Предикторы выбора русскими стратегии поведения в межкультурном конфликте

Согласно социологическим исследованиям, за последние годы число внутренних мигрантов в России возросло в 2 раза и составляет приблизительно 4 миллиона человек (87% от всей доли прибывших), при этом народы Северного Кавказа занимают лидирующие позиции [2; 3]. По данным на 2012 год, количество представителей Северо-Кавказского региона в Москве составило 15,1% (около 46 тысяч человек) от общего числа россиян, приехавших в столицу за последние два года [9]. Таким образом, заметно растет доля представителей Северного Кавказа в регионах с исконно преобладающим русским населением [21]. Однако культурная дистанция и уровень предубеждений по отношению к народам Северного Кавказа остаются по-прежнему достаточно высокими [8; 11; 12; 20; 21]. К существующим предубеждениям прибавляется новый виток, вызванный ростом исламофобии в России и в мире [7; 10]. Рост количества контактов между русскими и представителями народов Кавказа вкупе с наличием негативных межгрупповых установок может приводить к возникновению конфликтных ситуаций между представителями данных культур. В связи с этим правильное понимание причин поведения участников подобных конфликтов поможет сформулировать рекомендации для их предотвращения и мирного урегулирования.

Стратегии поведения
в межкультурном конфликте

В отечественном научном дискурсе достаточно большое влияние уделено межкультурным отношениям [6; 22]. При этом процессы и явления, связанные с межкультурными конфликтами в российском контексте, изучены в меньшей степени. Это может быть связано с исторической традицией рассмотрения межкультурного конфликта как конфликта межгруппового и может затруднять и ограничивать возможности эмпирического исследования подобных конфликтов на межличностном уровне.

В данном исследовании мы ориентировались на западные теоретические концепции межкультурного конфликта и попробовали адаптировать их к российским реалиям. Многие зарубежные исследователи рассматривают межкультурный конфликт на межличностном уровне, а также выявляют характерные особенности, присущие поведению участников данного типа взаимодействия [38]. Причиной межкультурного конфликта не обязательно становятся этническая неприязнь и межэтническая напряженность, но в то же время, взаимодействие участников конфликта может осложняться групповыми предрассудками и установками, разделяемыми на индивидуальном уровне [18]. В любом случае участники межкультурного конфликта, как правило, сталкиваются с наличием культурной дистанции, языкового барьера и непониманием чужой культуры [23; 24; 37].

При изучении стратегий поведения в межкультурном конфликте большинство исследований опирается на универ­салистскую модель двойной заинтересованности, известную в отечественной литературе как модель Томаса—Килманна [35]. Данная модель рассматривает стратегии конфликтного поведения в системе координат с двумя векторами — забота о своих интересах и забота об интересах другой стороны. Всего модель двойной заинтересованности описывает пять стратегий: доминирование, сотрудничество, компромисс, уход и уступки. Анализ литературы, посвященной пре­дикторам выбора одной из данных стратегий поведения в межличностном конфликте, позволяет сделать вывод о том, что существуют три основные группы факторов: 1) индивидуальные особенности; 2) социальный и ситуационный контекст; 3) культурные нормы и ценности [39]. Достаточно большое количество зарубежных работ посвящено изучению таких факторов, как культура, эмоциональный интеллект и коммуникативные навыки [1; 16]. Именно они считаются ключевыми предикторами поведения в любом конфликте и достаточно хорошо изучены. Однако, по мнению С. Тинг- Туми, Д. Бар-Таля, М. Хаммера и других исследователей [14; 18; 37], в межкультурном конфликте проявляются и другие предикторы, характерные только для данного типа взаимодействия и не так подробно рассмотренные в литературе. Среди индивидуально-личностных факторов выделяют: идентичность, авторитарные и националистические установки, межгрупповую тревожность [36]. Важными социальными предикторами в межкультурном конфликте становятся групповые убеждения, групповые эмоции и история межгрупповых взаимоотношений [14; 23; 44]. Если групповые убеждения разделяются непосредственно участниками конфликта, то с большой вероятностью они будут проявляться при их межличностном взаимодействии.

Однако основное внимание исследователей, изучающих межкультурный конфликт, сосредоточено на таком предикторе конфликтного поведения, как культура. Это связано с предположением, согласно которому столкновение с представителем другой культуры актуализирует идентичность со своей собственной этнической группой [38]. Таким образом, поведение участников межкультурного конфликта в большей степени подвержено влиянию культурных норм и ценностей, чем в конфликте между представителями одной и той же культуры. При этом, несмотря на большое количество исследований, подтверждающих влияние культуры на поведение в конфликте, гипотеза о том, что культура является ключевым фактором, регулирующим межкультурное взаимодействие, пока остается теоретической [44]. Некоторые исследователи считают, что поведение конфликтующих сторон на межличностном уровне чаще обусловлено ситуационными и личностными детерминантами [29].

Индивидуальные ценности
и поведение в конфликте

В нашем исследовании мы решили более детально изучить индивидуально-личностные предикторы поведения в межкультурном конфликте, так как они в меньшей степени рассмотрены в зарубежной и отечественной литературе. Нашей целью являлось восполнение пробелов в понимании влияния индивидуальных ценностей на выбор стратегии поведения в конфликте.

Одной из наиболее распространенных и эмпирически подтвержденных теорий индивидуальных ценностей является теория Ш. Шварца [31]. Изначально Ш. Шварц определил континуум из 10 ценностей, которые, по его мнению, составляют мотивационную основу личности [31]. В дальнейшем он уточнил свою теорию, выделив 19 ценностей, образующих мотивационный круг [13]. Данные ценности были объединены Ш. Шварцем в четыре ценности более высокого порядка — Открытость изменениям, Сохранение, Самоутверждение и Самопреодоление. По мнению Ш. Швар­ца, ценности и поведение неразрывно связаны [31; 32]. Теория предполагает, что действия, совершаемые человеком и являющиеся выражением определенной ценности, также одновременно подавляют проявление других ценностей [33]. Существует достаточно большое количество работ, показывающих связь ценностей с личностными особенностями и чертами, но в последнее время все больший интерес вызывает исследование влияния ценностей на поведение [32; 33]. Последние исследования показывают, что ценности действительно определяют и направляют поведение, при этом разные ценности имеют влияние различной силы; кроме того, связь между ценностями и поведением может частично нивелироваться социальными нормами [40]. Однако, как мы говорили выше, в ситуации с конфликтным поведением хорошо изучено влияние в основном только культурных ценностей и ориентаций, таких как индивидуализм или избегание неопределенности [16]. При этом, исходя из теоретической концепции индивидуальных ценностей, есть все основания предполагать, что они будут оказывать влияние на выбор стратегии поведения в межличностном конфликте, в том числе межкультурном.

Межгрупповая тревожность
и поведение в конфликте

Помимо ценностей, которые предположительно оказывают влияние на поведение в любом межличностном конфликте, мы решили рассмотреть специфические переменные, характерные для поведения в межкультурном конфликте. Одним из таких ключевых ситуационно-личностных факторов является межгрупповая тревожность. Данный феномен был введен в психологическую литературу У. Стефаном и К. Стефан и характеризуется как определенный вид тревоги, проявляющейся при вовлечении во взаимодействие с представителем другой культуры [34]. Похожий конструкт описывают Дж. Нойлип и Дж. МакКроски, называя возникающую тревогу опасением межкультурной коммуникации [25]. По мнению У. Стефана, межгрупповая тревожность может проявляться и как относительно устойчивая личностная особенность, и как фактор, возникающий при непосредственном межкультурном взаимодействии [34]. Авторы концепции выделяют три компонента межгрупповой тревожности — аффективный, когнитивный и физиологический. Таким образом, данный предиктор проявляется в виде разных психологических процессов — эмоций, чувств, установок и убеждений, а также в виде физиологических реакций. Как правило, большинство исследований сфокусировано на изучении аффективного компонента [34]. Межгрупповая тревожность может играть роль медиатора между такими предпосылками, как личностные черты, установки, персональный опыт и ситуационные факторы, и всеми видами последствий: когнитивными, эмоциональными и поведенческими [34; 41]. Если говорить о поведенческих аспектах, то высокий уровень межгруп­повой тревожности приводит, как правило, к избеганию любой коммуникации с представителями другой группы либо стимулирует оскорбительное и агрессивное поведение [41]. Многие работы показывают, что межгрупповая тревожность значительно препятствует эффективной межкультурной коммуникации [34; 43]. Существует не так много работ, нацеленных на изучение роли межгрупповой тревожности в межкультурном конфликте. В частности, было обнаружено, что высокий уровень тревожности негативно коррелирует со стратегиями сотрудничества и доминирования [26; 28].

Рис. 1. Континуум индивидуальных ценностей, согласно обновленной теории Ш. Шварца

Эмпирическое исследование

Проведенный нами анализ литературы показал, что научные знания о психологических предикторах стратегий поведения в межкультурном конфликте недостаточны для формирования целостной картины данного феномена. При этом, конечно же, стоит отметить, что конфликт между представителями разных этнических групп — достаточно редкое социальное явление. Как правило, даже при высоком уровне межэтнической напряженности в обществе, люди стараются не вступать в открытое конфликтное взаимодействие. Поэтому в нашей работе мы моделировали ситуацию межкультурного конфликта для наших респондентов с целью восполнить недостающие теоретические знания, которые могут быть полезны, в первую очередь, для профилактики подобного рода явлений.

Цель данной работы — изучение универсальных (ценности) и специфических для межкультурного конфликта пре­дикторов (межгрупповая тревожность) выбора стратегии поведения в межкультурном конфликте. Исходя из представленного выше теоретического анализа, были выдвинуты следующие гипотезы.

Н1. Высокая выраженность ценностей Открытости изменениям и Само- преодоления будет позитивно связана с предпочтением стратегий сотрудничества в межкультурном конфликте.

Н2. Высокая выраженность ценностей Самоутверждения будет связана позитивно с выбором стратегий доминирования и негативно — с выбором стратегий сотрудничества в межкультурном конфликте.

Н3. Высокая выраженность ценностей Сохранения будет позитивно связана с предпочтением стратегий ухода и уступок в межкультурном конфликте.

Н4. Межгрупповая тревожность будет выступать модератором связи между ценностями и предпочтением стратегий сотрудничества и ухода. Высокая меж­групповая тревожность будет снижать позитивный эффект ценностей Открытости изменениям и Самопреодоления на выбор стратегии сотрудничества и усиливать позитивный эффект ценностей Сохранения на выбор стратегии ухода.

В качестве контрольных переменных были выбраны самоуважение (универсальная переменная) и гражданская идентичность (специфическая для меж­групповых отношений переменная), так как существует достаточное количество работ, подтверждающих их влияние на конфликтное поведение [16]. В частности, работа С. Тинг-Туми и коллег показала, что высокий уровень и этнической, и гражданской идентичности стимулирует выбор таких стратегий, как сотрудничество и компромисс [36].

Метод

Процедура. Для более глубокого понимания социокультурного контекста и актуальных условий межкультурных конфликтов в России было проведено предварительное качественное исследование в форме структурированного интервью с 37 респондентами, проживающими в Москве и других городах Центрального федерального округа (22 женщины, 15 мужчин). Респондентов просили вспомнить и описать в деталях конфликт с представителем другой этнической группы, который произошел с ними или их родственниками и который они считают довольно распространенным явлением в русской культуре. Анализ ответов показал следующее: 1) наиболее типичными считались конфликтные ситуации из повседневной жизни (в общественном месте или в транспорте, в магазине); 2) как наиболее типичный межкультурный конфликт действительно рассматривался конфликт с представителем народов Северного Кавказа; 3) дифференциация народов Северного Кавказа на этнические группы была очень слабой, обычно респонденты относили всех к одной группе «кавказцы». По мнению респондентов, основной причиной таких конфликтов было «хамское» и «некультурное» поведение представителей этих этнических групп в общественных местах.

Выборка. В основном исследовании приняли участие 214 этнических русских, проживающих в России (73 мужчины, 141 женщина; возраст M = 31,96; SD = 10,21). Доля студентов составляет 12,15%. Выборка собиралась при помощи стратегии «снежного кома», в том числе и через социальные сети. Респонденты проживают в городах Центрального федерального округа, большая часть (63%) — в Москве. Мы выбрали для анализа жителей регионов, где русские были и остаются национальным большинством, чтобы понять их установки по отношению к внутренним мигрантам с Северного Кавказа.

Методики. Шкалы, которые еще не были адаптированы на российской выборке, были переведены при помощи методики двойного перевода, а затем адаптированы при помощи когнитивного интервью методом Think-aloud. Для всех опросников использовалась шкала Лайкерта с 9 делениями (1 — наименьшее согласие с пунктом, 9 — наибольшее согласие с пунктом). В скобках указаны коэффициенты внутренней согласованности а-Кронбаха.

Стратегии поведения в конфликте. Мы использовали опросник организационного конфликта М. Рэхима в модификации Дж. Оэтцеля [27]. Респондентам предлагалось представить их поведение в повседневном конфликте с представителем народов Северного Кавказа (так как предварительное исследование показало, что дифференциация на разные этнические группы слабая, было принято решение придерживаться именно этой формулировки). При ответе респондентов просили учитывать их реальный жизненный опыт участия в межкультурных конфликтах, если такой имелся. Затем их просили оценить, насколько каждое высказывание соответствует их представляемому поведению. Пример пункта шкалы »Доминирование»: «Я буду использовать свой авторитет, чтобы решение было принято в мою пользу» (a = ,87). Пример пункта шкалы «Сотрудничество»: «Я постараюсь совместить свои идеи с идеями другой стороны, чтобы мы пришли к совместному решению» (a = ,91). Пример пункта шкалы «Уход»: «Скорее всего, я попробую избежать открытого обсуждения разногласий с другой стороной» (a = .82). Пример пункта шкалы «Уступки»: «Скорее всего, я постараюсь удовлетворить потребности другой стороны» (a = ,88). Опросник прошел адаптацию для российской выборки, результаты факторного анализа и анализа валидности представлены в разделе Результаты. В авторской версии опросника выделены пять факторов: сотрудничество, компромисс, уход, уступки и доминирование. Однако результаты нашего анализа показали, что компромисс и сотрудничество образуют один фактор.

Индивидуальные ценности. Мы использовали опросник Ш. Шварца PVQ-R, адаптированный к российской выборке сотрудниками НИУ ВШЭ [13]. Опросник состоит из 57 пунктов. Для данного исследования мы рассматривали четыре блока ценностных ориентаций: Сохранение, Открытость изменениям, Самоутверждение и Самопреодоление. Примеры вопросов блока «Сохранение»: «Для него важно соблюдать все законы» (a = ,85). Пример вопроса блока «Открытость к изменениям»: «Свобода действий важна для него» (a = ,70). Пример вопроса блока «Самоутверждение»: «Быть тем, кто указывает другим, что делать, важно для него» (a = ,82). Пример вопроса блока «Самопреодоление»: «Для него важно принимать людей, даже если он с ними не согласен» (a = ,79).

Межгрупповая тревожность. Для измерения уровня межгрупповой тревожности мы адаптировали 14 пунктов шкалы опасения межкультурной коммуникации Дж. Нойлип и Д. МакКро- ски [25]. Пример пункта: «Я напряжен и нервничаю, общаясь с людьми с Северного Кавказа» (a = ,90).

Гражданская идентичность. Была взята шкала гражданской идентичности из опросника MIRIPS, адаптированная сотрудниками Международной научно­учебной лаборатории социокультурных исследований [5]. Шкала состоит из 4 пунктов, пример пункта: «Я горд быть россиянином» (a = ,87).

Самоуважение. Была взята шкала самоуважения Розенберга [30] в российской адаптации [5]. Шкала состоит из 10 пунктов, пример пункта: «Я считаю, что у меня есть хорошие качества» (a = ,76).

Социально-демографические характеристики. Респонденты указывали свой пол, возраст, уровень образования, профессию, религиозную принадлежность, уровень дохода, собственную национальность и национальность родителей. Мы также контролировали такую переменную, как частота контактов, задавая три вопроса касательно частоты и близости контактов респондентов с представителями народов Северного Кавказа (сколько представителей народов Северного Кавказа вы знаете лично/хоро- шо/сколько из них являются вашими друзьями, по шкале от «1 — никого» до «9 — много»), так как согласно теории контакта (Allport, 1954), прошлый положительный опыт взаимодействия с представителями других этнических групп оказывает значимое влияние на межкультурные установки. Так как получившиеся средние значения являются достаточно низкими (M = 3,31; SD = 2,02), в дальнейшем мы не учитывали опыт контакта при анализе и обсуждении результатов.

Статистическая обработка. Для обработки данных использовался статистический пакет SPSS 24.0 с приложением Amos 24.0. Мы применяли следующие статистические процедуры: описательные статистики; частный корреляционный анализ с бутсреппингом (n = 2000) с исключением влияния пола, возраста, образования, религиозной принадлежности; эксплораторный и конфир- маторный факторный анализ; путевой анализ (SEM). Для конфирматорного факторного анализа и путевого анализа мы использовали рекомендуемые показатели соответствия данных: CFI > ,90; RMSEA < ,08; SRMR < ,08 [19].

Результаты

Валидизация методики

Для валидизации адаптированного варианта опросника организационного конфликта М. Рэхима в модификации Дж. Оэтцеля были поэтапно проведены процедуры эксплораторного и конфирма- торного факторного анализа. Также были рассчитаны показатели дивергентной и конвергентной валидности, такие как CR (показатель составной надежности p-Рейкова), AVE (показатель средней извлеченной дисперсии), MSV (показатель максимальной разделенной дисперсии), дополнительно был проведен тест Фор- нелла—Ларкера (табл. 1). Эксплоратор- ный факторный анализ с использованием метода максимального правдоподобия и путем вращения корреляционной матрицы по типу Промакс показал, что полная объясненная дисперсия составляет 57,9%.

Таблица 1

Показатели надежности, конвергентной и дивергентной валидности

В результате анализа с собственными значениями фактора была выделена четы­рехфакторная структура.

Для проверки предложенной структуры был проведен конфирматорный факторный анализ. Построенная модель имела приемлемые показатели соответствия: CMIN/DF = 2,013; CFI = ,930; RMSEA = ,069 [,059; ,079]; AIC = 508,498. Показатели надежности, конвергентной и дивергентной валидности должны соответствовать следующим значениям: CR > ,7; AVE > ,5; MSV < AVE; AVE > коэффициентов корреляции [17]. Как видно из табл. 1, можно говорить о хорошей валидности и надежности опросника.

Таблица 2
Описательные статистики для всех шкал

Описательные статистики и частные корреляции 

Как видно из табл. 2, наибольшее среднее значение — у стратегии сотрудничества, затем следуют уход и доминирование. Стратегия уступок является наименее предпочитаемой стратегией поведения в межкультурном конфликте.

Путевой анализ и анализ модерации

На рис. 2 представлена проверяемая модель путевого анализа, совмещенного с анализом модерации. Модель была проверена при помощи путевого анализа в статистическом пакете Amos 24.0. По- висимых переменных и модератора, было мимо представленных зависимых, неза- оценено влияние двух контрольных переменных: самоуважения и гражданской идентичности. Модель имеет хорошие показатели соответствия: CMIN = 40,48; DF = 27; CMIN/DF = 1,499; CFI = 0,982; RMSEA = 0,049; SRMR = 0,038.

Рис. 2. Путевая модель для предикторов стратегий конфликтного поведения

Предикторы объясняют от 10 до 26% дисперсии зависимых переменных. Межгрупповая тревожность, как модератор, имеет значимое влияние только для связи между Открытостью изменениям и сотрудничеством. На уровне значимости p = ,001 следующие ценности имеют влияние на предпочтение стратегий конфликтного поведения: ценности Сохранения положительно влияет на стратегию ухода, Самопреодоление положительно влияет на стратегию сотрудничества, а Самоутверждение — на стратегию доминирования. Из контрольных переменных самоуважение оказывает значимое влияние на стратегию уступок.

На рис. 3 представлен модерацион­ный эффект межгрупповой тревожности на связь между ценностями Открытости изменениям и стратегией сотрудничества. Как можно видеть, высокая меж­групповая тревожность значительно снижает позитивный эффект, оказываемый на данную стратегию ценностями Открытости изменениям.

Таблица 3

Путевой анализ влияния индивидуальных ценностей
на стратегии поведения в конфликте

Примечание: звездочками отмечены значимые значения на уровне «*» — p < ,05; «**» — p < ,01;
«***» — p < ,001.

Рис. 3. Модерационный эффект межгрупповой тревожности на связь между Открытостью
изменениям и сотрудничеством

Обсуждение результатов

В данном исследовании мы рассмотрели предикторы поведения русских в воображаемом конфликте с представителями народов Северного Кавказа. Так как респонденты оценивали свое гипотетическое поведение, безусловно, при дальнейшем обсуждении мы имеем ввиду в большей степени установки на выбор той или иной стратегии поведения в конфликте. При этом такой подход, направленный на установки (perspective), а не на фиксацию реального поведения (descriptive), также широко представлен в зарубежной психологии, особенно при изучении нового социокультурного контекста, в котором люди еще не успели накопить реальный опыт участия в каких-либо социальных процессах (Dunn, 2008). Кроме того, стоит отметить, что полученные результаты можно переносить только на русских из регионов, где они являются большинством и редко взаимодействуют с представителями других этнических групп; мы предполагаем, что для русских, проживающих на территории Северного Кавказа могут быть получены другие результаты. Было проанализировано влияние индивидуальных ценностей и межгрупповой тревожности в роли медиатора. Наибольшее предпочтение стратегии сотрудничества в межкультурном конфликте, на наш взгляд, связано с социальной желательностью. А достаточно высокое предпочтение ухода, вероятно, — с тревожностью и страхом, сопровождающими любой межкультурный конфликт [34].

Проверяемая нами теоретическая модель подтвердила наши предположения о роли базовых ценностей как предикто­ров стратегий конфликтного поведения, за исключением стратегии уступок. Стоит отметить, что стратегия уступок имела самое малое среднее значение по сравнению с другими стратегиями, что может говорить о ее низкой социальной желательности среди российских респондентов. С предпочтением стратегии сотрудничества позитивно связаны такие ценности, как Открытость изменениям и Самопреодоление, и негативно — ценности Самоутверждения. Это полностью согласуется с теоретическими представлениями о природе сотрудничества, которая подразумевает не только высокую заботу о своих интересах и об интересах другой стороны (что по смыслу соответствует ценностям Самопреодоления и противоположно ценностям Самоутверждения), но и способность к ведению диалога, нахождению эффективных совместных решений, умение воспринимать альтернативную точку зрения (что соответствует ценностям Открытости изменениям) [32; 35]. Самоутверждение имеет очень сильную положительную связь с предпочтением стратегии доминирования. Данный результат находится в соответствии с представлениями о доминировании как о стратегии, в основе которой лежит стремление добиться своей цели любым путем, «победить» соперника, «выиграть» соревнование [35]. Ценности Сохранения, как и ожидалось, имеют положительную связь с предпочтением стратегии ухода. Как правило, мотивацию выбора ухода в конфликте связывают с нежеланием вступать в открытое взаимодействие, причинять неудобства себе и другой стороне, что хорошо согласуется с такими ценностями, как конформизм и скромность, входящими в состав ценностей Сохранения. Можем предположить, что ценности являются «универсальными» предикторами поведения в конфликтах разного, а не только межкультурного, типа.

Результаты анализа модерации показали, что межгрупповая тревожность имеет значимое влияние на связь между ценностями Открытости изменениям и стратегией сотрудничества. Чем выше тревожность, тем меньше позитивный эффект Открытости изменениям на предпочтение сотрудничества. Помимо этого, был получен значимый прямой эффект межгрупповой тревожности на стратегии ухода и сотрудничества. Высокий уровень межгрупповой тревожности стимулирует выбор стратегии ухода и уменьшает вероятность предпочтения стратегии сотрудничества. Это полностью согласуется с результатами исследований, показывающих, что межгрупповая тревожность вынуждает избегать взаимодействия с другой группой и затрудняет эффективную межкультурную коммуникацию [34; 41]. Интересно, что влияние межгрупповой тревожности на предпочтение стратегии ухода можно рассматривать и как одно из немногих позитивных последствий меж­групповой тревожности. Таким образом, высокий уровень тревожности способен сдерживать более негативные аспекты межгрупповых отношений, такие как конфликты. Это перекликается с идеей Л. Козера [4] о том, что сама угроза возникновения в обществе социальных конфликтов и является той силой, которая предотвращает их появление. Прямой эффект межгрупповой тревожности на стратегии поведения в конфликте позволяет рассматривать ее в дальнейшем не только как модератор, но и как отдельную независимую переменную. При этом в случае с сотрудничеством модерационный эффект выше, чем прямой, а в случае с уходом — наоборот. Интересно отсутствие модерационного эффекта тревожности на связь Самопреодоления и сотрудничества. Видимо, непосредственная связь данных ценностей и сотрудничающего поведения настолько сильна и устойчива, что нивелирует влияние межгрупповой тревожности.

Рассмотрение контрольных переменных дало следующие результаты. Гражданская идентичность имела значимую, но очень слабую положительную связь с предпочтением стратегий сотрудничества и уступок. Обе эти стратегии направлены на заботу об интересах другой стороны. Исходя из этого, мы можем предположить, что выраженная гражданская идентичность благотворно влияет на восприятие представителя национального меньшинства как равного, стимулирует более внимательное отношение к его интересам. Это согласуется с результатами исследования Ting-Toomey et al. [36]. Высокое самоуважение имеет значимую негативную связь с предпочтением стратегий ухода и уступок. Это может быть объяснено тем, что люди с высоким уровнем самоуважения чувствуют себя более уверенно при открытом противодействии, чем люди с низким самоуважением [15]. При этом достаточно интересно влияние самоуважения на стратегию уступок. Можно предположить, что использование стратегии уступок в межкультурном конфликте воспринимается русскими респондентами как признак слабости.

Выводы

Полученные результаты позволяют сделать следующие выводы:

1. Высокая выраженность ценностей Открытости изменениям и Самопреодо- ления положительно связана с предпочтением стратегии сотрудничества в воображаемом межкультурном конфликте.

2. Высокая выраженность ценностей Самоутверждения связана положительно с выбором стратегии доминирования и отрицательно — с выбором стратегии сотрудничества.

3. Высокая выраженность ценностей Сохранения положительно связана с предпочтением стратегии ухода в воображаемом межкультурном конфликте, но при этом не оказывает значимого влияния на предпочтение стратегии уступок.

4. Высокая межгрупповая тревожность связана положительно с выбором стратегии ухода и отрицательно — с выбором стратегии сотрудничества.

5.  Высокая межгрупповая тревожность снижает позитивное влияние ценностей Открытости изменениям на стратегию сотрудничества.

Результаты данного исследования могут быть использованы при разработке тренинга межкультурной коммуникации, при урегулировании конфликтов между представителями русской и кавказских этнических групп, а также при разработке рекомендаций в сфере межкультурной коммуникации.

Ограничения и дальнейшие
исследования

Данное исследование имеет ряд ограничений. Во-первых, ответы респондентов об их предполагаемом поведении в конфликте с большой вероятностью подверглись влиянию социальной желательности. Кроме того, респонденты оценивали воображаемое, а не реальное поведение. Во-вторых, не удалось определить влияние ценностей на предпочтение стратегии уступок, доля объясненной дисперсии для стратегии уступок очень низка. Представляется интересным в следующих исследованиях рассмотреть поведение в конфликте с представителями других этнических групп (в том числе не проживающих в России), а также провести «зеркальное исследование» для представителей контактирующих этнических меньшинств.

Финансирование

Статья подготовлена в ходе проведения исследования в рамках Программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) и с использованием средств субсидии в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации «5-100».