Введение
В современном мире вандализм — достаточно распространенное явление, заключающееся в несанкционированном изменении среды без согласования с ее собственником или управляющим [Wise, 1982], содержащем в себе элементы нарушения норм морали и общепринятой нравственности, подрывающем право собственности и приносящем материальный ущерб от произведенных преобразований [Павлов, 2014]. Формы вандализма многообразны и вариативны — от простого замусоривания общественных пространств, несанкционированной заклейки объявлениями мест, не предназначенных для этого, сожжения, разбития и деформации объектов городской среды [Björkvall, 2021], в том числе зеленых насаждений [Richardson, 2014], до графических преобразований среды в виде граффити, тегирования [Литвин, 2017] и пр. Результатом вандализма становится деструкция информационной составляющей среды [Кружкова, 2024], снижение ее культурной и эстетической ценности [Ильин, 2018], в том числе, например, приводящая к эрозии исторической памяти сообщества [Коробицына, 2023], повышению уровня субъективного переживания небезопасности персонализованной девиантами среды [Бабаева, 2022] для людей, находящихся в ней [Злоказов, 2021; Crosby, 2019; Gargiulo], и иные негативные последствия.
В различных странах правовое определение вандализма вариативно [Павлов, 2014], например, в Уголовном Кодексе Российской Федерации вандальные действия могут быть квалифицированы в зависимости от их смыслового содержания, масштаба и места совершения по 214-й статье «Вандализм», 213-й статье «Хулиганство», 243-й статье, где отводится отдельное внимание уничтожению или повреждению объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, а также ряду статей КоАП РФ. Тем не менее все правовые нормы указывают на несанкционированные действия вандала с объектами чужой (частной, общественной, муниципальной, государственной и пр.) собственности, приводящие к трансформации ее характеристик (внешнего вида, функционирования и т. д.), но при этом не дающие существенных материальных или финансовых преимуществ субъекту вандализма, а иногда даже оказывающие на него негативное воздействие (вероятность подвергнуться агрессии, снижение качества среды жизнедеятельности и пр.) [Николаева, 2020].
Широкое распространение явления вандализма приводит к необходимости его научного объяснения, в том числе для построения системы профилактирования [Ганижева, 2022] и противодействия его возникновению и распространению сопутствующих негативных эффектов [Кружкова, 2024; Кружкова, 2024а]. В этом контексте одной из первых упоминается теория «разбитых окон» как объяснительная основа для понимания причин и последствий несанкционированного преобразования городской среды. Возникшая в начале 80-х годов ХХ века, данная теория очень быстро получила популярность и была взята на вооружение не только научным сообществом, но и управляющими городским хозяйством структурами, а также органами правопорядка в США и иных странах. Применение данной теории привело к «нулевой терпимости» по отношению к признакам беспорядка или элементам девиантного поведения на улицах городов, усилению полицейского контроля и обострению социальной напряженности [Сергевнин, 2014]. В итоге в последнее время все чаще стала звучать критика в адрес теории «разбитых окон», развенчивающая миф о ее универсальности, очерчивающая условия и ограничения в ее применении.
Целью представленного исследования стало выявления ограничений в применении теории «разбитых окон» в практике объяснения феномена вандализма в городской среде.
Теория «разбитых окон»
Теория «разбитых окон» (broken windows theory) впервые была представлена научному сообществу J.Q. Wilson и G.L. Kelling в статье «Broken windows: Police and neighborhood safety» в 1982 г. Ее авторы основывались на эксперименте P.G. Zimbardo 1969 года с оставленными без присмотра автомобилями, подвергающимися разграблению в зависимости от собственной сохранности и места расположения. Суть теории «разбитых окон» состоит в том, что «…если окно в здании разбито и не отремонтировано, то вскоре будут разбиты и все остальные окна… одно неотремонтированное разбитое окно является сигналом того, что это никого не волнует, и поэтому разбивание большего количества окон ничего не стоит» [Wilson, 1982, p. 31]. То есть распространение беспорядка в виде вандализма на улицах города происходит в силу «считываемости» потенциальным вандалом наличия низкого уровня социального контроля за пространством в данной локации, когда преднамеренные (граффити, деформация объектов и пр.) или непреднамеренные (замусоривание, обветшание и пр.) изменения в качестве городской среды начинают разрастаться и распространяться на более широкие области. Теория «разбитых окон» призвана объяснить не только появление и распространение вандализма, она сосредоточена на попустительстве к мелким формам правонарушений или несоблюдении норм (в том числе резидуальных, характерных для отдельного локального сообщества) и последствиях этого. Авторы теории высказали мнение, что мелкие формы девиаций, отражающиеся в деструкции пространства города и беспорядке, способствуют совершению преступлений, т. е. стимулируют более серьезное делинквентное поведение.
Влияние состояния городской среды на нарушение норм и преступность, в том числе вандализм, базируется на трех факторах [Bergquist, 2023], к которым отнесены: наличие или отсутствие регулярного мониторинга состояния среды, нарушений в ее пределах социальных и правовых норм с последующим наказанием (если социальные санкции за нарушение норм менее вероятны, люди с большей вероятностью будут их нарушать) [O’Brien, 2019]; характеристика социальных сигналов и сигналов преступности (сигналы соответствия социальным нормам будут усиливать относительную важность нормативной, а не гедонистической цели, что, в свою очередь, повысит вероятность того, что люди будут действовать, подчиняясь социальным нормам или достигая просоциальных целей) [Bergquist, 2023]; влияние социальных норм и примеров следования им (подражание поведению других людей, которые демонстрируют принятые в сообществе социальные нормы) [Cialdini, 2004].
При этом распространение беспорядка в городской среде рождает среди жителей района страх за свою безопасность, а страх, в свою очередь, снижает уровень социального контроля, который могли бы осуществлять жители, что приводит к еще большей дезорганизации пространства и последующей эскалации переживания страха перед преступностью [Ranasinghe, 2012].
Исходя из этого, социально-психологическими механизмами, обеспечивающими действие теории «разбитых окон» в отношении вандализма, являются следующие:
- считывание чужих паттернов поведения и подражание им. Городская среда насыщена следами и образцами поведения членов локального сообщества, которые сообщают наблюдателю о принятых в данном пространстве нормах. Подражание поведению укорененных членов сообщества и следование принятым в данном социуме нормам является основой безопасности, поскольку в ином случае маркирует человека как «чужака» или «не своего». В результате вандальные действия могут совершаться под действием конформного мотива — как демонстрация лояльности сообществу и принятым в нем паттернам поведения;
- ослабление норм, приводящее к расширению границ дозволенного. Если городская среда и опыт жизнедеятельности в ней подсказывают человеку, что за отклонение от норм или прямое их нарушение наступление санкций маловероятно, то это способствует расширению диапазона его поведенческой активности за нормативные пределы, поскольку негативных последствий от этого им не прогнозируется, а риск их наступления минимален [Keizer, 2014]. Также высокая вариативность и размытость границ норм приводит к иллюзии отсутствия ограничений и максимальной свободы в индивидуальном проявлении субъекта, когда социальная аномия способствует распространению девиантного поведения [Усова, 2021]. В этом случае вандальная активность может быть обусловлена широким мотивационным спектром, начиная от условно просоциального стремления несанкционированно усовершенствовать эстетику городского пространства и заканчивая эгоистичным стяжательным мотивом. Однако возможна и обратная ситуация, когда правильно и своевременно организованное информирование человека о требованиях и ограничениях по отношению к его поведению в определенной локации приводит к снижению вандальных актов и непреднамеренных повреждений пространства [Yang T.-H, 2024];
- считывание сигнала о слабом социальном контроле и невовлеченности сообществ в поддержание порядка, отсутствие сплоченности сообщества. Вандальные повреждения городской среды и их медленное устранение считываются наблюдателем как безразличие сообщества к тому, что происходит со средой, как отказ от права управления ею или права собственности на нее. Среда опознается как «ничейная», т. е. не является «защищенным пространством» [Newman, 1972], следовательно, на использование данного пространства по собственному разумению может претендовать любой человек. Слабый социальный контроль также понижает субъективное ощущение риска санкций за девиантное поведение, поскольку безразличие и бездействие сообщества снимает фиксацию с факта его совершения. Вандальные акты в этой ситуации направлены, например, на маркирование пространства [Смолова, 2008], на которое претендует индивидуальный или групповой субъект вандализма, а также являются следствием его несанкционированной эксплуатации.
Таким образом, одним из важных моментов теории «разбитых окон», положенным в основу профилактики правонарушений и вандализма, является страх субъекта перед санкциями за нарушение норм, когда опасения осуждения или иных форм наказания останавливают человека в проявлении ненормативной активности в пространстве города с четко установленными и считываемыми нормами. В то же время, если сообщество демонстрирует толерантность к вандализму, что проявляется в наличии его следов в городской среде, то и отдельный человек (даже не входящий в данное сообщество) ощущает дозволенность и безнаказанность проявления данной формы девиантного поведения.
Критика теории «разбитых окон»
Опыт внедрения теории «разбитых окон» в практику управления городским хозяйством и превенцию преступлений, полученный в 90-х и начале 2000-х годов, выявил несоответствие ожиданий от предпринимаемых мер по обеспечению порядка и реальности распространения нарушения норм, в том числе преступлений. M. Bergquist с коллегами отмечают, что «…текущее состояние теории разбитых окон можно охарактеризовать как неубедительное» [Bergquist, 2023, p. 2], требующее дополнительного изучения и экспериментального подтверждения. Основная критика теории разбитых окон касается следующих моментов.
Во-первых, авторы теории «разбитых окон» изначально не предоставили систематизированных и статистически достоверных доказательств связи между беспорядками в районах, социальным упадком и преступностью [Young, 2013]. Часть исследований была построена в логике корреляционного, а не регрессионного или экспериментального дизайна [Keizer; Willis, 2013] В результате были упущены или неверно восприняты причинно-следственные связи между повреждениями городской среды и совершаемыми в ней преступлениями, поскольку не учитывались иные социальные и экономические факторы, значимые как для качества среды, так и для поведенческой активности людей, находящихся в ней. Так, например, R.J. Sampson и S.W. Raudenbush обнаружили, что беспорядок умеренно взаимосвязан с хищническими преступлениями, но эта связь может быть обусловлена бедностью жителей района, миграционными процессами и иными социально-экономическими спецификациями городской локации. При учете перечисленных дополнительных факторов взаимосвязь оставалась значимой только в отношении грабежей, т. е. преступлений, основанных на страхе и запугивании [Sampson]. В исследовании R.H. Konkel, D. Ratkowski и S.N. Tapp обнаружено, что беспорядок может влиять на уровень менее серьезных правонарушений (вандализм, мелкие кражи, незаконное проникновение на территорию и пр.), но не определяет уровень убийств, грабежей, поджогов, вооруженных нападений и т. п. [Konkel, 2019].
Во-вторых, присутствуют кейсы, когда основанная на теории «разбитых окон» политика «нулевой терпимости» по отношению к графическому вандализму приводила к еще большему распространению граффити в пространстве города, что продемонстрировал пример Белу-Оризонти в Бразилии [Alves Diniz, 2021]. Уничтожение граффити местными властями и противодействие райтерам привело к эволюционированию способов нанесения граффити в пользу более быстрых и более красочно-кричащих, а также к эскалации количества наносимых граффити взамен утраченных [Alves Diniz, 2015].
В-третьих, теория «разбитых окон» хорошо работает только в отношении распространения нарушений одной и той же нормы, тогда как перекрестный эффект практически отсутствует [Bergquist, 2023]. Например, мусор на улице будет приводить к тому, что люди будут еще больше мусорить и не убирать за собой, в то время как графический вандализм не будет приводить к замусориванию пространства и, наоборот, мусор на улице не будет способствовать возникновению графических повреждений на объектах городской среды в соответствующей локации. В результате политика «нулевой терпимости» в отношении незначительного нарушения порядка не приведет к искоренению преступности в соответствии с теорией «разбитых окон», поскольку последствия могут быть более разнообразными, обусловленными многочисленными факторами, кроме видимого беспорядка и нарушения норм. То же справедливо и в отношении вандализма — поскольку его проявления многообразны по форме и результатам, то одна форма вандализма не будет приводить к распространению явления в целом.
Вандализм за пределами теории «разбитых окон»
Главным и принципиально существенным ограничением теории «разбитых окон» для понимания вандализма является базирование ее объяснительного основания, с одной стороны, на подражании, а с другой — на страхе санкционирования, когда анонимность субъекта вандализма в ситуации нарушения норм сообщества, или конгруэнтность действий субъекта вандализма паттернам поведения сообщества в ситуации следования нормам являются залогом его безопасности.
Однако вандализм многообразен по формам проявления (замусоривание, граффити, разбиение объектов, несанкционированная реклама, заклейка объявлениями и пр.), каждая из которых регулируется отдельными нормами, а их перекрестное действие незначительно [Bergquist, 2023], следовательно, механизм подражания действует весьма ограниченно.
Кроме того, вандализм может быть не анонимен даже в условиях явного нарушения норм, когда субъект вандализма совершает действия открыто, фиксируя собственное авторство, рассчитывая на то, что окружающие будут иметь точное представление о том, кем совершен вандальный акт. В итоге любая форма вандализма может быть реализована анонимно или открыто, т. е. заявительно, когда анонимность нежелательна или даже недопустима для субъекта вандализма.
Вандализм — это инструментальная девиация, которая может сопровождать иные формы девиантного или делинквентного поведения или быть их следствием, а может тактически использоваться для достижения личных целей субъекта, в том числе в условиях недоступности иных легитимных инструментов для выражения гражданской или личной позиции. При этом тактическая функция вандализма выполняется вне зависимости от его формы. В ситуации жестких социальных запретов и ограничений свободы индивидуального проявления вандализм становится инструментом выражения протеста: например, применяя граффити, райтеры бросают вызов официальным структурам управления городским хозяйством, заявляя свое право на город [Аль-Амери, 2024], в том числе его номинацию [Радина, 2022], делая это дерзко и открыто, на адреналине [Ferrell, 1995], когда важно, чтобы не поймали, но знали, кто является автором, кто претендует на городское пространство.
Фиксация авторства и пренебрежение анонимностью при совершении вандализма возможны и в случае индивидуальной «погони за славой», когда вандальные акты — это заявление о себе, «празднование себя» [Macdonald, 2001], попытка зафиксировать свое присутствие в городском и социальном пространстве, обозначить, что «я есть». В частности, авторы тегов, бомбинга, граффити через свои творения наполняют городское пространство своими именами (никнеймами), демонстрируя собственную искусность, смелость, позицию, чтобы их заметили, узнали, оценили [Alves Diniz, 2021]. Безусловно, известность и оценку авторы граффити ждут, как правило, не от всех окружающих жителей города, а сосредоточены на своей субкультурной группе, являющейся референтной для них [Кобыща, 2015]. В исключительных случаях вандальный акт может совершаться для получения «геростратовой славы» среди широких масс людей с надеждой запомниться надолго, выйти за пределы собственного бытия, оставив память о себе через вопиющий акт вандализма. В этом случае анонимность вандального акта также нежелательна и недопустима для субъекта вандализма.
Стоит также учитывать, что графический вандализм, в частности граффити, является не столько признаком физического разложения и деградации городского пространства, сколько показателем культурной и социальной активности отдельных групп [Alves Diniz, 2021]. Например, в российских мегаполисах характерно широкое распространение графического вандализма в окрестностях креативных кластеров или штаб-квартир городских креативных проектов («Дизайн-завод “Флакон”» в Москве, «Севкабель Порт» в Санкт-Петербурге, «Кластер Л52» в Екатеринбурге и др.). Однако распространение вандальной активности здесь происходит отнюдь не из-за считываемого слабого социального контроля или допустимого нарушения норм без последующего санкционирования, что предполагает теория «разбитых окон». Механизм распространения вандальных преобразований среды вызван сосредоточением в этих локациях и вокруг них большого числа уличных художников и их последователей, когда отдельные творческие идеи и заявления они реализуют не только в санкционированном пространстве, но и выходят за его пределы, расширяя их, экспансируя субкультурную эстетику и мировоззрение на близлежащие городские пространства, используя их как холст.
Выводы
Предлагаемое исследование направлено на обсуждение ограничений теории «разбитых окон» в объяснении возникновения и распространения вандальных повреждений городской среды. Несмотря на широкую популярность данной теории в объяснении беспорядков и преступности в пространстве города, а также превенции их посредством политики «нулевой терпимости», исследования последних двух десятилетий заставляют сомневаться в ведущей роли соблюдения или нарушения видимых значимых норм в условиях различного уровня социального контроля и вовлеченности сообщества в реализацию девиантного поведения, в том числе вандализма. Данные сомнения базируются как на слабой доказательной базе самой теории «разбитых окон», так и на понимании сложной природы вандального поведения. Вандализм имеет множество форм проявления, но каждая из них чаще всего выступает инструментом для достижения иных, чем просто изменение/повреждение элементов городской среды, целей. Тактический характер вандализма зачастую не подразумевает страха наказания, не предполагает стремления к анонимности или подражания в нарушении норм. Следовательно, применение основывающейся на теории «разбитых окон» политики «нулевой терпимости» в профилактике вандализма не ведет к его полному искоренению, а в некоторых случаях провоцирует рост вандальной активности в городской среде.
Таким образом, перспективы дельнейшего исследования вандализма базируются на разработке более универсальной для многообразных видов вандализма теоретической основы, но более специфичной в отношении широкого спектра девиаций, фокусирующейся именно на вопросах вандального поведения. Данная основа может стать фундаментом эффективных профилактических мероприятий в городской среде для предотвращения деградации и несанкционированного изменения городских пространств.