Опыт исследования структуры отношения к ребенку у русскоязычных и немецкоязычных родителей, проживающих в Германии

В своей консультативной практике в Германии я часто сталкиваюсь с двумя группами проблем. Русскоязычные родители жалуются на трудности налаживания контакта с воспитателями и администрацией детского сада, на несоответствие ожиданий и того, что реально происходит в детском саду. В свою очередь, сотрудники и руководство немецких детских садов говорят о своем непонимании как стратегий, так и конкретных приемов воспитания в среде русскоязычных родителей. Они апеллируют помимо знаний теории и практики воспитания к своему родительскому опыту и опыту других немецкоязычных родителей и отмечают разницу в ответах на повседневные вопросы.

Как одевать ребенка на прогулку? Что должно быть на завтрак и на обед? Может ли ребенок с небольшой температурой и насморком находиться среди других детей в саду? Как реагировать, если ребенок капризничает? Нужно ли учить ребенка читать и писать до школы или оставить его играть? Может ли ребенок сам решать, что и как он будет делать, надевать, есть?

За различными ответами на эти вопросы кроются различные воспитательные позиции, различные отношения к ребенку.

Как справедливо отмечают Е. Смирнова и М. Соколова, проблематика детско-родительских отношений актуальна на протяжении развития психологической науки [8]. Особое звучание она обретает в современном мире, для которого характерны глобальные социально-экономические изменения, выражающиеся в том числе в увеличении масштаба миграционных процессов [5]. Люди, рожденные в одной стране, меняют место жительства, переезжают, длительное время живут в другой стране, обретают вторую (или третью) «родину» и в вынужденно-измененном культурном пространстве воспитывают своих детей.

Психологические проблемы мигрантов носят комплексный характер и проявляются во всех сферах личности, но, прежде всего, они влияют на эмоционально-волевую составляющую личности, систему ценностей [6].

В случае неуспешной интеграции мигранты чувствуют себя буквально выброшенными из жизни общества, что негативно влияет на их самооценку (там же). Неуспешная интеграция также сказывается и на качестве детско-родительских отношений, увеличивается количество конфликтов, родители могут оказать меньше поддержки ребенку или ребенок не принимает поддержку от своих родителей-«неудачников» (если процессы интеграции родителей в новой среде проходят неуспешно или являются таковыми с точки зрения детей). Н. Хрусталевой было установлено, что, например частота конфликтов между родителями и детьми увеличивается в 5—6 раз в первый период эмиграции [9].

С точки зрения W. S ss, в ситуации эмиграции традиционные ценности и представления о воспитании подвергаются сомнению; это приводит к тому, что родители испытывают неуверенность и тревоги, их представления о том, каким должно быть воспитание, подвергается ими самими сомнению. В результате могут возникать экзистенциональные кризисы и кризисы идентичности [17].

L. Herwartz-Emden считает, что характер воспитания в ситуации миграции определяется с одной стороны национальными традициями и имеет функцию поддержки и защиты национальной идентичности, а с другой — позволяет осуществляться интеграции. В норме эти две тенденции должны быть сбалансированы. Особая роль в соблюдении и поддержании баланса, по данным L. Herwartz-Emden, отводится матери, которая с одной стороны является проводником традиций, а с другой обеспечивает в семье возможность «выхода за границы», знакомство и принятие ценностей общества, в котором семья живет в реальном времени и месте [11].

Интересным представляется исследование B. Nauck, который обнаружил, что матери-мигрантки, выходцы из Турции и проживающие в Германии, определяют свои воспитательные установки и следуют им более жестко, нежели немки или турчанки, воспитывающие своих детей в Германии или Турции. Они более последовательны в передаче традиционных ценностей, больше опекают и контролируют своих детей [14].

Особое звучание проблема миграции имеет в группе немецких переселенцев. В странах Советского Союза они были «немцами», а приехав в Россию, оказались «русскими», ни там, ни тут не ощущающими себя на родине.

Эмпирическое исследование материнских установок по отношению к подросткам показало, что матери, приехавшие вместе со своими детьми-дошкольниками в Германию и прожившие там более 7 лет, демонстрируют больше заботы по отношению к своим детям, спектр контролирующих действий представлен от опеки до ригидных действий, присутствуют наказания за отступления от правил и т.п. При этом авторитарный стиль воспитания встречается редко. В интервью родители отмечали, что они никак не могут влиять на своих детей, им остается только волноваться и контролировать, понимая при этом, что контроль ни к чему не приведет [13].

В сравнительном исследовании родительских установок матерей и отцов-бурятов, живущих на исконных землях и переехавших в другие регионы России, было выявлено, что матери не изменяют своего стиля в зависимости от места проживания, для них типичны симбиотические отношения с детьми, а отцы более зависимы от социокультурного окружения, они изменяют стиль отношений в сторону сближения с титульным этносом [1].

А. Николаева и О. Защиринская провели анализ детско-родительские отношения в семьях так называемых трудовых мигрантов. Ими обнаружено, что подростки в семьях трудовых мигрантов относятся к своим родителям с меньшим доверием, чем сверстники из семей, не имеющих опыт миграции, а также переживают воспитательные воздействия родителей как непоследовательные. В целом отношения в семьях трудовых мигрантов менее доверительные и более конфликтные [4].

В исследовании особенностей родительского отношения в семьях вынужденных переселенцев с Украины было выявлено, что ребенок находится в центре внимания семьи, которая стремится к максимальному удовлетворению его потребностей; здесь господствует такой стиль воспитания, как потворствующая гипер­протекция (высокие баллы по параметрам шкалирования «гиперпротекция», «потворствование», «недостаточность обязанностей ребенка»), что способствует развитию демонстративных (истероидных) и гипер- тимных черт личности ребенка [2].

Приведенный выше краткий обзор исследований наглядно показывает, что ситуация миграции оказывает определенное влияние на детско-родительские отношения, но этот характер влияния не прямой и опосредован множеством факторов.

Не ставя перед собой задачу изучения механизмов влияния миграции на особенности детско-родительских отношений, мы ограничили свой исследовательский интерес изучением того, какова сравнительная феноменология родительского отношения к детям в среде эмигрантов (русскоязычных) и титульного этноса (немцев).

Так как предметом исследовательского интереса стал вопрос специфики отношения родителей к детям в мультикультурной (прежде всего — немецкой и русской) среде в особой ситуации миграции, где родители и дети были рождены и воспитываются в двух разных культурах (рождены в СССР или постсоветском пространстве и воспитывают своих детей в Германии), — дадим характеристику русскоязычному населению Германии.

Оно неоднородно и состоит из двух больших групп — это так называемые немецкие переселенцы (этнические немцы, чьи предки оказались на территории России или Казахстана и члены их семей) — всего 4,5 миллиона человек [15] и это «контингентные беженцы» (граждане СССР и постсоветских государств еврейской национальности и члены их семей) — более 210 тыс. человек). Студенты, молодые ученые, оставшиеся после обучения или различных стипендиальных или грантовых программ на постоянное жительство в Германии, составляют незначительную группу мигрантов и точных достоверных данных об их количестве нет.

В целом группа мигрантов из стран бывшего Советского Союза составляет 13% от всех мигрантов, живущих в Германии [10].

В семьях мигрантов можно выделить две тенденции, одна из которых выражается в интеграции в немецкую культуру с одновременным сохранением русской культуры и прежде всего поддержки русского языка, а вторая — в переходе к немецкой культуре и вытеснении русской культуры и языка из повседневной жизни.

В нашем исследовании приняли участие русскоязычные респонденты, в семьях которых ярко проявляется первая тенденция.

В нашем поисковом эмпирическом исследовании был использован методологический и методический аппарат изучения структуры и динамики родительского отношения (РО), разработанного Е. Смирновой и М. Соколовой (Быковой) [7; 8]. С их точки зрения «специфика родительского отношения заключается в двойственности и противоречивости позиции родителя по отношению к ребенку. С одной стороны, это безусловная любовь и глубинная связь, с другой — это объективное оценочное отношение, направленное на формирование ценных качеств и способов поведения» [7, с. 6].

Эти противоречивые позиции авторы предлагают обозначать как предметное (частичное) и личностное (целостное) начала, которые образуют две составляющие каждого конкретного отношения, в котором может преобладать то или иное начало. Авторы так же предлагают выделять ценности и установки современных родителей: 1) общение и коммуникативные навыки; 2) морально-нравственное развитие, 3) интеллект и умственное развитие ребенка; 4) волевое развитие; 5) развитие произвольности; 6) ценность здоровья.

Эти ценности характерны для предметного отношения. В личностном отношении разделение на конкретные ценности отсутствует. Помимо этого авторами были выделены и описаны семь вариантов родительского поведения (стиля): строгий, объяснительный, автономный, компромиссный, содействующий, ситуативный и потакающий.

Сбор данных производился с помощью анкеты, содержащей вопросы, предполагающие открытые ответы на вопросы, описывающие те или иные проблемные ситуации, отражающие типичные случаи взаимодействия родителя с ребенком, реакции на поведение ребенка. В анкете содержатся два типа вопросов или утверждений в виде незаконченных предложений: на определение выраженности личностного и предметного начала в родительском отношении и выявления стиля воспитания ребенка.

В нашем поисковом исследовании приняло участие 48 родителей. В первую группу вошел 31 человек — русскоязычные родители-мигранты, переехавшие жить в Германию на постоянное место жительство, чьи дети были рождены в Германии и воспитываются в этой стране; во вторую группу вошло 17 немецкоязычных родителей, рожденные в Германии и чьи дети были рождены и воспитываются все время в этой стране.

Дадим подробную характеристику обеим группам.

Первую группу составили 30 женщин и 1 мужчина (средний возраст 35,6), воспитывающие 17 мальчиков и 12 девочек (в двух анкетах пол не был указан), средний возраст 4,3 года. В 16 семьях воспитывается по 2 ребенка, в 10-ти — по 1 ребенку, в трех семьях — по три ребенка, в двух анкетах количество детей не указано. Две женщины не состоят в браке и живут вдвоем с ребенком. Все семьи не живут с другими родственниками под одной крышей. В 20 семьях только русский язык является языком семьи, в 11 семьях вторым, дополнительным языком (языком отца) является английский, итальянский или французский, в четырех семьях язык отца немецкий. В четырех анкетах язык отца не был указан. 27 родителей имеют высшее образование, 2 — среднее специальное образование, 2 не указали своего образования.

Вторую группу составили 11 женщин и 6 мужчин (средний возраст 35,1), воспитывающие 8 девочек и 9 мальчиков, средний возраст 4,8 лет. 7 семей воспитывает двух детей, в 5-ти семьях по 1 ребенку, в одной семье — 3 и еще в одной семье — 4 ребенка, в 3-х семьях количество детей не указано. 8 родителей имеют высшее и 9 родителей среднее профессиональное образование. Один родитель воспитывает ребенка без супруга. Два отвечавших отца воспитывают своих детей с русскоговорящими матерями (но основным языком является немецкий). В одной семье помимо немецкого присутствует итальянский язык.

Мы проводили анализ данных внутри каждой группы, а также сравнения между группами. Проводился подсчет количества ответов, при этом мы учитывали, что на часть вопросов не было дано ответа или было дано несколько ответов. Параметр «представленность личностного/предметного начал» рассчитывался индивидуально для всех респондентов как процентная доля ответов каждого класса к общему количеству заданных вопросов. Так же рассчитывались параметры «Ценности» и «Стиль воспитания». Определение статистически значимых различий производилось с помощью t-теста.

В группе русскоязычных родителей превалирует представленность личностного начала (рис. 1), различия между личностным и предметным началом статистически значимы (p < 0,01). Это отражает тенденцию, обнаруженную Е. Смирновой и М. Соколовой (Быковой) [7]. Чаще всего родители дошкольников хотят видеть своих детей счастливыми, жизнерадостными. Утверждение «Вам хотелось бы, чтобы Ваш ребенок стал более...» многие родители продолжали следующими словами: «мой ребенок прекрасен», «мой ребенок меня вполне устраивает», «я довольна».

В группе немецкоязычных родителей картина несколько иная. Предметное начало превалирует, но различия между двумя началами статистически не значимы (рис. 2).

Немецкоязычные родители хотят видеть своих детей счастливыми, радостными, успешными, хорошо интегрированными в обществе, умелыми. При этом они формулируют свои ожидания и свои отношения к детям более конкретно, обозначая сферы деятельности (умел постоять за себя в конфликтной ситуации, не растерялся в новой обстановке, умел свободно думать и постоять за себя, реализует свои способности).

Различия между частотой проявления личностного начала, а также предметного начала в обеих группах статистически значимы (p < 0,001 и p < 0,01 соответственно). Эта тенденция отчетливо прослеживается на рис. 3.

Можно сказать, что отношение немецкоязычных родителей более операционализировано, и это четче выражено в формулировках: «растет без особых проблем и не требует сверх-внимания», «говорит мне, что меня любит», «хорошо говорит», «самостоятельный и с удовольствием осваивает новые умения и навыки». Отношение русскоязычных родителей более эмоционально-заряжено и менее дифференцировано: «чтобы рос умным», «был в будущем успешным», «радовал меня и папу».

В целом эта тенденция выражена при анализе ценностей (рис. 4), выделяемых родителями. Между группами немецкоязычных и русскоязычных родителей статистически значимые различия (p < 0,01) обнаружены при частоте проявления ценности общения, морально­нравственных качеств и произвольности (они более ярко представлены в группе русскоязычных родителей).

По данным Е. Смирновой и М. Соколовой, для российских родителей ценность интеллекта была достаточно высока и оставалась таковой на протяжении всего детства, максимального значения достигая к младшему школьному возрасту [7].

В нашей выборке в обеих группах ценность интеллекта совсем незначительна и по проявлению уступает только ценности общения. В подавляющем большинстве случаев повседневная жизнь немецких дошкольников свободна от дополнительных развивающих занятий. Родители стремятся, чтобы их дети посещали детский сад, имели партнеров по игре, занимались спортом (чаще всего вместе с родителями в так называемых спортивных обществах). В детских садах также значительное внимание уделяется свободной игре и собственным инициативным действиям детей [3]. Общую позицию прекрасно, на наш взгляд, сформулировала одна из директоров немецкого детского сада: «Наша цель — помочь ребенку прожить детство во всей его полноте. В детстве нет умных и глупых. Есть любознательные и любопытные, играющие и фантазирующие. Детство — для игры и радости. А учиться, упражнять свой интеллект дети будут в школе».

Одна из причин недовольства русскоязычных родителей немецким детским садом — отсутствие в нем развивающих занятий и преобладание игры. Опыт, полученный в собственном детстве или опыт воспитания в России, не совпадает с опытом воспитания в Германии и это является одним из факторов фрустрации.

Именно родители, а не дети демонстрируют трудности привыкания к детскому саду.

На рис. 4 отчетливо видно, что ценность «Произвольность» наиболее проявлена среди предме- ных ценностей (по данным Смирновой и Соколовой — на втором месте). В своих ответах родители обеих групп писали о том, что им важно, чтобы дети умели подчиняться общим правилам, были интегрированы в детский коллектив, играть по правилам игры, отвечать за свои поступки, то есть умели контролировать свое поведение.

Интересно, что произвольность в отечественной психологии рассматривается как одно из новообразований дошкольного возраста. Русско- и немецкоязыч­ные родители ожидают от своих детей, что в этом возрасте дети будут владеть своим поведением.

По данным Е. Смирновой и М. Соколовой на первом месте среди ценностей родители дошкольников выделяют ценность самостоятельности и инициативности [7].

В нашей выборке эта ценность занимает второе место среди предметных ценностей (различия в проявлениях у русскоязычных и немецкоязычных респондентов статистически не значимы). То, что произвольность ценится родителями выше, нежели самостоятельность и ициниативность, может быть объяснено требованиями повседневной жизни, прежде всего в детском саду: только соблюдая определенные правила, ты можешь проявлять инициативность. Воспитатели постоянно за этим следят, обсуждают эту ситуацию с родителями. Зачастую именно тема «Умеет ли ребенок соблюдать правила» становится темой бесед с родителями, им даются советы по тому, как помочь ребенку быть свободным и инициативным, не нарушая границ других людей и общих правил.

Вслед за Е. Смирновой и М. Соколовой проанализируем выраженность стилей родительского отношения.

На рис. 5 мы видим, что выраженность проявления содействующего, ситуативного, потакающего и автономного стилей в двух группах различны (уровень статистической значимости p < 0,001). Особенно обратим внимание на то, что если в группе русскоязычных родителей наиболее распространен содействующий стиль воспитания, а также объяснительный, то для группы немецкоязычных родителей после объяснительного второй по популярности — автономный.

Преобладание объяснительного стиля согласуется с данными Е. Смирновой и М. Соколовой. Этот стиль вместе с содействующим являются ведущими в российской выборке на протяжении всего онтогенеза [7; 8]. Родители стремятся установить партнерские отношения с ребенком, советоваться с ним, учитывать его мнение во многих вопросах. Внешне это может выглядеть как потакание детям, подстройка под их интересы и неспособность родителей отстоять свою позицию. Родители многословно и всесторонне объясняют то, что должно быть сделано, почему это должно быть сделано и т.п.

Эта ситуация часто выступает предметом научно­популярных статей немецких СМИ. Нередко встречаются статьи с достаточно провокативными заголовками «У детей — все права, а у родителей — только обязанности» [16], в которых журналисты обсуждают современные тенденции воспитания — передачу ответственности за происходящее ребенку через его всестороннее и часто не соответствующее возрасту информирование.

Обратим внимание на второй интересный факт — практически полное отсутствие автономного стиля в группе русскоязычных родителей и второе место в группе немецкоязычных родителей.

В исследованиях Е. Смирновой и М. Соколовой автономный стиль «уступает» строгому и потакающему, по нашим данным в русскоязычной группе — только компромиссному. Е.О. Смирнова и М.В. Соколова так характеризуют автономный стиль: «родитель не навязывает решение ребенку, позволяя ему самому найти выход из сложившейся ситуации, предоставляя ему максимум свободы в выборе и принятии решения...» [7, с. 9]. Такое отношение предполагает, что родители уверены в своей позиции, в своей стратегии, в своих отношениях с ребенком. Как мы отмечали выше, родители-эмигранты, наоборот, не уверены в своих родительских позициях. Вероятно, именно эту тенденцию нам удалось обнаружить.

Итак, треть немецкоязычных родителей придерживаются автономного стиля. Объяснений этому факту может быть очень много и их поиск выходит за рамки нашей работы.

Наблюдения в повседневной жизни, анализ нашей деятельности в качестве психолога-консультанта и психотерапевта, наблюдение за взаимодействием воспитателей с детьми и воспитателей с родителями по отношению к ребенку показывают, что многие родители с самого начала выстраивают с ребенком отношения независимости, учат ребенка рассчитывать на свои силы (а не на помощь родителей). Родители подчеркивают, что они и дети — автономные, независимые субъекты отношений, самостоятельно несущие ответственность за свои поступки и их последствия.

Обратим внимание лишь на данные, полученные в масштабном психологическом и социологическом исследовании, сравнивающем отношения к детям в немецких семьях и семьях мигрантов. Только 10% немцев считают, что одна из обязанностей детей — помогать им в старости (и 35% немецких переселенцев). 6,9% отцов и 9,3% матерей-немцев считают, что дети не оставляют времени для реализации собственных интересов (соотв. 16,3% отцов и 19,3% матерей — переселенцев). Эти цифры дополнительно иллюстрируют наше наблюдение — родители-немцы позиционируют себя более независимо по отношению к своим детям и ожидают от них того же [12].

Нашей целью мы видели представление некоторых эмпирических данных, иллюстрирующих особенности родительских отношений в среде эмигрантов по сравнению с титульным этносом.

Мы выявили, что среди русскоязычных родителей, воспитывающих детей в Германии как и среди родителей, воспитывающих детей в России, превалирует личностное начало в отношении к ребенку (а у немецкоя­зычных родителей — предметное).

Более детальный анализ ценностей показал, что русскоязычные родители более «близки» к немецкоя­зычным. Следует отметить, что для российских родителей имеет высокую ценность интеллект, для других исследуемых групп на первый план выступает ценность произвольности.

С точки зрения преобладания стилей воспитания была обнаружена общая тенденция — широкая представленность объяснительного стиля, — и выявлены отличия: для русскоязычных родителей наиболее характерен содействующий стиль, а для немецкоязыч­ных — автономный.

Безусловно, проблема требует дальнейшего углубленного внимания исследователей.

Благодарность

Выражаю признательность доктору педагогических наук К. Хинце (Университет Потсдама, Германия) и канд. психол. наук А. Поршневу (ВШЭ, Н.Новгород) оказавшим неоценимую помощь в сборе материалов исследования. Материал статьи собран в рамках исследования, выполненного при поддержке Фонда Александра фон Гумбольдта и под руководством профессора, доктора педагогических наук Х. Гист (Университет Потсдама, Германия).