Родительская позиция в семьях, воспитывающих дошкольников с расстройствами аутистического спектра

Представлено исследование родительской позиции в семьях, воспитывающих детей с расстройствами аутистического спектра (РАС). В экспериментальной программе исследования родительской позиции использованы валидные и надежные опросники «Анализ семейной тревоги» (ACT), «Анализ семейных взаимоотношений» (АСВ), методика изучения родительских установок (PARI), методика диагностики отношения к болезни ребенка (ДОБР), направленные на выявление семейной тревоги, родительских установок, родительского от- ношения, семейных взаимоотношений, отношения к болезни ребенка. Выборка исследования составила 40 родителей: 20 человек воспитывают дошкольников с расстройствами аутистического спектра и 20 человек — нормально развивающихся детей. Выявленные гиперпротекция, потворствующий стиль воспитания, тенденции к установлению симбиотических отношений, амбивалентное эмоциональное отношение и т.д. — позволяют говорить о невысокой продуктивности родительской позиции в семьях с дошкольниками, имеющими РАС. Большинство родителей, имеющих детей с расстройствами аутистического спектра, нуждаются в специально организованной работе по коррекции родительской позиции

Cемья ребенка, имеющего ограниченные возможности здоровья (ОВЗ), — один из основных ресурсов его эффективной социализации, что убедительно доказывает практический опыт, а также исследования, в том числе и отечественных специалистов: Л.Л. Баландиной [1], Т.Н. Бразгун [2], И.Ю. Левченко [6], А.Г. Московкиной [7], О.С. Никольской, Е.Р. Баенской, М.М. Либлинг [8], Н.И. Отевой [9], В.В. Ткачевой [13; 14], Т.И. Шульги [15]. Исследователи убедительно показывают, что функциональная дееспособность такой семьи во многом зависит от родительской позиции, которую демонстрируют ближайшие родственники ребенка с нарушениями развития. По мнению О.А. Карабановой [5], родительская позиция является интегративным психологическим феноменом, включающим эмоционально-потребностный компонент (эмоциональное принятие ребенка, мотивы и ценности воспитания), когнитивный компонент (особенности когнитивного образа ребенка, сформировавшегося у родителя; представление родителя о себе как о воспитателе) и поведенческий компонент (модель ролевого родительского поведения). В работе А.Я. Варги [3] родительская позиция определяется как сплав эмоционального отношения к ребенку, стиля общения с ним и его когнитивного образа.

Важным для понимания сущности родительской позиции является, на наш взгляд, исследование А.С. Спиваковской [12], которая выделяет основные критерии для оценки продуктивности родительской позиции. Это: степень динамичности родительской позиции, которая заключается в гибкости и вариативности поведения родителя в отношении ребенка; также важным критерием является степень прогностичности, позволяющей предвосхищать будущие возрастные изменения в процессе развития ребенка, способствовать его полноценному развитию.

Проведенный анализ исследований по заявленной тематике в области коррекционной психологии и педагогики позволяет констатировать, что отсутствие адекватной родительской позиции — существенная проблема для большинства семей, воспитывающих детей с ОВЗ. Результаты исследования О.В. Юговой [16] позволяют говорить о том, что большинство таких родителей демонстрируют условно активную или пассивную родительскую позицию. Их эмоциональное отношение к ребенку находится в диапазоне от условного принятия до отвержения. Стратегия родительского поведения определяется пониманием функции ухода и присмотра как основных родительских обязанностей. Сотрудничество их со специалистами-дефектологами не рассматривается как необходимая ребенку помощь. Более того, многие отцы и матери детей с ОВЗ стремятся полностью переложить ответственность за развитие своего ребенка на коррекционных педагогов и психологов. Также следует отметить, что родители не осознают суть и глубину проблем, которые возникают из-за нарушения развития у их детей.

В работе И.Н. Галасюк [4] рассматриваются особенности родительской позиции в семьях, воспитывающих детей и подростков с нарушениями интеллектуального развития. Автором были выделены 7 типов родительской позиции по отношению к детям с нарушением интеллекта: 4 типа определяются как основные (партнерский, наставнический, доминирующий и отвергающий) и 3 типа как промежуточные (партнерско-наставнический, наставническо-доминирующий и доминирующе-отвергающий).

Интересными для нашего исследования являются работы Н.Н. Посысоева [10; 11], рассматривающего структуру родительской позиции в семье, воспитывающей ребенка с ОВЗ. Автором выделяются следующие структурные компоненты: отношение к себе как к родителю (самоотношение, самопринятие), отношение к ребенку (эмоциональное принятие), отношение к нарушению развития ребенка (принятие, преувеличение или отрицание дефекта), отношение к помощи извне (готовность, пассивность, отказ от помощи), отношение к будущему (негативное, позитивное).

Следует отметить, что проведенный анализ научной литературы позволяет констатировать малую степень изученности такой важной составляющей детско-родительских отношений как родительская позиция. Еще более выраженный дефицит психолого-педагогических исследований наблюдается в отношении изучения родительской позиции в семьях, воспитывающих детей с расстройствами аутистического спектра. Таким образом, мы считаем актуальным изучение особенностей родительской позиции у данного контингента родителей, так как научное представление об их воспитательном потенциале даст возможность более эффективно строить работу по сопровождению семьи.

В проведенном исследовании ставилась цель выявить особенности родительской позиции в семьях, воспитывающих дошкольников с РАС. Семьи с детьми дошкольного возраста были выбраны именно потому, что период дошкольного детства представляется наиболее благоприятным для развития у родителей адекватной продуктивной родительской позиции и своевременного включения в процесс коррекционно-развивающей помощи своим детям.

В исследовании принимали участие 20 родителей, воспитывающих дошкольников с РАС, и 20 родителей, имеющих дошкольников с нормальным психическим развитием (НПР). Возраст родителей от 25 до 40 лет. Изучение семей, имеющих детей с РАС, проходило на базе Центра длительной реабилитации детей «Добрый сад» (г. Нижний Новгород). Семьи с нормально развивающимися дошкольниками изучались на базе Муниципального бюджетного дошкольного образовательного учреждения «Детский сад № 22 “Сказка”» (г. Кстово, Нижегородская область). В исследовании применены методики: опросник «Анализ семейной тревоги» (ACT) (Э.Г. Эйдемиллер, В.В. Юстицкис), опросник «Анализ семейных взаимоотношений» (АСВ) (Э.Г. Эйдемиллер, В.В. Юстицкис), методика изучения родительских установок (PARI) (Е.С. Шафер и Р.К. Белл (адаптация Т.В. Нещерет)), методика диагностики отношения к болезни ребенка (ДОБР) (В.Е. Каган, И.П. Журавлева). Достоверность сделанных выводов подтверждена расчетом t-критерия Стьюдента по результатам проведенных методик исследования.

Опросник «Анализ семейной тревоги»   (ACT) (Э.Г. Эйдемиллер, В.В. Юстицкис) позволяет изучить общий фон переживаний индивида, связанный с его позицией в семье, с тем, как он воспринимает себя в семье (рис. 1).

Рис. 1. Показатели семейной тревоги у родителей детей с РАС и НПР по результатам опросника АСТ (% родителей с выявленными показателями семейной тревоги)

Результаты свидетельствуют, что у родителей детей с РАС чаще всего выражена напряженность в семейной ситуации (55%). В таких семьях родители тратят значительно больше времени и усилий на выполнение семейных обязанностей, чем родителям обычных детей, и это существенно повышает уровень семейной напряженности.

Достоверных различий по шкалам вины и тревожности у родителей детей с РАС (9% и 27%) и имеющих детей с НПР (11% и 24%) выявлено не было. Однако суммарный показатель по всем шкалам, характеризующий общий уровень семейной тревоги у родителей, имеющих детей с РАС, значительно превышает показатели родителей детей с НПР. Повышенный уровень общей семейной тревоги диагностируется у 47% родителей детей с РАС, в то время как у родителей детей с НРП — только в 14% случаев.

Далее нами было проведено исследование по методике Э.Г. Эйдемиллера и В.В. Юстицкиса «Анализ семейных взаимоотношений» (АСВ) (рис. 2).

Прежде всего, стоит отметить, что у 100% родителей детей с РАС была диагностирована гиперпротекция (Г+) как стиль воспитания (и только у 33% родителей детей с НПР).

Родители детей с РАС по объективным причинам должны отдавать ребенку много сил, времени и внимания: вырастить и воспитать ребенка становится центральным делом семьи, на лечении и реабилитации его сосредотачиваются все силы.

Также нами были выявлены статистически значимые различия (p³0,05) по таким шкалам как «Потворствование (У+)», «Недостаточность требований-запретов к ребенку» (З-)», «Минимальность санкций (С-)» и

«Воспитательная неуверенность родителей (ВН)».

Родители, воспитывающие детей с РАС, более склонны к потворствованию (54%), в сравнении с родителями, воспитывающими детей с НПР (27%). Родители детей с РАС более склонны к максимальному и некритическому удовлетворению любых потребностей ребенка.

Рис. 2. Стили семейного воспитания в семьях, воспитывающих детей с РАС и НПР, по результатам методики АСВ (% родителей с выявленными стилями воспитания)

Также родители детей с РАС предъявляют в значительной степени меньше требований-запретов к своему ребенку (63%). Ребенку с РАС достаточно сложно установить рамки, хотя они ему необходимы. Родитель ребенка с РАС должен быть постоянно включенным в контроль и понимать обозначенные границы допустимого, что является достаточно сложным и энергозатратным, поэтому зачастую родители идут по пути наименьшего сопротивления и не ставят постоянных требований запретов ребенку.

Далее нами было выявлено, что родители детей с РАС менее склонны устанавливать санкции и наказания ребенку (72%), применяют их крайне редко.

Также 56% родителей, имеющих детей с РАС, характеризует воспитательная неуверенность. В семьях, где воспитывается ребенок с РАС, часто происходит перераспределение власти между ребенком и родителем: родитель склонен идти на поводу у ребенка, уступать ему даже в тех случаях, когда он считает, что уступать нельзя.

Далее нами проводилось изучение родительских установок с использованием Методики изучения родительских установок (PARI) (Е.С. Шафер и Р.К. Белл (адаптация Т.В. Нещерет)) (рис. 3).

Статистически достоверные различия показателей родителей детей с РАС и детей с НПР были получены по следующим показателям: «вербализация», ощущение самопожертвования», «опасение обидеть», «подавление агрессивности», «развитие активности ребенка» и «уклонение от конфликта».

Далее нами было проведено исследование по Методике диагностики отношения к болезни ребенка (ДОБР) (В.Е. Каган, И.П. Журавлева) (рис. 4).

Рис. 3. Родительские установки по методике PARI у родителей детей с РАС и НПР (% родителей с выявленными установками)

Рис. 4. Родительские установки по методике ДОБР у родителей детей с РАС и НПР (в баллах)

Родители детей с РАС продемонстрировали высокие показатели по таким шкалам как «интернальность»: они воспринимают болезнь ребенка как нечто независящее от них, то, что они не могут контролировать. Также высокие значения получены по шкале «тревога», что указывает на повышенный уровень тревожности, и по шкале «нозогнозия», что говорит о преувеличении родителями тяжести болезни ребенка.

По шкале «контроль активности» получены низкие результаты, что свидетельствует о недостаточности ограничений активности ребенка родителями.

Общий уровень напряженности при оценке тревожности родителей составляет 75,15 баллов, что характеризует повышенный уровень общей напряженности родителей, имеющих детей с РАС, по отношению к болезни ребенка.

Результаты проведенного исследования убеждают в том, что родительская позиция в семьях, воспитывающих детей с РАС, имеет проблемные зоны. Мы установили, что у всех родителей детей с РАС выражена   напряженность   в   семейной   ситуации, а также абсолютно доминирует такой стиль воспитания как гиперпротекция. Родители склонны к потворствованию как некритичному удовлетворению любых потребностей ребенка, не склонны к установлению четких требований-запретов ребенку и крайне редко применяют санкции и наказания. Основной стратегией семейных отношений является самопожертвование в роли матери. Также к данной стратегии добавляется подавление негативных чувств, что выражается в таких признаках как опасение обидеть», «подавление   агрессивности» и «уклонение от конфликта». Зачастую родители воспринимают болезнь ребенка как нечто, что они не могут контролировать, при этом преувеличивая тяжесть болезни ребенка.

Все эти негативные особенности родительской позиции людей, воспитывающих детей с РАС, нуждаются в своевременной и серьезной коррекции для обеспечения более благополучной социализации детей с РАС и восстановления психологического потенциала самих родителей.

Перспективами разработки заявленной проблемы представляется дальнейшее выявление родительской позиции отца и матери в воспитании детей с расстройствами аутистического спектра, а также создание и апробация программ психолого-педагогического сопровождения родителей, имеющих детей с РАС, направленных на восстановление семейных эмоциональных ресурсов, развитие родительской компетентности и позитивного воспитательного потенциала семьи.

1. Баландина Л.Л. Социально-психологические аспекты родительства в семьях, воспитывающих детей с ограниченными возможностями здоровья // Вестник Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета: Серия №1: Психологические и педагогические науки. 2019. № 2. С. 37—45.
2. Бразгун Т.Н., Ткачева В.В. К проблеме дисфункциональности семей, воспитывающих детей с ограниченными возможностями здоровья // Системная психология и социология. 2018. Т. 3. № 27. С. 84—98.
3. Варга А.Я. Структура и типы родительского отношения: дис.        канд. психол. наук / МГУ. Москва, 1986. 206 с.
4. Галасюк И.Н. Родительские позиции в семье, воспитывающей ребенка с нарушениями интеллектуального развития // Вестник Московского государственного областного университета: Серия: Психологические науки. 2014. № 3. С. 52—64.
5. Карабанова О.А. В поисках оптимального стиля родительского воспитания // Национальный психологический журнал. 2019. № 3. С. 71—79. DOI:10.11621/npj.2019.0308
6. Левченко И.Ю., Ткачева В.В. Психологическая помощь семье, воспитывающей ребенка с отклонениями в развитии: методическое пособие. Москва: Просвещение, 2008. 239 с. ISBN 978-5-09-016590-7.
7. Московкина А.Г. Социально-экологическая модель семьи ребенка с ограниченными возможностями здоровья // Наука и школа. 2017. № 3. С. 147—151.
8. Никольская О.С., Баенская Е.Р., Либлинг М.М. Аутичный ребенок: Пути помощи. Изд. 10-е. Москва: Теревинф, 2016. 288 с. ISBN 978-5-4212-0332-2.
9. Отева Н.И., Малярчук Н.Н., Криницына Г.М., Пащенко Е.В. Проблемы и ресурсы семей, воспитывающих детей с тяжелыми множественными нарушениями в развитии // Вестник Мининского университета. 2019. Т. 7. № 2. 14 с. DOI:10.26795/2307-1281-2019-7-2-8
10. Посысоев Н.Н. Содержание родительской позиции, сформированной историей жизни с особым ребенком: способы коррекции // Сельская школа. 2017. № 2. С. 49—51.
11. Посысоев Н.Н. Родительская позиция как система отношений // Ярославский педагогический вестник. 2017. № 6. С. 248—251.
12. Спиваковская А.С. Обоснование психологической коррекции неадекватных родительских позиций // Семья и формирование личности: сб. научных трудов. Москва: Изд-во НИИ общ. педагогики, 1981. С. 38—45.
13. Ткачева В.В. Современные технологии психологической помощи семье ребенка с ограниченными возможностями здоровья // Современные проблемы науки и образования. 2016. № 4. С. 155—159.
14. Ткачева В.В. Об итогах и перспективах развития направления психологической помощи семье ребенка с ограниченными возможностями здоровья // Актуальные проблемы образования лиц с ограниченными возможностями здоровья: Материалы научно-практической конференции с международным участием. Москва: МПГУ, 2018. С. 154—160. ISBN 978-5-4263-0643-1.
15. Шульга Т.И. Состояние семей как ресурс воспитания детей с ограниченными возможностями здоровья // Актуальные проблемы психологического знания. 2017. № 4. С. 45—53.
16. Югова О.В. Специфика родительской позиции и семьи ребенка с ограниченными возможностями здоровья // Вестник Череповецкого государственного университета. 2017. № 2. С. 195—203. DOI:10.23859/1994-0637-2017- 2-77-28

PlumX

Метрики публикации