Связь отношения к читерству с социальными верованиями и предполагаемым отношением других у старшеклассников

Академическая нечестность широко распространенное, но опасное явление, так как формирует терпимость к мошенничеству и в других сферах, в том числе и за счет терпимого отношения к нечестности других. Статья посвящена анализу связи субъективной оценки допустимости академической нечестности с верой в конкурентный мир (ВКМ), предполагаемой оценкой сверстников и взрослых у школьников, лояльных и не лояльных к нечестности. Рассматривается как отношение к собственно читерству (прямой нечестности), так и сообщению о нечестности других и отказу помочь в нечестности (косвенной нечестности). Выборку составили 507 человек, из них 296 девушек, возраст от 13 до 18 лет, средний 15,6 (±1,38), заполнявших опросник онлайн. Уровень ВКМ измерялся с помощью опросника «Шкала веры в конкурентный мир, краткая версия» Дж. Даккита в адаптации О.А. Гулевич и коллег. Для оценки допустимости читерства использовались виньетки с описанием нечестного поведения и суждения об этом поведении, согласие с которым нужно было оценить по шкале Ликерта от 1 до 9. Каждый вид нечестности (собственно читерство, сообщение о читерстве и отказ помочь в читерстве) был представлен 3 виньетками. Результаты показали, что оценки допустимости отдельных аспектов читерства не связаны друг с другом и имеют различную структуру связей с ВКМ и предполагаемой оценкой других. Результаты подтверждают данные о большей сложности честности по сравнению с нечестностью. У нелояльных допустимость читерства связана с большим количеством факторов, чем у лояльных.

Введение

Академическая нечестность (читерство) явление неприятное, но широко распространенное [Гижицкий, 2014; Латова, 2007; McCabe, 2001; Murdock, 2006], она проявляется в разных формах, но во всех случаях предполагает нарушение академических правил ради каких-либо благ. Читерство закладывает так называемые «нейтрализующие установки» [Matza], которые способствуют тому, что нечестность становится возможной, так как она нормальна [Murdock, 2007] и в результате она воспроизводится и на рабочем месте [Mulisa, 2021].

Отношение к нечестности включает в себя как оценку допустимости собственно нечестного поведения (прямой нечестности), так и оценку сообщения о том, что кто-то мошенничает и согласия помочь читеру (косвенной нечестности). Предметом исследования в работе выступает связь оценки допустимости прямого и косвенного читерства с общими представлениями о том, есть ли в мире правила и насколько они действуют, о его распространенности, предполагаемой реакции одноклассников, учителей и родителей у старшеклассников, лояльно и не лояльно относящихся к нечестности.

Вера в конкурентный мир (ВКМ), в соответствии с теорией Дж. Даккитта [Duckitt, 2002] опирается на уверенность, что правил не существует, мир построен на конкуренции всех со всеми и для достижения целей можно все. В таком мире нечестность не только допустима, но и желательна. Исследования показывают, что ВКМ прямо связана с самооценкой нечестности [Cai, 2021], готовностью к обману на собеседовании при приеме на работу [Ho, 2020] и коррупционными намерениями [Vilanova, 2022]. Хотя вклад ВКМ в оценку допустимости читерсва у школьников исследован недостаточно, можно предположить, что при восприятии мира, в котором правил нет читерство будет считаться приемлемым.

В оценку допустимости того или иного поведения вклад вносят как декларативные, так и воспринимаемые нормы. Декларативные закреплены в официальных правилах, а воспринимаемые – субъективным представлением о том, что в актуальной социальной реальности возможно, а что нет, что будет одобрено или не одобрено [Morris, 2015]. В тех случаях, когда воспринимаемые нормы не совпадают с декларативными, поведение определяется влиянием именно воспринимаемых, так как их обработка для принятия решений опирается на эвристическую (очевидную), а не на систематическую обработку информации, что требует меньших когнитивных усилий [Manning, 2019].

Исследования показывают, что оценка распространенности читерства выступают одним из наиболее значимых предикторов нечестности студентов и школьников [Daumiller, 2020; Ives, 2020; McCabe, 2001; Murdock, 2006; Zhao, 2022]. Сильное влияние поведения сверстников может свидетельствовать о том, что академическая нечестность не только усваивается путем наблюдения за поведением сверстников, но и что поведение сверстников обеспечивает своего рода нормативную поддержку обмана [McCabe, 2001].

Воспринимаемые нормы складываются как из субъективной оценки распространенности нечестности, так и из предполагаемой реакции других, которыми для школьников являются одноклассники, учителя, родители. Вероятность читерства повышается в ситуации, когда человек уверен, что окружающие, прежде всего одноклассники, не сообщат о нарушении, и, при необходимости, помогут обмануть, а взрослые не будут осуждать наказывать.

Готовность учащихся сообщать о нарушении правил считается одним из значимых факторов снижения нечестности [Simon, 2004], но, как показывают исследования, она встречается не часто и считается очень нежелательным поведением [Латова, 2007; Simon, 2004; Stevenson, 2023; Waltzer, 2021; Yachison, 2018]. Тот, кто решится сообщить о нарушениях со стороны товарища рискует быть отторгнутым коллективом [Simon, 2004].

Другой важной составляющей отношения к читерству выступает помощь в мошенничестве. В этом случае помощник тоже ведет себя нечестно, но делает это ради другого, что может восприниматься как морально приемлемое поведение [Wu, 2011]. Однако отношение к решению помочь в нечестности или отказать и связь решения с оценкой допустимости активной нечестности и другими факторами исследованы недостаточно.

Реальное неодобрение читерство со стороны одноклассников и однокурсников является одним из наиболее значимых факторов предотвращения нечестности [Magnus, 2002; McCabe, 2001; Zhao, 2022]. Если многие ученики отрицательно относятся к обману, тогда трудно получить помощь в обмане, и высока вероятность того, что кто-то проинформирует учителя [Magnus, 2002].

Хотя для старшеклассников мнение взрослых во многих случаях менее важно, чем мнение сверстников, исследования, согласно результатам метаанализа Г. Табареса и коллег [Tabares, 2023] показывают значимый вклад позиции родителей в просоциальное поведение подростков. Это позволяет предполагать связь мнения родителей о разных аспектах читерства и с оценкой допустимость такого поведения.

Важную роль играет и позиция учителей. Обман у школьников значимо обратно связан с неодобрительным отношением преподавателей [Гижицкий, 2014], а готовность сообщить о нечестности прямо связана с поддержкой преподавателями такого поведения [Stevenson, 2023].

Вместе с тем, как показывают исследования, в одних и тех же условиях люди мошенничают в разной степени. И, хотя уровень обмана в лабораторных экспериментах прямо связан с общим индексом честности в стране [Gächter, 2016], люди, находящиеся под влиянием единых воспринимаемых норм, различаются в склонности к обману [Jiang, 2023; Serota, 2023]. В отличие от большинства черт, уровни нечестности не имеют нормального распределения, и в зависимости от задач либо небольшая часть участников лжет в максимальной степени, либо небольшая часть лжет минимально [Jiang, 2023]. Актуальным представляется выявление психологических различий «лжецов» и «не лжецов». Так, например, лояльные и нелояльные к нечестности школьники имеют разную структуру связи с верой в справедливый мир и возможными результатами нечестности [Улыбина, 2022].

Это позволяет предполагать, что допустимость нечестности у лояльных и не лояльных школьников также имеет разную структуру связей с представлением о наличии в мире правил и норм, что отражается в ВКМ, с распространенностью читерства и ожидаемых реакциях других.

Исследование было организовано для проверки следующих гипотез:

1. Лояльные к нечестности школьники оценивают распространенность прямого и косвенного читерства значимо более высокой, а негативную реакцию одноклассников, учителей и родителей значимо меньшей, чем нелояльные.
2. Лояльные к нечестности считают менее допустимым и прямое, и косвенное читерство, чем не лояльные, реакцию одноклассников более негативной, а взрослых – более позитивной.
3. У лояльных к нечестности школьников значимо выше ВКМ, чем у нелояльных.
4. Прямые и косвенные формы нечестности прямо связаны между собой и у лояльных и нелояльных к нечестности.
5. Допустимость всех форм нечестности у лояльных к читерсву прямо связана с ВКМ, оценкой распространенности и обратно – с предполагаемой негативной реакцией на нечестность одноклассников.
6. Допустимость нечестности у нелояльных к читерсву прямо связана с ВКМ и предполагаемой негативной реакцией взрослых.

Эмпирическое исследование

Выборка и методы

Участниками исследования были 507 человек, из них 296 девушки. Возраст от 13 до 18 лет, средний 15,7. Различия по возрасту ж и м не значимы.

Уровень ВКМ измерялся с помощью опросника «Шкалы веры в конкурентный мир, краткая версия» [Гулевич, 2014], состоящей из 12 утверждений. Примеры: «Деньги и богатство — это именно то, что ценно в жизни», «Человек, обладающий преимуществом в ситуации, должен использовать его любым способом, чтобы добиться своего». Согласие с утверждениями оценивается по 5-балльной шкале Ликерта.

Для анализа отношения к допустимости читерства, сообщению о читерстве учителю и отказу от помощи в читерстве использовались в каждом случае по 3 виньетки.

После каждой виньетки участникам предлагалось оценивать согласие со следующими утверждениями по 9-балльной шкале Ликерта.

1. Это распространенное поведение.
2. Если одноклассники об этом узнают, они будут относиться к нему хуже.
3. У него возникнут разногласия и недопонимание с учителями или администрацией, которые могут перерасти в конфликт.
4. Если родители узнают об этом, то, скорее всего, не одобрят его поступок.

Анализ результатов показал, что альфа Кронбаха для согласия с утверждениями для всех виньеток равно 0,795, что свидетельствует о достаточно высокой согласованности ответов и дает возможность рассматривать суммарное значение как показатель допустимости нечестности. Гендерные различия во всех случаях не значимы, что позволило рассматривать выборку в целом, не выделяя подгрупп девушек и юношей.

Изложение результатов

Для выделения подвыборок с высоким и низким уровнем допустимости читерства были использованы верхний и нижний квартили распределения согласия с утверждением о том, что так поступать можно. Подвыборку с низкой допустимостью читерства составили 127 респондентов с показателями от 3 до 9 баллов (нижний квартиль общего распределения), в подвыборку с высокой допустимостью вошли 126 респондентов с показателями от 18 до 27 баллов. Так как в большинстве случаев распределение в подвыборках по критерию Шапиро-Уилка отличалось от нормального, то в дальнейшем были использованы непараметрические критерии.

Анализ результатов показал, что допустимость нечестности не имеет значимых связей с допустимостью сообщения о нечестности других и с допустимостью отказа от участия в нечестности ни у лояльных, ни у нелояльных к нечестности, что позволяет говорить об отсутствии целостного отношения школьников к читерству.

Для проверки гипотезы о различиях в согласиях с суждениями и уровнем ВКМ был использован критерий Манна-Уитни. Результаты показаны в табл. 1.

Таблица 1. Различия в согласии с утверждениями и уровне социальных верований у лояльных и не лояльных к нечестности школьников

Примечание: * - <0,05, ** - <0,01, *** < 0,001, ****< 0,0001 значимость приведена с учетом поправки Бонферонни.

Для проверки гипотезы о связи оценки допустимости нечестности, сообщения о нечестности других и отказа от участия в нечестности с социальными верованиями и предполагаемым отношением других был использован критерий Спирмена. Результаты представлены в табл. 2.

Таблица 2. Связь оценки допустимости нечестности, сообщения о нечестности других и отказа от участия в нечестности с предполагаемым отношением других и социальными верованиями

Примечание: * - <0,05, ** - <0,01, *** < 0,001, ****< 0,0001 значимость приведена с учетом поправки Бонферонни.

Обсуждение результатов

Результаты сравнения согласия с суждениями о вариантах читерства позволяют говорить, что у лояльных и не лояльных учеников одной школы различные воспринимаемые нормы прямой нечестности, и что для лояльных прямая нечестность в большей степени соответствует воспринимаемым нормам и предполагаемому мнению сверстников.  Эти различия могут быть объяснены эффектом ложного согласия [Ross, 1977], согласно которому люди склонны приписывать свое видение мира большинству. А различие в реакциях родителей обусловлено, скорее всего, реальными различиями в семейном воспитании.

Однако представление о распространенности косвенной нечестности и реакции на нее других у лояльных и не лояльных к читерству схожи. Косвенная нечестность осуществляется в социальном контексте и ее восприятие может быть в большей степени объективно.

Как и предполагалось, допустимость всех аспектов читерства имеет разную структуру связи с ВКМ и предполагаемой реакцией других. Отказ от нечестности, как более сложное поведение у не лояльных к читерству связан не с воспроизведением того, что можно непосредственно наблюдать, а с усвоенными от родителей нормами и общим представлением о том, как устроен мир. Исследования [Van’t Veer, 2014] показывают, что честность требует больших когнитивных ресурсов, а школьникам для честного поведения требуется больше оснований – и общая низкая вера в то, что не все средства хороши, и мнение родителей. При отсутствии таких сдерживающих факторов школьники действуют преимущественно на основе непосредственного импульса, опираясь исключительно на воспринимаемые нормы.

Иначе структурированы связи допустимости косвенной нечестности, которая предполагает социальное взаимодействие.

Структура связей допустимости сообщения о читерстве и у лояльных, и у нелояльных схожа. Школьники ориентируются только на воспринимаемые нормы, а лояльные еще и на мнение преподавателей. Это соответствует данным Стивенсона и коллег о зависимости вероятности сообщения о нечестности от поведения преподавателей [Stevenson, 2023]. Связи с ВКМ и мнением родителей ни в одном случае не значим. То, что «сдавать» других нельзя поддерживается социальными отношениями и не связано с представлениями об устройстве мира.

У нелояльных к нечестности отказ помочь связан почти со всеми рассмотренными факторами, кроме реакции одноклассников. Возможно, это достаточно сложное для них решение, затрагивающее и общее представление о правилах, и социальные нормы. А у лояльных ни одна связь не значима, вероятно, решение принимается без учета рассмотренных факторов, например, на основе симпатии к просящим или собственным выгодам.

Выводы

Полученные данные согласуются с представлением о том, что честность более сложна, чем нечестность, уточняя различия в характере связи активной и пассивной нечестности с воспринимаемыми нормами и собственными ценностями.

Прямая нечестность (собственное читерство) у не лояльных связана с общим представлением о мире, системой ценностей и мнением родителей и не связана с воспринимаемыми нормами. А у лояльных допустимость собственной нечестности связана с поведением и реакцией других, но не с ВКМ и родительскими установками.

Связь косвенных форм читерства с другими факторами и у лояльных, и у нелояльных дифференцирована. Сообщение о нечестности других, как осуждаемое действие, у всех связано с воспринимаемыми нормами. Относительно помощи другим в нечестности единых норм, вероятно, нет. И для лояльных, она, вероятно, связана с факторами, которые  в исследовании не учитывались, а для не лояльных решение о помощи связано со всеми факторами кроме мнения учителей.   

Возможно, причины разного отношения к нечестности в единой среде определяются разницей в семейном воспитании, что нуждается в специальном изучении, как и возможность формирования иных коллективных норм.

1. Гижицкий В.В. Учебный обман как стратегия псевдоадаптивного поведения у старшеклассников // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2014. № 2(58). С. 293–299.
2. Гулевич О.А., Аникеенок О.А., Безменова И.К. Социальные верования: адаптация методик Дж. Даккита // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2014. № 11(2). С. 68–89. DOI:10.17323/1813-8918-2014-2-68-89
3. Латова Н.В., Латов Ю.В. Обман в учебном процессе // Общественные науки и современность. 2007. № 1. С. 31–46. DOI:10.21626/innova/2018.3/02
4. Улыбина Е.В., Токарева А.А. Связь веры в справедливый мир с отношением к академической нечестности у школьников с высокой и низкой лояльностью к читерству // Психологическая наука и образование. 2022. Т. 27. № 4. С. 59–67. DOI:10.17759/pse.2022270406
5. Cai W., Wu S. Greater death anxiety, greater dishonesty for self-benefit: The moderating role of social dominance orientation // Motivation and Emotion. 2021. Vol. 45. P. 368–376. DOI:10.1007/s11031-021-09877-3
6. Daumiller M., Janke S. Effects of performance goals and social norms on academic dishonesty in a test // British Journal of Educational Psychology. 2020. Vol. 90(2). P. 537–559. DOI:10.31234/osf.io/c8uzk
7. Duckitt J., Wagner C., du Plessis I. The psychological bases of ideology and prejudice: testing a dual process model // Journal of personality and social psychology. 2002. Vol. 83(1). P. 75–93. DOI:10.1037/0022-3514.83.1.75
8. Gächter S., Schulz J.F. Intrinsic honesty and the prevalence of rule violations across societies // Nature. 2016. Vol. 7595. P. 496–499. DOI:10.1038/nature17160
9. Ho J.L., Powell D.M., Spence J.R. Willingness to fake: Examining the impact of competitive climate and hiring situations // International Journal of Selection and Assessment. 2020. Vol. 28(3). P. 247–263. DOI:10.1111/ijsa.12288
10. Ives B., Giukin L. Patterns and predictors of academic dishonesty in Moldovan university students // Journal of Academic Ethics. 2020. Vol. 18. P. 71–88. DOI:10.1007/s10805-019-09347-z
11. Jiang Q., Zhang Y., Zhu Z. Is dishonesty normally distributed? Evidence from six behavioral experiments and a simulation study // Personality and Individual Differences. 2023. Vol. 205. P. 112105. DOI:10.1016/j.paid.2023.112105
12. Magnus J.R., Polterovich V.M., Danilov D.L. Tolerance of cheating: An analysis across countries // The Journal of Economic Education. 2002. Vol. 33(2). P. 125–135. DOI:10.1080/00220480209596462
13. Manning M. The effects of subjective norms on behaviour in the theory of planned behaviour: A meta‐analysis // British journal of social psychology. 2019. Vol. 48(4). P. 649–705. DOI:10.1348/014466608X393136
14. Matza D., Sykes G. Techniques of neutralization: A theory of delinquency // American Sociological Review.1957. Vol. 22(6). P. 664–670. DOI:10.2307/2089195
15. McCabe D.L., Treviño L.K., Butterfield K.D. Cheating in academic institutions: A decade of research // Ethics & Behavior. 2001. Vol. 11(3). P. 219–232. DOI:10.1207/S15327019EB1103_2
16. Morris M.W., Hong Y.Y., Chiu C.Y. Normology: Integrating insights about social norms to understand cultural dynamics // Organizational Behavior and Human Decision Processes. 2015. Vol. 129. P. 1–13. DOI:10.1016/j.obhdp.2015.03.001
17. Mulisa F., Ebessa A.D. The carryover effects of college dishonesty on the professional workplace dishonest behaviors: A systematic review // Cogent Education. 2021. Vol. 8(1). P. 1935408. DOI:10.1080/2331186X.2021.1935408
18. Murdock T.B., Anderman E.M. Motivational perspectives on student cheating: Toward an integrated model of academic dishonesty // Educational psychologist. 2006. Vol. 41(3). P. 129–145. DOI:10.1207/s15326985ep4103_1
19. Murdock T.B., Stephens J.M. Is cheating wrong? Students' reasoning about academic dishonesty // Psychology of academic cheating. Academic Press. 2007. P. 229–251. DOI:10.1016/B978-012372541-7/50014-0
20. Ross L., Greene D., House P. The “false consensus effect”: An egocentric bias in social perception and attribution processes // Journal of experimental social psychology. 1977. Vol. 13(3). P. 279–301. DOI:10.1016/0022-1031(77)90049-X
21. Serota K.B., Levine T.R., Zvi L. The ubiquity of long-tail lie distributions: seven studies from five continents // Journal of Communication. 2023. P. jqad040. DOI:10.1093/joc/jqad040
22. Simon C.A., Carr J.R., McCullough S.M. Gender, student perceptions, institutional commitments and academic dishonesty: Who reports in academic dishonesty cases? // Assessment & Evaluation in Higher Education. 2004. Vol. 29(1). P. 75–90. DOI:10.1080/0260293032000158171
23. Stevenson S.M., Flannigan K., Willey A. Exploring Factors That Contribute to Nursing Students’ Willingness to Report Peer Academic Integrity Violations // Nursing Education Perspectives. 2023. Vol. 44(3). P. 140–146. DOI:10.1097/01.NEP.0000000000001090
24. Tabares A.S.G., Arenas D.A.M., Duque M.C.C. Research trends on the relationship between parenting and prosocial behaviors in children and adolescents // Revista Interamericana de Psicología/Interamerican Journal of Psychology. 2023. Vol. 57(1). P. e1378–e1378. DOI:10.30849/ripijp.v57i1.1378
25. Van’t Veer A.E., Stel M., van Beest I. Limited capacity to lie: Cognitive load interferes with being dishonest // Judgment and Decision Making. 2014. Vol. 9(3). P. 199–206. DOI:10.1017/S1930297500005751
26. Vilanova F., Milfont T.L., Costa A.B. A dual process social psychological model of corrupt intention and attitudes toward corrupt people // Journal of Personality and Social Psychology. 2022. Vol. 123(4). P. 854–883. DOI:10.1037/pspp0000414
27. Waltzer T., Samuelson A., Dahl A. Students’ reasoning about whether to report when others cheat: Conflict, confusion, and consequences // Journal of Academic Ethics. 2021. P. 1–23. DOI:10.1007/s10805-021-09414-4
28. Wu D., Loke Xu F., Lee, K. Neural correlates of evaluations of lying and truth-telling in different social contexts // Brain research. 2011. Vol. 1389. P. 115–124. DOI:10.1016/j.brainres.2011.02.084
29. Yachison S., Okoshken J., Talwar V. Students’ reactions to a peer’s cheating behavior // Journal of Educational Psychology. 2018. Vol. 110(6). P. 747–763. DOI:10.1037/edu0000227
30. Zhao L., Mao H., Compton B.J. Academic dishonesty and its relations to peer cheating and culture: A meta-analysis of the perceived peer cheating effect // Educational Research Review. 2022. Vol. 36. P. 100455. DOI:10.1016/j.edurev.2022.100455