Связь психологической суверенности и социальных верований: границы личности в контексте «большого» социума

Введение

Проблема поиска внутриличностных предикторов социальных установок и отношений обладает перманентной актуальностью для социальной психологии. В настоящем исследовании мы рассматриваем связь между психологической суверенностью как чертой личности и социальными верованиями.

Психологическая суверенность — это качество личности, ответственное за достижение независимости и автономии, необходимых для поддержания психологического благополучия человека [4; 5; 7]. В наиболее общем виде психологическую суверенность мы определяем как способность устанавливать и оберегать границы собственной эмпирической личности, как баланс между собственными потребностями субъекта и потребностями окружающих его людей. При этом, разумеется, слово «граница» используется в основном как метафора; и если применительно к территории границы — это буквально физические барьеры, то в других областях бытия это скорее набор имплицитных или эксплицитных правил, регулирующих взаимодействие человека с другими людьми, разделяющих их на своих и чужих.

Изначально, онтогенетически, границы обозначают «контуры» растущей личности, отделяя ее от эмпирических личностей самых близких людей — матери, отца, братьев и сестер, прародителей, причем проявляются они через повседневные конфликты, в результате которых ребенок отвоевывает себе часть личной свободы. То есть границы начинают формироваться в проксимальных отношениях — используя терминологию У. Бронфенбреннера, в микро- и мезоси­стемах [7; 9; 15]. Границы между собой и «своими» возникают в начале развития личности; в дальнейшем, сепарируясь от ближайшего окружения в повседневной жизни, человек обретает автономию, растет как субъект.

Суверенность как межличностный
и культурный феномен

Как правило, взаимодействие возникает в связи с разделением каких-то ресурсов, важных для человеческой жизнедеятельности, — места, вещей, времени, информации, свободы, любви, внимания; границы несущественны и не нужны там, где нечего делить и отвоевывать. Таким образом, их актуализация всегда сопряжена с наличием некоторой ценности. В рамках нашей концепции мы выделяем следующие объекты психологической суверенизации: суверенность собственного (физического) тела, территории, личных вещей, временных привычек, социальных связей и ценностей. Именно в этой последовательности, соответствующей этапам сепарации подрастающего ребенка от матери и других близких людей, и развивается суверенность: вначале происходит идентификация со своим телом и территорией, затем — личными предметами и социально-духовными составляющими эмпирической личности. Возможно, поэтому тело и территория остаются наиболее значимыми элементами самоэкспозиции, а переживание их нарушенности/защищенности играет самую важную роль в адаптации и развитии личности.

Суверенность — это не обязательная нормативная черта. Она может возникнуть в дружественных семейных условиях, при отсутствии деприваций и стрессов или при наличии сильного темперамента ребенка, умеющего в условиях давления и лишений настоять на своем и защитить себя. Однако ребенок с неблагоприятными по разным причинам начальными условиями развития может и не получить возможности для того, чтобы его психологические границы сформировались прочными и целостными. И тогда на протяжении жизненного пути у него будет сохраняться риск оказываться в виктимной ситуации, разрушающей и без того хрупкие границы [12].

Таким образом, с самого начала суверенность как феномен границ — явление межличностное, социальное, которое стимулируется или разрушается активностью других людей и даже просто их существованием рядом. Подобно государственным и прочим физическим границам она отделяет «владения» одного человека от «владений» другого.

Интересно, что онтогенетически обратимость психологических границ начинает признаваться не сразу. Первоначально границы начинают воздвигаться для того, чтобы защитить себя и «свое». Однако по мере взросления ребенка, с развитием его «модели психического», укрепляется представление о том, что у других людей также есть границы, а еще позже — что они существуют не только чтобы защитить себя, но и для того, чтобы защитить от себя других, т. е. суверенность как черта личности становится инструментом равноправного взаимодействия [8]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, развиваясь в пространстве микросистемы, суверенность как черта личности способствует гармоничным, свободным отношениям внутри этой микросистемы — общение суверенных людей свободно от тревожности и избегания близости, отличается теплотой, надежной привязанностью, уважением партнеров по общению.

Прочность личностных границ представляет собой важный адаптивный инструмент, регулирующий отношения человека и других людей.

Однако непонятно, до какой степени простирается ощущение собственной безопасности и защищенности, связано ли оно только с особенностями социальных установок, регулирующих отношения между собой и «своими», или также между собой и «другими» и тем более —«чужими». Культурный контекст и «большой» социум в связи с протективной функцией суверенности за редким исключением практически не рассматривались, однако имеющиеся исследования весьма 102

интересны. Так, в работах К.В. Мартиро­сян было показано, что различия между разнонациональными группами присутствуют и при этом имеют разную направленность в зависимости от пола: армянские юноши по сравнению с русскими демонстрируют более высокий уровень суверенности, чувствуя себя свободными в выборе социальных контактов, территории проживания и удовлетворении физиологических потребностей [1; 2]. Исследовательница объясняет это тем, что армянские юноши по сравнению с русскими юношами и армянскими девушками раньше начинают жить самостоятельно и реже сталкиваются с ограничениями и са­моограничениями. Что касается молодых и среднего возраста армянок, то их показатели суверенности значимо ниже по сравнению как со сверстниками-армянами, так и с русскими женщинами. В нашем собственном исследовании суверенности русских, армян и китайцев подросткового и юношеского возраста получены очень схожие результаты: хотя средние показатели суверенности различаются незначительно, возрастная динамика и гендерные проявления отражают воспитательные традиции и степень гендерной свободы в рассматриваемых культурах [13].

Интересна постановка вопроса о феноменологии суверенности в межкультурном пространстве, предпринятая С.Я. Телегиной [11]. Изучая суверенность младших и старших подростков (русских, евреев и татар), проживающих в родной или неродной культуре, исследовательница обнаружила, что при наличии этно-сензитивных различий в изучаемой характеристике ее уровень существенно ниже у подростков, живущих в условиях иной культуры, причем эта разница модерирована возрастом — она сильнее выражена у старших подростков.

Мировоззренческие особенности, соотносящие человека не только с микро­социумом, но и с «большим» социумом, социальные установки и верования в связи с психологической суверенностью никогда ранее не изучались. Между тем даже в отсутствие каких-либо предварительных данных можно ожидать, что суверенность продолжает реализовывать свои регулятивные и адаптивные функции также и в широком социальном мире. Формируясь в пространстве между собой и «своими», она вполне может затем определять установки на обобщенного и отдаленного во времени и пространстве «другого». Кроме того, некоторые данные, полученные специалистами в области географии морали (moral geographers), косвенно свидетельствуют в пользу целесообразности изучения связи между психологической суверенностью и мировоззренческими установками личности. Отмечая, что чувство личной ответственности за другие регионы и идентификации с ними не безгранично, они получили данные о связи привязанности к среде с суждениями о справедливости: чем дальше расположен регион, тем менее моральными кажутся происходящие там события [3; 16; 21; 23]. Р. Зайонч в своей экспозици- ональной теории также отмечал, что позитивный аффект сильнее проявляется в условиях привычных стимулов и потому чувство преданности и верности в первую очередь направлено на (из числа изученных исследователем сред) свой город, потом — область, затем — на нацию в целом и лишь в последнюю очередь — на интернациональный мир вообще.

Таким образом, эмпирических данных о том, как суверенность проявляет себя в социокультурном контексте, очень мало, однако исходя из понимания смысла суверенности как адаптивной черты личности, отражающей уверенность в целостности и сохранности персонализированной части среды, можно ожидать, что они существуют. В данном исследовании мы поставили цель изучить, сочетается ли и если да, то как именно суверенность с другими адаптивными феноменами социокультурного пространства, а именно с социальными верованиями, обнаружатся ли устойчивые мировоззренческие установки в группах разного уровня суверенности.

Социальные верования — это наиболее общие убеждения относительно мироустройства и правильности своего поведения по отношению к другим, которые, как правило, иррациональны [7; 10; 14; 17; 18; 19]). Вариантами таких верований могут быть социальные аксиомы или иллюзии, например, вера в (не)справедливый мир. Верования обладают высокой адаптивной силой, упорядочивая человеческое бытие, формируя стереотипы и предписания относительно долженствующего поведения и таким образом экономя энергию человека. При этом верования отличаются как от ценностей (values), так и от добродетелей (virtues), поскольку нередко содержат неоднозначные с моральной точки зрения убеждения. И суверенность, и социальные установки сами по себе не представляют высшей цели развития личности, однако они полезны как инструмент, способствующий реализации этой цели; поэтому их сопоставление и анализ возможных взаимосвязей между ними кажется вполне правомерным.

Дизайн и процедура исследования

Поскольку предварительных данных о связях между изучаемыми переменны-ми не было, в нашем разведывательном исследовании мы предположили, что суверенность может быть связана с социальными верованиями и что эта связь будет нелинейной, т. е., скорее всего, мо­дерированной уровнем выраженности суверенности. Иначе говоря, депривированные, умеренно суверенные и сверхсу­веренные люди могут обладать социальными верованиями разного содержания: в зависимости от степени сохранности личных границ люди вырабатывают различную идеологию и жизненную философию, помогающую им адаптироваться и развиваться.

Зависимую переменную[2] [3] [4] (социальные верования) составили пять убеждений: Вера в общую справедливость мира (ВСМобщ), Вера в справедливость по отношению к субъекту (ВСМличн), Вознаграждение за усилия (ВУ), Религиозность (Р), Контроль над судьбой (КС) [18; 19]. Понятие веры в справедливый мир было введено в научный обиход психологии М. Лернером и К. Дальберт [17; 18]. Вера в справедливость мира (General belief in a just world) отражает убеждение человека в том, что мир — это справедливое место, в котором люди получают то, что заслуживают, и могут добиться того, чего желают. Вера в справедливость по отношению к субъекту (Personal belief in a just world) абстрагируется от оценки мироустройства вообще, однако отражает убеждение в том, что все, что человек претерпел или чем был вознагражден, было заслужено им благодаря личным усилиям или в силу собственных ошибок и проступков. Адаптивные функции ВСМобщ и ВСМличн различны, однако они есть: если первая выполняет эпистемологическую задачу упорядочивания картины мира вообще, то вторая связана с показателями личного благополучия и способствует ослаблению негативных и деструктивных чувств зависти, депрессии, разочарования [22].

Другие переменные верований были нами позаимствованы из теории социальных аксиом, развиваемой в работах К. Леунга с соавторами [10; 14; 19]. Социальные аксиомы определяются им как обобщенные верования относительно самого себя, социальной и физической среды и духовного мира, представленные в форме утверждений об отношениях между двумя сущностями («С хорошими людьми происходят хорошие события» и пр.). Мы исследовали следующие социальные верования. Вознаграждение за усилия (Reward for Application) означает убеждение в том, что усердие, знания и хорошее планирование приводят к положительным результатам. Религиозность (Religiosity, ранее Spirituality) предполагает признание существования некоторой высшей сущности в мире и позитивного эффекта религиозных практик для человека. Контроль над судьбой (Fate Control) в чем-то дополняет Религиозность, отражая уверенность в том, что жизненные события предопределены своими причинами, однако человеку дано на них влиять.

В нашем исследовании приняли участие 288 респондентов юношеского воз­РаСТа (Чозраст = 23,7; ^возраст = 7,7), 66 — мужского пола, студенты московских университетов разных специальностей; участие в исследовании было добровольным и реализовывалось в рамках практических занятий по психологии. Были использованы следующие шкальные опросники. СПП-2010 (67 пунктов) применялся для изучения уровня суверенности и включал шесть субшкал, отвечающих измерениям психологической суверенности: Суверенность физического тела (СФТ), территории (СТ), вещей (СВ), временных привычек (СП), социальных связей (СС) и ценностей (СЦ) [4]. Текст опросника неоднократно публиковался; в целях экономии места мы не приводим примеры утверждений. Опросник «Вера в справедливый мир» (13 пунктов) включал две шкалы — Веру в общую справедливость мира (ВСМобщ) и Веру в справедливость по отношению к субъекту (ВСМличн) (Dalbert, 1999). Примеры утверждений опросника: «Я считаю, что по большому счету люди получают то, что заслуживают» (ВСМобщ); «В моей жизни несправедливость — скорее исключение, чем правило» (ВСМличн). Наконец, применялась Шкала социальных аксиом (22 утверждения) — краткая форма в нашей адаптации (Bond, 2004; Татарко, Лебедева, 2008). Примеры утверждений опросника: «Религиозные люди больше придерживаются моральных принципов» (Р), «За несчастьем всегда следует удача» (КС), «Осторожность помогает избежать ошибок» (ВУ).

Показатель надежности используемых методов альфа Кронбаха в рамках текущего исследования составил от 0,69 до 0,91. Использовались подсчет непараметрического критерия H Кру­скала—Уоллиса, корреляционный анализ (подсчет непараметрического коэффициента Спирмена) без разделения группы по полу, а также парный регрессионный анализ ввиду высокой муль­тиколлинеарности независимых переменных, служащих шкалами одного и того же опросника. В силу того что большинство полученных ранее связей суверенности имело нелинейный характер и меняло свой знак при переходе от низких к высоким значениям, мы разделили выборку на три уровня по тертилям; в группу сверхсуверенных вошло 94 человека, умеренно суверенных — 93, депривированных — 101 человек.

Результаты

Получены следующие эмпирические результаты (рис.).

Обнаружено, что различий в выраженности верований не так уж много, и потому на первый взгляд можно крайне осторожно говорить о типичной для каждого уровня суверенности жизненной философии. Использование непараметрического критерия H Круска­ла—Уоллиса подтвердило значимость различий между умеренно суверенными и сверхсуверенными в показателях Вознаграждения за усилия и Веры в личную справедливость: первый ниже у сверхсу­веренных, второй — выше (соответственно H = 7,69, p = 0,02; H = 5,96, p = 0,05). Неожиданно переживание справедливости по отношению к себе у сверх­суверенных по сравнению с умеренно суверенными оказалось связано не с затраченными усилиями, а с иными основаниями справедливости (возможно, со способностями или потребностями человека, а также принципом равенства или равных шансов) [20].

Дальнейшие расчеты привели к более интересным результатам. На всей выборке респондентов получено четыре высокозначимые положительные связи суверенности с Верой в личную справедливость, одна — с Верой в справедливость мира и одна отрицательная связь с Вознаграждением за усилия (табл.).

Рис. Социальные верования в группах с разным уровнем суверенности

Контроль над судьбой оказался никак не связан с суверенностью — возможно, потому, что суверенность сама по себе уже предполагает высокую субъектность и способность контролировать свою повседневную жизнь. Религиозность в тенденции связана с суверенностью ценностей — люди, способные отстоять свою жизненную философию, тяготеют к тому, чтобы не отрицать возможность высшей сущности. В целом чем более сохранны личностные границы респондентов, тем сильнее у них выражена следующая, вполне реалистичная и адаптивная, жизненная философия: мир относится к ним справедливо (заметим — не благоприятно!), возможно, это даже в целом справедливое место, но усилия тем не менее не приводят к успеху, а человеческая жизнь не заполняет масштаб бытия полностью. Таким образом, наиболее выпуклый результат — это связь разных аспектов суверенности с Верой в личную справедливость, что в общем вполне логично: хорошо защищенный человек осознанно и бессознательно направляет другим людям послание об этом своем качестве и, кроме того, просто умеет отстаивать свои интересы, в силу чего несправедливость обходит его стороной и он реже попадает в виктимные или рискованные ситуации.

Парный регрессионный анализ, впрочем, не выявил ни одной существенной связи — возможно, потому, что полученные корреляционные связи не могут быть описаны уравнением линейной регрессии.

После разделения респондентов по уровню суверенности результаты оказались более выразительными. Так, у депривированных обнаружены связи суверенности (уровень которой по определению невысок) с Верой в общую справедливость, что характерно для людей, переживающих острый стресс или кризис.

Таблица

Связь суверенности и социальных верований (rs)

Примечание. * связь значима в тенденции, 0,05 < p < 0,1; *** на уровне p < 0,01.

Общая суверенность, суверенность тела и территории оказались значимо положительно связаны с верой в справедливость мира (соответственно r₈ = 0,24, p = 0,02; r₈ = 0,26, p = 0,01; r₈ = 0,24, p = 0,02). Суверенность тела помимо этого связана с верой в личную справедливость (r₈ = 0,33, p = 0,001). Кроме того, обнаружена тенденция к положительной связи между суверенностью территории и Контролем над судьбой (r₈ = 0,18, p = 0,07), т. е. даже незначительный (поскольку речь идет о депривированных) опыт в защите собственной территории сопряжен с надеждой на возможность изменить свою судьбу.

Связей с другими социальными верованиями — Религиозностью, Вознаграждением усилий — обнаружено не было. По-видимому, вера в справедливость в мире помогает людям с непрочными границами пережить текущие неприятности и упорядочить свой жизненный путь; однако при этом возникают риски появления разного рода предрассудков, которые нередко делают депривированных людей еще более уязвимыми.

Парный регрессионный анализ подтвердил высокий вклад суверенности территории в показатель Веры в справедливый мир (beta = 0,23 при p = 0,02). Таким образом, для поддержания веры в справедливость очень важна сохранность и безопасность личной территории, даже если эта территория невелика. Важна и суверенность тела, которая, возможно, также подвергалась испытаниям (beta = 0,21 при p = 0,01); более того, суверенность тела представляет собой предиктор также и Веры в личную справедливость, причем сильный (beta = 0,30 при p = 0,002). Остальные измерения суверенности такого значения не имеют.

Итак, оказывается, что у людей с сильно нарушенными границами наиболее сильными предикторами мироотношения остаются самые «брутальные», очевидные физические границы, телесные и территориальные, даже при общем дефицитарном состоянии всех границ вообще. Если обратиться к онтогенезу суверенности, то именно с этих составляющих и начинается ее развитие, которое затем, возможно, затормаживается и приостанавливается по каким-то причинам. Нарушение и без того слабых физических границ лишает человека веры в справедливость, однако верно и обратное: вполне возможно ожидать, что укрепление территориальной и телесной суверенности психотерапевтическими или повседневными средствами способно усилить также и веру в справедливость со всеми сцепленными с этим убеждением адаптивными феноменами.

В группе умеренно суверенных значимых связей с социальными верованиями не обнаружено вообще, однако присутствуют три тенденции: суверенность тела тяготеет к отрицательной связи с Религиозностью и Верой в личную справедливость (соответственно r₈ = -0,17, p = 0,09; r₈ = -0,19, p = 0,06), а суверенность вещей — к положительной связи с Верой в справедливый мир (r₈ = 0,19, p = 0,07). Можно предположить, что опять же «материальная» укорененность в бытии в форме телесности и вещей сопряжена с рационалистичным и прагматичным мироотношением, в котором, с одной стороны, нет места непонятным «высшим» сущностям, также нет переживания справедливости личной судьбы, а с другой — понятие о справедливости сцеплено с важностью владения, обладания. Верят в справедливый мир те, у кого не удавалось что-то отнять. Регрессионный анализ вполне ожидаемо никаких связей не обнаружил.

Полученные результаты говорят о том, что в целом группа умеренно суверенных, по ранее полученным данным, наиболее адаптированная и психологически благополучная, либо очень вари­ативна по установкам, представляющим житейскую философию, либо вообще свободна от иллюзорных верований, помогающих рационализировать происходящее. Здесь могут встречаться как верующие, так и атеисты, как доверяющие миру, так и стремящиеся полагаться в основном на себя; ценностно-смысловая сфера умеренно суверенных, видимо, не обладает общими чертами. Возможно и другое — как наиболее адаптивная группа, умеренно суверенные не ригид­ны в своих убеждениях и способны их менять, не «застревая» на иллюзорных стереотипах.

Наконец, в группе сверхсуверенных обнаружена одна положительная связь суверенности тела с Верой в общую справедливость (r₈ = 0,22, p = 0,03), положительная связь суверенности привычек с Верой в личную справедливость (rs = 0,23, p = 0,02) и отрицательная связь суверенности вещей с Религиозностью (r₈ = -0,21, p = 0,04). Эта композиция верований способствует картине мира как надежного и справедливого места, в котором, однако, нет места иррациональному, правда, связи более нюансированы.

Регрессионный анализ позволил дополнить эти выводы. Обнаружено, что суверенность привычек представляет собой значимый антипредиктор Контроля над судьбой (beta = -0,23 при p = 0,02), т. е. чем хуже люди могут сохранить свой распорядок жизни, тем слабее им видится возможность вмешаться в ход судьбы, что неудивительно. В то же время суверенность привычек вносит вклад в переживание Веры в личную справедливость (beta = 0,22 при p = 0,03). Еще один результат — суверенность территории оказалась пре­диктором Вознаграждения за усилия (beta = 0,21 при p = 0,04), а также Веры в справедливость мира (beta = 0,22 при p = 0,03). Эта связь делает более понятной склонность сверхсуверенных буквально и физически внедряться в жизненное пространство других людей — владение территорией отвечает стереотипам их жизненной философии. При этом объяснима и их нетерпимость к временным ограничениям или попыткам упорядочить и регламентировать их активность.

Заключение

Эмпирические данные, полученные на репрезентативной группе и проанализированные с помощью трех статистических приемов, позволили заключить, что прочность личностных границ проявляет себя не только в межличностном, но также и в социокультурном пространстве и действительно связана с социальными верованиями как частью житейской философии, обладающей адаптивно-регуляторным смыслом.

Получена связь разных аспектов суверенности с Верой в личную справедливость и менее выраженная — с Верой в общую справедливость. Таким образом, можно заключить, что суверенность как черта личности оберегает человека от рентных установок и связанных с ними деструктивных ожиданий и способов поведения как по отношению к близким, так и в социокультурном пространстве, например по отношению к представителям иных социальных страт или этнических групп.

Далее, обнаружено, что умеренно суверенные отличаются более высокой по сравнению со сверхсуверенными верой в Вознаграждение за усилия, но Вера в личную справедливость у них ниже. Различий по остальным показателям верований и в сравнении с депривированными не обнаружено.

Однако анализ корреляционных и регрессионных связей в группе депривированных показал, что наиболее сильные предикторы, которые вносили вклад в переживание Веры в справедливый мир и личной справедливости — это суверенность тела и территории. В группе сверх­суверенных суверенность привычек и также территории вносили вклад в такие верования, как Контроль над судьбой (отрицательный), Вера в личную справедливость, Вознаграждение за усилия, Вера в общую справедливость. Таким образом, если для развития убеждений в группе респондентов со слабыми границами важнее всего измерения телесности и территориальности, то для группы со сверхпрочными границами это террито­риальность и временная самоорганизация. При этом в группе умеренно суверенных обнаружены только тенденции к связям. Эти данные дают подсказки для использования повседневных и психо­развивающих практик, направленных на изменение мироотношения человека.

Поскольку социальные верования — часть отношения к миру, в том числе к «другим» и «чужим», взаимодействие с которыми регламентируется житейской философией, можно полагать, что прочность психологических границ задает чувство безопасности не только в проксимальных отношениях, но также и в «большом» социуме и может быть связана с этническими, религиозными, политическими установками и стереотипами.

Полученные результаты дают понимание наиболее мощных средовых преди­кторов социальных верований в зависимости от уровня суверенности, что может при необходимости быть использовано в психоразвивающих практиках. Ограничение проведенного исследования — использование только студенческой выборки, что, впрочем, отвечает ранее полученным данным о том, что именно в подростково-юношеском возрасте суверенность образует максимальное количество нюансированных связей с другими переменными [5; 6]. Ближайшие перспективы продолжения исследования — включение дополнительных социокультурных переменных, например коллективизма-индивидуализма, выход на типологии и практические рекомендации.