Поколение как объект изучения социальной психологии: исследование на ≪своем поле≫ или на ≪ничьей земле≫?

В ХХ веке изучением поколений начинают активно заниматься социологи, культурологи, экономисты и историки. Появление в 80—90-х годах так называемой «Теории поколений» Н. Хоува и У. Штраусса привело к всплеску интереса к межпоколенным коммуникациям в бизнесе и менеджменте [30]. Не вполне однозначная с научной точки зрения теория привела к резкому росту внимания к проблеме взаимодействия поколений в организационном контексте. По своей сути, научно-популярные обозначения поколений из теории Хоува и Штраусса («беби-бумеры», «Икс», «Игрек» и пр.) стали проникать на страницы фундаментальных научных публикаций и исследований по всему миру.

В психологии поколение может рассматриваться в рамках психогенетики, возрастной психологии, психоанализа [16; 18; 22]: эти различные ветви психологической науки роднит восприятие семьи как объекта изучения и как среды для реализации межпоколенческих отношений и трансмиссии ценностей, установок и опыта. Классический демографический подход позволяет анализировать возрастные особенности принадлежности к тому или иному поколению.

Наибольшую популярность в прикладных исследованиях в последнее время приобрел подход, находящийся на стыке социологии, социальной психологии и культурологии [26], что представляется очень логичным.

Во-первых, поколение как объект изучения относится к естественно функционирующим большим группам [1] и тем самым представляет особый интерес наряду с другими естественными группами, такими как нации, гендер или профессии [24].

Во-вторых, одно поколение не может быть изучено в изолированном виде, а только в контексте интеракции и перцепции [21].

В-третьих, межпоколенческие отношения могут быть органично рассмотрены как межгрупповые, так как в них так же полностью представлен процесс когнитивной социальной категоризации [18].

В-четвертых, современные межпо­коленные отношения выстраиваются в контексте транзитивности — постоянной изменчивости социальных трансформаций, представлений и ценностей, неопределенности норм и установок, множественности мультикультурного пространства социализации [13].

В-пятых, поколенческая группа, по сути, не представляет собой интереса только как демографическая когорта, а всегда — как «значимая» поколенческая группа (термин Ю.А. Левада), что возвращает нас к образу Значимого Другого [8].

Социальные психологи и социологи часто ссылаются на каноническое определение, сделанное классиком немецкой социологии Карлом Маннгеймом, в котором он определяет поколение как «... людей, переживших некий эпохальный значимый исторический опыт. причем совместное переживание этого опыта порождает поколенческие синдромы, то есть схожую реакцию, которая затем проявляется на протяжении всей последующей жизни.» [11, с. 22].

«Корни» этого социально-психологического по своей сути определения можно найти в классических источниках у философов, историков и этнографов [29; 23]. В том или ином виде поколения с «историческим временем» увязывают классики философии И. Кант, Г. Спенсер, социологи Ф. Карль, Р. Козеллек, этнографы Р. Бенедикт, М. Мид и пр. Говоря об отечественной гуманитарной традиции, нельзя не вспомнить Н.А. Бердяева, утверждавшего, что конфликт поколений как массовое явление возник в период церковного раскола и объясняется прерывистостью истории [5]. Близкая культурологическая трактовка прослеживается в тексте историка В.О. Ключевского «Евгений Онегин и его предки»: так, автор анализирует различные поколения дворян, начиная с петровских времен и до 1830-х годов, характеризуя каждое поколение с помощью идейных лидеров и «индифферентной массы» [10].

Наконец, нельзя не заметить, что приведенное выше маннгеймовское определение поколения «вписывается» в культурно-исторический подход. Карл Маркс писал: «История есть не что иное, как последовательная смена поколений...» [12, c. 44]. Л.С. Выготский замечал, что трансляция опыта и ценностей между поколениями есть не что иное, как логика развития культуры, обеспечивающая процесс единства человечества [7].

Культурологическая, историческая, философская и социологическая основы современной трактовки понятия поколения позволили современным исследователям предложить классификации поколений. Именно наличие строгих классификаций является во многом фундаментальной и прикладной квинтэссенцией теорий, которые позволяют авторам говорить об исторических предпосылках становления, ценностных особенностях и, как следствие, поведенческих портретах конкретных поколенческих групп.

Так, уже упомянутые выше Н. Хоув и У. Штраусс описывают повторяющиеся циклы в истории различных стран и вводят типологию ныне живущих поколений. Во многих странах, в том числе в России, сроки «рождения» каждого конкретного поколения слегка видоизменены [20], однако названия поколений сохранены без учета конкретного исторического контекста. Вызывает вопросы и процедура «адаптации» теории к социальному контексту конкретной страны, что, однако, не отменяет ее широкую популярность в бизнес-среде.

Более фундаментальные с научной точки зрения классификации поколений, предложенные отечественными учеными, так или иначе апеллируют к тому же принципу разделения по значимым историческим событиям и вехам, однако все же представляются более проработанными с точки зрения российского контекста. Так, М.И. Постникова выделяет 5 поколений, живущих в современной России [15]. В.И. Пищик в качестве основного исторического критерия выделения по­коленческих групп в современной России принимает распад Советского Союза [14]. Известный социолог Ю.А. Левада придерживается той же логики и выделяет типологию сквозь призму переломных моментов отечественной истории [8]. В.В. Се­менова предлагает использование того же «исторического» принципа деления поколений, однако предлагает стратегию само- категоризации и самоидентификации, выделяя при этом близкие упомянутым выше концепциям поколенческие группы [19].

Выделение классификаций является естественным для позитивистской ориентации в социальной психологии и отвечает как логике фундаментальной науки, так и прикладным задачам. При этом нельзя не обратить внимание на то, что именно этот методологический ход может являться основанием для дискредитации самого концепта поколения в социальной психологии, что может произойти в силу ряда причин.

Во-первых, современная методология науки испытывает сложности в строгом разграничении культурологических (исторических) и возрастных факторов, формирующих «портрет поколения». Это приводит либо к поверхностным неверным выводам, когда авторы исследований отказываются от разделения этих факторов, например, принимая возрастные изменения характера за уникальные особенности поколенческой группы, либо к неочевидным методологическим ходам, не позволяющим в полной мере решить данную задачу.

Во-вторых, современная психология относит социализационные процессы к классу процессов, продолжающихся всю жизнь [7; 23], вследствие чего выделение строгих границ наиболее чувствительного к восприятию исторического и культурного контекста возраста является принципиально нерешаемой задачей.

В-третьих, границы выделяемых по­коленческих групп не могут быть строгими еще и потому, что в них не учитываются представители так называемых «эхо-поколений» (в терминологии Хо­ува и Штраусса) или, иначе говоря, люди, чьи годы рождения находятся «на стыке», то есть те, кого можно отнести к двум поколениям одновременно.

В-четвертых, внутри одной возрастной когорты исследователи предлагают изучать «активных участников эпохи» [8] или представителей так называемого среднего класса [30], исключая из фокуса внимания изолированные группы социализации (замкнутые религиозные, академические группы, военные города, удаленные места в провинции и пр.).

В-пятых, наиболее популярные западные теории, классифицирующие поколения, исходят из единого для разных культур исторического контекста, тем самым значительно упрощая и искажая выводы. Например, упоминавшееся выше название «беби-бумеры», общепринятое во всем мире для поколения 1943—1960-х годов рождения, происходит из-за якобы имевшего место повсеместного послевоенного бума деторождения. При этом, в частности, в Англии [25], Финляндии [27] и некоторых других европейских странах, рождаемость в период 1956—1966-х годов была более высокой, чем ранее. В СССР, испытавшем более сокрушительное влияние Второй мировой войны, показатели рождаемости в конце 1940-х—1950-х годов могут быть названы высокими только в сравнении с последующими поколениями, но никак не в сравнении с поколениями, рождавшимися до обеих мировых войн [2]. Таким образом, данное название, принятое в социологической среде как универсальное, может быть по смыслу применено к поколениям, родившимся в 1940—1950-х годах в разных странах только с большой натяжкой. Более важным является вопрос идентичности ценностных ориентаций. Так, в том же примере представления о благоденствии и процветании поколения беби-бумеров (что было заложено в изначальную концепцию) отличаются даже внутри западных стран: по меткому выражению американского сатирика, когда говорят о поствоенном опыте в разных странах, необходимо учитывать различия в этом опыте. «У нас был “пост”, а у вас была “война”», — ПИШЕТ ОН [28, С. 171].

Приведенные выше тезисы позволяют сформулировать парадоксальный вывод: концепт поколения может быть назван избыточным для социально-психологического знания и может быть заменен близкими понятиями.

Так, Т.Д. Марцинковская сравнивает поколенческие группы с субкультурами как способами обретения поколенческой идентичности и социализации именно с опорой на определенные культурные пласты, свойственные данной группе [13]. Классическое маннгеймовское понимание поколения, по мнению отдельных исследователей, может быть релевантно сегодняшней социологической трактовке так называемых агентов изменения — по сути, представителей тех самых референтных групп, составляющих активную основу каждого поколения [26]. Некоторые исследователи призывают рассмотреть понятие поколения с помощью габитуса П. Бурдье [6]: так, специфический поко­ленческий габитус может формироваться в течение жизни, структурируясь поко­ленческим полем [24]. При этом габитус в условиях «текучей современности», как ее назвал З. Бауман, может характеризовать не столько большую социальную группу, сколько «систему слабых связей», где на смену традиционным социальным сообществам, с которыми человек может идентифицировать себя, приходят малые группы, характеризующиеся кратковременностью, мобильностью и неустойчивостью [3].

Замена поколения как объекта изучения в социальной психологии близкой категорией представляется логичной в духе применения позитивистски ориентированной «бритвы Оккама», избавляющей науку от избыточных сущно­стей, однако автор данной статьи видит возможные методологические выходы, «возвращающие» конструкт поколения на авансцену социально-психологической методологии:

1.  Одним из наиболее очевидных принципов, улучшающих качество получаемых данных, снимающих разговоры о спорности поиска «ядерной» составляющей поколенческой группы, а также «эхо-поколений», является принцип использования «больших данных» в современных науках о поведении: так, при сравнении между собой нескольких возрастных когорт необходимо использовать только большие выборки, что отсутствует в подавляющем большинстве исследований.

2.  Намного более радикальным, но при этом возможным решением проблемы ограниченности типологий может стать отказ от самого рассмотрения классификаций в их классическом виде. Так, популярные теории не предполагают линейного характера изменений тех или иных параметров и черт, характеризующих конкретное поколение, что само по себе является очень спорным положением. В частности, приписывание какому-либо «ядру поколения» определенных характеристик (например, часто упоминаемый повышенный уровень нарциссизма у «Игреков») в корне неправильно: ведь существует ряд данных [31], согласно которым многие характеристики, приписываемые конкретной поколенческой группе (включая тот же нарциссизм), на самом деле имеют постепенный характер изменения во времени и, как следствие, «выход» за рамки конкретных поколенческих групп.

Возможным технологическим решением в этой ситуации могло бы стать проведение исследования срезовым методом с определенным «шагом» (например, в 5 лет), что позволило бы доказать динамику изменения данных характеристик [32].

3. Для решения проблемы разведения возрастных и культурологических факторов формирования поколения можно рассмотреть следующие методологические ходы: 1) изучение паттернов идентификации испытуемых с тем или иным поколением [17]; 2) экспертный анализ, подразумевающий отбор испытуемых с привлечением специалистов, имеющих отношение к работе с большими социальными группами; 3) проведение лон­гитюдного анализа, позволяющего нивелировать фактор возрастных изменений за счет охвата выборки разных возрастов и разных поколенческих групп одновременно; 4) ретроспективный метаанализ проведенных ранее исследований по данной проблематике, который может позволить рассмотреть наличие выявленных в рамках текущего исследования особенностей у других поколений в рамках более ранних возрастных когорт и тем самым доказать наличие изменений без привязки к конкретному возрасту.

Таким образом, решение трех базовых проблем, описывающих качественные и количественные требования к формированию выборки, может способствовать методологическому «очищению» концепта поколения в социальной психологии и выведению изучения историко-культурологического контекста формирования различий между поко­ленческими когортами на принципиально новый уровень.