Семейные предпосылки вовлеченности ребенка в школьную травлю: влияние психологических и социальных характеристик семьи

Жестокость — значимая проблема мирового сообщества, официально признанная несколькими международными организациями. Согласно Конвенции о правах ребенка ООН, школьный буллинг — наиболее распространенное проявление агрессии и жестокости у детей и подростков, подрывающее их право на образование

Обобщенное понимание агрессии в психологии включает в себя любые намеренные действия, которые направлены на причинение ущерба другому человеку, группе людей или животному, а при еще более широком понимании — причинение вреда и неживым объектам в том числе. Буллинг как частное проявление агрессии характеризуется намеренным причинением вреда (физического, вербального, в сфере социальных отношений). При этом его отличают такие характеристики, как неравенство сил между жертвой и обидчиком, повторяемость, переживание жертвой чувства беспомощности, активная поддержка, подразумеваемое одобрение или безразличие со стороны других участников ситуации Отметим, что буллинг не является феноменом, присущим только ситуации школьного обучения.

Первое анонимное исследование буллинга, в котором присутствовали статистические данные относительно распространенности данного явления среди детей, было проведено почти 30 лет назад. Тогда же было дано «классическое» определение буллинга как намеренного, повторяющегося агрессивного акта, осуществляемого одним человеком или группой против того, кому непросто защитить себя.

Согласно метаанализу, включившему в себя 80 исследований, средний уровень распространенности буллинга равен примерно 35% от всех школьников. Метаанализ показывает, что в странах, где программы противодействия буллингу распространены в наибольшей степени (США, Великобритания, скандинавские страны), наблюдается снижение показателей буллинга примерно на 20 .

Согласно данным PISA за 2015 г., в среднем по 53 странам ОЭСР буллингу подвержено 18,7% школьников, часто (как минимум несколько раз в месяц) становятся жертвами 8,9% детей [33] В России же в среднем разным видам травли подвергается 27,5% учеников, из них 9,5% — часто . По результатам опроса, проведенного Центром социального прогнозирования и маркетинга, более 25% детей в возрасте 5—14 лет в России подвергаются насилию в той или иной форме, в 19,8% случаев оно совершается в системе образования, и более чем в 25% случаев имеет место травля учеников со стороны учителя. В исследовании распространенности насилия над детьми было показано, что почти 80% опрошенных сталкивались с той или иной формой насилия в течение своей жизни, более половины из них — в школе.

По данным ресурса Google Scholar, количество публикаций на русском языке, посвященных буллингу, за последние 4 года выросло более чем в два раза Работы отечественных авторов преимущественно посвящены оценке распространенности разных типов буллинга, личностным и социальным особенностям агрессоров и жертв [8; 10; 9; 13], последствиям вовлеченности в травлю, а также представлениям о буллинге сотрудников образовательных учреждений и их возможностям/ готовности противостоять ему.

Целью настоящей работы является рассмотрение буллинга с точки зрения влияния семейных факторов (микросистемы по У . Бронфенбреннеру); стилей родительского воспитания, структурных и функциональных характеристик семейной системы, социальных характеристик, которые могут влиять на формирование у детей агрессивного поведения или, напротив, способствовать виктимизации

Буллинг и стили родительского воспитания, структурные и социальные параметры семьи

Главным вопросом, которым задается большинство исследователей, является проблема семейных факторов риска вовлечен­ности в школьную травлю, а также ресурса противодействия ей со стороны семьи Большинство авторов сходятся в том, что родительская включенность и поддержка, теплота и эмоционально-насыщенные отношения с ребенком, равно как и хорошо простроенная внутрисемейная коммуникация, являются значимыми факторами защиты детей и подростков от виктимизации (по данным метаанализа, включившего в себя 70 работ, испытуемыми в которых выступили дети от 7 лет до старшего подросткового возраста). Материнское тепло и благоприятный климат в семье снижают интенсивность психологических последствий (в частности, депрессивной симптоматики) у детей, уже подвергшихся травле.

Относительно же семейных предпосылок как агрессивного поведения в школе, так и виктимизации, в литературе существуют разные точки зрения . Так, в одной из первых работ, посвященных влиянию семьи на вовле­ченность в буллинг, показано, что чаще агрессорами в ситуации травли оказываются дети из семей с дисбалансом власти, в которых старшие (родители или старшие сиблинги) злоупотребляют своим положением и систематически запугивают младших. Среди тех, кто стал булли, оказывается в три раза больше тех, кто был свидетелем или жертвой физической агрессии в семье.

В исследовании К. Ригби было показано, что булли обоих полов зачастую имеют сложности в отношениях с отцом (мальчики — и с матерью тоже) . В то же время, в недавнем испанском исследовании (возраст испытуемых — от 9 до 18 лет) отражен тот факт, что школьные булли, по сравнению с жертвами, растут в семьях, более благополучных в эмоциональном плане. При том, что стиль воспитания их родителей часто является пренебрежительным по отношению к потребностям ребенка, в целом, родительское поведение более последовательно и предсказуемо, и семейный климат расценивается детьми как более позитивный (по сравнению с оценками, которые дали своим семьям жертвы)

Дети, вовлеченные в травлю в качестве жертвы, обычно живут в семьях с более дис­тантными отношения между родными. Невовлеченность отца часто сопровождается сверхконтролем со стороны матери, подобная несогласованность в стилях воспитания рассматривается в качестве фактора риска виктимиза­ции. С. В. Воликова и Е.А. Калинкина в свою очередь показали, что подростки (средний возраст испытуемых в их исследовании — 12,5 лет), оказывающиеся в роли жертвы, чаще подвержены критике и контролю со стороны обоих родителей, носящих при этом формальный характер Сами же дети по отношению к буллингу занимают пассивную позицию и уверены в том, что любые их действия могут, скорее, ухудшить ситуацию. Другой взгляд на семейные факторы виктимизации связан с акцентированием дефицита сепарации в сочетании с тесной во­влеченностью ребенка в отношения со всеми членами семьи (часто речь идет, согласно модели Олсона, о семьях со спутанной структурой). Сиблингов жертвы буллинга склонны видеть как могущественных и проявляющих по отношению к ним амбивалентность; отношения с ними бывают очень тесными и не допускают проявления негативных эмоций, такие переживания подлежат вытеснению

Помимо семейной климата, особенностей иерархии и стилей воспитания, учеными рассматриваются характеристики детско-родительских отношений в семьях детей, вовлеченных в травлю . Р . Финнеган с коллегами на выборке американских школьников 9—12 лет показали наличие значимых различий между девочками и мальчиками в том, как они ведут себя с матерями дома, когда происходит конфликт, или же когда мать пытается контролировать их поведение Для мальчиков гиперопекающее поведение матери является предиктором занятия роли жертвы; для девочек значимый фактор виктимизации — материнская враждебность, особенно если девочка физически слаба Общий вывод заключается в том, что деструктивным в принципе является поведение матерей, которое тормозит овладение детьми характерными для их гендера социальными ролями О наличии конфликта с матерями у девочек — жертв травли говорится и в работе К Ригби Весьма важной, хотя и неоднозначной в данном контексте представляется роль отца В уже упомянутом выше лонгитюдном исследовании, проведенном на 200 американских детях (интервью брались у их матерей, когда детям было 5 и 10 лет соответственно), производилось сравнение между тем, как ведут себя дети отцов, которые сами в школе травили одноклассников, и дети, отцы которых в буллинге не участвовали . Было показано, что в первом случае сыновья становились агрессорами в 16% случаев, в то время как во втором — только в 5,5% . В целом, эти данные хорошо вписываются, в объяснительном плане, в теорию социального научения агрессии [36] .

Этой же теоретической рамкой воспользовались авторы недавнего голландского исследования, участниками которого стали младшие школьники (средний возраст — 7,5 лет). Наиболее значимыми предикторами того, что ребенок станет агрессором в школе, оказались: 1) ретроспективная оценка отцом периода беременности жены как высокострес­сового для него; 2) враждебность отца по отношению к ребенку в его раннем детстве; 3) жесткие дисциплинарные практики со стороны отца в дошкольный период Согласно гипотезе авторов, социальное научение агрессивному поведению как способу добиться желаемого, заявить о себе и т д у детей происходит именно при взаимодействии с отцами, потому что матери в большей степени склонны к интерна­лизации негативного аффекта.

Одним из параметров оценки взаимодействия внутри семьи могут выступать «коммуникационные стандарты семьи», отражающие представления человека о том, какой должна быть коммуникация внутри семьи, и в качестве когнитивной схемы направляющие интерпретации в отношении поведения близких Поскольку жертва часто рассматривается окружающими (в том числе и близкими людьми) как виновник насилия, осуществляемого в ее адрес, например, в силу своей непопулярности среди одноклассников или нехватки навыков общения, она часто предпочитает не делиться своими переживаниями. На основании построенной структурной модели было показано, что наибольший разрыв в коммуникации по теме буллинга наблюдается в семьях с так называемым «Разделенным коммуникационным профилем» (высокая закрытость, низкая эмоциональность и поддержка как характеристика всех членов семьи) Общение по поводу ситуации травли зачастую происходит не в триаде мать— отец—ребенок, а между ребенком и отдельно каждым из родителей, т е в рамках диады.

Буллинг и социо-демографические характеристики семьи

Наиболее согласованными представляются данные о влиянии гендера на вовлечен­ность в школьную травлю: мальчики оказываются значимо чаще как в позиции агрессоров, так и в роли жертв.

Также большинством авторов в качестве фактора виктимизации рассматривается социально-экономический статус семьи. Согласно динамической каскадной модели, первоначальный социально невыигрышный контекст (низкий уровень образования, доходов, культурного каптала семьи) является предиктором более жесткого и непоследовательного стиля воспитания, которое, в свою очередь, предопределяет нехватку социальных навыков и проблемы когнитивного развития, что приводит к проблемам с поведением, таким, как детская агрессия.

Результаты исследования В. С. Собкина и М. М. Смысловой, проведенного на латвийских и русских подростках, подтверждают, что социально-стратификационные факторы (образование и материальный статус семьи) значимо влияют на социальное самочувствие подростка в классе. Дети, родители которых имеют только среднее образование, подвергаются различным видам физического и психического насилия значимо чаще, чем те, родители которых имеют высшее образование. Дети из высокообеспеченных семей отмечают, что не сталкивались ни с одним из видов насилия в школе почти в половине случаев, в то время как среди малообеспеченных детей ни разу не столкнувшихся с травлей на 15% меньше.

Этническая принадлежность часто рассматривается в качестве предиктора вовле­ченности в травлю, однако данные на этот счет нельзя считать согласованными. К примеру, на выборке учеников начальных классов в Германии было показано, что факт того, что родители являются мигрантами, не оказывает влияния на то, в какой степени их ребенок окажется вовлеченным в ситуацию травли; медиаторами межпоколенческой передачи паттернов насильственного поведения являются именно социо-демографические характеристики родителей.

Последние исследования предлагают более сложные модели влияния социально-демографических характеристик семьи на вовлечен­ность ребенка в травлю Так, например, в британском исследовании, проведенном на более чем 23 тысячах учащихся 4—5 классов школы, при обработке данных методом многоуровневой логистической регрессии было показано, что школьные факторы являются модераторами связи между вовлеченностью в травлю и характеристиками семьи: в школах с низкими показателями социально-экономического статуса контингента жертвами травли оказываются дети из более благополучных семей.

Выводы

1. В качестве факторов, способствующих вовлеченности ребенка в буллинг в роли агрессора, выделяются легитимность различных форм насильственных воздействий внутри семьи, пренебрежение потребностями ребенка со стороны родителей, опыт функционирования в качестве булли в период учебы в школе у отцов

2. Факторы риска виктимизации ребенка включают в себя сверхконтролирующее поведение со стороны матери и низкую степень вовле­ченности со стороны отца, а также спутанностьтотношений в рамках семейной системы и вклю­ченность ребенка в отношения со всеми членами семьи при отсутствии признаков сепарации.

3. Существуют значимые различия в детско-родительских отношениях у детей с риском виктимизации и агрессивного поведения . Жертвами травли чаще становятся дети, поведение матерей которых тормозит овладение их детьми характерными для их гендера социальными ролями (гиперопека по отношению к мальчикам, холодность и враждебность по отношению к девочкам). Дети-агрессоры часто являлись объектами враждебности и жестких дисциплинарных воздействий со стороны отцов.

4. Среди факторов, способствующих снижению вероятности вовлеченности ребенка в школьную травлю, можно выделить теплые эмоционально насыщенные отношения с ребенком, равно как и хорошо построенную внутрисемей­ную коммуникацию, в рамках которой важными являются обсуждение переживаний с близкими;

5 Основные социально-экономические факторы виктимизации — низкий уровень доходов и образования родителей Этническая принадлежность, также как и миграционная история семьи, не всегда значимо влияют на вовлеченность ребенка в травлю.