Языковая аттриция: механизмы возникновения, особенности изучения и перспективы дальнейших исследований

Введение

Мы живем в эпоху глобализации, неотъемлемым признаком которой является постоянный рост международной миграции. Неизбежным результатом массовой миграции является дву-и многоязычие: так, на данный момент на двух или более языках разговаривает более половины населения мира. Одной из ключевых особенностей двуязычия и многоязычия является необходимость использовать родной и приобретенный языки (соответственно L1, L2) одновременно, что приводит к постоянному взаимодействию между ними. Взаимодействие между языками характеризуется двусторонним влиянием языков друга на друга: специфика родного языка определяет особенности использования L2, однако L2 также способен воздействовать на родной язык и изменять его. Последнее особенно актуально для данного исследования и связано с важным и относительно малоизученным явлением языковой аттриции — постепенным снижением уровня владения родным языком в связи с увеличением использования L2, уменьшением использования L1 или и тем и другим одновременно [Keijzer, 2019]. Несмотря на давний интерес к изучению этого явления, феномен аттриции остается в значительной степени малоизученным, что влечет за собой достаточно расплывчатое понимание лежащих в его основе механизмов и влияющих на его возникновение факторов. В этой статье мы делаем попытку восполнить пробел недостающих знаний, рассматривая различные подходы к пониманию феномена аттриции, обращаясь к нейрокогнитивным механизмам, лежащим в его основе, и делая собственные предположения касательно возможных путей его исследования.

Определение языковой аттриции

Одним из последствий двуязычия и многоязычия, которое привлекает всё большее внимание исследователей, является снижение уровня владения L1. Однако проведенные по этой теме исследования, принадлежащие к различным научным областям (например, лингвистика, философия или нейронаука), способствовали накоплению противоречивых определений и терминов данного феномена. В данном разделе статьи мы проведем краткий анализ терминов, которые используются для описания языковой аттриции, а также попытаемся решить проблему определения этого явления путем обнаружения различий между на первый взгляд схожими феноменами, возникающими в результате межъязыкового взаимодействия.

Один из возможных способов определения точной терминологии — сначала установить, что точно не является аттрицией, а затем выяснить, чем аттриция может быть или является наверняка. Кёпке предложила ряд характеристик, которые способны помочь в определении этого феномена [Köpke, 2004]. Как правило, аттриция — это процесс, протекающий на уровне не поколений, но скорее отдельного индивида. В этом контексте важно прояснить термин «языковой сдвиг» — явление, которое может относиться к процессам, происходящим как на социальном, так и на индивидуальном уровне. Например, на индивидуальном уровне языковой сдвиг связан с индивидуальными изменениями в использовании L1, которые определяются культурными и контекстными процессами и являются результатом адаптации индивида к культуре L2. Некоторые ученые считают языковой сдвиг главным аспектом потери языка. Однако альтернативный подход предполагает, что понятие потери языка является общим термином, включающим как индивидуальный языковой сдвиг, так и языковую аттрицию. Согласно этой широко распространенной точке зрения [De Bot, 2000], языковой сдвиг относится к социолингвистическому аспекту использования языка, тогда как языковая аттриция указывает на изменения, происходящие на когнитивном или психолингвистическом уровне.

Другие характеристики, предложенные Кёпке для обозначения того, что точно не является аттрицией, отражают связь между частотой и качеством использования языка [Köpke, 2004]. Согласно Кёпке, аттриция влияет не только на частоту использования языка, но и на его языковые характеристики как таковые [Köpke, 2004]. Так, нечастое использование языка само по себе не является признаком аттриции, если только оно не сопровождается изменениями в скорости и качестве воспроизведения, понимания и предсказания слов.

Наконец, Кёпке подчеркивает, что языковая аттриция не является патологическим процессом, возникающим вследствие какого-либо неврологического или психического расстройства (как, например, деменция или посттравматическая афазия) [Köpke, 2004]. Из возрастных факторов, связанных с аттрицией, важно отметить возраст начала потери родного языка. Как правило, люди, покидающие родную языковую среду до наступления половой зрелости, утрачивают способность пользоваться родным языком в большей степени [Karayayla, 2019], чем те, кто столкнулся с этой проблемой в более позднем возрасте. Так, аттриция родного языка в предподростковом возрасте может отражать скорее неполное приобретение L1, чем постепенное разрушение полностью сформировавшейся языковой системы, подразумеваемое в классическом определении феномена.

Основываясь на перечисленных выше критериях, Кёпке и Шмид [Ben Rafael, 2001] ввели наиболее общепринятое на данный момент определение языковой аттриции: «непатологическое ослабление приобретенного ранее языка». Таким образом, феномен аттриции связан со снижением уровня владения языком, возникающим, однако, не в результате дегенерации клеток мозга или каких-либо возрастных когнитивных нарушений, а вследствие «изменения лингвистического поведения из-за разрыва контакта с сообществом, в котором говорят на этом языке».

Причины возникновения аттриции: межъязыковая
интерференция, внутренняя реорганизация языка
или снижение частоты его использования?

Ключевой вопрос, касающийся природы аттриции, связан с механизмом(-ами), лежащим(-и) в основе ее возникновения. В следующем разделе мы рассмотрим два основных механизма, которые считаются движущими силами аттриции, а также приведем доказательства, подтверждающие это мнение. Первым механизмом, вероятно лежащим в основе этого феномена, является постепенное снижение уровня использования родного языка. В роли второго механизма, определяющего феномен аттриции, могут выступать кросс-лингвистические процессы, или межъязыковая интерференция.

Влияние L2 или внутренняя реорганизация L1?

В существующей литературе можно обнаружить множество попыток оценить роль L2 в возникновении аттриции L1, однако результаты этих работ являются неоднозначными. В целом, большинство авторов приписывают феномену аттриции влияние L2 на систему L1 [например: 32]. Однако объяснения, предлагаемые во многих подобных работах, не столь однозначны. Например, в подавляющем большинстве этих исследований изучались билингвы, вторым языком которых являлся английский. Однако английский является языком аналитическим, характеризующимся, например, точной структурой построения предложений и фиксированным порядком слов для передачи смысловой информации. Именно поэтому в ситуациях, когда в роли L2 выступает английский, часто бывает трудно отделить фактор межъязыковой интерференции, определяющий возникновение аттриции, от внутренних особенностей использования L1 (например таких, как процессы упрощения и обобщения). Так, переход к использованию более простых конструкций и менее специализированных слов в языке может быть обусловлен облегчением когнитивной нагрузки на лингвистическую систему.

Это предположение было подкреплено, например, результатами исследований, сравнивающих группы аттритов с одним и тем же L1, но с разными L2. Например, Гунневик [Gunnewiek, 1998] исследовал межъязыковую семантическую интерференцию на примере порту­гальско-голландских и португальско-французских аттритов. Результаты исследования показали очень небольшое влияние L2 на родной язык. Зато в исследовании Альтенберга [Altenberg, 1991а], в котором участников просили оценить грамматическую правильность предложений, было обнаружено, что предложения, которые были грамматически неправильными в родном языке, но правильными в L2, оценивались как более верные, чем предложения, которые были неправильными в обоих языках (результат, который на первый взгляд поддерживает явление межъязыковой интерференции как механизма, лежащего в основе аттриции). Однако этот результат следует рассматривать с осторожностью, поскольку Альтенберг использовал очень небольшой размер выборки, состоящей всего их двух участников. Тем не менее, Пелц [Pelc, 2001] сообщил о схожих результатах в пользу переноса особенностей L2 в систему L1 как причины аттриции L1, проведя исследования на гораздо большей выборке, включающей в себя греко­английских аттритов.

Итак, существующие на данный момент исследования феномена аттриции не дают однозначных ответов на вопрос о причинах его возникновения. В то время как некоторые результаты указывают на кросс- лингвистическое взаимодействие как главный движущий механизм аттриции, другие подчеркивают роль внутренних процессов реорганизации L1, предполагая, что аттриция возникает лишь в пределах лингвистической системы родного языка. В следующем разделе мы более подробно обсудим роль связанных с L1 факторов в возникновении аттриции.

Использование L1: частота и качество

Возможность влияния на аттрицию L1 рассматривается в современных исследованиях с помощью изучения того, как на процесс аттриции влияет количество контактов аттритов с L1. Однако, как и в случае со вторым языком, имеющиеся на сегодняшний день данные весьма противоречивы. Так, с одной стороны, в нескольких исследованиях сообщалось о более сильной степени выраженности аттриции у тех участников, которые редко контактировали с родным языком [L2 immersion causes, 2016; Chamorro, 2016], что подтверждает выдвинутую гипотезу. Напротив, в других исследованиях не удалось найти надежной корреляции между отсутствием контакта с родным языком и степенью выраженности языковой аттриции [Ben Rafael, 2001; Schmid, 2014]. Для объяснения этого несоответствия были озвучены разные предположения. Одно правдоподобное объяснение связано с трудностью измерения степени контакта с L1, так как его оценка в значительной степени зависит от самоотчетов, которые, в свою очередь, могут быть искажены вследствие влияния таких факторов, как, например, отношение человека к своему родному языку или интервьюеру.

Другой важный вопрос, который следует учитывать при оценке степени влияния использования L1 на аттрицию, это качество этого использования, которое может повлиять на сохранение языка вне зависимости от частоты его использования. Действительно, в нескольких исследованиях были выявлены различия между особенностями языковой аттриции у тех людей, которые общались на родном языке в формальной (т. е. для профессиональных целей) и неформальной (например, с родными или друзьями) обстановке. Данные свидетельствуют о том, что те, кто чаще пользуется родным языком на более профессиональном уровне, демонстрируют большую сохранность L1 [De Leeuw, 2012].

Итак, в совокупности все накопленные данные формируют достаточно противоречивую картину. Можно предположить, что языковая аттриция связана с нейрофизиологическими процессами, однако нейро- биологические основы этого феномена до сих пор не исследованы в достаточной степени. В следующем разделе мы предпримем попытку демонстрации того, как применение нейробиологического подхода может способствовать лучшему пониманию феномена аттриции.

Построение основы: в поисках нейронных
коррелятов аттриции

Исследование аттриции требует методологической поддержки даже в большей степени, чем обычной теоретической основы. Сразу несколько глав Оксфордского справочника по языковой аттриции [The Oxford Handbook, 2019] недавно были посвящены рассмотрению различных нейровизуализационных подходов к ее изучению. Это направление исследований кажется особенно важным, поскольку методы нейровизуализации позволяют выявить изменения в восприятии и обработке языка даже в тех случаях, когда на поведенческом уровне выявить какие-либо изменения в системе родного языка не представляется возможным. В следующем разделе мы обсудим возможные решения общих методологических проблем в области языковой аттриции, а также предпримем попытку предложить возможные способы исследования нейронных коррелятов аттриции на различных языковых уровнях.

Изучение нейронных коррелятов языковой аттриции

Прежде чем мы перейдем к обзору исследований аттриции на различных языковых уровнях, важно подчеркнуть общий принцип, которому мы будем следовать, рассматривая каждую из предлагаемых нами задач. Во-первых, исследуя нейронные корреляты аттриции L1, мы должны взять за отправную точку или норму особенности нейронного субстрата монолингвов. На данный момент, учитывая, что литература о нейронных коррелятах аттриции все еще находится на зачаточной стадии, мы предполагаем, что рабочая стратегия для понимания этого явления может заключаться в обратном проектировании его природы на основе результатов изучения L2. На наш взгляд, нейронные процессы, связанные с утерей родного языка, должны быть каким-то образом похожи на обратные им нейронные процессы, связанные с повышением уровня владения L2.

Особенности обработки L1 у аттритов также должны быть связаны c показателями ПСС (потенциал, связанный с событием) и фМРТ, отражающими уменьшение уровня владения языком по сравнению с моно­лингвами. Исследования двуязычной языковой обработки показывают, что существует тенденция к совпадению паттернов активности головного мозга, связанных с обработкой L2, с паттернами активности головного мозга, вызванными обработкой L1 по мере повышения уровня владения L2, и наоборот [Abutalebi, 2012]. Мы предполагаем, что посредством сравнения паттернов мозговой активности, как аттритов и монолингвов, так и аттритов и изучающих язык аттритов, станет возможным обнаружить наличие или отсутствие признаков аттриции на различных языковых уровнях.

Особенности аттриции

на лексико-семантическом уровне

Широко признано, что лексический языковой уровень является одним из наиболее подверженных влиянию аттриции [например: 39; 59]. Наиболее подробно аттриция на лексико-семантическом уровне изучена на примере процесса порождения речи: она проявляется, например, в виде снижения точности подбора слов [например: 54], повышения частоты пауз между словами, появления повторов и колебаний при выборе слова [например: 7], а также появления феномена «на кончике языка» [Kreiner, 2015].

Также было показано, что аттриция L1 проявляется в обеднении лексического разнообразия [например: 48]. Было обнаружено, что аттриция на лексико-семантическом уровне также затрагивает и процесс понимания речи (например, из-за плохого доступа к лексическим единицам во время чтения) [Linck, 2009].

Что касается процесса порождения речи, то различные психолингвистические модели, как правило, выделяют две главные стадии этого процесса: а именно стадию упорядочивания концептуального содержания (от 100 до 150 мс) и стадию генерации слова (от 150 до 275 мс) [Indefrey, 2004]. Исследования с измерением ПСС предоставляют данные, подтверждающие эту точку зрения: в то время как было обнаружено, что семантические эффекты модулируют сигнал мозга в очень раннем временном окне (~ 100 мс), отражая быстрый доступ к концептам во время порождения речи [Electrophysiological correlates of, 2009; ERP Evidence for, 2010], лексические эффекты модулируют мозговой сигнал в более позднем временном окне (начиная с 200 мс) [Laganaro, 2012; Valente, 2014]. В свою очередь, в качестве пространственных паттер­нов этой активации рассматриваются передняя височная кора и задняя средняя височная извилина [Indefrey, 2000; Indefrey, 2004].

Что касается процесса понимания речи, то несколько исследований, использующих метод ЭЭГ, продемонстрировали, что активация лексико-семантического уровня происходит во временном окне от 200 до 400 мс после появления стимула [Electrophysiological estimates of, 2002; Holcomb, 1991]. Это доказательство систематически наблюдалось в модуляции компонента N400 — вероятно, наиболее хорошо изученного компонента ПСС, рассматриваемого как надежный нейронный коррелят обработки информации на лексико­семантическом уровне [Kutas, 1980]. Важно отметить, однако, что в некоторых исследованиях сообщается и о более ранних лексико-семантических эффектах в процессе распознавания слов (от 100 до 200 мс), что свидетельствует о каскадной природе обработки лингвистической информации [Dikker, 2011; Penolazzi, 2007]. Что касается пространственной локализации, то доступ к значению слова связан с активацией различных областей мозга: от задней части левой нижней лобной извилины и средней височной извилины до левой нижней лобной извилины [см. обзор: 27], которые, на самом деле, обычно описываются как нейронные генераторы компонента N400 [Lau, 2008; Van Petten, 2006]. При выявлении признаков аттриции на лексико-семантическом уровне, следует учитывать две основные парадигмы, обычно используемые для выявления N400: конгру- энтные/неконгруэнтные условия предъявления стимулов и семантический прайминг. В обоих случаях можно ожидать меньшие эффекты компонента N400 у аттри­тов и у тех, кто изучает язык аттритов по сравнению с монолингвами.

Особенности аттриции на фонологическом уровне

Аттриция на фонологическом уровне языка была зафиксирована как в процессе порождения (в форме произношения слова, отличного от используемого в родном языке [например: 15], так и в процессе понимания речи (что проявляется в виде изменения способности различать фонемы [например: 11] или иностранные акценты [например: 50]. Считается, что процесс порождения речи включает в себя такие фонологические процессы, как фонологическое кодирование и фонетическая/артикуляционная подготовка. Исследования монолингвов свидетельствуют о том, что мозговая активность, связанная с процессом фонологического кодирования, возникает в период от 275 до 450 мс, в то время как мозговая активность, связанная с фонетическим кодированием и процессами артикуляции, возникает в период от 450 до 600 мс [например: 25]. Кроме того, благодаря проведению исследований с использованием метода фМРТ были полученные данные и о пространственной локализации этих функций: так, полученные данные свидетельствуют об активации таких областей мозга, как левая нижняя лобная извилина, нижняя теменная долька и средняя височная извилина [например: 17].

В процессе понимания речи фонологическая обработка происходит на более ранних стадиях, чем в процессе порождения речи, что потенциально может отражать обратный процесс фонологического доступа. Действительно, распознавание фонем во время восприятия речи родного языка начинается уже примерно через 50 мс после предъявления стимула [Distinct gamma-band evoked, 2002]. Этот процесс часто отражается в возникновении так называемой негативности рассогласования (НР) — видом ПСС, связанным, как правило, с автоматической способностью мозга обнаруживать изменения во время слухового восприятия информации [см. обзор: 63. НР определяется как отрицательный потенциал, который увеличивается примерно через 150—250 мс после предъявления девиантного звука и чей нейронный «генератор» обычно располагается в слуховой коре [35; 51]. Сразу в нескольких исследованиях, в которых использовался метод ЭЭГ/МЭГ, систематически сообщалось о модуляции НР во время предъявления деви­антных стимулов (фонем, слогов и целых слов), однако подобные исследования проводились только в рамках родного для участников языка [Background acoustic noise, 1998; Dehaene-Lambertz, 1997; Discrimination of speech, 2000]. В этом смысле НР может считаться нейронным коррелятом точности фонологической системы в распознавании фонологических паттернов в родном языке [Modulation of the, 2008] — благодаря формированию специфичных для языка следов звуковой памяти в процессе усвоения L1 в первые 6—12 месяцев жизни [Development of language-specific, 1998]. Интересно, что изменения в модуляции НР также отражают приобретение новых фонологических репрезентаций в L2, что проявляется в постепенном появлении не наблюдающейся изначально НР и связано с повышенным уровня владения L2 [Saloranta, 2020]. Например, у венгерско-финских билингвов была обнаружена более сильная модуляция НР в ответ на финские фонемы, чем у венгерских монолингвов, но сходная с уровнем модуляции НР у носителей финского языка [Brain responses reveal, 1999]. Эти данные позволяют заключить, что формирование фонемных репрезентаций в L2 является результатом многократно повторяемого процесса обучения. В этом смысле в отношении аттриции может наблюдаться обратная картина.

Мы предполагаем, что задача, направленная на оценку признаков аттриции на фонологическом уровне в процессе понимания речи, требует использования парадигмы необычного стимула (oddball paradigm). Запись сигналов ЭЭГ или МЭГ во время представления стандартных и девиантных звуков (с использованием фонем, слогов или слов родного языка) и с усилением различий между двумя типами стимулов может предоставить весьма полезную информацию об особенностях различения звуков в родном языке. Если точность фонологической системы аттритов снижается, то можно ожидать, что они будут демонстрировать меньшую модуляцию НР во время предъявления стимулов в L1, чем монолингвы. Более того, ожидается, что аттриты могут показать тот же уровень производительности задачи, что и изучающие язык аттритов, подтверждая наличие признаков аттриции на фонологическом уровне понимания речи. Следуя логике проведенных исследований [Callan, 2014], мы также предлагаем использовать метод фМРТ для изучения областей мозга, участвующих в процессе аттриции на фонологическом уровне.

Особенности аттриции на грамматическом уровне

Аттриция на грамматическом уровне была изучена на примере влияния особенностей грамматической системы L2 на грамматическую систему L1, а также возникновения различных морфо-синтаксических изменений (например, упрощений и сокращений) в L1, как в процессе порождения, так и в процессе понимания речи [например: 2]. В исследованиях, касающихся процесса порождения речи, было обнаружено, что, например, в задачах на порождение предложений наблюдается активация как лобных, так и моторных областей головного мозга, в частности, левой нижней лобной извилины (BA 44/45) и левой передней части роландовой борозды (BA 6), каудально примыкающей к зоне Брока [Overt sentence production, 2005; Tremblay, 2011]. Несколько электрофизиологических исследований также способствовали пониманию динамики мозговой активности во время синтаксической обработки слов: согласно некоторым из полученных данных, эти процессы возникают примерно через 400 мс после того, как была активирована концептуальная информация, следующая за последовательной или каскадной обработкой информации во время порождения речи [Electrophysiological estimates of, 2001].

Однако синтаксические процессы гораздо больше изучены на примере процесса понимания речи, чем ее порождения. Нам известно, что за обработку информации на морфосинтаксическом уровне во время понимания речи отвечают такие зоны мозга, как задняя часть зоны Брока (BA 44), задняя верхняя височная извилина/борозда, связанные через дугообразную мышцу, и верхние продольные пучки [см. обзор: 10]. Более того, в нескольких исследованиях, использующих метод ЭЭГ, был выявлен набор компонентов ПСС, связанных с различными этапами синтаксической обработки во время понимания языка, как в устной [Friederici, 2002], так и в визуальной [Molinaro, 2011] модальностях восприятия языка. Например, было обнаружено, что нарушения правил по структурированию фраз вызывают модуляцию мозговой активности уже через 150—200 мс после появления стимула, что отражается в ранней левой фронтальной негативности (early left anterior negativity, ELAN). Считается, что этот компонент связан с этапом начальной обработки построения синтаксической структуры [Fonteneau, 2013], хотя споры о надежности ELAN как признака синтаксического анализа продолжаются и в настоящий момент [см. обзхор: 61]. Левая фронтальная негативность (left anterior negativity, LAN) более систематически обнаруживается на более поздних латентных периодах — около 300 мс — и связана с трудностями в интеграции морфосинтаксической информации на последующем этапе приписывания тематических ролей [Friederici, 2000; Friederici, 1993]. В то же время компонент N400, ранее рассмотренный в контексте лексико­семантических процессов, также наблюдается и при нарушениях на уровне обработки ошибок в целых предложениях, в частности связанных с трудностями семантической интеграции информации [см. обзор: 33] и приписывания тематических ролей [Frisch, 2004]. Наконец, компонент P600 — поздняя центропариетальная позитивность — связан с процессами синтаксической ревизии и повторного анализа на заключительных этапах синтаксической интеграции информации [например: 62]. Особенности обработки информации на синтаксическом уровне традиционно исследовались с помощью задач на оценку грамматически верного или неверного предложения с помощью методов ЭЭГ/ МЭГ или фМРТ. Важно отметить, что обнаружение грамматических нарушений в L2 модулирует как ранние, так и поздние компоненты ПСС, отражая постепенное усвоение правил грамматики L2 [Batterink, 2013].

Что касается аттриции, то и на грамматическом уровне уже привычный подход «от обратного» может помочь определить, попадает ли под влияние аттриции синтаксическая обработка в L1 у аттритов и какие именно нейронные корреляты отвечают за эти изменения. Эту цель можно достичь путем исследования как общих, так и отличительных черт в модуляции ПСС у аттритов, с одной стороны, и монолингвов / изучающих язык аттритов — с другой.

Заключение

Принимая во внимание возрастающие темпы глобализации и увеличение числа двуязычных и многоязычных сообществ, возможно, первый вопрос, который следует задать по завершении этого обзора, касается природы аттриции как отдельной области научного знания. В той степени, в которой аттриция родного языка вызвана процессами, связанными с L2 (такими, как межъязыковая интерференция или перенос свойств L2 на L1), она может быть рассмотрена и как часть общего исследования билингвизма, сфокусированная на двунаправленном характере межъязыкового взаимодействия. Процессы, связанные с L2, играют далеко не последнюю роль в возникновении аттриции. Однако в данном обзоре также было ясно показано, что процессы, связанные с L1, также могут лежать в основе этого феномена. Таким образом, только изучение аттриции как совершенно новой, отдельной области научного знания может расширить рамки нашего запроса и углубить наше понимание этого явления. Аттриция родного языка влияет на все основные процессы, участвующие в языковой обработке, начиная от лексико-семантического и заканчивая фонологическим и морфосинтак­сическим уровнями языка, затрагивая процессы как порождения, так и понимания речи. Однако, несмотря на столь всеобъемлющее влияние, природа и конкретные причины возникновения аттриции до сих пор остаются неясными.

Мы привели ряд факторов, способствующих развитию аттриции, среди которых — частота и качество использования L1, отношение аттритов к L1 и влияние, оказываемое L2 на L1. Однако и здесь проведенные на данный момент исследования дают неоднозначные результаты. В связи с этим мы предложили два возможных направления для будущих исследований, которые помогут лучше понять феномен аттриции. Первое направление заключается в «ревизии» имеющихся и проведении новых исследований, посвященных двум причинным механизмам, предположительно приводящим к возникновению аттриции: один основан на неиспользовании L1, а другой — на влиянии на него особенностей L2. Второе направление ориентировано на применение нейробиологических методов в исследовании аттриции.

Таким образом, в этой статье была предпринята попытка наметить путь к систематическому исследованию феномена аттриции. Мы надеемся, что этот ориентированный на будущее теоретический обзор станет первым шагом к получению более подробных и обобщаемых результатов в этой относительно молодой, но важной области научных исследований.