Современный подросток: выражение протеста и отношение к экстремизму

Введение

Подростковый возраст имеет особое значение при обсуждении становления гражданской позиции, поскольку в этот период в процессе общественных отношений происходит формирование социального компонента в структуре личности, расширение социальной среды, самоопределение подростка в системе социальных отношений и его правовая социализация [1; 3]. Именно этот возрастной этап является одним из ключевых с точки зрения становления социальной идентичности и морально-нравственного развития личности [10; 21; 22].

Выражение гражданской позиции в рамках политического протеста в молодежной среде именно сегодня приобретает все большую актуальность. Вопрос формирования у подростка установок на тот или иной тип протестного поведения представляется крайне важным.

В связи с этим необходим анализ тех форм выражения протеста, которые подростки считают приемлемыми для себя, в которых они могли бы принять участие в случае несогласия с текущей политической ситуацией. Особую значимость приобретает изучение факторов, обуславливающих готовность подростков к активным формам выражения протеста.

Отдельного внимания заслуживает вопрос об отношении подростков к экстремизму как наиболее жесткой форме протеста против общества или отдельных проявлений существующего порядка. Одной из ключевых проблем именно молодежного экстремизма является трудность с определением его границ. Необходимо осознавать, что отнюдь не любая активность молодежи, выходящая за рамки привычных норм и форм поведения, имеет целью причинение вреда другому, социальной группе, обществу, государству в целом или направлена на разрушение социальной системы [4; 6; 8; 9; 11; 15].

Настоящая статья посвящена выявлению отношения подростков к различным формам проявления гражданской позиции и в частности к экстремистским методам. В ней будут затронуты несколько основных сюжетов.

Первый связан с готовностью подростка к выражению протеста легитимными способами. Здесь важно, считают ли подростки допустимым для себя участие в протестных акциях или же они предпочтут такие формы, как обращение с жалобами, обсуждение с близкими или замалчивание недовольства.

Второй сюжет касается близости подростков к экстремистским организациям: знакомство с их существованием и наличие представителей подобных организаций среди социального окружения сверстников.

Третий сюжет затрагивает вопрос о приемлемости для подростков экстремистских способов действия. Ключевыми здесь являются те мотивировки, которые, по мнению подростков, могут служить оправданием применению представителями экстремистских организаций действий, носящих насильственный характер. Важно подчеркнуть, что при проведении исследования мы не конкретизировали, какие именно группы или действия относятся к экстремистским, то есть, отвечая на эти вопросы, подросток руководствовался исключительно собственными представлениями.

Обозначенные выше сюжетные линии будут рассмотрены с точки зрения влияния различных социально-демографических, социально-стратификационных и социально­психологических факторов, а также поведенческих характеристик.

В основу статьи легли эмпирические данные, полученные сотрудниками Центра социологии образования «ИУО РАО» в 2020 г. в ходе анонимного электронного анкетного опроса 4837 учащихся 7-11 классов школ из трех субъектов Российской Федерации: Забайкальского края, Тульской и Смоленской областей. В качестве инструментария была использована специально разработанная анкета, при этом часть вопросов позволяла обратиться для сопоставления к материалам ряда предыдущих исследований, осуществленных коллективом Центра (Института) социологии образования в 1996, 2002, 2005 и 2010 гг. [12; 13; 14].

Все указанные различия статистически значимы на уровне 0.05.

Особенности применяемого инструментария и характеристики выборки

Методика. В рамках программы исследования сотрудниками Центра социологии образования ИУО РАО был разработан специальный инструментарий - анкета, содержащая 150 закрытых, шкальных и открытых вопросов, касающихся различных аспектов девиантного поведения подростков. В настоящей статье использованы данные ответов на вопросы о допустимых формах выражения протеста, знакомстве с экстремистскими организациями и отношении к насильственным экстремистским действиям, а также вопросы, необходимые для разделения выборки при проведении анализа. Полученные материалы социологического опроса школьников проанализированы с учетом влияния социально­демографических, социально-стратификационных и социально-психологических факторов, а также поведенческих характеристик.

Выборка. С помощью разработанного инструментария в 2020 году среди учащихся школ из трех субъектов Российской Федерации - Забайкальского края, Тульской и Смоленской областей - был проведен анонимный электронный опрос. В результате было опрошено 4873 респондента (учащиеся 7, 8, 9, 10 и 11 классов).

Статистическая обработка. Полученные в ходе опроса материалы прошли обработку с помощью программ MS Excel, Statistica, SPSS. При статистическом анализе результатов были применены критерии значимости различий между ответами исследуемых подвыборок респондентов.

Результаты и обсуждение

Выражение политического протеста. В ходе опроса старшеклассникам задавался вопрос о наиболее приемлемой для них форме выражения политического протеста. Распределение ответов приведено в табл. 1.

Таблица 1

Допустимые формы выражения протеста (%)

Из таблицы видно, что сегодня более половины подростков вообще не имеют желания

протестовать или не склонны выражать свое несогласие («ношу в себе»). Формы выражения протеста, связанные с обращением в суд, СМИ, или жалобы властям также не слишком популярны среди подростков. Наиболее же приемлемой для себя формой выражения несогласия подростки считают обсуждение в кругу своих близких людей.

Такую форму открытого массового выражения протеста, как участие в митингах и забастовках, считают возможной для себя около десятой части респондентов. Гражданское неповиновение и экстремистский путь выбирает лишь совсем незначительная часть опрошенных.

Для мальчиков более характерны все формы активного выражения протеста, такие как участие в митингах и забастовках, гражданское неповиновение, экстремистский путь, обращение в суд или к властям, тогда как девочки предпочитают обсуждение с семьей и друзьями или «носить протест в себе» (см. табл. 1).

С возрастом заметно увеличивается доля подростков, готовых выражать протест большинством легитимных путей, уменьшается доля тех, у кого никогда не возникало желания протестовать (см. рис. 1).

Рис. 1. Возрастная динамика мнений подростков о допустимых формах выражения протеста (%)

Проведенный анализ показал, что протестная активность подростков связана с их образовательным статусом. Подростки из семей с высоким образовательным уровнем (чьи родители имеют высшее образование) более склонны к выражению протеста с помощью обращения в суд, к СМИ или властям по сравнению с подростками из семей со средним образованием родителей, а также к обсуждению с друзьями и семьей. Подростки, родители которых получили среднее образование, чаще отмечают, что желания протестовать у них не возникает.

Помимо этого, на склонность учащихся к выражению протеста влияет и уровень их академической успеваемости. Школьники с низкой успеваемостью реже выбирают обращение в суд, к СМИ или властям, а также обсуждение с близкими. Они чаще указывают, что у них не возникало желания протестовать: 47,5% по сравнению с 41,8% среди «хорошистов» и 40,3% среди «отличников».

Материальный статус семьи также оказывает влияние на предпочтение подростками тех или иных форм выражения протеста. Так, школьники из семей с низким уровнем дохода более склонны к участию в массовых протестных мероприятиях, гражданскому неповиновению, экстремистским действиям. Подростки из семей с более высоким уровнем дохода реже испытывают желание протестовать (50,1% среди высокообеспеченных, 39,6% среди среднеобеспеченных и 31,1% среди низкообеспеченных).

Отдельное внимание стоит уделить такому фактору, как социальный статус подростка в классе. Школьники, относящие себя к лидерам, чаще, по сравнению со среднестатусными сверстниками (имеющими «ограниченный круг приятелей»), предпочитают более активные формы выражения протеста: участие в массовых мероприятиях (соответственно: 14,0% и 9,1%), обращение в суд (10,2% и 6,3%), к властям (8,0% и 4,8%). Они также реже отмечают, что у них никогда не возникало желание протестовать. Подростки, чувствующие себя в классе одиноко, по сравнению с теми, кого «многие уважают», чаще выбирают гражданское неповиновение, экстремистский путь или предпочитают «держать протест в себе», и реже - обсуждение в семье (соответственно: 20,5% по сравнению с 31,9%).

Еще одним фактором, оказывающим значительное влияние на склонность подростков к различным формам выражения протеста, является оценка будущих перспектив. На рис. 2 представлен выбор различных форм протеста «оптимистичными» подростками, теми, кто «испытывает сомнения в своей будущей успешности», и «пессимистами».

Рис. 2. Допустимые формы выражения протеста в зависимости от эмоциональной оценки будущих перспектив (%)

Как видно из диаграммы, подростки, пессимистично оценивающие свои будущие перспективы, заметно более склонны к активным формам выражения протеста.

Сравнение сегодняшних данных с результатами наших предыдущих исследований позволяет проследить поколенческую динамику среди учащихся 9 и 11 классов. Если в 1996 г. доля старшеклассников, готовых к массовым формам выражения протеста, незначительно отличалась от сегодняшней (около 8%), то в 2005 и 2010 гг. примерно четверть подростков выбирали именно такой способ (см. рис. 3).

Рис. 3. Допустимые формы выражения протеста по мнению учащихся 9 и 11 классов в 1996, 2005, 2010 и 2020 гг. (%)

Из графика отчетливо видно, что доля подростков, выражающих несогласие в рамках обсуждения в кругу семьи и друзей, и одновременно число склонных к «молчаливому протесту» в 2010 г. резко сократились.

Напротив, в 2020 г. происходит значительный рост количества подростков, выбирающих обсуждение недовольства с близкими, равно как и скрывающих свое несогласие. Число школьников, не испытывающих желания протестовать, также увеличивается, тогда как доля готовых к активным формам выражения протеста сокращается.

Подобные изменения можно объяснить влиянием различных факторов, как изменениями политической ситуации в стране, так и развитием общения подростков в социальных сетях. Именно в подростковом возрасте, когда происходит формирование идентичности подростка, особую роль играет ощущение групповой принадлежности, переживание чувства общности.

Если ранее эту функцию брали на себя различные неформальные объединения [20], то сегодня их практически вытеснили интернет-сообщества [2; 17; 19]. С одной стороны, в интернете существует множество форумов и тематических групп, в которых подростки могут выразить свою позицию, найти единомышленников и получить поддержку. С другой стороны, информационное пространство интернета может выступить и средством приобщения к экстремистским взглядам, а также местом освещения разнообразных протестных акций [18; 23].

В связи с этим особый интерес представляет линия анализа, связанная со спецификой взаимодействия подростков в социальных сетях.

В ходе анкетирования подросткам задавались вопросы об активности и интенсивности использования социальных сетей. Анализ показал, что подростки, считающие себя активными пользователями социальных сетей, и те, кто проводит в них больше времени, чаще предпочитают активные формы выражения протеста: участие в митингах, обращение в суд и СМИ, обсуждение с близкими, реже указывают на отсутствие желания протестовать. Подростки, которые вообще не пользуются социальными сетями, чаще склоняются к экстремистскому пути или «носят протест в себе». Таким образом, активность подростка в социальных сетях в целом коррелирует с его общей протестной активностью [16; 24].

Еще один момент связан с участием в ситуациях агрессии в социальных сетях. Подросткам предлагалось ответить на вопрос об их личном опыте столкновения с агрессией в социальных сетях и их роли в этой ситуации. На рис. 4 представлены мнения подростков о допустимых формах выражения протеста в зависимости от их роли в ситуациях агрессии.

Рис. 4. Допустимые формы выражения протеста в зависимости от опыта участия в

ситуациях агрессии (%)

На диаграмме отчетливо видно, что подростки, выступавшие в роли агрессора в отношении других пользователей социальных сетей, значительно чаще выбирают все активные формы выражения протеста. Для свидетелей и жертв более характерно обсуждение в кругу близких, а те, кто никогда не сталкивался с агрессией в социальных сетях, не имеют желания протестовать.

Знакомство с экстремистскими организациями. В ходе опроса респондентам предлагался специальный вопрос, который был направлен на выяснение одновременно факта знакомства с существованием экстремистских организаций и степени включенности в их деятельность: наличие собственного опыта членства в какой-либо организации или подобного опыта в ближайшем социальном окружении (представленность членов таких организаций среди друзей и знакомых).

На сегодняшний день подавляющее большинство опрошенных школьников вообще не знакомы с существованием экстремистских организаций. В той или иной степени осведомлены о таких организациях суммарно менее пятой части подростков. Так, на свою собственную принадлежность к таким организациям указали менее 1% опрошенных подростков, на наличие представителей экстремистских организаций среди ближайшего социального окружения также указывают немногие: суммарно лишь 2,3% отметили, что их близкие друзья или знакомые состоят в таких организациях. На свое знакомство с такими организациями без личного контакта (осведомленность) указали 13,2% подростков.

Более детальный анализ позволил зафиксировать отсутствие значимых гендерных различий в отношении знакомства сегодняшних подростков с экстремистскими организациями.

Исследование возрастной динамики показало, что к концу основной школы (9 класс) увеличивается доля знакомых с деятельностью экстремистских организаций (15,9% в 9 классе по сравнению с 9,9% в 7 классе) и состоящих в них (соответственно: 1,8% по сравнению с 0,7%), и соответственно уменьшается число не знакомых (с 87,0% до 79,4%).

Изучение влияния социально-стратификационных факторов позволило зафиксировать несколько моментов, связанных с социальным статусом.

Так, у подростков из семей со средним уровнем дохода меньше знакомых, состоящих в экстремистских организациях, чем у высокообеспеченнных. Среди низкообеспеченных подростков выше доля состоящих в экстремистских организациях.

Среди учащихся с низкой успеваемостью несколько выше, по сравнению с высокоуспевающими школьниками, доля указывающих на наличие представителей экстремистских организаций среди близких друзей, а также тех, кто сам состоит в таких организациях, и ниже процент не знакомых (соответственно: 82,2% и 86,9%).

Доля тех, чьи знакомые состоят в экстремистских организациях, выше среди учащихся с высоким и низким статусом среди одноклассников, также лидеры и одиночки чаще сами состоят в таких организациях. Среди среднестатусных подростков выше доля тех, кто не знаком с такими организациями.

Подростки, пессимистично оценивающие собственные перспективы, чаще указывают на наличие представителей экстремистских организаций в своем социальном окружении.

Анализ, связанный с активностью в социальных сетях, показывает, что среди подростков с высокой активностью и интенсивностью пользования социальными сетями лучше осведомленность о существовании экстремистских организаций; те, кто состоит в экстремистских организациях, проводят в социальных сетях много времени, однако не являются «активными пользователями», редко обновляют профиль.

На рис. 5 представлены данные о знакомстве подростков с экстремистскими организациями в зависимости от роли в ситуациях агрессии.

Рис. 5. Знакомство с экстремистскими организациями в зависимости от опыта участия в
ситуациях агрессии в социальных сетях (%)

Как видно из диаграммы, среди тех, кто сам выступал агрессором в социальных сетях, заметно выше доля знакомых с экстремистскими организациями в разной степени [5; 7].

Сравнение с данными предыдущих исследований демонстрирует значительные сдвиги относительно знакомства подростков с экстремистскими организациями за последнее десятилетие (см. рис. 6).

Рис. 6. Знакомство учащихся 9 и 11 классов с экстремистскими организациями в 2002, 2005, 2010 и 2020 гг. (%)

Как видно из диаграммы, в первой половине двухтысячных как знакомство, так и включенность в деятельность экстремистских организаций были значительно выше: в 2002 г. порядка трети старшеклассников имели непосредственный контакт с представителями экстремистских организаций и около четверти были осведомлены об их деятельности; в 2005 г. более 6% указывали на собственную принадлежность к подобным организациям или наличие их представителей среди близких друзей. В 2010 г. каждый четвертый старшеклассник отмечал, что знаком с существованием экстремистских организаций, на наличие членов экстремистских организаций в своем социальном окружении (среди «знакомых» или «близких друзей») указывал каждый пятый. В собственной принадлежности к экстремистской организации признавались 2,7% старшеклассников. На сегодняшний же день среди учащихся старших классов 14,2% знакомы с существованием таких организаций, присутствие представителей таких организаций среди друзей и знакомых фиксируют 2,5%, на собственную принадлежность к ним указывают 1,2%.

Помимо этого, десять лет назад проявлялись характерные гендерные различия в отношении к экстремистским организациям: например, в 2010 г. среди мальчиков было заметно больше тех, кто знаком с экстремистскими организациями, чем среди девочек (соответственно: 27,3% и 21,4%). Сегодня, как мы уже говорили, гендерные различия в степени знакомства с экстремистскими организациями практически отсутствуют.

Таким образом, мы наблюдаем два сдвига: снижение доли подростков, знакомых с экстремистскими организациями, и уменьшение гендерных различий в степени знакомства с экстремистскими организациями.

Оценка действий представителей экстремистских организаций. В ходе опроса мы задавали школьникам специальный вопрос о том, как они относятся к действиям представителей экстремистских организаций, которые влекут за собой нанесение телесных повреждений, причинение материального ущерба, вандализм и нарушение общественного порядка. При этом варианты ответов содержали различные мотивировки «оправдания» или «не оправдания» подобных действий. Результаты отражены в табл. 2.

Таблица 2

Мнения подростков о действиях представителей экстремистских организаций («оправдываю»/«не оправдываю») (%)_____________________________________

Как видно из приведенных в таблице данных, большинство учащихся не склонно оправдывать действия экстремистских организаций.

В целом ответы показывают, что сегодня открыто выражают свою поддержку агрессивным насильственным действиям представителей экстремистских организаций немногие (доля выбирающих каждый из «оправдывающих» вариантов ответов не превышает 2,0%).

Среди подростков, не склонных оправдывать насильственные действия, четверть апеллирует к законам общества, примерно столько же - к своим собственным 116

представлениям о способах разрешения конфликтных ситуаций. Подчеркнем, что сегодня около трети опрошенных школьников (33,0%) безразличны к агрессивным действиям представителей экстремистских организаций, что может косвенно свидетельствовать о «терпимом» отношении к экстремистским проявлениям. Можно предположить, что «уход от ответа» здесь связан не с «безразличием» к проблеме экстремизма, а с опасением открыто высказать свою позицию.

Следует обратить внимание на то, что гендерные различия в отношении подростков к экстремистским действиям на сегодняшний день практически отсутствуют. Как видно из табл. 2, различия значимы лишь в отношении двух вариантов: «эти люди заслуживают именно такого отношения к себе» и «это противоречит моему пониманию о способах разрешения конфликтов».

Возрастная динамика отражает сдвиги, связанные с изменением локуса контроля: на рубеже основной и старшей школы при оценке экстремистских действий снижается доля апеллирующих к внешним факторам («нарушение законов общества») и возрастает внутреннее неприятие такого образа действий («противоречит моему пониманию»).

Здесь имеет смысл вновь обратиться к анализу межпоколенных различий. На рис. 7 отражена динамика суммарной доли школьников, склонных и не склонных к оправданию экстремистских действий по той или иной причине.

Рис. 7. Динамика отношения учащихся 9 и 11 классов к экстремистским действиям в 2002, 2005, 2010 и 2020 гг. (%)

Как видно из диаграммы, доля подростков, оправдывающих применение насильственных экстремистских действий, уменьшилась за последнее десятилетие более чем втрое. В то же время важно понимать, что это происходит не за счет роста числа подростков, не принимающих экстремистский способ действия, а за счет увеличения доли безразличных: по сравнению с 2010 г. она увеличилась почти вдвое. Подчеркнем, что с годами заметно падает доля мотивирующих неприятие экстремизма сочувствием жертвам (с 21,4% в 2002 г. до 7,0% в 2020 г.) и увеличивается процент отмечающих, что подобные способы противоречат их представлениям о разрешении конфликтов (соответственно: 24,5% и 29,1%).

Помимо этого, стоит отметить определенные сдвиги в гендерных различиях в отношении подростков к экстремистским действиям. В предыдущие годы разница была более существенной: так, например, в 2005 г. вариант «только такими способами можно отстоять свою позицию» выбирали 9,6% мальчиков и 4,5% девочек, а сочувствие к жертвам подобной агрессии проявляли 23,0% девочек и 18,0% мальчиков. Также мальчики чаще, чем девочки, аргументировали поддержку экстремистских проявлений, ссылаясь на свое социальное окружение: «такая форма поведения вызывает одобрение в кругу моих друзей», соответственно: 3,3% и 1,4%.