Введение
Конструкт невоплощенности пришел в психологический тезаурус из психиатрии – с точки зрения шотландского психиатра Р.Д. Лейнга, чтобы избежать субъективно угрожающих условий окружающего мира, человек с шизоидным расстройством личности развоплощает собственное тело, то есть «делит» Я на «внутреннее», которое отделено от деятельности, и на Я физическое, отвечающее за отыгрывание социальных ролей [Лэйнг, 2021].
Механизм невоплощенности можно найти в концепции отчуждения, разработанной К. Марксом, – в капиталистической формации труд принадлежит не самому человеку, а тому, на кого он работает, соответственно, человек будет отчуждаться от продуктов своего труда и, как следствие, сам от себя, что и приводит в итоге к развоплощению. Еще одним механизмом может являться социальный эскапизм, который во фрейдизме рассматривается как имманентное свойство всех людей – невыносимость бытия, в котором много проблем, приводит к бегству от него, что проявляется в фантазиях или же любых других видах, в том числе и продуктивной деятельности. Эти идеи получили свое продолжение в русле фрейдомарксизма – человек, проявляя конформизм, отказывается от своего Я, становясь членом какой-то группы [Фромм, 2023].
Красивой метафорой механизма невоплощенности является автотомия – отбрасывание частей собственного тела в случае опасности у животных
[Коптева, 2016]. Однако развоплощение может происходить не только в случае опасности, а в случае деятельности, объект которой находится за пределами тела человека. Так, например, если производить манипуляцию с предметом с помощью зонда, то ощущения будут сосредоточены не в области руки, а в области самого зонда
[Леонтьев, 2020]. То же самое можно наблюдать в том случае, если деятельность производится в пространстве Глобальной Сети. Проблематику невоплощенности в интернете разрабатывает отечественный психолог Н.В. Коптева – согласно ее работам совместно с коллегами, невоплощенность в интернете как операционализированный конструкт состоит из предпочтения технологического развоплощения; невоплощенности как виртуализации; воплощенного, целостного Я и витальности воплощенного Я
[Коптева, 2023]. Таким образом, невоплощенность в интернете – это отсутствие единства Я и собственного тела вследствие предпочтения виртуального мира, связанное с негативными переживаниями. Противоположным по значению будет являться онтологическая уверенность – экзистенциально-психологический феномен, который проявляется в свободе от сомнений в том, что ты существуешь в реальном мире. Кибераддикции при этом можно рассматривать как способ развоплощенного бытия
[Коптева, 2022], которое в конечном итоге приводит человека к потере смысла жизни
[Коптева, 2020], к снижению социализированности. Однако интернет – это еще и пространство, в котором может проходить «альтернативная» социализация, более того, расщепленное внетелесное Я в этом случае может не отстраняться от деятельности, а, наоборот, участвовать в ней и быть «суперменом»
[Коптева, 2020]. Кроме этого, следует отметить следующий нюанс – современное развитие технологий позволяет не поляризировать дихотомию реального и виртуального мира. Их альтернативность сменилась дополненностью, что уже имеет под собой эмпирические доказательства
[Белинская, 2018; Besmer, 2015; Buongiorno, 2019]. При этом ошибкой, на наш взгляд, является рассмотрение виртуальной реальности как однородного феномена – с ее помощью может удовлетворяться широкий круг потребностей
[Собкин, 2019], а ее влияние можно назвать огромным – так, например, было показано, что обыденные домашние интернет-технологии на сегодняшний день влияют на когнитивное развитие детей больше, чем фактор социально-экономического статуса семьи
[Johnson, 2010]. Отдельно можно отметить проблему, связанную с тезаурусом. В научном поле можно встретить понятия «киберсоциализация», «виртуальная социализация», «интернет-социализация», «цифровая социализация», «информационная социализация», «онлайн-социализация». В настоящей работе мы не будем анализировать различия между ними, используя данные конструкты как тождественные.
В настоящий момент можно говорить о том, что цифровизация приводит к различным типам изменений: формированию кибераддикций, изменению психологических границ и изменению структуры потребностей и деятельностей
[Емелин, 2012]. Очевидно, что эти изменения затрагивают и социализацию личности. Учитывая наличие в современном мире двух реальностей – офлайн и онлайн, следует говорить о том, что социализация идет и там, и там. Некоторые исследователи противопоставляют их
[Полюшкевич, 2020], некоторые – говорят о дополнении или даже замещении. Происходят они вследствие «трансреальностных переходов», которые могут привести или к сосуществованию человека одновременно в двух мирах, или же к «переходу» в виртуальную реальность
[Субботский, 2007]. При этом успешная социализация в цифровом мире не дает возможности успешной социализации в реальном мире
[Айсина, 2019], однако без успешной киберсоциализации процесс развития личности будет затруднен
[Солдатова, 2021].
Надо заметить, что работы по цифровой социализации носят в основном теоретический характер из-за широты самого понятия и сложности его операционализации. Большая часть ученых подходят к изучению социализации со стороны общения. По существовавшему продолжительное время тренду влияние цифровизации на область реальной коммуникации оценивалось негативно, в некоторых случаях отмечалось, что вред приносит только «неправильное» использование интернета [Internet and Socialization]. В последние годы эта тенденция меняется – появляется все больше и больше исследований, говорящих о том, что цифровая революция не приведет к катастрофе.
Так, ряд исследователей утверждают, что для современной молодежи сохраняется ценность «живого» общения, несмотря на активное использование интернет-средств коммуникации
[Поскакалова, 2022], психологическое благополучие не зависит от специфики коммуникации в соцсетях
[Белинская, 2013], которые просто служат средством взаимодействия со знакомыми людьми
[Собкин, 2019]. Под сомнение ставится даже ставший уже стереотипным факт того, что предпочтение виртуального мира является следствием социального эскапизма
[Коптева, 2018].
Но, безусловно, говоря о социализации, невозможно игнорировать фактор возраста. Очевидно, что для детей-дошкольников влияние цифровизации будет несравнимо больше за счет динамичности развития психики на этом этапе онтогенеза. И если раньше взрослые были «проводниками» детей в мир реальности, то сейчас ситуация меняется – дети становятся «проводниками» взрослых в мир новой реальности – реальности виртуальной, которая формирует когнитивную сферу уже без помощи взрослого, а благодаря цифровым технологиям
[Falikman, 2021]. При этом вычленить и оценить все изменения, происходящие у развивающейся личности под их влиянием, крайне сложно.
Есть предположения, что они затрагивают процессы восприятия и категоризации социальной информации; меняют коммуникативный опыт и динамику сферы самосознания
[Белинская, 2013].
Ресурсным кажется подход, который делит киберсоциализацию на позитивную и негативную. Позитивная предполагает использование всего многообразия опыта из интернет-среды, способствующего социализации в реальной жизни, тогда как негативная характеризуется неизбирательным потреблением цифровых ресурсов, «высокой уязвимостью по отношению к агрессивным сетевым интервенциям»
[Айсина, 2019, с. 49]. Вопрос о том, какие теоретически выделяемые составляющие киберсоциализации являются предикторами невоплощенности в Глобальной Сети, и стал исследовательской проблемой, решаемой в настоящей работе.
Учитывая то, что влияние интернет-среды на пользователя будет различно в зависимости от целого ряда факторов – индивидуально-психологических, социально-психологических, биологических, полные, надежные, достоверные результаты исследования невозможны без их контроля. В исследованиях показывается большая роль социально-демографической группы переменных, среди которых чаще всего выделяют семейное положение
[Кочетков, 2020] и статус трудовой занятости
[Варламова, 2015], что связывают с наличием свободного времени и наличием «значимых других» в ближайшем окружении человека – тем, что влияет на форму проведения досуга. Кроме этого, отмечаются факторы пола и уровня образования
[Варламова, 2015], которые влияют на специфику использования интернет-пространства. Изучая невоплощенность в интернете, мы взяли в качестве предикторов составляющие вовлеченности в киберсоциализацию, а также перечисленные выше социально-демографические показатели: пол, образование, статус трудовой занятости, семейное положение.
Метод
Описание процедуры исследования. Обзор отечественной и зарубежной литературы позволил дать определение невоплощенности в интернете и обозначить круг ее предикторов. Респонденты для эмпирического этапа набирались через интернет, использовался метод «снежного кома». Испытуемым предлагалось заполнить опросные психодиагностические методики в Google Forms. Опрос проходил на добровольной основе, анонимно. Затем полученные данные были подвергнуты статистическому анализу.
Выборку исследования составили 106 респондентов (26,4% мужчин, 73,6% женщин) в возрасте от 18 до 25 лет (M = 22,14; SD = 1,6).
Методики исследования. У респондентов собирались данные по их полу, возрасту, уровню образования, трудовому и семейному статусу. Использовались опросник вовлеченности в киберсоциализацию
[Леньков, 2019] и методика «Невоплощенность в интернете»
[Коптева, 2021]. Для определения предикторов использован множественный регрессионный анализ, для проверки достоверности различий –
t-критерий Стьюдента и однофакторный дисперсионный анализ, для оценки силы эффекта –
d Коэна и Эта-квадрат.
Статистические расчеты выполнены с помощью пакета Jamovi 2.3.28.
Результаты
Результаты эмпирического исследования показали, что большая часть выборки имеет средние уровни невоплощенности в интернете, а также конструктивной и деструктивной вовлеченности в киберсоциализацию. Низкий уровень невоплощенности в интернете и конструктивной вовлеченности имеют 15,1% и 17,0% респондентов соответственно, тогда как деструктивная вовлеченность характерна для 36,8% людей. При этом высокие уровни невоплощенности имеют 31,1% человек, принявших участие в опросе, конструктивной вовлеченности – 37,7%, деструктивной – 18,9% респондентов (табл. 1).
Таблица 1
Распределение респондентов по уровням невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию (в %)
|
Уровни
|
Невоплощенность в интернете
|
Вовлеченность в киберсоциализацию
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
Деструктивная вовлеченность
|
|
Низкий
|
15,1
|
17,0
|
36,8
|
|
Средний
|
53,8
|
45,3
|
44,3
|
|
Высокий
|
31,1
|
37,7
|
18,9
|
Значения асимметрии и эксцесса распределений всех переменных (в пределах от –2 до +2) позволяют нам использовать параметрические статистические методы обработки данных.
Проверяя различия составляющих невоплощенности и вовлеченности в киберсоциализацию по контролируемым нам параметрам – пол, образование (среднее неполное, среднее общее образование, среднее специальное, неоконченное высшее, высшее), статус трудовой занятости (трудоустроенный(ая), безработный(ая)), семейное положение (женат/замужем – холост/не замужем), можно увидеть следующие закономерности (для проверки достоверности различий использовались t-критерий Стьюдента и однофакторный дисперсионный анализ, для оценки силы эффекта – d Коэна и Эта-квадрат) (см. табл. 2-5).
Таблица 2
Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию представителей мужского и женского пола
|
Шкалы
|
Пол
|
Среднее значение
|
t-критерий
|
p
|
d Коэна
|
|
Виртуализация
|
Мужской
|
13,46
|
4,46
|
< 0,001
|
0,10
|
|
Женский
|
9,22
|
|
Предпочтение интернета
|
Мужской
|
15,86
|
4,52
|
< 0,001
|
0,10
|
|
Женский
|
13,04
|
|
Витальность
|
Мужской
|
20,54
|
–3,17
|
0,002
|
0,08
|
|
Женский
|
22,85
|
|
Невоплощенность
|
Мужской
|
27,29
|
4,96
|
< 0,001
|
0,11
|
|
Женский
|
15,16
|
|
Мотивация и опыт
|
Мужской
|
16,89
|
2,35
|
0,021
|
0,05
|
|
Женский
|
14,97
|
|
Личностная позиция
|
Мужской
|
20,68
|
–4,10
|
< 0,001
|
0,08
|
|
Женский
|
23,94
|
|
Компетентность
|
Мужской
|
26,71
|
4,26
|
< 0,001
|
0,10
|
|
Женский
|
21,78
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
Мужской
|
64,29
|
1,81
|
0,074
|
0,04
|
|
Женский
|
60,69
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
Мужской
|
11,64
|
7,66
|
< 0,001
|
0,15
|
|
Женский
|
4,44
|
Таблица 3
Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию представителей различной трудовой занятости
|
Шкалы
|
Трудовая занятость
|
Среднее значение
|
t-критерий
|
p
|
d Коэна
|
|
Виртуализация
|
Безработный(ая)
|
13,38
|
9,36
|
< 0,001
|
0,18
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
7,06
|
|
Предпочтение интернета
|
Безработный(ая)
|
15,24
|
5,76
|
< 0,001
|
0,11
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
12,22
|
|
Витальность
|
Безработный(ая)
|
20,40
|
–6,81
|
< 0,001
|
0,13
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
24,22
|
|
Невоплощенность
|
Безработный(ая)
|
26,71
|
10,24
|
< 0,001
|
0,20
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
9,36
|
|
Мотивация и опыт
|
Безработный(ая)
|
16,07
|
1,68
|
0,095
|
0,03
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
14,84
|
|
Личностная позиция
|
Безработный(ая)
|
21,89
|
–3,44
|
< 0,001
|
0,07
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
24,35
|
|
Компетентность
|
Безработный(ая)
|
24,76
|
3,32
|
< 0,001
|
0,06
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
21,27
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
Безработный(ая)
|
62,73
|
1,28
|
0,205
|
0,03
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
60,47
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
Безработный(ая)
|
9,04
|
6,36
|
< 0,001
|
0,13
|
|
Трудоустроенный(ая)
|
3,43
|
Таблица 4
Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию респондентов с различным семейным статусом
|
Шкалы
|
Семейный статус
|
Среднее значение
|
t-критерий
|
p
|
d Коэна
|
|
Виртуализация
|
Холост/Не замужем
|
11,61
|
3,784
|
< 0,001
|
0,07
|
|
Женат/Замужем
|
8,55
|
|
Предпочтение интернета
|
Холост/Не замужем
|
14,50
|
3,145
|
0,002
|
0,06
|
|
Женат/Замужем
|
12,77
|
|
Витальность
|
Холост/Не замужем
|
21,42
|
–3,056
|
0,003
|
0,06
|
|
Женат/Замужем
|
23,39
|
|
Невоплощенность
|
Холост/Не замужем
|
21,97
|
4,102
|
< 0,001
|
0,07
|
|
Женат/Замужем
|
13,28
|
|
Мотивация и опыт
|
Холост/Не замужем
|
15,16
|
–0,407
|
0,685
|
0,02
|
|
Женат/Замужем
|
15,93
|
|
Личностная позиция
|
Холост/Не замужем
|
21,92
|
–3,873
|
< 0,001
|
0,08
|
|
Женат/Замужем
|
24,70
|
|
Компетентность
|
Холост/Не замужем
|
23,73
|
1,718
|
0,089
|
0,03
|
|
Женат/Замужем
|
22,18
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
Холост/Не замужем
|
60,81
|
–0,652
|
0,516
|
0,02
|
|
Женат/Замужем
|
62,82
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
Холост/Не замужем
|
7,40
|
3,037
|
0,003
|
0,05
|
|
Женат/Замужем
|
4,84
|
Таблица 5
Сравнения средних значений составляющих невоплощенности в интернете и вовлеченности в киберсоциализацию респондентов с различным образованием
|
Шкалы
|
Образование
|
Среднее значение
|
F
|
p
|
Эта-квадрат
|
|
Виртуализация
|
Среднее общее
|
13,12
|
16,76
|
< 0,001
|
0,33
|
|
Среднее специальное
|
7,50
|
|
Неоконченное высшее
|
14,06
|
|
Высшее
|
8,19
|
|
Предпочтение интернета
|
Среднее общее
|
14,65
|
7,71
|
< 0,001
|
0,18
|
|
Среднее специальное
|
12,75
|
|
Неоконченное высшее
|
16,11
|
|
Высшее
|
12,74
|
|
Витальность
|
Среднее общее
|
20,69
|
11,80
|
< 0,001
|
0,26
|
|
Среднее специальное
|
25,38
|
|
Неоконченное высшее
|
19,72
|
|
Высшее
|
23,35
|
|
Невоплощенность
|
Среднее общее
|
25,54
|
19,73
|
< 0,001
|
0,38
|
|
Среднее специальное
|
9,98
|
|
Неоконченное высшее
|
29,17
|
|
Высшее
|
12,55
|
|
Мотивация и опыт
|
Среднее общее
|
15,23
|
2,14
|
0,10
|
0,06
|
|
Среднее специальное
|
13,00
|
|
Неоконченное высшее
|
16,94
|
|
Высшее
|
15,48
|
|
Личностная позиция
|
Среднее общее
|
22,73
|
5,55
|
< 0,001
|
0,14
|
|
Среднее специальное
|
24,75
|
|
Неоконченное высшее
|
20,17
|
|
Высшее
|
23,96
|
|
Компетентность
|
Среднее общее
|
23,85
|
8,90
|
< 0,001
|
0,21
|
|
Среднее специальное
|
17,00
|
|
Неоконченное высшее
|
27,44
|
|
Высшее
|
22,17
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
Среднее общее
|
61,81
|
2,21
|
0,09
|
0,06
|
|
Среднее специальное
|
54,75
|
|
Неоконченное высшее
|
64,56
|
|
Высшее
|
61,61
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
Среднее общее
|
7,31
|
12,26
|
< 0,001
|
0,27
|
|
Среднее специальное
|
2,63
|
|
Неоконченное высшее
|
11,61
|
|
Высшее
|
4,67
|
Можно увидеть, что несмотря на статистические значимые различия, размер эффекта крайне низкий, за исключением фактора «образование».
Для углубления представления о факторах невоплощенности в интернете и ее составляющих мы использовали прямой пошаговый регрессионный анализ (табл. 6-9), в котором в качестве предикторов выступали составляющие вовлеченности в киберсоциализацию и социально-демографические характеристики (пол, образование, статус трудовой занятости, семейное положение).
Таблица 6
Линейная регрессионная модель невоплощенности в интернете
|
Независимые переменные
|
VIF
|
В
|
β
|
SE
|
р
|
|
Константа
|
|
13,90
|
|
1,38
|
˂ 0,001
|
|
Пол: Мужской-Женский
|
1,59
|
–3,93
|
–0,32
|
1,59
|
0,015
|
|
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая)
|
1,41
|
–9,75
|
–0,79
|
1,32
|
˂ 0,001
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
1,85
|
1,61
|
0,70
|
0,14
|
˂ 0,001
|
|
Общие показатели регрессии: R2 = 0,790; p ˂ 0,001
|
Невоплощенность в интернете оказалась связана с половой принадлежностью респондентов, их трудовым статусом и деструктивной вовлеченностью (см. табл. 6). Если рассматривать составляющие невоплощенности – виртуализацию, предпочтение интернета и витальность, то можно увидеть, что модель виртуализации повторяет модель невоплощенности в интернете (см. табл. 7).
Таблица 7
Линейная регрессионная модель виртуализации
|
Независимые переменные
|
VIF
|
В
|
β
|
SE
|
р
|
|
Константа
|
|
8,59
|
|
1,38
|
˂ 0,001
|
|
Пол: Мужской-Женский
|
1,59
|
–1,82
|
-0,39
|
0,67
|
˂ 0,001
|
|
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая)
|
1,41
|
–3,51
|
–0,75
|
0,56
|
˂ 0,001
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
1,85
|
0,62
|
0,06
|
0,14
|
˂ 0,001
|
|
Общие показатели регрессии: R2 = 0,742; p ˂ 0,001
|
Предпочтение интернета не связано с полом, но при этом отличается от предыдущих моделей наличием еще одного предиктора – конструктивной вовлеченности (см. табл. 8).
Таблица 8
Линейная регрессионная модель предпочтения интернета
|
Независимые переменные
|
VIF
|
В
|
β
|
SE
|
р
|
|
Константа
|
|
8,70
|
|
1,67
|
˂ 0,001
|
|
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая)
|
1,39
|
–1,77
|
–0,57
|
0,55
|
˂ 0,001
|
|
Конструктивная вовлеченность
|
1,07
|
0,08
|
0,23
|
0,02
|
˂ 0,001
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
1,47
|
0,19
|
0,33
|
0,08
|
˂ 0,001
|
|
Общие показатели регрессии: R2 = 0,401; p ˂ 0,001
|
Модель витальности оказывается наиболее простой – в нее входят такие независимые переменные, как трудовой статус и деструктивная вовлеченность (см. табл. 9).
Таблица 9
Линейная регрессионная модель витальности
|
Независимые переменные
|
VIF
|
В
|
β
|
SE
|
р
|
|
Константа
|
|
23,04
|
|
0,61
|
˂ 0,001
|
|
Занятость: Трудоустроенный(ая)-Безработный(ая)
|
1,39
|
2,18
|
0,63
|
0,59
|
˂ 0,001
|
|
Деструктивная вовлеченность
|
1,39
|
–0,29
|
–0,45
|
0,06
|
˂ 0,001
|
|
Общие показатели регрессии: R2 = 0,450; p ˂ 0,001
|
Из представленных результатов видно, что наиболее часто предикторами невоплощенности в интернете и ее составляющих выступают пол, наличие трудовой занятости и деструктивная вовлеченность.
Обсуждение результатов
Невоплощенность в интернете – новый для отечественного психологического поля конструкт, изучение которого играет свою роль в психологической теории и практике. В теоретическом плане это дает возможность сведения методологии философского, психологического и социологического знаний, что открывает широкие горизонты новых исследований. В практическом – дает необходимую базу для консультирования людей с проблемным использованием интернета, которое может иметь своим следствием развоплощение, что, в свою очередь, негативно скажется на онтологической уверенности. Результатом развоплощения являются потеря смысла жизни, деперсонализация, ухудшение психического и физического здоровья.
Полученные результаты эмпирического исследования свидетельствуют о том, что почти половина респондентов имеет средние уровни невоплощенности, а также вовлеченности в киберсоциализацию. Высокий уровень деструктивной вовлеченности имеют 18,9% опрошенных, низкий уровень конструктивной вовлеченности – 17,0%, что говорит о том, что большинство респондентов находятся на пути нормативного личностного развития в Сети. Вполне возможно, что это объясняется характеристикой выборки, средний возраст респондентов в которой – 22 года (Mо = 23), то есть это люди со сформированным самосознанием, мировоззрением, чувством взрослости. Можно предположить, что в группе детей подросткового возраста результат мог бы быть другим.
Также можно заметить, что невоплощенность в интернете и вовлеченность в деструктивную киберсоциализацию выше у представителей мужского пола, у респондентов, не состоящих в браке, у нетрудоустроенных, а также у респондентов с незаконченным высшим образованием.
Конструктивная вовлеченность в киберсоциализацию одинаково характерна для респондентов всех уровней образования, что говорит о том, что в настоящее время люди проводят много времени в интернет-пространстве, используя его для успешной социализации в реальной жизни. Можно было бы предположить, что деструктивная вовлеченность в киберсоциализацию больше будет выражена у школьников – как у людей, активно познающих окружающий социальный мир, экспериментирующих с ним, в том числе и в негативном ключе. К тому же подобного рода эксперименты разворачиваются на фоне того, что уровень знаний о законах интернет-пространства, способность к самостоятельному анализу информации, к критическому мышлению у этих респондентов ниже, чем у людей с более высоким социальным возрастом. Однако можно видеть, что больше всего этот тип вовлеченности выражен у людей с неоконченным высшим образованием, т.е. у студентов. С нашей точки зрения, деструктивная киберсоциализация выше у студентов, чем у школьников, потому, что наши респонденты школьного возраста – это учащиеся выпускных классов, у которых интернет-активность направлена на успешную сдачу итоговых экзаменов, тогда как у студентов появляется ресурс для использования ее в непродуктивном русле. При этом в современном обществе можно говорить о том, что именно такая форма социализации с присущими для нее состояниями риска является важным фактором формирования социальной идентичности молодежи [Иванов, 2012]. Самый низкий уровень деструктивной вовлеченности имеют люди, социализация которых происходит внутри реально существующих рабочих коллективов – это люди с законченным высшим и средним специальным образованием.
В построенных нами регрессионных моделях виртуализации и общей невоплощенности в интернете положительный вклад принадлежит женскому полу, отсутствию работы и деструктивной вовлеченности. Можно предположить, что интернет-активность может выступать в роли квазидеятельности в отсутствие деятельности, значимой для человека. Причем если такая активность направлена на личностное развитие, то развоплощенность и, соответственно, виртуализация наблюдаться не будут.
Предпочтение интернета и витальность не зависят от пола, что говорит о том, что тенденция увеличения представленности женщин в социальных сетях
[Белинская, 2013] выровняла в них пропорцию полов, и о том, что более важными предикторами рассматриваемых феноменов становятся трудовая занятость и вовлеченность в киберсоциализацию. С предпочтением интернета отрицательно связано наличие работы и положительно – конструктивная и деструктивная вовлеченности, причем последняя является на порядок более сильным фактором. Это хорошо согласуется с теорией Р.Д. Лейнга – деструктивная вовлеченность предполагает наличие опасного мира, которое и приводит к «расколу» Я.
Витальность обратно связана с деструктивной вовлеченностью и больше выражена у трудоустроенных респондентов. Мы предполагаем, что эта составляющая невоплощенности также должна иметь предиктором пол – показано, что погружение представителей мужского пола в пространство интернета более глубокое, что вызывает как социальные проблемы, так и нарушение витальных функций
[Шайдукова, 2020]. Это погружение может быть, в свою очередь, объяснено тем, что мужчины больше используют интернет для досуга и развлечений
[Barber, 2013], например, для видеоигр, которые обладают высокой аддиктогенностью. Отсутствие фактора пола в регрессионной модели, возможно, связано с небольшим количеством респондентов мужского пола или особенностями выборки.
Заключение
Большинство молодежи, принимавшей участие в исследовании, имеет средние уровни невоплощенности в интернете, а также конструктивной и деструктивной вовлеченности, что, видимо, можно считать нормативными показателями.
На сегодняшний день невоплощенность происходит в результате не всех видов интернет-активности, а в основном при девиантном поведении в Глобальной Сети, то есть при таком, которое не приводит к просоциальному развитию личности. Во всех других случаях интернет не представляется людям опасной средой, следовательно, не нуждается в защитных механизмах в виде «раскола» Я и выступает в качестве ресурса, который позволяет сосуществовать в картине мира человека двум реальностям – офлайн и онлайн, причем такое сосуществование может приводить к успешной социализации в обеих.
Витальность воплощенного Я, конструктивная личностная позиция по отношению к процессам киберсоциализации и конструктивная вовлеченность в киберсоциализацию наблюдаются у респондентов, которых можно назвать социализированными в реальной жизни – тех, кто имеет работу и семью. Можно предположить, что взрослый человек со сложившейся картиной мира, Я-концепцией, обладающий способностью к самостоятельному критическому анализу информации и ее систематизации, будет более склонен к использованию интернета в продуктивном русле, тогда как развивающаяся личность в условиях отсутствия дефицита времени и других ресурсов может использовать пространство Всемирной паутины для экспериментов, в том числе и асоциальной направленности.
У женщин интернет выступает средством для социализации в реальном мире – общение со знакомыми людьми, потребление культуры, совершение покупок – чему отдается приоритет по сравнению с социализацией в Сети, что показывают более высокие, чем у мужчин, средние значения витальности и конструктивной личностной позиции. Мужчины же больше склонны к киберсоциализации в результате использования интернета для досуговой деятельности, в которой значимое место занимают, например, видеоигры. Это доказывается более высокими, чем у представителей женского пола, конструктивной и деструктивной вовлеченностями в онлайн-социализацию. Тем не менее средние ранги невоплощенности в интернете у неработающих и трудоустроенных женщин оказываются более высокими, чем у мужчин, что подчеркивает необходимость в проведении дальнейших исследований киберсоциализации, в том числе ее гендерного аспекта.
Ограничения и перспективы исследования
Одним из ограничений и перспектив работы мы считаем использование второй, уточненной, версии опросника «Невоплощенность в интернете», которая появилась после проведения нами эмпирического исследования
[Коптева, 2023]. Также представляется интересным разговор не просто о невоплощенности в интернете и ее связи с киберсоциализацией, а о невоплощенности в зависимости от различных видов деятельности, которая может быть осуществлена в интернет-пространстве. Кроме того, для повышения репрезентативности выборки необходимо ее увеличить, выровнять по факторам пола и трудовой занятости.