Сравнительная характеристика эвфемизации в произведениях А.С. Пушкина и Ф.М. Достоевского

Работа посвящена исследованию сравнительной характеристики способов эвфемизации в произведениях А.С. Пушкина и Ф.М. Достоевского. Рассматриваются особенности употребления эвфемизмов в русской реалистической литературе на конкретном литературном материале и причины их позднего изучения в России в XX веке. На основе произведений А.С. Пушкина и Ф.М. Достоевского показаны основные признаки реализма в русской литературе, а также применение эвфемизмов для придания языку «литературной» формы, создания характеристики персонажей. Материал содержит полезную информацию для переводчиков и изучающих русскую литературу.

XIX век называют «Золотым веком» русской литературы. В начале XIX века на смену классицизму и сентиментализму приходит романтизм, основными темами которого в литературе были исторические события, легенды, устная народная поэзия. Но уже с 1820-1830-х годов начинает развиваться реализм. Лингвокультурологическая специфика языка в русской литературе в период реализма связана с отсутствием в его составе дисфемизмов по сравнению, например, с английским языком. Этот факт, очевидно, является одним из факторов изучения эвфемизмов лишь в ХХ веке. Проблема эвфемизмов была поднята в трудах А.А. Реформатского, А.А. Булаховского, Б.А. Ларина, Л.П. Крысина, И.Р. Гальперина, В.П. Москвина, Е.П. Сеничкиной и др. В последнем десятилетии ХХ века разработаны тематическая классификация эвфемизмов и их функции в различных стилях речи [10, с. 452-455].

Второй причиной поздней эвфемизации в русском языке является история становления русского государства и наличие достаточно жесткой цензуры, начиная со времен правления Петра I и эпохи Просвещения при Екатерине II. Например, когда после убийства в 1916 году Г. Распутина был введен цензурный запрет на произношение его имени, фамилии и даже прозвища «старец», журналисты должны были употреблять эвфемизм «одно значительное лицо» [15, с. 104]. А.С. Пушкин изображал в стихотворении «Послание цензору» цензора как «сторожа муз», «гонителя» и «варвара»:

«Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой,

Сегодня рассуждать задумал я с тобой...

О варвар! кто из нас, владельцев русской лиры,

Не проклинал твоей губительной секиры?

Докучным евнухом ты бродишь между муз...» [13, с. 195-196].

Реформы Петра I снизили авторитет церкви, что существенно отразилось на художественной литературе, которая становилась сугубо светским искусством, и изменениях в лексике языке. В литературе происходили изменения в тематике, появилась любовная лирика, в которой практически отсутствовали дисфемизмы, оскорбления женщин, язык героев хорошо отражал народную речь [9, с. 107-108]. Виноградов В.В. в очерках по истории русского литературного языка XVII — XIX вв. писал, что М.В. Ломоносов, создав «Российскую грамматику» и исключив из литературного языка церковнославянизмы, разработал научную систему русского языка. Согласно ему, «это была великая грамматическая реформа» [11, с. 174-175]. Русский литературный язык не содержал дисфемизмов. Грубые выражения, вульгаризмы считались недопустимыми в литературе и заменялись метафорами, метонимиями, эвфемизмами.

В 1935-1940 гг. в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова вышла первая статья об эвфемизмах, а в 1947 г. А.А. Реформатский опубликовал работу «Введение в языкознание», в которой в разделе «Табу и знание» дана сущность этнографического понятия «табу» в отношении к языку. Подлежат запрету обозначения смерти, болезней, имена богов и духов. Для замены табуированных слов также необходимы эвфемизмы. Эвфемизмы — заменные, разрешенные слова, которые употребляются вместо запрещенных (табуированных) [16, с. 104]. В отечественной лингвистике в 1961 году появилась работа Б.А. Ларина «Об эвфемизмах», в которой поднимаются вопросы о необходимости изучения и исследования эвфемизмов:

• рассмотрения связи эвфемизмов и табу;
• сфер употребления эвфемизмов (разговорная речь, дипломатия, публицистика, литературный язык и т.д.);
• классификации эвфемизмов по их социальной природе;
• недолговечности эвфемизмов;
• отождествления эвфемизмов и тропов (метафоры, метонимии, синекдохи) по семантической структуре и их размежеванию по сфере применения и функциям [8].

Основной особенностью русского языка является нормированность, состав словаря строго отобран из национального языка; употребление слов, правописание и произношение, образование грамматических форм подчиняются общепринятому образцу.

Сложившийся в XIX веке реалистический метод остается ведущим в современной мировой литературе. Русская литература, которая позже других вышла на международную арену и сумела вобрать в себя всемирный этический опыт, значительно обогатив ее, играла особую роль. В творчестве А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, А.П. Чехова, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, Л.Н. Толстого и др. складывается новый тип реализма, завоевывается новая ступень народности и гуманизма [17, с. 4]. Характерными признаками реализма является изображение действительности и личности человека в его единстве с общественными отношениями. Происходит изменение литературного стиля языка, он становится более приближенным к живой разговорной речи.

Литература вбирает живую речь, но одновременно создает нормы современной языковой культуры. А.С. Пушкин дает первые образцы прозаической речи, сохраняющей живые интонации и строй беседы как подлинный основоположник реализма в русской литературе, родоначальник литературного русского языка, понимающий реальную действительность и сумевший передать их в произведениях «Медный всадник», «Борис Годунов», «Капитанская дочка», «Евгений Онегин» и др. В них поэт пытался избегать активного употребления дисфемизмов, оскорблений, унижений и издевок над женщинами, физиологическими и физическими недостатками человека. В стихотворении «К ***» А.С. Пушкин описывал чистоту красоты женщины:

«Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты» [13, с. 41].

Э.А. Райчева в работе «Эвфемия и дисфемия» рассматривает применение А.С. Пушкиным номинативной тактики взамен прямого применения дисфемизмов. В поэме «Гавриилиада» он описал «прелести греха», не употребив ни одного нецензурного слова и выражения. Все смыслы, связанные с интимными отношениями, получили эвфемистическое обозначение: «И там склонил несчастную к грехам» [15]. «Несчастная», в данном случае, является эвфемизмом словосочетания «женщина легкого поведения».

При описании любви в стихотворении «О. Массон» как предмета торга, А.С. Пушкин использует поэтизмы:

«Ольга, жрица наслажденья,

Внемли наш влюбленный плач —

Ночь восторгов, ночь забвенья

Нам наверное назначь» [15; 14, с. 70].

«Жрица наслажденья» также является эвфемизмом «женщины легкого поведения», «проститутки».

О таких женщинах А.С. Пушкин говорит с иронией, но без грубостей и оценки:

«И вы, красотки молодые,

Которых позднею порой

Уносят дрожки удалые

По петербургской мостовой...» [12, с. 34].

Поэт в эпиграммах зачастую выражал резкую иронию, сближая семантически контрастные слова, которые обладали экспрессией или оценочной характеристикой:

«Бранись, ворчи, болван болванов,

Ты не дождешься, друг мой Ланов,

Пощечин от руки моей.

Твоя торжественная рожа

На бабье гузно так похожа,

Что только просит киселей» [13, с. 521].

Слово «рожа» является ироничным дисфемизмом-оскорблением «лица» человека. А «просить киселей» — это эвфемистическая поговорка, имеющая значения «избить», «набить лицо» и т.п.

В поэме «Борис Годунов» есть слово-пейоратив «змея» по отношению к женщине:

«И путает, и вьется, и ползет,

Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.

Змея! змея! — Недаром я дрожал.

Она меня чуть-чуть не погубила» [13, с. 400].

Наконец, А.С. Пушкин использовал инвективу, являющуюся родовым понятием по отношению к жаргону, сленгу, бранной лексике и т.п., в произведении «Арап Петра Великого» [6, с. 352]:

«Батюшка-братец, — сказала старушка слезливым голосом, — не погуби ты своего родимого дитяти, не дай ты Наташеньки в когти черному диаволу» [14, с. 122].

В данной цитате «черный диавол» — дисфемизм-инвектива по отношению к арапу Ибрагиму.

В художественном тексте к эвфемизации и дисфемизации необходимо подходить с точки зрения стилистики. Эвфемизация относится к приемам уместной речи, а дисфемизация — нарочитого несоблюдения требования уместности речи в определенной ситуации. А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» слово «смерть» очень часто заменяет эвфемизмами:

«Наследство предоставил им,

Большой потери в том не видя

Иль предузнав издалека

Кончину дяди-старика» [12, с. 50-51];

«Но, прилетев в деревню дяди,

Его нашел уж на столе,

Как дань готовую земле» [12, с. 50-51];

«Надгробный памятник гласит:

Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир,

Под камнем сим вкушает мир» [12, с. 75].

Разработку особого типа психологически углубленного реализма продолжил в своих романах и повестях Ф.М. Достоевский. В его произведениях действие развивается обычно в фабульном, бытовом и идеологическом плане. Каждое лицо является одновременно участником в романе и выразителем определенной точки зрения, идеологической и нравственной проблемы. Писатель считал, что все русские писатели от А.С. Пушкина до Л.Н. Толстого — «...единый живой и подвижный океан, единая историческая цепь, связанная сквозной линией творческой преемственности». Он выступал за внедрение в литературу «нового слова», приход «человека русского большинства». Доминанта Ф.М. Достоевского звучит так: «...пренебрежение личностью человека — это самое страшное унижение для человека» [5, с. 329].

У Ф.М. Достоевского любимыми героями становятся не дворяне, а чиновники, обитатели петербургских «углов» или молодые интеллигенты — «мечтатели», разночинцы. Речь его героев приобщает читателя к их точке зрения на вещи, к смене их внутренних душевных состояний [5, с. 423-430]. В романе «Униженные и оскорбленные» появляется характерный стиль писателя. Его ритм лихорадочный, напряженный. В.Г. Белинский так писал о языке Ф.М. Достоевского: «Многословность, растянутость, иногда утомляющая читателя, некоторое однообразие в способе выражаться, частые повторения фраз в любимых автором оборотах, излишества в отделке фраз, несоразмерность в частях. Но все это выкупается поразительною истиною в обрисовке характеров, что, по нашему мнению, составляет главную силу таланта» [5, с. 439].

Излюбленной частью речи у Ф.М. Достоевского было местоимение. В произведении «Бесы» он широко использует местоимения «как-то», «кем-то», «каких-то» и т.п.:

«Не знаю, верно ли, но утверждали еще, что в Петербурге было отыскано в то же самое время какое-то громадное, противоестественное и противогосударственное общество...» [1];

«Вообще же все поют беспрерывно, а если разговаривают, то как-то неопределенно бранятся, но опять-таки с оттенком высшего значения» [1].

Как и у А.С. Пушкина, у Ф.М. Достоевского используются эвфемизмы для придания языку «литературной» формы, характеристики персонажей, создания ярких художественных образов, юмористического эффекта:

«Полно, Лиза, не надо, ничего не надо. Я — тебе не судья. Лиза, что мама? Скажи, давно она знает? — Я думаю, что давно: но я сама сказала ей недавно, когда это случилось, — тихо проговорила она, опустив глаза» [3].

«Когда это случилось» — местоименный эвфемизм, заменяющий слово из табуированной в обществе темы беременности.

Ф.М. Достоевский использует местоименный эвфемизм «это» в романе «Преступление и наказание» для замены слова «убийство»:

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь!... А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю... Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь!» [4, с. 30]

Существительное «дело» в приведенной цитате обладает обобщенной семантикой, для сокрытия неблагоприятного поступка.

В разговоре Алеши и Ивана в произведении «Братья Карамазовы» так с помощью местоименных эвфемизмов описывается дьявол:

«И ты твердо уверен, что кто-то тут сидел? — спросил Алеша. — Вон на том диване, в углу. Ты бы его прогнал. ... Но вот умер Смердяков, повесился — ну и кто ж тебе там на суде теперь-то одному поверит?» [2].

В «Преступлении и наказании» Ф.М. Достоевский применяет указательные местоимения для замены любого неприятного говорящему места:

«Вы же, как один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли... — прибавил он с добродушнейшим видом. — Вы хотите меня официально допрашивать, со всею обстановкой? — резко спросил Раскольников» [4];

«...да ведь красильщики мазали в самый день убийства, а ведь он за три дня там был? Ты что спрашиваешь-то?» [4].

Здесь «там» является местоименным эвфемизмом словосочетания «на месте убийства».

В текстах произведений часто встречаются резкие и грубые характеристики персонажей. Например, в романе «Бесы» есть слова и выражения: «хромоножка», «гнусные атеисты», «какая-то сволочь», «болван» и т.п.:

«Действительно, Варвара Петровна не совсем походила на красавицу: это была высокая, желтая, костлявая женщина, с чрезмерно длинным лицом, напоминавшим что-то лошадиное» [1].

В данной цитате «желтая», «костлявая», «что-то лошадиное» — дисфемизмы-оскорбления постаревшей героини.

Таким образом, приведенные примеры показывают преобладание в произведениях Ф.М. Достоевского, в отличие от А.С. Пушкина, эвфемистических выражений над односложными эвфемизмами и создание ситуаций неопределенности применения того или другого эвфемизма, затемняя суть явления. Однако с помощью эвфемизмов оба классика пытаются сохранить целостность литературного и разговорного языка. Их влияние на стиль, наряду с политкорректностью во всех сферах жизни общества, сыграло огромную роль в развитии современного русского языка.

1. Достоевский Ф.М. Бесы. Глава «У Тихона». Т. 7 / Соб. соч. [в 15 т.] / [ред. Г.М. Фридлендер]. 1990. Л.: Наука. Ленинградское отделение. 847 с.
2. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Т. 14 / Полное соб. соч. [в 30 т.] / [ред. Г.М. Фридлендер]. 1976. Л.: Наука. Ленинградское отделение. 512 с.
3. Достоевский Ф.М. Подросток [Электронный ресурс] //  BestBooks.RU. 297 с. URL: https://www.100bestbooks.ru/files/Dostoevski_Podrostok.pdf (дата обращения: 16.01.2023).
4. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание [Электронный ресурс] // Худож. литература. 2022. 364 с. URL: https://azbyka.ru/fiction/prestuplenie-i-nakazanie/ (дата обращения: 16.01.2023).
5. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 1 / [ред. Г.М. Фридлендер]. 1988. Л.: Наука. Ленинградское отделение. 463 с.
6. Засыпкин С. Инвектива // Дискурс-Пи. 2010. № 1-2. С. 352-353.
7. Каримов С. Явление эвфемии в русском и туркменском языках [Текст]: вып. квал. работа / С. Каримов. 2022. СПб.: ФГБОУ ВО РГГМУ. 55 с.
8. Ларин Б.А. История русского языка и общее языкознание (Избранные работы). Учебное пособие для студентов пед. ин-тов. / Сост. проф. Б.Л. Богородский, проф. Н.А. Мещерский. 1977. М.: Просвещение. 224 с.
9. Лихачев Д.С. О филологии / Предисл. Л. А. Дмитриева. 1989. М.: Высш. шк. 208 с.
10. Махмудова Ю.Р. Использование эвфемизмов в художественных текстах [Электронный ресурс] // Молодой ученый. 2022.  № 4 (399). С. 452-456. URL: https://moluch.ru/archive/399/88361/ (дата обращения: 16.01.2023).
11. Ольховиков Б.А. Общая теория языка. Античность — ХХ век: учеб. пособие для студ. и аспирантов лингв. и филол. фак. высш. учеб. заведений / Б.А.Ольховиков. 2007. М.: Изд. центр «Академия». 304 с.
12. Пушкин А.С. Евгений Онегин. Роман в стихах / Вступ. статья П.Г. Антокольского; ил. В. Свитальского. 1984. М.: Худож. лит. 255 с.
13. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 1 / [под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана]. 1959. М.: ГИХЛ. 643 с.
14. Пушкин А.С. Романы, повести, драмы / [ред. А. Сааякянц]. 1975. М.: Худож. лит. 544 с.
15. Райчева Э.А. Эвфемия и дисфемия (на материале идиостиля А.С. Пушкина) [Электронный ресурс] // Электронный научно-образовательный журнал ВГПУ «Грани познания». 2010. № 1 (6). Волгоград: ФГБОУ ВО ВГСПУ. URL: http://grani.vspu.ru/files/publics/147_st.pdf (дата обращения: 15.01.2023).
16. Реформатский А.А. Введение в языковедение / под ред. В. А. Виноградова. 1996. М.: Аспект Пресс. 536 с.
17. Розенталь Д.Э. и др. Современный русский язык: Учеб. пособие для студентов-филологов заочного обучения / Д. Э. Розенталь, И. Б. Голуб, М. А. Теленкова. 1991. М.: Высш. шк. 559 с.