Регуляция эмоций и эмоциональная безопасность ребенка в семье

Введение

Регуляция эмоций представляет собой совокупность эксплицитных и/или имплицитных психических процессов, направленных на ослабление, усиление или удержание на одном уровне интенсивности и валентности эмоциональной реакции или эмоционального состояния [Падун, 2015; Davidson, 1998]. Дж. Гросс и Р.А. Томпсон рассматривают регуляцию эмоций как континуум от сознательного, требующего усилий процесса, которым управляют, к неосознающему, автоматическому регулированию. Кроме того, отрицаются априорные предположения об эффективности или неэффективности той или иной стратегии регуляции эмоций [Gross, 2007]. Каждая стратегия регуляции в гипертрофированных вариантах становится дисфункциональной, т.е. может быть причиной тех или иных нарушений. Стратегии из продуктивных трансформируются в непродуктивные, если однообразно используются в разных жизненных ситуациях, т.е. являются тотальными, ригидными и устойчивыми способами регуляции эмоций [Падун, 2010].

Наиболее популярной теоретической моделью регуляции эмоций на сегодняшний день является модель Дж. Гросса [Gross, 1998; Gross, 2007], в основу которой положен процесс развертывания эмоциональной реакции во времени. “Предшествующие реакции” стратегии определяют регуляцию эмоций до возникновения эмоциональной реакции. К ним относятся: выбор ситуации (предпочтение вовлечения в одни ситуации и избегание других в целях регуляции эмоциональных состояний); модификация ситуации (изменение самой ситуации в целях регуляции ее эмоционального воздействия), распределение внимания (выбор тех аспектов ситуации, на которые следует обращать внимание); когнитивные изменения (когнитивная переоценка значения ситуации). «Фокусированные на реакции» стратегии включаются тогда, когда эмоциональная реакция уже возникла. К этим стратегиям относится изменение эмоциональной реакции (эмоционально­экспрессивное поведение, подавление эмоций, релаксация, физические упражнения, медикаментозные препараты, алкоголь, курение и т.д.) [Gross, 2007].

Развитие способности к регуляции эмоций в онтогенезе происходит благодаря сочетанию большого количества факторов, оказывающих различное влияние и взаимовлияние на конечную способность взрослого человека обрабатывать свои эмоциональные реакции и настроения. К этим факторам относятся: развитие когнитивных процессов, навыков восприятия и понимания эмоций, а также свойства темперамента ребенка и характеристики его социального окружения [Thompson, 2007].

Особый научно-практический интерес представляет изучение характеристик семейного окружения, оказывающих влияние на способность к регуляции эмоций у ребенка. Понимание влияния родительского конфликта на психическое благополучие ребенка на всем пути его развития является важной научной и прикладной задачей. Выражение необработанного гнева и другие вербальные проявления враждебности являются неотъемлемой частью жизни многих, — в том числе внешне благополучных — семей. По данным американских исследователей, 49% респондентов сообщают о проявлениях физической агрессии со стороны партнера [Slep, 2005]. При этом с позиций психопатологии развития [Cicchetti, 1996] важно принять во внимание системную взаимосвязь биопсихосоциальных факторов, оказывающих влияние на эмоциональное развитие ребенка, и позволяющих ответить на вопрос, почему одни дети, переживающие конфликты родителей, имеют психопатологические нарушения, а другие развиваются нормально. Учитывая тот факт, что, согласно современным представлениям [Падун, 2015; Падун; Gross, 2014; John, 2004], нарушения регуляции эмоций соотносятся практически со всеми психическими расстройствами, следует определить возможные пути развития эмоционально-личностных нарушений, имеющих место в небезопасной семейной среде.

Таким образом, целью настоящей статьи является обзор зарубежных исследований эмоционального развития ребенка в условиях эмоционально небезопасной среды в семье и соотнесение результатов этих исследований с проблемой социализации процессов регуляции эмоций.

Семейные факторы в социализации регуляции эмоций

Развитие способности к регуляции эмоций в семье происходит через усвоение ребенком убеждений родителей в отношении эмоций, а также формирование представлений о том, как управляют эмоциями родители [8, 20]. В случае, если родители не допускают проявления негативных эмоций и демонстрируют неспособность выносить их проявление другими людьми, у ребенка формируется убеждение о том, что свою злость или печаль не следует выражать [Eisenberg, 1998]. Такие убеждения ведут, как известно, к подавлению эмоций и утрате контакта с ними и, вторично, к психосоматическим и депрессивным расстройствам. С другой стороны, неспособность членов семьи управлять гневом и бесконтрольное его выражение (вплоть до физической агрессии) травмируют ребенка и затрудняют формирование представлений о том, что эмоции можно регулировать. Это может приводить к асоциальному поведению и другим личностным нарушениям. Известно, что дети усваивают способы регуляции эмоций своих родителей: так, согласно данным исследований, дети матерей, страдающих депрессией, имеют более узкий репертуар стратегий регуляции эмоций по сравнению с детьми недепрессивных матерей [Garber, 1991].

Следует сказать также об отношении родителей к выражению эмоций ребенком. Здесь исследователи выделяют два крайних варианта, которые являются преимущественно дисфункциональными. Один из них — родительский запрет на выражение негативных эмоций, другой — открытое поощрение выражения гнева и других отрицательных чувств. Наиболее эффективным для развития ребенка является нейтральное, спокойное отношение родителя к выражению негативных эмоций ребенком без специального их поощрения [Parental contributions to, 1997].

Исследователями акцентируется важность того, насколько родители в целом соотносят себя с функцией учителя или проводника ребенка в мире эмоций. В эксперименте с разочарованием ребенка от полученной награды те дети, родители которых помогали им переоценить значение награды или отвлечься на более приятные переживания, испытывали меньше печали и гнева, чем те, чьи родители бездействовали [The role of, 2007]. Важным фактором является и то, насколько внимательны родители в целом к своей активности в отношении выбора ситуаций, ведущих к переживанию эмоций, насколько они управляют в этом плане своим жизненным контекстом и вовлекают в это ребенка.

Еще один механизм касается так называемого «заражения эмоциями»: тяжелая эмоциональная атмосфера в семье (например, состояние постоянного конфликта между родителями или мрачности одного из членов семьи) вызывает негативные эмоциональные состояния у ребенка. Если такие состояния затягиваются, то ребенок привыкает к негативным эмоциям как к некой норме. Характеристики эмоциональной атмосферы в семье напрямую связаны с отношениями между родителями. В этой точке проблемы эмоциональной безопасности и регуляции эмоций имеют свое пересечение.

Эмоциональная безопасность ребенка и регуляция эмоций

Эмоциональная безопасность представляет собой компонент психологической безопасности и характеристику микросоциальной среды (семейной, профессиональной и т.д.), которая обеспечивает человеку чувство эмоциональной защищенности. Эмоциональная безопасность является частью личностной безопасности [Харламенкова, 2012] и репрезентируется у индивида в чувстве безопасности, которое является индивидуальной характеристикой и следствием переживания различного рода угроз безопасности в процессе социализации. Человек с чувством эмоциональной безопасности имеет глубинные базисные убеждения о доброжелательности окружающего мира и о себе, как способном выносить дистресс человеке. Недостаток эмоциональной безопасности может проявляться в высокой тревожности, эмоциональной гиперреактивности, дисфункциональном совладании с ситуацией потенциальной угрозы (в виде сверхвклю­ченности или избегания) и искаженных внутренних убеждениях о степени потенциальной угрозы и собственной уязвимости.

Эмоциональная безопасность ребенка в семье рассматривается как следствие действия взаимосвязанных факторов родительства (например, отзывчивость родителя); психопатологического статуса родителей (например, депрессия, алкоголизм); системных семейных процессов (например, сплоченность) и свойств ребенка (темперамент, личностные особенности) [Davies, 2013].

Влияние родительского конфликта на ребенка выражается в различных нарушениях психологического благополучия: депрессии, тревожности, нарушениях поведения, агрессивности, проблемах в общении со сверстниками, сложностях в обучении. Величина риска возникновения указанных проблем вследствие переживания ребенком конфликтов родителей в два раза выше, чем величина риска развития тех же психологических проблем после развода родителей [Interparental conflict and, 2001].

Основной объяснительной моделью, отражающей связь качества отношений и характеристик эмоционального развития ребенка является «Теория привязанности» [Боулби, 2003]. Надежная привязанность с близким взрослым является предиктором успешной адаптации ребенка и его психического здоровья. Данный аспект психологической безопасности широко освещен и исследован в психологической литературе, поэтому мы не уделяем ему здесь специального внимания. Однако взаимодействие ребенка в диаде с близким взрослым (как правило, с матерью), отражает только часть системы отношений, в которую включен ребенок. Супружеская подсистема семьи и происходящие в ней процессы имеют прямое отношение к переживанию ребенком безопасности и защищенности. Переживание ребенком безопасности со стороны взаимоотношений между родителями является процессом, который следует рассматривать отдельно от характеристик переживания безопасности в диаде «ребенок — взрослый». Таким образом, в своем взаимодействии с родителями, которые, в свою очередь, взаимодействуют между собой, ребенок развивает чувство безопасности. Это чувство, собственно, является объяснительны кон­структом, лежащим между супружеским конфликтом и риском развития эмоционально-личностных нарушений у ребенка. Повторяющийся опыт переживания враждебности, дистресса и отчужденности между родителями формирует неуверенность и беспокойство ребенка по поводу надежности родителей. Следовательно, ребенок беспокоится о том, все ли в порядке с родителями, распространяет это беспокойство на отношения в диаде с близким родителем и воспринимает семью в целом как нестабильную и имеющую риск разрушения [Davies, 2013].

Авторы теории эмоциональной безопасности (ТЭБ) Камингс и Дэвис [Cummings E.M, 1994] считают, что конфликт родителей формирует эмоциональную атмосферу в семье и влияет на то, каким образом ребенок будет регулировать свои эмоции. ТЭБ была разработана изначально для описания механизмов нарушений адаптации у детей, чье развитие протекало в условиях конфликта родителей [Davies, 1994]. Исследования проводились, в основном, на младших подростках (11—12 лет) с применением опросников для детей и родителей, направленных на диагностику супружеских отношений, восприятия ребенком родительского конфликта, чувства безопасности у ребенка внутри семьи. Акцент в данной модели делается на то, каковы пути влияния родительского конфликта на развитие психологических нарушений у ребенка. Согласно ТЭБ, ребенок, переживающий ситуацию конфликта родителей, осуществляет постоянный поиск возможностей восстановления эмоциональной безопасности с помощью различных стратегий (например, включения в обмен аргументами, мониторинга настроения родителей и попытками регулировать собственные эмоции с целью в контексте конфликта родителей). Регуляция эмоций наряду с когнитивными репрезентациями конфликта и поведенческой регуляцией является опосредующим звеном между ситуацией родительского конфликта и эмоциональным состоянием ребенка. Сила эмоциональных реакций ребенка в виде гнева, печали, страха, облегчения, радости в совокупности с ресурсами по регуляции этих эмоций являются предикторами возможных эмоциональных нарушений [Marital conflict, child, 2004].

Первые работы в рамках ТЭБ привели к описанию двух вариантов объяснений механизмов, лежащих в основе риска дезадаптации, связанного с родительским конфликтом. Первый механизм, определяемый как механизм прямого действия, — это возникающая в процессе супружеского конфликта уязвимость ребенка к дезадаптации, которая создается и усиливается дис­трессом ребенка и его эмоциональной реактивностью в ответ на конфликт родителей. Второй механизм, определяемый как механизм опосредующего действия, указывает на опосредующую роль характеристик привязанности и особенностей взаимодействия родителя и ребенка в корреляционной связи между родительским конфликтом и степенью дезадаптации ребенка, иными словами, при наличии надежной привязанности между ребенком и родителем ребенок может быть хорошо адаптирован даже в случае наличия конфликтных отношений между родителями [Davies, 1994].

Удовлетворение/неудовлетворение потребности ребенка в сохранении представления о безопасности отношений родителей связано с тремя процессами: эмоциональной реактивностью, включенностью в конфликт родителей или избеганием его и формированием внутренних репрезентаций, связанных с враждебностью в близких отношениях [Davies, 1994].

Потребность в безопасности и описанные процессы становятся замкнутым циклом, вполне объяснимым в рамках эволюционных представлений о психике: состояние тревоги и настороженности в условиях повторяющихся конфликтов родителей усиливает чувствительность ребенка к знакам возможной опасности и способствует развитию навыков регуляции стресса, что, в свою очередь, повышает адаптационный потенциал. Однако в отношении отдаленных последствий для ребенка эти процессы имеют, безусловно, негативные последствия в виде повышенной уязвимости для развития психопатологии.

Позднее был сделан вывод о том, что именно чувство эмоциональной безопасности является медиатором взаимосвязи между родительским конфликтом и последующими психическими нарушениями у ребенка.

Авторы ТЭБ утверждают, что стратегии ребенка по достижению эмоциональной безопасности в социальном мире представляют собой комплекс систем поведенческого контроля, каждая из которых имеет свои алгоритмы переработки информации, нейробиологи- ческие процессы и поведенческие репертуары, направленные на поиск и сохранение чувства безопасности в различных сферах и периодах жизни ребенка. Данные системы могут быть отделены друг от друга по следующим критериям: (1) цель функционирования системы; (2) экологические условия, которые организуют активность каждой системы; (3) уникальный репертуар эмоциональных, когнитивных и поведенческих стратегий. Такое понимание дает основания разделить систему, работа которой направлена на достижение безопасности в рамках отношений привязанности и систему, работающую для достижения эмоциональной безопасности в условиях конфликта родителей. Эта система была названа «Система защиты в социальных ситуациях» (“Social defense system” — SDS). В рамках филогенеза высокая конфликтность между членами социальной группы оказывает влияние на становление поведенческой системы, отвечающей за идентификацию социальных сигналов потенциальной угрозы (например, крик или жесткое доминирование) и формирование ответных реакций защиты от интерперсональной угрозы. Хотя структура семьи сильно изменилась в процессе эволюции, роль взрослых членов семьи (как правило, родителей) в обеспечении безопасности остается непропорционально более высокой, чем у других членов семьи. Таким образом, в отличие от поведенческой системы привязанности, цель которой в филогенезе заключается в достижении максимальной доступности и близости заботящегося лица, цель системы защиты в социальных ситуациях состоит в обретении защищенности в условиях межличностного конфликта людей, эту безопасность обеспечивающих [Davies, 2013].

Работа системы защиты в социальных ситуациях и работа системы привязанности различаются также и по поведенческим, и когнитивным стратегиям, которые в них используются. Работа системы привязанности осуществляется за счет цепляния, поиска комфорта, запросов о поддержке, проявлений эмоционального дистрес­са в поведении, мониторинга доступности объекта привязанности. Работа системы защиты в социальных ситуациях осуществляется за счет переживания страха и напряжения, тремора, дистресса, избегания и самоустранения, подавления (сокрытия эмоционального дис­тресса), стратегий деэскалации (проявления заискивания, попытки успокоить родителей), длительного перенапряжения (усталость, безнадежность, беспомощность, дисфория), интервенций (медиация конфликта, поддержка), борьбы (доминирование).

Авторы ТЭБ считают, что система защиты в социальных ситуациях, преследующая своей целью нейтрализацию интерперсональной угрозы, характеризуется определенными формами, которые могут быть описаны как четыре паттерна когнитивно-поведенческих стратегий, используемых ребенком, находящимся во взаимодействии с конфликтом родителей [Davies, 2013]:

1.    Надежный паттерн. Дети с надежным паттерном защиты, как правило, убеждены, что конфликт носит временный характер и будет разрешен без ущерба для отношений. Во время конфликта они испытывают легкий негативный аффект, признают свой дистресс и стараются его уменьшить, не испытывают напряжения в связи со своим вмешательством (или невмешательством) в конфликт, а также имеют оптимистичные представления в отношении исхода конфликта. Надежный паттерн в переживании угрозы со стороны конфликтных отношений родителей формируется в условиях конфликта, который выглядит в глазах ребенка как управляемый, без проявлений интенсивного гнева и, как правило, приходящий к разрешению. Семейная система характеризуется гармонией, у родителей отсутствует психопатология, ребенок доверяет родителям и ощущает их доступность для поддержки во время переживания дистресса. В таких условиях у ребенка формируется убеждение, что негативные эмоции не являются разрушительными и ими можно управлять. Такие свойства темперамента ребенка, как волевой контроль и высокий порог негативного аффекта, являются индивидуальными предикторами для развития надежного паттерна защиты от угрозы.

2.    Мобилизующий паттерн. Дети с мобилизующим паттерном защиты, в отличие от детей с надежным пат­терном, наоборот, убеждены в том, что конфликт несет серьезную угрозу. Данный паттерн формируется, как правило, в условиях постоянных и глубоких родительских конфликтов. Ребенок проявляет сверхбдительность, его внимание направлено на сканирование отношений между родителями. Он рассматривает себя как значимого участника и активного модератора конфликта. Для детей с мобилизующим паттерном характерны яркие, демонстративные проявления дистресса и уязвимости, которые объясняются не только глубоким эмоциональным участием в конфликте, но и запросом ребенка на получение поддержки, внимания и сочувствия. Могут также наблюдаться проявления покорности и послушания в сочетании с попытками контролировать отношения родителей через принятие роли заботящегося. Ребенок переживает выраженный негативный аффект, имеет пессимистический взгляд на влияние конфликта на семью и собственное благополучие. Развитие мобилизующего паттерна обусловлено сочетанием внутрипсихических и семейных предикторов. Спутанность в виде сверхконтроля, нарушенных границ между родительской и супружеской подсистемами, несовместимости по вопросам воспитания детей включают ребенка в супружеский конфликт. Склонность бороться против угрозы и невозможность дистанцироваться в условиях конфликта родителей усугубляется такими свойствами детского темперамента, как высокая чувствительность к порицаниям и наградам. Таким образом, регуляция эмоций осуществляется за счет сверхбдительности и навязчивого контроля над ситуацией конфликта. Затяжной конфликт родителей может приводить к обесцениванию ребенком собственных усилий по управлению ситуацией и тем самым формировать представление о том, что бессмысленно регулировать негативные эмоции.

3.    Доминантный паттерн. Дети с доминантным пат­терном защиты в ситуации конфликта родителей напрямую включаются в процесс преодоления конфликта с помощью выражения агрессии и враждебности. Проявления страха, беспокойства и печали при этом минимальны, и ребенок пытается оказать влияние на конфликт родителей за счет контроля и доминирования. Таким образом, доминирующий паттерн содержит стратегии принуждения и стремления удерживать власть в семье на фоне враждебных межличностных отношений. В конечном итоге дети с доминантным паттерном интериоризируют избегающие установки об отношениях и в дальнейшей жизни бывают склонны занижать значимость эмоционального воздействия отношений на свою жизнь. Таким образом, регуляция эмоций осуществляется за счет прямого поведенческого воздействия на ситуацию в виде насилия, проявления власти и доминирования. Для развития доминантного паттерна защиты характерны следующие условия: средний уровень враждебности конфликта; невключенность и равнодушие взрослых; нарушенная семейная иерархия. Основные черты доминирования — это подавление беспокойства в ответ на угрозу и стремление играть значимую роль в семейных отношениях. Нарушение семейной иерархии дает ребенку право на власть и проявление насилия в поведении. Причинами перевернутой иерархии могут быть враждебная отстраненность родителей, низкая включенность родителей в жизнь детей (апатия, пассивность), состояния патологической тревоги у родителей. Со стороны темперамента ребенка дополнительными предикторами могут быть уязвимость к состояниям дистресса, слабый волевой контроль и импульсивность.

4.    Демобилизующий паттерн. Демобилизующие стратегии, называемые также «непроизвольные пораженческие стратегии», характеризуются по своему содержанию словосочетанием «залечь на дно». Дети демонстрируют маскируемый дистресс, выражаемый в замирании, напряженности, отдалении от родителей, склонности опускать голову и не смотреть в глаза, неадекватной искусственной улыбке, печали, ангедонии, беспомощности, усталости, сутулости, угнетенности. Таким образом, основной стратегией в демобилизующем паттерне является либо подавление эмоций и отсутствие контакта с ними, либо намбинг, замирание, что говорит о невозможности управления эмоциями. Развитие данного паттерна у ребенка осуществляется в условиях тяжелого конфликта родителей с высокой степенью агрессии, запугиваний, притеснений на фоне слабых ресурсов получить поддержку и утешение. Стратегия демобилизации дает возможность ребенку, во-первых, быть незаметным в агрессивной среде конфликта и, во-вторых, подавляет активность ребенка в попытках обрести ресурсы влияния на конфликт родителей, что в таких условиях может иметь крайне рискованные последствия. Предикторами развития демобилизующих тенденций являются: высокий уровень агрессии (в частности, антисоциальное расстройство личности у одного из родителей), дезорганизованная привязанность ребенка к родителю, склонность родителей к насилию и неспособность выносить экспрессию эмоций. Со стороны темперамента факторами, предрасполагающими к формированию демобилизующих стратегий, могут быть: высокая сензитивность к порицанию, низкая чувствительность к наградам, настороженность в отношении новых стимулов [Ellis, 2006].

Описанные выше деструктивные паттерны защиты от угрозы в условиях родительского конфликта имеют соотношение с риском развития различных вариантов психопатологии: мобилизующий паттерн связан с риском формирования так называемых «интернализованных» симптомов (тревоги, депрессии, расстройств внимания и гиперактивности, симптомов пограничного расстройства личности и зависимого поведения); доминантный паттерн соотносится с риском развития «экстернализованных» симптомов (враждебности, агрессивности, бесчувственности); демобилизующий паттерн является предикто­ром развития серьезных психических нарушений (симптоматики посттравматического стресса, депрессии, тревоги, избегания в социальном взаимодействии). Однако концепт мультифинальности [Cicchetti, 1996], широко используемый в области психопатологии развития, предполагает, что одни и те же условия могут приводить к разным результатам. Таким образом, авторы ТЭБ предполагают, что у отдельных детей, переживавших конфликт родителей, могут развиваться адаптивные ресурсные свойства: например, для мобилизующего паттерна это социальный интерес и развитые навыки межличностного взаимодействия; для доминантного — уверенность в себе, искренность, активность; для демобилизующего — коопера­тивность, скромность, осмотрительность [Davies, 2013].

Заключение

Описанные выше теоретические положения о различных эмоционально-когнитивно-поведенческих паттернах обработки чувства собственной небезопасности в условиях конфликта родителей дают основания провести параллели с четырьмя паттернами привязанности [Боулби, 2003]. Напрашивается соответствие между описанным выше надежным паттерном и надежной привязанностью; мобилизующим паттерном и амбивалентной привязанностью; демобилизующим паттер­ном и дезорганизованной привязанностью. Соотношение доминантного паттерна и избегающей привязанности неоднозначно. С одной стороны, на эмоционально-когнитивном уровне оба паттерна базируются на сниженной эмоциональной затронутости проблематикой отношений и пренебрежении чувствами близких. С другой стороны, на поведенческом уровне власть и агрессия доминирующего паттерна системы защиты в социальных ситуациях являются скорее противоположностью дистанцирования избегающего пат­терна привязанности. Эти различия требуют дополнительного осмысления.

Мы предполагаем, что процессы регуляции эмоций у взрослых, которые в детском возрасте сформировали различные паттерны защиты при переживании родительского конфликта, имеют свою специфику, исследование которой — дело будущих исследований. Вероятно, что как и случае сопоставления пат­тернов привязанности у детей и взрослых, будет наблюдаться соответствие между характеристиками регуляции эмоций ребенка в ситуации конфликта родителей и поведением взрослого в различных социальных ситуациях.