Социальная психология и общество
2011. Том 2. № 3. С. 32–39
ISSN: 2221-1527 / 2311-7052 (online)
Структурно-функциональная целостность идентичности: культурологический и социально-психологический аспекты
Аннотация
Общая информация
Ключевые слова: культурная идентичность, идентификация, гомеостатический кластер, нациоморфный эндемик
Рубрика издания: Теоретические исследования
Тип материала: научная статья
Для цитаты: Матусевич Е.В. Структурно-функциональная целостность идентичности: культурологический и социально-психологический аспекты // Социальная психология и общество. 2011. Том 2. № 3. С. 32–39.
Полный текст
Интегрируя концепции отдельных представителей современных гуманитарных теорий, можно сосредоточить внимание на двух основных трактовках идентичности. Первая — классическая идея фактической идентичности. Вторая — современная интерпретация процесса идентификации, позволяющая всесторонне исследовать и оценивать соотношение традиционного и современного начал внутри культуры. Трактовка концептуальных оснований и свойств идентичности позволяет провести терминологическую границу между идентичностью культурной группы или сообщества, определяемой как коллективная идентичность, и идентичностью в смысле принадлежности ей индивида, т. е. идентичностью личностной. Коллективная идентичность обычно проявляется в гомогенной форме: в порядке обретения стабильности личность должна выбирать сильное доминантное общество, а не полагаться на нестабильность и аморфность локального. Это своеобразный политический выбор, выступающий условием возможности самосовершенствования посредством взаимосвязи с мейнстримом. Фактически эти отношения дали толчок первоначальному определению культурной идентичности как некой негативной формы отношения, «отчуждения» или «культурной колонизации».
В 70-х гг. ХХ в. получили распространение иные мнения и взгляды в отношении тематического измерения данного феномена. «Современные информационные технологии и их функционирование в обществе создают угрозу для культурной идентификации в большинстве стран, если не во всех. Нам стоит поразмыслить над значением концепта идентичности, воспринять его в качестве аспекта национальной самобытности, который является результатом ассимиляции кросс-культурных влияний извне» [9, с. 200]. Феноменологически коллективная идентичность — это жизненная суть культуры в целом и культурного наследия (достояния), в частности, стабильный принцип существования личности на основе социальноисторического прошлого. «Для отдельно взятой — культурной — формы идентичности отсутствует четкое определение предмета; большинство же существующих двусмысленны и нечетки. Тем не менее, взаимозависимость и взаимовлияние идентичности и динамики мультикультуры не подлежат сомнению» [5, с. 128]. Один из ведущих теоретиков национализма Э. Смит трактует коллективную идентичность как категорию, классифицирующую распределение социальных ролей в обществе, от которого индивид отказаться не может. «На социальном уровне, это [идентичность. — Е. М.] представляет собой не только чувства и интересы индивидов, но и природу коллективного родства. Посредством социализации, информационных потоков и возможной коэволюции мы обнаруживаем тот факт, что обладаем определенной идентичностью уже с рождения» [10, с. 124].
На личностном уровне идентичность — это ощущение присутствия и принадлежности к определенной социальной системе, в которой каждый осознает себя активно действующим субъектом истории. В таком качестве может выступать не только индивид, но и этническая группа (группы). Личностная идентичность зачастую самоорганизуется и упорядочивается по принципу соотнесения с позитивными чертами выбранной для принадлежности группы или веры в то, что таковые существуют. Является ли соотнесение Дон Кихота с «идальго» составной частью процесса его личностной идентичности? Скорее нет, поскольку в данном случае наличествует лишь его образ. Однако определенные, возложенные им на себя обязательства четко определены и вполне реальны, поэтому с самого начала выстраивается динамика процесса идентификации, а приписываемая роль «идальго» уже обязывает к ее осуществлению.
Детализируя эволюционный процесс культурной идентичности, сторонники ее динамики фиксируют точки перехода от одной фактической формы идентичности к другой. Своеобразный «гомеостатический кластер» («А-кластер»), центрированный вокруг личности, совершенствуется и видоизменяется во взаимоотношениях с другими. Проблема кластера идентичности состоит в понимании, насколько гибкость его структуры может стать органичной и контролируемой частью своего носителя. Различные идентификационные черты-кластеры не просто сосуществуют, но и взаимодействуют между собой (к примеру, «макро»-кластер, взаимодействующий с культурным стереотипом «гостеприимного белоруса», обычно находит выражение в нормативной оценке ментальных характеристик белорусов как нации). Несовместимые кластеры способны привести к кросскультурному конфликту, а идеализация отдельных ценностей и норм — к социальной изоляции. Ключевая позиция в этом отношении состоит в том, что любое из качеств и их совокупность, приобретенных личностью в процессе идентификации, должны соответствовать принципу полезности и востребованности, обосновывая значимость коннотативного (дезидеративного) компонента идентификации. Когда «А» рассматривается как позитивный и эффективный фактор, то процесс идентификации ускоряется в сторону принятия «А».
Аналогия может быть выстроена и в терминах оценивания: рассматривая «А» как жизнеспособного или по крайней мере инструментально действенного «субъекта» общества, идентифицирующий может приписывать черты «А» другим группам и отдельным личностям. «Когда я осознаю свою принадлежность к нации, я принимаю как должное тот факт, что меня связывает с ней чувство родства, что ее судьба формирует и меня самого, что ее культура определяет меня, что это основа моей сущности, если ктолибо унижает мою нацию, он унижает и меня; если нацию хвалят, я разделяю эту похвалу» [4, с. 62—63].
Если «А» рассматривается как негативный фактор или конкурент, то формируется контекст, безотносительный к сознательному или бессознательному приятию черт и свойств идентичности. В этой связи обращает на себя внимание концепция личности как нациоморфного эндемика. Вводимый термин трактует разнообразные потребности личности в автономной самоартикуляции, раскрывая крайние пределы каждой из автономий, неизбежно вступающих в конфронтацию. Для нациоморфного эндемика характерна «фракционализация» идентичности, понимаемая как процесс, посредством которого один параметр идентичности исключает другой для укрепления собственного единства и когерентности. Смысл термина и его отношение к референту состоит в дилемме изначальной национальной принадлежности как в буквальном, так и в метафорическом смысле. «В современном мире комплексных социальных систем идентичность зачастую выражается при помощи этнических терминов. Этнический подход имеет «эмическую» (внешнюю) и «этическую» (внутреннюю) составляющие. Психологический и социальный уровни: иррациональный и эмоциональный наравне с целесообразным — совмещаются» [11, с. 9]. В концепции нациоморфного эндемика индивидуальность и уникальность становления субъекта безотносительны к таким параметрам, как этничность, раса и пол. Таким образом, интенциональными объектами идентификации являются только формы принадлежности к культурной, этнической или национальной общности, поскольку личность может проидентифицировать себя с любой локальной культурной группой по любому из параметров/кластеров. Н. Мискевич [8] определяет самодостаточность личности через способность осознать детерминацию своей фактической принадлежности без ущерба свободному саморазвитию. С познавательной точки зрения, невозможно игнорировать «двойную» детерминацию мышления и поведения, зависимость от конкретного пространственно-временного локуса. Однако форсирование «Я» посредством самых различных культурных практик воссоздает образ нереального, вымышленного, множественного двойника реального человека, который постоянно балансирует между фундаментальностью и неустойчивостью, своим и чужим, единством и тем, что принято называть культурной многосоставностью.
В попытке сглаживания противоречий между личностной и коллективной формами идентичности идеологи умеренных форм национализма предлагают такую стратегию коллективного развития, как (этно-) нация, которая не просто констатирует факт национальной принадлежности, но подчеркивает специфические черты национальности, играющие особую роль в качестве стимуляторов личностной идентификации. Главными чертами (этно-)нации обычно выступают полилингвизм (Ч. Тейлор), «национальные жизненные кредо» (А. Маргалит) и «способы ощущения принадлежности» (А. Маргалит). Этнонациональная принадлежность зачастую носит субъективный характер, а общность самосознания такой принадлежности (как разновидность коллективного сознания) объективна. Поэтому когда А. Г. Здравомыслов [1] размышляет о референтной природе каждой из наций, представляющей собой «Я» любой этнической группы в современных условиях, это еще не означает, что они объективно не существуют: референтная группа может быть и идеальноконструктивной, и реально существующей. Этно-национальная принадлежность носит особо проблемный характер: смешение характеристик личности и условий окружающей среды/социума приводит к вопросу о возможности самовыражения вообще. М. Уолзер решает этот вопрос путем фиксации «двойной (разделенной) самости» — личности, которая совмещает в себе несколько противоречивых идентичностей, не сводимых к утопическим и излишне простым схемам и идеалам, категориям группы, класса, этноса, пола. Данную полемику поддерживает критик постколониализма П. Гилрой [6]. «Политика идентичности» в социальных движениях ХХ в., по его мнению, сыграла важную роль в определении «двойного сознания» личности. П. Гилрой адаптирует идеи постколониальной критики и теории пограничья к расовой теории, демонстрируя социальное и культурное состояние «человека-границы», демаркационной линией которого является диалектика изначальной «цветной» принадлежности.
Упомянутые теоретические идеи, раскрывающие феномен взаимодействия фактической идентичности и идентификации, связывают националистические модели с новыми традициями, которые составляют современный контекст анализа. Во-первых, радикальный (экстремистский) национализм приобретает черты умеренного, корректируя оппозициональную формулу за/против про-национальных (или коммунитаристских) идей в пользу «транснационализации» культуры и общества. Вовторых, националистическая модель в рамках социальнопсихологических направлений выдвигает тезис об осмыслении той формы идентичности, которая создается отдельной личностью в определенный исторический период, вызывая скептическое отношение к монокультурной идее эволюции и единой общенациональной традиции. В-третьих, исследование сложной, противоречивой, полицентричной и дробящейся идентичности приводит к неразрешимости существования (идея экспансии Запада, выраженная в постколониальной критике). С одной стороны, пространственные ограничения и культурная изоляция представляют собой подсознательную, инстинктивную реакцию на любые проявления различий. С другой стороны, культивирование фактической идентичности приводит к облитерации культуры, суть которой состоит в том, что поиск собственной уникальности и изначальности, равно как и формализация субтрадиций родной культуры, может обернуться своеобразной подменой ее оснований. Причиной служит обманчиво реалистическая идентичность, которая рождает идентификационное беспокойство, «кризис идентификации» [2], «рассеченную идентичность», «утрату идентичности».
Представители умеренного национализма реагируют на критику идеи отсутствия связной идентичности следующим образом. Как на личностном, так и на коллективном уровнях существует возможность обретения идентичности путем модифицирования и коррекции ее кластеров. Именно в процессе идентификации национальная принадлежность может быть выражена в произвольной форме в качестве второстепенных черт идентификации: членство в союзе, партии или клубе может иметь тот же смысл, что и принадлежность к определенной национальности.
Примером одного из наиболее интересных системных исследований процесса идентификации в рамках кросскультурных теорий 80-х гг. ХХ в. является изучение Г. Хофстеде проявлений культурных различий у представителей мультинациональной корпорации (IBM) в 64 странах [7].
Г. Хофстеде выделяет пять независимых оснований анализа процесса идентификации:
-
дистанцированность от доминирующей властной структуры (факт неравенства);
-
индивидуализм/коллективизм — теоретическая бинарная оппозиция, раскрывающая степень личностной вовлеченности в отношения социальной иерархии;
-
маскулинность/фемининность — основание системы распределения гендерных ролей внутри общества;
-
релятивизм/универсализм как конститутивный принцип социальносимволического порядка, что отличает его от природного;
-
значимость категории «пространство/время» (ценности долговременного и гипердолговременного характера ассоциируются с эволюцией и стремлением к новации, в то время как кратковременные вписаны в контекст традиционности, устойчивости и неизменности).
На основе данных изучения IBMгруппы Г. Хофстеде сформулировал два основных вывода. Ценностные ориентации женщин подвергаются «перекрестному сличению» с доминирующей (маскулинной) фигурой, ассимилируясь посредством нее в социум либо вытесняясь вовсе. Мужская система ценностей политически субъективирована по отношению к женской, что увеличивает разрыв между обеими. Данное исследование взаимосвязи параметров культурной идентификации во многом справедливо в отношении морального подтекста методологии постколониализма. Ярким примером служит усиление недискриминационной политики общества с позиции либерального равенства. Сама по себе недискриминационность подчеркивает факт существования Другого, несмотря на то, что либеральный характер такой политики способен привести к расхождению даже во взглядах тех, кто ее проводит.
Таким образом, теоретические положения и методы современных гуманитарных наук представляют собой нечто вроде теста на «реальность» либеральной политики. Процедура обоснования сводится к следующему.
Во-первых, реалии и требования любой институциональной практики таковы, что вовлеченность в систему властных отношений неизбежна. Роль власти нельзя рассматривать только как инструментальную (использование полномочий для подавления и исключения); она регулирует сложные взаимоотношения между производством знания, конструированием идентичности и ее кластеров, а также материальной составляющей культуры. Неподвижность властных отношений сменяется их динамикой (от сопротивления и эскалации к структурации знания о причинах культурных различий), подтверждая подвижность идентичности.
Во-вторых, в процессе институционализации неизбежны расхождения между теоретическими построениями и их конкретной реализацией. Механизм обратной связи, в свою очередь, приводит к преобразованию теории в свете полученного опыта.
В-третьих, критический анализ институциализации позволяет определить, что объекты институциональных практик обладают характерным свойством унификации. Они различимы только как носители конкретного знания. Рассуждая таким образом, можно признать каждую отдельно взятую культуру в качестве объекта институциализации, а культурное разнообразие как правильно организованное множество культур, обусловленное соответствующими контекстуальными допущениями. Понимание взаимосвязи «достоинства» и «признания» локальной культуры (Ч. Тейлор и последователи) выстраивается всецело вне рамок иерархичности общества. В этом отношении классическая субъект-объектная дихотомия в анализе фактической идентичности исчерпывает себя потому, что субъект становится частью объекта. Это создает многие ограничения и неудобства методологического характера, но постепенный отказ от субъект-объектного дуализма намечает пути и механизмы действия плюралистической перспективы, выстраивая новую культурную картину мира. При этом «культурная (понятийная) картина мира — это отражение реальной картины через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное» [3].
Рассмотрение структурно-функциональной целостности идентичности в культурологическом аспекте представляется весьма актуальным для исследований в области психологии, расширяя и дополняя их объяснительный потенциал методологическим. Идея целостности позволяет впоследствии расширить возможности изучения интрапсихических дилемм процессов идентификации, а также личностноориентированной проблематики идентичности.
Литература
- Здравомыслов А. Г. Релятивистская теория наций и рефлексивная политика // Общественные науки и современность. 1997. № 4.
- Можейко М. А. Кризис идентификации // Постмодернизм: Энциклопедия. Минск, 2001.
- ТерМинасова С. Язык и межкультурная коммуникация http://www.gumer.info/ bibliotek_Buks/Linguist/Ter/_06.php].
- Bauer O. The Nation. Translated in Balakrishman. Mapping the Nation. L.-N. Y., 1996.
- Brunsvick Y., Bady J.P., Clergerie B. Lexique de la vie culturelle. P., 1987.
- Gilroy P. The black Atlantic: modernity and double consciousness. Harvard, 1993.
- Hofstede G. Masculinity and Femininity. The Taboo Dimension of National Cultures. USA, 1998.
- Miscevic N. Nationalism and Beyond: introducing moral debate about values. Budapest, 2001.
- Sean Mac Bride et.al. Voix multiplies, un seul monde. La Documentation Francaise. P., 1980.
- Smith A. D. Nations and Nationalism in a Global Era. UK, 1995.
- Vos G. de, RomanuchiRoss L. Ethnic Identity. Cultural continuities and change. L., 1982.
Информация об авторах
Метрики
Просмотров
Всего: 3103
В прошлом месяце: 16
В текущем месяце: 2
Скачиваний
Всего: 608
В прошлом месяце: 1
В текущем месяце: 0