качества жизни и субъективного благополучия
|
Шкалы |
Качество жизни |
Состояние здоровья |
Самовсприятие |
Микросоциаль- ная поддержка |
Социальное благополучие |
Субъективное благополучие |
|
Дистанцирование |
- |
- |
0,35** |
- |
0,40*** |
- |
|
Положительная переоценка |
0,65*** |
0,53*** |
0,37** |
|
0,35** |
0,44*** |
|
Поиск социальной поддержки |
- |
- |
0,38** |
0,49*** |
- |
- |
|
Планирование решения проблемы |
- |
- |
0,36** |
- |
0,35** |
- |
|
Бегство/избегание |
0,38** |
- |
- |
- |
0,28* |
0,59*** |
Примечание: «*» — р<0,05; «**» — р<0,01; «***» — р<0,001.
В контексте затрудненных условий развития они как раз могут играть позитивную роль, позволяя человеку мысленно отделяться от ситуации и уменьшать ее значимость, воспринимать ее менее серьезно, либо надеяться на чудо и улучшать свое самочувствие за счет сна, еды и т. д., т. е. могут выполнять «охранительную», защитную, функцию, поскольку часто у инвалида нет возможности реально влиять на обстоятельства и изменять их. Поэтому обращение к данным стратегиям поведения связано с улучшением самовосприятия и самоотношения, снижением негативных эмоциональных проявлений и возрастанием социального благополучия. Аналогичную роль играет и положительная переоценка, позволяющая реинтепретировать травмирующие обстоятельства в контексте личностного роста.
Интересными являются различия в структуре корреляционных плеяд в зависимости от типа нарушений (рис. 1).
Рис. 1. Корреляционные плеяды при разных типах нарушений:
КК — конфронтативный копинг; Д — дистанцирование; СК — самоконтроль; ПСП — поиск социальной поддержки; ПО — принятие ответственности; Б/И — бегство/избегание; ПР — планирование решения; ПП — положительная переоценка; КЖ — качество жизни; СЗ — состояние здоровья; ФиПБ —физическое и психологическое благополучие; СВ — самовосприятие; МсП — микросоци- альная поддержка; СоцБ — социальное благополучие; СБ —субъективное благополучие
Наименьшее количество связей качества жизни и субъективного благополучия со стратегиями совладания наблюдается в группе респондентов с нарушением слуха — социальное благополучие возрастает по мере возрастания усилий по планированию решения проблемы и конфрон- тативного копинга, предполагающего агрессивные действия по изменению ситуации. Использование конфронтативного копинга для совладания с трудной ситуацией становится понятным, если учесть, во-первых, психологический смысл этой стратегии — отстоять свои права и, во- вторых, особенности респондентов с тотальной глухотой: конкретность мышления и отсутствие инструментальных возможностей для нормального социального взаимодействия (отсутствие слуха, речи). Это ведет к невозможности выбора более адекватных в данной ситуации стратегий поведения, например, получения эмоциональной и информационной социальной поддержки, типичных для других нозологических групп. Поэтому и поиск решения проблемы, и конфронтация в данном случае могут рассматриваться как проблемно-ориентированные действия, позволяющие сохранять социальное благополучие.
Результаты в группе незрячих в значительной мере повторяют описанные нами выше тенденции. Избегание решения (если ситуация воспринимается как неразрешимая) позволяет просто ее игнорировать при невозможности изменить. Сочетание стратегий дистанцирования (мысленного отдаления от ситуации и уменьшения ее важности) и положительной переоценки ситуации (когнитивных усилий по изменению смысла ситуации и оценки ее как вызова) дает возможность этой группе респондентов оценивать качество жизни, состояние здоровья, субъективное благополучие как высокие и при этом не иметь эмоциональных расстройств и быть удовлетворенными жизнью.
Что касается группы респондентов с НОДА, то здесь связь стратегий совладания, качества жизни и субъективного благополучия наиболее сильная: фактически все параметры в той или иной мере связаны со стратегиями совладающего поведения за исключением социального благополучия. Вероятно, это связано с тем, что социальное благополучие в данной методике рассматривается как удовлетворенность качеством среды, ее доступностью и способностью удовлетворять потребности инвалида, что является объективной данностью, не зависящей от личных усилий человека. Фактически, субъективное благополучие и качество жизни людей данной группы зависят от способности активно использовать разные стратегии: когнитивные — мысленное дистанцирование и реинтерпретацию ситуации социальные — использование возможностей социальной сети для получения поддержки (информационной, эмоциональной, действенной); проблемно-ориентированные — поиск наиболее приемлемого решения на основе анализа условий.
Важно, что во всех трех случаях ни стратегия самоконтроля, ни стратегия принятия ответственности не связаны с качеством жизни. Интересно, что наши данные соотносятся с результатами немногочисленных исследований копинг-поведения инвалидов с детства, полученными другими авторами, и фиксируют общие закономерности поведения независимо от возраста и нозологии — меньшую активность стратегий совладания и их более узкий репертуар [Иванова, 2008; Киселева, 2017; Куфтяк, 2017]. Формирование данных стратегий может выступать как задача психотерапевтической работы. Полученные в исследовании данные могут быть положены в основу программ психологической помощи инвалидам различных нозологических групп в развитии навыков совладания для повышения качества жизни и субъективного благополучия.
В заключение отметим, что представленные данные характеризуют взаимосвязи копинг-поведения и показателей качества жизни взрослых инвалидов с детства с сенсорными нарушениями и нарушениями ОДА, проживающих в небольшом провинциальной городе численностью населения до 300000 человек, и не могут быть экстраполированы на взрослых, как с другими формами дизонтогенеза, так и проживающих в более крупных городах, без предварительной эмпирической проверки.
Выводы
Большинство взрослых инвалидов с детства независимо от нозологии отмечают хорошее и даже высокое качество жизни. Они, как и условно здоровые взрослые, достаточно высоко оценивают свое психологическое и социальное благополучие, поддержку со стороны близких, обладают позитивным самовосприятием, удовлетворены своей повседневной деятельностью и эмоциональным состоянием.
Существенного снижения оценки физического компонента качества жизни и состояния здоровья не зафиксировано, т. е. физические ограничения играют в оценке качества жизни незначительную роль, что позволяет говорить о работе когнитивных защитных механизмов, приводящих к компенсаторному завышению собственных возможностей.
Совладающее поведение взрослых с ОВЗ, несмотря на выраженность активных стратегий решения проблемы и регуляции эмоционального состояния, чаще, чем совладающее поведение условно здоровых взрослых, ориентировано на получение социальной поддержки и избегание решения, в том числе за счет когнитивных усилий по уменьшению значимости ситуации и ее реинтерпретации с точки зрения личностного роста; реже — на самоконтроль и принятие ответственности. При этом совладающее поведение взрослых с разными типами нарушений имеет незначительную специфику.
Совладающее поведение инвалидов с детства связано с их качеством жизни и субъективным благополучием, при этом в группе лиц с нарушениями опорно-двигательного аппарата эти связи являются наиболее сильными.
Важнейшую роль в поддержании высокого качества жизни и субъективного благополучия играют стратегии дистанцирования, избегания, поиска социальной поддержки, планирования решения проблемы и положительной переоценки, которые повышают как качество жизни в целом, так и отдельные его компоненты.
Благодарности
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект 17-06-00812-ОГН «Жизненные траектории лиц с ОВЗ через призму качества жизни»).
[*] Хазова Светлана Абдурахмановна, доктор психологических наук, доцент, профессор кафедры специальной педагогики и психологии, Костромской государственный университет (КГУ), Кострома, Россия, e-mail: hazova_svetlana@mail.ru
[†] Шипова Наталья Сергеевна, кандидат психологических наук, доцент кафедры специальной педагогики и психологии, Костромской государственный университет (КГУ), Кострома, Россия, e-mail: ronia_777@mail.ru
[‡] Адеева Татьяна Николаевна, кандидат психологических наук, доцент кафедры специальной педагогики и психологии, Костромской государственный университет (КГУ), Кострома, Россия, e-mail: adeeva.tanya@rambler.ru
[§] Тихонова Инна Викторовна, кандидат психологических наук, доцент кафедры специальной педагогики и психологии, Костромской государственный университет (КГУ), Кострома, Россия, e-mail: inn.007@mail.ru
[**] Khazova Svetlana Abdurakhmanovna, Doctor in Psychology, Professor, Chair of Special Education and Psychology, Kostroma State University, Kostroma, Russia, e-mail: hazova_svetlana@mail.ru
[††] Shipova Natal’ya Sergeevna, Ph.D., Associate Professor, Chair of Special Education and Psychology, Kostroma State University, Kostroma, Russia, e-mail: ronia_777@mail.ru
[‡‡] Adeeva Tat’yana Nikolaevna, Ph.D., Associate Professor, Chair of Special Education and Psychology, Kostroma State University, Kostroma, Russia, e-mail: adeeva.tanya@rambler.ru
[§§] Tikhonova Inna Viktorovna, Associate Professor, Chair of Special Education and Psychology, Kostroma State University, Kostroma, Russia, e-mail: inn.007@mail.ruф