Исследования психического состояния людей в условиях пандемии COVID-19

2282

Аннотация

В настоящее время увеличивается количество исследований, изучающих психическое состояние людей в условиях пандемии COVID-19. Проблема психического состояния людей в условиях пандемии значима для определения направлений психологической помощи в практической работе психологов и людей помогающих профессий, поскольку позволяет учесть ряд важных факторов, значимых при построении этой работы. Цель статьи – обзор зарубежных исследований психического состояния разных групп лиц (работников медицинской сферы, лиц, имеющих определенные заболевания и нуждающихся в помощи; лиц, не имеющих заболеваний и относящихся к группе условной нормы) в условиях пандемии COVID-19. Рассмотрены исследования, изучающие проявления тревоги, депрессии, посттравматического стрессового расстройства, бессонницы в настоящей эпидемиологической обстановке. Приведены результаты исследований, показывающих роль средств массовой информации в формировании тревожности и страхов у медицинских работников. Проанализирована связь личностных черт с определенным стилем эмоциональных и поведенческих реакций на пандемию COVID-19. Глубокое понимание этих психологических процессов поможет разработать и внедрить более эффективные программы профилактики таких эмоциональных нарушений, как тревога, стресс и депрессия, возникающих в период пандемии COVID-19.

Общая информация

Ключевые слова: COVID-19, тревога, стресс, депрессия, пост-травматическое стрессовое расстройство (ПТСР), деменция, психологические расстройства, инсомния

Рубрика издания: Медицинская психология

Тип материала: обзорная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/jmfp.2021100105

Для цитаты: Кочетова Ю.А., Климакова М.В. Исследования психического состояния людей в условиях пандемии COVID-19 [Электронный ресурс] // Современная зарубежная психология. 2021. Том 10. № 1. С. 48–56. DOI: 10.17759/jmfp.2021100105

Полный текст

 
 

Введение

В настоящее время активно проводятся исследования, посвященные влиянию эпидемиологической обстановки на психическое состояние людей. Такие исследования проводятся в разных странах и являются высоко актуальными и социально значимыми в настоящее время.

Пандемия COVID-19, как и все прочие негативные процессы глобального масштаба, негативно сказывается на общепсихологическом состоянии людей и провоцирует повышение тревожности, возникновение хронического стресса и прочих реактивных состояний. Это ставит перед специалистами в области психического здоровья новые задачи по психопрофилатике и кризисному консультированию.

Исследования, демонстрирующие связь эпидемиологической обстановки с негативными психическими состояниями, проводились и ранее. Известно, что существует связь режима пандемии с ростом уровня тревожности, депрессии, стресса, посттравматического стрессового расстройства у граждан. Это достаточно широкий круг лиц — переносивших инфекцию, работающих с инфицированными людьми и пр. Так, например, в исследованиях было выявлено влияние лихорадки Эбола на рост тревоги и фобий [25; 26], враждебности [25; 26], навязчивых идей [26], депрессии [22; 25; 16], чувства вины [25], посттравматического стрессового расстройства [20; 22] у перенесших инфекцию. Также было обнаружено влияние гриппа H1N1 на рост тревоги [28, 11], истощения у врачей [28], стресса [11; 19]; влияние вируса Зика на рост страхов у матерей новорожденных [9; 24]; влияние атипичной пневмонии SARS на рост стресса [14; 18; 30], посттравматического стрессового расстройства [18; 32] и тревоги [14].

Благодаря исследованиям разных групп населения возможна оценка социально-психического состояния общества и последующее использование полученной информации с целью оказания психологической помощи. Пандемия COVID-19 может привести к различным социально-психологическим последствиям. Более того, важно отметить, что наиболее актуальным для психологической науки и практики остается вопрос психического состояния и поведения людей в изоляции в связи с карантином (тревога, потеря контроля, панические атаки, страхи, невротические нарушения, злоупотребление психоактивными веществами; снижение способности к критическому мышлению и вера в «сверхъестественное»; недоверие к социальным институтам, власти, СМИ и пр.).

Безусловно, данная проблема является значимой для определения направлений психологической помощи в практической работе психолога и выявлении факторов, которые стоит учитывать при построении психотерапевтической и консультативной работы.

Содержание исследований

Условно исследования в рамках влияния пандемии на психическое состояние людей можно разделить на несколько категорий: влияние пандемии на лиц, относящихся к группам риска — близко контактирующих с заболевшими COVID-19 (например, работников медицинской сферы), а также на лиц, имеющих определенные заболевания и нуждающихся в помощи; исследования влияния пандемии на психическое состояние людей, не имеющих заболеваний и относящихся к группе условной нормы. Рассмотрим результаты исследований подробнее.

Исследования, посвященные влиянию пандемии на лиц, относящихся к группе риска, являются наиболее актуальными и распространенными. Так, в сложившейся эпидемиологической ситуации возникло затруднение в оказании регулярной специализированной помощи для лиц, имеющих психиатрические диагнозы. В зарубежной психологии это явление часто характеризуют как «синдром частичной депривации» [12] — сокращение или прерывание социальной, когнитивной и физической активности или стимуляции у пациентов с психопатологией. Особенно чувствительными к такому синдрому оказываются подростки [12; 17; 29] и лица пожилого возраста, нуждающиеся в социальных и медицинских ресурсах. Резкие изменения обычной повседневной деятельности могут представлять собой стрессовое событие, как для самих пациентов, так и для лиц, работающих с ними, вызывать тревогу и снижение эмоционального фона [7].

В этом направлении было проведено исследование влияния карантина на поведенческие и психологические особенности больных деменцией [12]. Исследовательская группа, состоявшая из 24 человек под руководством Аннакьяры Каньин (Annachiara Cangin) из Падуанского университета (Падуя), оценивала изменения нервно-психических симптомов во время карантина у пациентов с деменцией и у лиц, осуществляющих уход за ними. В ходе исследования было проведено структурированное телефонное интервью с сиделками пациентов, имеющих диагнозы: болезнь Альцгеймера, деменция с тельцами Леви,лобно-височная деменция и сосудистая деменция. До пандемии эти пациенты регулярно наблюдались в 87 итальянских клиниках. Авторы исходили из предположения о том, что изменения в нейропсихиатрических симптомах у лиц с деменцией могут усугублять ощущение изоляции у их опекунов или сиделок, что, в свою очередь, еще больше ухудшает поведенческие симптомы пациентов. Выборку исследования составили 4913 человек, осуществляющих уход за пациентами с деменцией. В ходе исследования было выявлено, что тревога и депрессивные состояния преобладали у пациентов с диагнозом болезнь Альцгеймера (OR = 1,35; CI = 1,12—1,62). Изменения аппетита (Or = 1,52; CI = 1,03—2,25), усугубление проявлений блуждания (Or = 1,62; CI = 1,12—2,35) преобладали у лиц с лобно-височной деменцией. Лица, осуществляющие уход, сообщили об ухудшении поведенческих и психологических симптомов у 2929 пациентов (59,6%) через 1 месяц после начала карантина. Ухудшение ранее существовавших симптомов было описано в 51,9% случаев. Ухудшение симптомов произошло у 63,8% пациентов с деменцией с тельцами Леви, у 55,3% — с лобно­височной деменцией, у 50,5% — с болезнью Альцгеймера и у 50,3% — с сосудистой деменцией. Появление новых симптомов было отмечено в 25,9% случаев, с более высокой частотой в группе с болезнью Альцгеймера (26,7%). Кроме того, было выявлено, что основными ухудшившимися симптомами (вне зависимости от типа деменции) являются раздражительность (40,2%), затем апатия (34,5%), возбуждение (30,7%), тревожность (29%), депрессивные состояния (25,1%) и нарушение сна (24%). Галлюцинации и бред усугубились у 10% пациентов. Усугубление расстройств сна (OR = 1,62; CI = 1,25—2,29) и галлюцинации (OR = 5,29; CI = 3,66—7,64) чаще отмечались при деменции с тельцами Леви по сравнению с другими типами деменции, а усугубление проявлений блуждания (OR = 1,62; CI = 1,12—2,35) и изменение аппетита (OR = 1,52; CI = 1,03—2,25) чаще отмечались при лобно-височной деменции. Тревожность чаще регистрировалась при болезни Альцгеймера (OR = 1,35; CI = 1,12— 1,62). Проявления, связанные со стрессом, наблюдались у двух третей лиц, осуществляющих уход, и были связаны с увеличением нервно-психической нагрузки у пациентов. В течение самоизоляции о спектре связанных со стрессом ощущений сообщили 65,9% (n=3240) лиц, осуществляющих уход. Почти у 46% наблюдались симптомы тревоги, за которыми следовали беспомощность (34,2%), тоска (29,3%), раздражительность (26,4%), ощущение изолированности (22%) и депрессия (18,6%) [12].

Актуальными становятся исследования влияния пандемии на психическое состояние медицинских работников, борющихся с COVID-19. Так, в качестве примера можно привести исследование, посвященное психическому здоровью и восприятию психологической помощи среди медицинского и сестринского персонала в Ухани во время вспышки коронавирусной инфекции 2019 года [23]. Исследование было проведено группой авторов под руководством Кан Лицзюнь (Kang Lijun) из Уханьского университета (Ухань). В ходе исследования изучались состояние психического здоровья медицинского и сестринского персонала, а также его связи с получением психологической помощи. Это исследование является первым исследованием психического здоровья медицинских работников в Ухани. Для оценки депрессии, тревоги, бессонницы и дистресса использовалась шкала состояния здоровья (PHQ—9). Воздействие COVID-19 на психическое состояние медицинских работников определялось с помощью следующих вопросов: был ли у вас диагностирован COVID-19? Ведете ли вы пациентов с диагнозом COVID-19? Был ли диагностирован COVID-19 у членов вашей семьи? Есть ли этот диагноз у ваших друзей? Есть ли этот диагноз у ваших соседей (людей, живущих в одном сообществе, которые могут и не знать друг друга)? Среди 994 медицинских работников в Ухани у 36,9% был выявлен минимальный уровень депрессии (PHQ—9: 2,4), у 34,4% была обнаружена легкая депрессия (PHQ—9: 5,4), у 22,4% была диагностирована умеренная депрессия (PHQ—9: 9,0) и у 6,2% — тяжелая форма депрессии (PHQ—9: 15,1). Исследование показало, что 36,3% медицинских работников имели доступ к психологическим материалам (таким как книги по психическому здоровью), 50,4% имели доступ к психологическим ресурсам, доступным через средства массовой информации (онлайн-ресурсы, посвященные методам психологической самопомощи), и 17,5% участвовали в консультировании или психотерапии. В исследовании было выявлено, что группа с легкой формой депрессии контактировала с меньшим количеством заболевших, а группа с тяжелой формой депрессии контактировала с наибольшим количеством заболевших коронавирусом. Кроме того, было обнаружено, что лица с тяжелой формой депрессии имели меньше доступа к различным материалам и ресурсам (в том числе и психологическим) через СМИ и социальные сети [23].

В другом исследовании, проведенном группой авторов под руководством Чжан Чэньси (Zhang Chenxi) из Южного медицинского университета (Гуанчжоу), выявлялась тяжесть бессонницы у медицинских работников [31]. Выборка составила 1563 врачей и медсестер. Для определения уровня бессонницы использовалась шкала выраженности инсомнии (ISI). Исследование показало, что у 36,1% участников имелись нарушения сна от легких до выраженных. Было выявлено, что к бессоннице среди медицинских работников предрасположены доктора (OR = 0,44; p = 0,007; CI = 0,2—0,8), в настоящее время работающие в изоляторе (OR = 1,71; p = 0,038; CI = 1,0— 2,8), боящиеся заражения (OR = 2,30; p < 0,001; CI = 1,6— 3,4), испытывающие недостаток в информации из социальных сетей или СМИ (OR = 2,10; p = 0,001; CI = 1,3— 3,3) сомнения в возможности эффективного контроля заболевания (OR = 3,30; p = 0,013; CI = 1,3—8,5) [31].

Активно проводятся исследования влияния эпидемиологической обстановки на психическое состояние людей, не имеющих заболевания и относящихся к группе условной нормы. Так, американскими исследователями под руководством Дамарис Эшванден (Damaris Aschwanden) из Университета штата Флорида изучались связи между личностными чертами и психологическими, поведенческими реакциями на вспышку коронави­русной инфекции COVID-19 [27]. Гипотезой исследования выступило предположение о том, что индивидуальные различия в паттернах мыслей, чувств и поведения влияют на то, как люди реагируют в ситуации пандемии. Авторами исследования были выделены 4 основных типа эмоциональных и поведенческих реакций на пандемию COVID 19: опасения, связанные с пандемией (например, заражение коронавирусом); меры предосторожности, принимаемые во избежание заражения коро­навирусом (например, мытье рук); подготовительное поведение, связанное с пандемией (например, запасание продовольствия); оценки продолжительности последствий пандемии (например, время до возвращения общества к нормальной жизни). Выборка состояла из 2066 участников (средний возраст — 51,42 года; 48,5% женщин и 51,5% мужчин). Для измерения личностных черт использовался 60-факторный опросник Большой пятерки (О. Джон, К. Сото), включающий такие показатели, как негативная эмоциональность (нейротизм), экстраверсия, открытость опыту, доброжелательность (склонность к согласию) и добросовестность (контроль импульсивности). Результаты по опроснику были получены до введения режима самоизоляции, поэтому можно говорить об исключении влияния ситуации самоизоляции на результаты. В исследовании были обнаружены следующие значимые связи: высокий уровень открытости опыту был достоверно связан с большей озабоченностью среди пожилых людей (в = ,10 [0,03; 0,16]; p = ,005), такие данные отсутствовали среди людей среднего возраста (в = ,04 [-0,01; 0,08]; p = ,108) или молодых людей (в = -,04 [-0,11; 0,03]; p = ,300). Высокий уровень открытости опыту был достоверно связан с оценкой продолжительности эпидемии как «длительной» среди пожилых людей (в = ,14 [0,07; 0,21]; p < ,001), в отличие от людей среднего возраста (в = ,04 [-0,002; 0,09]; p = ,062) или молодых людей (в = -,07 [-0,15; 0,00]; p = ,056). Также в исследовании была выявлена значимая обратная связь между нейротизмом, добросовестностью и мерами предосторожности (в = -0,05 [-0,09; -0,01]; Р = 0,011). Связь между высоким уровнем добросовестности и большей осторожностью была значительно сильнее у респондентов с более низким уровнем нейротизма (-1 SD; в = ,21 [0,14; 0,28]; p < ,001), по сравнению с теми, у кого уровень нейротизма был выше (+1 SD; в = ,10 [0,04; 0,16]; p < ,001). Так, для испытуемых с более низким уровнем нейротизма типичным было использование дезинфицирующего средства для рук, избегание прикосновения к лицу, очистка и дезинфекция поверхностей. Более высокий уровень добросовестности был связан с более активным использованием всех мер предосторожности, за исключением ношения маски [27]. Можем предположить, что полученные данные у респондентов объясняются тем, что высокий уровень нейротизма связан с трудностями адаптации, неустойчивостью в стрессовой ситуации [1; 3; 6]. Таким образом, респонденты с высоким уровнем нейротизма, в отличие от респондентов с низким уровнем, предпринимают больший спектр мер предосторожности и безопасности. Интересно отметить, что среди респондентов с низким уровнем нейротизма и высоким уровнем добросовестности активно используются все меры предосторожности, за исключением ношения маски. Вероятно, это связано с социально-экономическими условиями респондентов — например, с местом проживания (населенностью), использованием личного транспорта, режимом самоизоляции и т. д.

Сходное исследование было проведено в Китае под руководством Ван Цуйянь (Wang Cuiyan) из Хуайбэйского педагогического университета (Хуайбэй) с целью последующей разработки научно-обоснованных стратегий снижения неблагоприятных психологических воздействий и возникновения психиатрических симптомов во время эпидемии [21]. В ходе онлайн-опроса была собрана информация о демографических данных, физических симптомах за последние 14 дней, истории контактов с зараженными COVID-19, опасениях по поводу COVID-19, мерах предосторожности против вируса и дополнительной информации, необходимой в отношении COVID-19. Также использовалась шкала депрессии DASS и шкала оценки влияния травматического события IES-R. В исследовании приняли участие 1210 респондентов из 194 городов Китая. Социально-демографическими переменными, которые учитывались в этом исследовании, выступили: пол, возраст, наличие детей, семейное положение, студенчество, наличие или отсутствие работы. В общей сложности 53,8% респондентов оценили психологическое воздействие вспышки вируса как умеренное или тяжелое; 16,5% сообщили об умеренных или тяжелых депрессивных симптомах; 28,8% сообщили об умеренных или тяжелых тревожных симптомах; и 8,1% сообщили об умеренных или тяжелых уровнях стресса. Большинство респондентов проводили дома 20—24 часа в день (84,7%); беспокоились о том, что члены их семьи заразятся COVID-19 (75,2%); были удовлетворены доступностью медицинской информации (75,1%). Актуальная и точная медицинская информация (о методах лечения, статистика заболевших и пр.) и особые меры предосторожности (гигиена рук, ношение маски) были связаны с более низкими уровнями стресса, тревоги и депрессии (Р < 0,05). Мужчины, принявшие участие в исследовании, получили более низкие баллы по шкале выраженности симптомов посттравматического стрессового расстройства (В = -0,20, 95%; CI: 0,35— 0,05), чем женщины, но более высокие баллы по суб­шкале стресса (В = 0,10, 95%; CI: 0,02—0,19), субшкале тревоги (B = 0,19; CI: 0,05—0,33) и субшкале депрессии (B = 0,12; CI: 0,01-0,23). Также в исследовании были выявлены значимые связи между статусом студента и высокими показателями выраженности симптомов посттравматического стрессового расстройства (B = 0,20; CI: 0,05—0,35), субшкалой стресса (B = 0,11; CI: 0,02—0,19) и субшкалой тревоги DASS (B = 0,16; CI: 0,02—0,30). С группой работающих лиц такие связи не были обнаружены. Связей показателей выраженности симптомов посттравматического стрессового расстройства и депрессии с другими социально-демографические переменными, такими как возраст, наличие детей, семейное положение, наличие или отсутствие работы, выявлено не было. Также в исследовании было обнаружено, что неудовлетворенность количеством доступной медицинской информации о COVID-19 была достоверно связана с высокими показателями выраженности симптомов посттравматического стрессового расстройства (B = 0,63; CI: 0,11—1,14) и субшкалой стресса (B = 0,32; CI: 0,02—0,62). Информация об увеличении числа выздоровевших лиц была значимо связана с низкими баллами по субшкале стресса (B =-0,24; CI: -0,40— 0,07) [21].

Отметим, что освещение различных вопросов, связанных с COVID-19, средствами массовой информации выделяется как значимый фактор, воздействующий на психическое состояние людей. Средства массовой информации и интернет-ресурсы дают возможность получать информацию о мерах предосторожности в текущей эпидемиологической обстановке, о способах и методах самопомощи, о соотношении заболевших и выздоровевших людей, и т. п. Исследование влияния масс-медиа на психическое состояние людей также является крайне актуальным.

Так, в Германии было проведено эмпирическое изучение взаимосвязи проявлений тревоги и депрессии с использованием средств массовой информации среди населения [10]. Коллективом авторов под руководством Антонии Бендау (Antonia Bendau) из университета Шарите (Берлин) были обследованы 6233 испытуемых в возрасте от 18 лет (из них 4387 человек (70,4%) — женщины, 1793 человек (28,8%) — мужчины и 53 человека (0,9%) — не определились). В онлайн-опроснике респонденты указывали, сколько в среднем часов ежедневно они посвящают средствам массовой информации и сколько из этих часов посвящены вопросу COVID-19. Для установления тревожных и депрессивных тенденций были использованы шкала оценки тяжести фобий у взрослых (DSM-5 Severity-Measure-For-Specific-Phobia-Adult-Scale) и шкала состояния здоровья (PHQ-4). В исследовании было выявлено, что существует прямая корреляционная связь между временем использования СМИ и симптомами тревоги (r = 0,25; Р <0,001) , по опроснику тяжести фобий у взрослых (DSM-5 Severity-Measure-For-Specific-Phobia-Adult-Scale). Также прямая корреляционная связь была установлена между временем использования СМИ и симптомами тревоги (r = 0,20; p <0,001) и депрессии (r = 0,19; p <0,001), по шкале состояния здоровья (PHQ-4). Таким образом, чем большее количество времени отводилось испытуемыми на изучение средств массовой информации по вопросам, связанным с COVID-19, тем выше были средние показатели тревожных и депрессивных симптомов. Кроме того, у респондентов, которые сообщили об использовании официальных веб-сайтов правительства или органов здравоохранения в качестве основного источника информации о COVID-19, общий уровень тревожных и депрессивных симптомов был значительно ниже, чем у респондентов, которые не использовали такие веб-сайты (PHQ-4: M = 4,08; SD = 3,12 против M = 4,42; SD = 3,40; F (1, 6076) = 5,53; p = 0,019). Однако у группы респондентов, использующих официальные правительственные веб-сайты, уровень специфических страхов (фобий) оказался выше, чем у группы, не использующей официальные веб-сайты (M = 10,29; SD = 6,96 против M = 9,52; SD = 6,88; F (1, 6176) = 13,56, p <0,001). Важно отметить, что респонденты, которые отмечали у себя еще до пандемии наличие страха физических заболеваний, сообщали о значительно более частом (М = 10,56 против М = 6,49; F (1, 5173) = 18,70; Р < 0,001) и более длительном(М = 2,82 против М = 2,30 ч; F (1, 5173) = 205,39; Р < 0,001) использовании средств массовой информации, чем респонденты, у которых до пандемии страхов не было [10].

Похожее исследование было проведено в Тайване под руководством Най-Ин Ко (Nai-Ying Ko) из национального университета Чэн Гун (Тайнань) [15]. В исследовании были проанализированы данные 1904 респондентов (1282 женщин и 622 мужчин; средний возраст = 38,0 лет, стандартное отклонение [SD] = 10,8 лет). Авторами был составлен опросник, в котором предлагалось оценить, насколько часто респонденты получают информацию о COVID-19 из таких источников, как Интернет (блоги, новостные сайты и социальные сети, такие как Facebook, Line, Twitter и др.), традиционные средства массовой информации (телевидение, газеты и радиовещание и др.), официальные медицинские сайты, от коллег и друзей, членов семьи. Уровень субъективного психологического благополучия участников исследования авторы оценивали по 5-балльной шкале Лайкерта, где 1 — «стал намного хуже», и 5 — «стал намного лучше»). Средний балл психологического благополучия составил 3,3 (SD = 0,9). Основным источником информации о COVID-19 оказался Интернет (80,6%), за которым следовали традиционные СМИ (53,5%). Было обнаружено, что для респондентов получение информации о COVID-19 из Интернета было обратно связано с уровнем психологического благополучия (-3,072; р=0.002), а получение информации от медицинского персонала было прямо связано с уровнем психологического благополучия (2,885; р=0.004). Таким образом, использование Интернета в качестве источника информации о COVID-19 было в значительной степени связано с ухудшением психологического благополучия испытуемых [15].

Выводы

Подводя итоги обзору зарубежных исследований, посвященных влиянию пандемии и связанных с ней факторов на психическое состояние людей, можем отметить, что изменения в психологическом состоянии и поведении возникают как у условно здоровых людей [27; 23; 31], так и у людей с нарушением психического здоровья [12], как у медицинских работников [27; 21], так и людей, не связанных с медициной. Данные изменения в основном проявляются в виде роста тревожности и депрессии. Причем эти показатели оказывались достаточно выраженными вне зависимости от таких характеристик выборки, как пол и возраст. Интересно отметить, что среди медицинских работников проявления тревожности, депрессии и т. п. связывались с недостаточным количеством информации о COVID-19, а также с недостатком психологической поддержки из социальных сетей или СМИ, в то время как среди лиц, не связанных с медициной, уровень тревоги, страхов и психологического неблагополучия в целом, напротив, оказался связан с использованием средств массовой информации. Полученные данные могут быть связаны с тем, что тема COVID-19 активно обсуждается в СМИ, регулярно публикуются новые данные о коронавирус­ной инфекции, что может способствовать возникновению ощущения небезопасности, чувства тревоги, страха заражения. Кроме того, исследования показывают, что в социальных сетях широкое распространение имеет фейковая информация о COVID-19, которая распространяется легче, чем достоверная [2; 8; 13]. Лицам, не связанным с медициной, может быть трудно ориентироваться в потоке информации, выделять недостоверные источники информации и сомнительные данные. Также отметим, что высокий уровень личностной тревожности может способствовать усиленному поиску информации о COVID-19 в СМИ с целью облегчить свою тревогу. Можем предположить, что наиболее актуальная и точная медицинская информация (о методах лечения и предохранения от заражения, статистика заболевших), полученная из официальных источников или от медицинских работников, а не из различных источников масс-медиа, будет способствовать снижению уровня стресса, тревоги и депрессии. Данный вопрос требует проведения дополнительных исследований. Одним из значимых факторов в совладании с негативными эмоциями, тревогой и стрессом, сниженным эмоциональным фоном, является высокий уровень развития эмоционального интеллекта, т. е. способности понимать свои и чужие эмоции и чувства и управлять ими [4; 5]. Таким образом, изучение связи психического состояния людей в условиях пандемии с эмоциональным интеллектом может выступить одним из направлений для дальнейших исследований.

Анализируя представленные исследования, отметим, что практически все они были проведены с использованием социальных сетей, а также при помощи авторских опросников, направленных на изучение социально-психологических факторов во время вспышки инфекции; таким образом, при сравнении результатов исследований могут возникать ограничения. Однако во всех исследованиях были выявлены связи между эпидемиологической обстановкой, личностными особенностями, влиянием СМИ и психологическим состоянием респондентов. Полученные данные имеют высокую практическую значимость, поскольку могут быть использованы для разработки психологических рекомендаций по улучшению психического здоровья, как для уязвимых групп населения, так и лиц, относящихся к группе условной нормы, во время пандемии COVID-19. Консультативная работа, основанная на учете вышеописанных факторов, может дать существенные результаты в снижении уровня тревожности, стресса, симптомов депрессии и пр. Также полученные данные открывают перспективы для проведения дальнейших исследований в данной области, вызывают необходимость проверки полученных результатов на других выборках и т. п.

 

 

 

 

Литература

  1. Алехин А.Н., Вертячих H.H. Социальный компонент патогенеза нарушений адаптации [Электронный ресурс] // Психическое здоровье. 2010. Том 8. № 6. С. 46–48. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=16346958 (дата обращения: 25.03.2021).
  2. Дейнека О.С., Максименко А.А. Оценка психологического состояния общества в условиях инфодемии посредством анализа социальных сетей: обзор зарубежных публикаций [Электронный ресурс] // Общество. Среда. Развитие. 2020. № 2. С. 28–39. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/otsenka-psihologicheskogo-sostoyaniya-obschestva-v-usloviyah-infodemii-posredstvom-analiza-sotsialnyh-setey-obzor-zarubezhnyh (дата обращения: 25.03.2021).
  3. Забегалина С.В. Прогнозирование адаптации студентов вузов с учетом их психологических характеристик [Электронный ресурс] // Известия Балтийской государственной академии рыбопромыслового флота: психолого-педагогические науки. 2012. № 2. С. 28–40. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=17903908 (дата обращения: 25.03.2021).
  4. Кочетова Ю.А. Структура эмоционального интеллекта в юношеском возрасте [Электронный ресурс] // Горизонты зрелости: сборник тезисов участников Пятой всероссийской научно-практической конференции по психологии развития (Москва, 16–18 ноября 2015 года) / Под ред. Л.Ф. Обуховой, И.В. Шаповаленко, М.А. Одинцовой. Москва: Московский государственный психолого-педагогический университет, 2015. С. 55–63. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=25198741 (дата обращения: 25.03.2021).
  5. Кочетова Ю.А., Климакова М.В. Эмоциональный интеллект и агрессия в зарубежных исследованиях // Современная зарубежная психология. 2019. Том. 8. № 3. С. 29–36. DOI:10.17759/jmfp.2019080303
  6. Негашева М.А., Манукян А.С. Комплексный подход к изучению морфофизиологической и психологической адаптации юношей и девушек-студентов московских университетов [Электронный ресурс] // Вестник Московского университета. Серия 23. Антропология. 2016. № 2. С. 49–58. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kompleksnyy-podhod-k-izucheniyu-morfofiziologicheskoy-i-psihologicheskoy-adaptatsii-yunoshey-i-devushek-studentov-moskovskih (дата обращения: 25.03.2021).
  7. Старшенбаум Г.В. Суицидология и кризисная психотерапия. М.: Когито-Центр, 2005. 376 с.
  8. Andrade J., Arsenio A. Epidemic spreading over social networks using large-scale biosensors: a Survey // Procedia Technology. 2012. Vol. 5. P. 922–931.
  9. Anxiety, depression, and quality of life in mothers of newborns with microcephaly and presumed congenital Zika virus infection / S.J.G. dos Santos Oliveira [et al.] // Archives of women's mental health. 2016. Vol. 19. № 6. P. 1149–1151. DOI:10.1007/s00737-016-0654-0
  10. Associations between COVID-19 related media consumption and symptoms of anxiety, depression and COVID-19 related fear in the general population in Germany / A. Bendau [et al.] // European Archives of Psychiatry and Clinical Neuroscience. 2021. Vol. 271. P. 283–291. DOI:10.1007/s00406-020-01171-6
  11. Avoidance behaviors and negative psychological responses in the general population in the initial stage of the H1N1 pandemic in Hong Kong [Электронный ресурс] / J.T.F. Lau [et al.] // BMC Infectious Diseases. 2010. Vol. 10. № 1. Article ID 139. 13 p. URL: https://bmcinfectdis.biomedcentral.com/articles/10.1186/1471-2334-10-139 (дата обращения: 25.03.2021).
  12. Behavioral and psychological effects of coronavirus disease-19 quarantine in patients with dementia / A. Cagnin [et al.] // Frontiers in psychiatry. 2020. Vol. 11. Article ID 578015. 15 p. DOI:10.3389/fpsyt.2020.578015
  13. Chakravorti B. As coronavirus spreads, so does fake news [Электронный ресурс] // Bloomberg Opinion. 2020. URL: https://www.bloomberg.com/opinion/articles/2020-02-05/as-coronavirus-spreads-so-does-fake-news (дата обращения: 25.03.2021).
  14. Clinical and psychological impact of COVID-19 infection in adult patients with eosinophilic gastrointestinal disorders during the SARS-CoV-2 outbreak / E.V. Savarino [et al.] // Journal of Clinical Medicine. 2020. Vol. 9. № 6. 15 p. DOI:10.3390/jcm9062011
  15. COVID-19-related information sources and psychological well-being: An online survey study in Taiwan / N.Y. Ko [et al.] // Brain, behavior, and immunity. 2020. Vol. 87. P. 153–154. DOI:10.1016/j.bbi.2020.05.019
  16. Depressive symptoms among survivors of Ebola virus disease in Conakry (Guinea): preliminary results of the PostEboGui cohort / M.M. Keita [et al.] // BMC psychiatry. 2017. Vol. 17. Article ID 127. 9 p. DOI:10.1186/s12888-017-1280-8
  17. Early deprivation disruption of associative learning is a developmental pathway to depression and social problems / M.A. Sheridan [et al.] // Nature Communications. 2018. Vol. 9. Article ID 2216. 8 p. DOI:10.1038/s41467-018-04381-8
  18. Gardner P.J., Moallef P. Psychological impact on SARS survivors: Critical review of the English language literature // Canadian Psychology/Psychologie Canadienne. 2015. Vol. 56. № 1. P. 123–135. DOI:10.1037/a0037973
  19. General hospital staff worries, perceived sufficiency of information and associated psychological distress during the A/H1N1 influenza pandemic [Электронный ресурс] / P. Goulia [et al.] // BMC infectious diseases. 2010. Vol. 10. № 1. Article ID 322. 11 p. URL: https://bmcinfectdis.biomedcentral.com/articles/10.1186/1471-2334-10-322 (дата обращения: 25.03.2021).
  20. Greenberg N., Wessely S., Wykes T. Potential mental health consequences for workers in the Ebola regions of West Africa – a lesson for all challenging environments // Journal of Mental Health. 2015. Vol 24. № 1. P. 1–3. DOI:10.3109/09638237.2014.1000676
  21. Immediate psychological responses and associated factors during the initial stage of the 2019 coronavirus disease (COVID-19) epidemic among the general population in China / C. Wang [et al.] // International journal of environmental research and public health. 2020. Vol. 17. № 5. Article ID 1729. 25 p. DOI:10.3390/ijerph17051729
  22. Impact of Ebola experiences and risk perceptions on mental health in Sierra Leone / M.F. Jalloh [et al.] // BMJ Global Health. 2018. Vol. 3. № 2. 11 p. DOI:10.1136/ bmjgh-2017-000471
  23. Impact on mental health and perceptions of psychological care among medical and nursing staff in Wuhan during the 2019 novel coronavirus disease outbreak: A cross-sectional study / L. Kang [et al.] // Brain, behavior, and immunity. 2020. Vol. 87. P. 11–17. DOI:10.1016/j.bbi.2020.03.028
  24. Maternal stress and the ZIKV epidemic in Puerto Rico / H. Horan [et al.] // Critical Public Health. 2020. P. 1–11. DOI:10.1080/09581596.2020.1808189
  25. Post-Ebola psychosocial experiences and coping mechanisms among Ebola survivors: a systematic review / P.B. James [et al.] // Tropical Medicine and International Health. 2019. Vol. 24. № 6. P. 671–691. DOI:10.1111/tmi.13226
  26. Prevalence of psychological symptoms among Ebola survivors and healthcare workers during the 2014-2015 Ebola outbreak in Sierra Leone: a cross-sectional study / Ji. Dong [et al.] // Oncotarget. 2017. Vol. 8. № 8. P. 12784–12791. DOI:10.18632/oncotarget.14498
  27. Psychological and Behavioural Responses to Coronavirus Disease 2019: The Role of Personality / D. Aschwanden [et al.] // European journal of personality. 2021. Vol. 35. № 1. P. 51–66. DOI:10.1002/per.2281
  28. Psychological impact of the pandemic (H1N1) 2009 on general hospital workers in Kobe / M. Kunitaka [et al.] // Psychiatry and Clinical Neurosciences. 2012. Vol. 66. № 4. P. 353–360 DOI:10.1111/j.1440-1819.2012.02336.x
  29. Sheridan M.A., McLaughlin K.A. Dimensions of early experience and neural development: deprivation and threat // Trends in Cognitive Sciences. 2014. Vol. 18. № 11. P. 580–585. DOI:10.1016/j.tics.2014.09.001
  30. Stress and psychological impact on SARS patients during the outbreak / S.E. Chua [et al.] // The Canadian Journal of Psychiatry. 2004. Vol. 49. № 6. P. 385–390. DOI:10.1177/070674370404900607
  31. Survey of insomnia and related social psychological factors among medical staff involved in the 2019 novel coronavirus disease outbreak / C. Zhang [et al.] // Frontiers in Psychiatry. 2020. Vol. 11. 9 p. DOI:10.3389/fpsyt.2020.00306
  32. Understanding, compliance and psychological impact of the SARS quarantine experience / D.L. Reynolds [et al.] // Epidemiology & Infection. 2008. Vol. 136. № 7. P. 997–1007. DOI:10.1017/S0950268807009156

Информация об авторах

Кочетова Юлия Андреевна, кандидат психологических наук, доцент кафедры возрастной психологии имени профессора Л.Ф. Обуховой, факультет «Психология образования», Московский государственный психолого-педагогический университет (ФГБОУ ВО МГППУ), Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-9853-569X, e-mail: kochetovayua@mgppu.ru

Климакова Мария Вячеславовна, преподаватель кафедры возрастной психологии имени профессора Л.Ф. Обуховой, факультет «Психология образования», Московский государственный психолого-педагогический университет (ФГБОУ ВО МГППУ), Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-2048-3105, e-mail: klimakovamv@mgppu.ru

Метрики

Просмотров

Всего: 1345
В прошлом месяце: 45
В текущем месяце: 11

Скачиваний

Всего: 2282
В прошлом месяце: 17
В текущем месяце: 3