Введение
Суициды остаются одной из самых острых проблем общественного здравоохранения во всем мире. Ежегодно более 700 000 человек погибают в результате суицида. Это четвертая по распространенности причина смерти среди молодых людей в возрасте 15—29 лет (WHO, 2021). В России уровень самоубийств неуклонно снижается с момента своего пика в 1995 году (41,4 на 100 000 населения в 1995 году; 39,1 в 2000 году; 23,4 в 2010 году; 11,3 в 2020 году; 9,2 в 2022 году) (Российский статистический ежегодник, 2023). Однако из-за различий в категориях, определениях и методах оценки ВОЗ продолжает оценивать уровень суицидов в России как высокий. По данным отчета ВОЗ (WHO, 2021), Россия заняла 11-е место в списке стран с самым высоким уровнем суицидов.
Уровень суицидов в России имеет существенные региональные различия. Например, в 2015 году уровень суицидов в Алтайском крае составил 56,4 на 100 000 населения, в Чечне — 0,6 на 100 000, тогда как средний показатель по стране за тот же год составил 17,4 на 100 000 человек. Такая существенная разница в показателях часто объясняется культурными различиями в отношении к самоубийству. В то время как строгое табу в исламских регионах (Чечня, Ингушетия, Дагестан и др.) считается сильным защитным фактором, терпимость к суицидам у некоторых этнических групп, таких как алтайцы и буряты, взаимосвязана с высоким уровнем суицидов (такое отношение может быть объяснено распространенностью буддизма в этих группах, который не так строго, как ислам, осуждает суицид) (Положий, 2019). Важно отметить, что строгие культурные табу также могут быть связаны с занижением статистики самоубийств (Rezaeian, 2010). Однако, несмотря на возможное занижение, Д. Лестер утверждает, что уровень самоубийств в мусульманских странах действительно ниже, чем в других странах, в то время как уровень суицидальных попыток, по всей видимости, не различается (Lester, 2006).
Исследователи показывают, что между суицидальным поведением и просуицидальными установками существует положительная корреляция (Arnautovska, Grad, 2010; Kodaka, Inagaki, Yamada, 2013). Поэтому негативные установки часто рассматриваются как защитный фактор суицидального поведения среди населения в целом, побуждающий людей пересматривать суицидальные намерения. В то же время этот, казалось бы, защитный эффект имеет и свою обратную сторону. Стигматизация совершивших суицидальные попытки и тех, кто пережил утрату близкого в результате самоубийства, удерживает многих от обращения за профессиональной помощью и усугубляет их социальную изоляцию (Борисоник, Любов, 2016; Чистопольская, Ениколопов, 2018). Исследования стигматизации и самостигматизации лиц с психическими расстройствами, совершивших суицидальную попытку, показывают, что стигматизация, связанная с самоубийством, у непсихотических пациентов преобладает над стигматизацией, связанной с психическим заболеванием (Положий, Руженкова, 2016). Хотя медицинские работники, в сравнении с населением в целом, говорят о более толерантном отношении к пациентам с суицидальным поведением, 61,5% психиатров и 77,4% медицинских сестер заявляют, что не рассматривают возможность интимных отношений с человеком, который в прошлом предпринимал суицидальную попытку. 43,2% психиатров и 74,9% медсестер заявили, что запретили бы лицам с суицидальной попыткой в анамнезе занимать преподавательские должности (Положий, Руженков, Руженкова, 2017). Очевидно, что такое отношение усугубляет социальную изоляцию и отсутствие карьерных возможностей для суицидентов. До 60% людей, испытывающих суицидальные мысли, скрывают их, что препятствует получению ими профессионального лечения (Hallford et al., 2023). Причины такого сокрытия включают самостигматизацию и чувство стыда. Исследователи подчеркивают взаимную связь между стигмой и суицидальностью: попытка самоубийства может вызывать стигматизирующие и самостигматизирующие установки, в то время как стигма самоубийства и психического заболевания становится фактором риска суицидального поведения (Carpiniello, Pinna, 2017).
Как показывают вышеприведенные исследования, на текущий момент специалисты в области психического здоровья не пришли к единому мнению и зачастую высказывают противоположные мнения о том, можно ли считать негативное отношение общества к самоубийству защитным фактором в отношении суицидального поведения. Несмотря на то, что общественное отношение к самоубийству уже исследовалось в российской популяции (например: Букин, Тищенко, 2016; Сурмач, Зверко, Холопица, 2019), мы не обнаружили попыток одновременной оценки индивидуального и воспринимаемого общественного отношения к самоубийству в их связи с разным уровнем суицидального риска. Мы предполагаем, что сравнение этих двух типов отношения может дать важную информацию для прояснения данной исследовательской проблемы. Цель исследования — изучение индивидуального и воспринимаемого общественного отношения к суициду в их связи c уровнем суицидального риска. Гипотезы: 1) люди с разным уровнем суицидального риска различаются по своему индивидуальному и воспринимаемому общественному отношению к самоубийству; 2) повышенный суицидальный риск взаимосвязан с более позитивным индивидуальным и более негативным воспринимаемым общественным отношением к самоубийству.
Материалы и методы
Процедура. Данная работа является частью более масштабного исследовательского проекта, посвященного изучению восприятия суицидально-депрессивного юмора. Исследование было проведено в соответствии с Хельсинской декларацией. Лицам в возрасте 15 лет и старше предлагалось пройти добровольный анонимный онлайн-опрос, размещенный в различных социальных сетях. При распространении ссылки особое внимание уделялось интернет-сообществам и чатам, посвященным юмористическому общению на такие темы, как психические расстройства, депрессия, суицид. Форма согласия предоставляла потенциальным респондентам информацию о значимости и целях исследования.
Онлайн-опрос.
- Демографические данные: пол; возраст; уровень образования; семейное положение (не состоит в романтических отношениях; состоит в романтических отношениях; не состоит в браке, но проживает вместе; женат/замужем); наличие детей; количество человек в домохозяйстве.
- Социальная вовлеченность: количество людей, которых респондент считает близкими; круг общения (почти никто; очень узкий; довольно узкий; довольно широкий; очень широкий).
- Информация о психических расстройствах и суицидальных попытках (вопросы с вариантами ответов «да» или «нет»): испытуемых спрашивали, были ли у них диагностированы какие-либо психические расстройства, предпринимали ли они ранее попытки суицида и/или совершали самоповреждения; страдал ли кто-либо из близких психическими заболеваниями и/или совершал суицид/суицидальную попытку. Важно отметить, что исследование не включало врачебное подтверждение диагноза психического расстройства.
- Вопросы об индивидуальном и воспринимаемом общественном отношении к суициду (авторская методика, разработанная на основе обзора литературы о преобладающих установках в отношении самоубийства (например: Любов 2019; Таланов, Киселева 2018)). Методика включает группу вопросов о личном отношении к суициду («По вашему мнению, самоубийство — это проявление трусости/мужества», «…слабости/силы», «…глупое решение / обдуманное, взвешенное решение») и о воспринимаемых общественных установках по отношению к суициду («По мнению общества, самоубийство — это <те же варианты>»). Ответы фиксировались с использованием 7-балльной шкалы Лайкерта: от «–3» до «+3». Итоговые баллы рассчитывались путем суммирования баллов, набранных при ответе на соответствующие вопросы, и варьировались от «–9» до «+9». Внутренняя согласованность: αКронбаха = 0,82 для индивидуального отношения и α= 0,85 для воспринимаемого общественного отношения к суициду.
- «Опросник депрессии» Бека в русской адаптации (Тарабрина, 2001). Включает 21 группу утверждений, соответствующих различным степеням выраженности того или иного симптома депрессии. Внутренняя согласованность (в данном исследовании): αКронбаха = 0,94.
- Опросник «Ауто- и гетероагрессия» (Ильин, 2001), состоящий из 20 вопросов, относящихся к двум шкалам: «Аутоагрессия» (агрессия, направленная на себя) и «Гетероагрессия» (направленная на внешний мир). Внутренняя согласованность (в данном исследовании): αКронбаха = 0,76 для аутоагрессии и α= 0,69 для гетероагрессии.
На последней странице анкеты испытуемым предлагалось поделиться самым приятным воспоминанием. Основной целью этого вопроса был психологический дебрифинг, поскольку значительная часть вопросов, включенных в анкету, была связана с суицидом и могла вызвать негативные эмоции. Ответы были проанализированы с целью определить, действительно ли испытуемые поделились приятными воспоминаниями или нет (1/0).
Статистический анализ. Поскольку каждый испытуемый характеризуется набором факторов суицидального риска, взаимодействующих друг с другом, мы применили метод нечеткой кластеризации. Целью кластеризации было выявление групп респондентов с разным уровнем суицидального риска по всей совокупности факторов. Кластеризация проводилась с использованием статистического пакета R (R Core Team, 2024), функция «fanny», с использованием квадрата евклидова расстояния. Число кластеров определялось: 1) с помощью силуэтного графика и диаграммы рассеяния; 2) концептуальными соображениями (4 группы с разными уровнями суицидального риска, которые возможно детально проанализировать).
Затем мы сравнили четыре группы по каждому из параметров отдельно. Точный тест Фишера и Хи-квадрат использовались для категориальных данных. Результаты сравнения количественных параметров рассчитаны с использованием двухвыборочного критерия Вилкоксона. Значения p для всех сравнений скорректированы поправкой Бенджамини—Хохберга.
Результаты
Описание выборки. Полученная выборка включила 520 участников: 409 женщин и 111 мужчин в возрасте от 15 до 61 года (M = 30,22; SD = 9,8). Семейное положение: 40% одиноки, 14% — в романтических отношениях, но живут раздельно, 15% — живут вместе с партнером, но не состоят в браке; 31% — состоят в браке. Что касается образования, 3% указали неполное среднее образование, 7% — среднее образование, 9% — среднее специальное образование, 23% — незаконченное высшее образование, 56% — высшее образование, 2% — ученую степень. Почти половина участников (44%) сообщили о наличии у них диагностированного психического расстройства.
Результаты нечеткого кластерного анализа. Нечеткая кластеризация полученных данных (функция FANNY в R) позволила выделить 4 кластера респондентов. Значимых межкластерных различий по полу (p > 0,05), гетероагрессии (p > 0,05) и наличию приятных воспоминаний (p > 0,05) обнаружено не было. Остальные параметры показали значимые межкластерные различия (табл. 1).
Таблица 1/Table 1
Описательная статистика и значимые межкластерные различия/Descriptive statistics and significant inter-cluster differences
|
Переменная / Variable |
Кластер 1 / Cluster 1, n = 152 |
Кластер 2 / Cluster 2, n = 148 |
Кластер 3 / Cluster 3, n = 94 |
Кластер 4 / Cluster 4, n = 126 |
Межкластерные различия/Inter-cluster differences |
|||||
|
p (1—2) |
p (1—3) |
p (1—4) |
p (2—3) |
p (2—4) |
p (3—4) |
|||||
|
Средний возраст, лет / Mean age, years |
25,68 |
42,6 |
25,9 |
24,4 |
< 0,001 |
|
|
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Семейное положение / Marital status |
|
|
|
|
< 0,001 |
|
|
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Не состоят в романтических отношениях / Not engaged in a romantic relationship, % |
42,76 |
18,24 |
56,38 |
51,59 |
|
|
|
|
|
|
|
Состоят в романтических отношениях, но не живут вместе / Engaged in a romantic relationship, but not living together, % |
19,08 |
9,46 |
11,71 |
12,7 |
|
|
|
|
|
|
|
Не состоят в браке, но живут вместе / Not married, but living together, % |
15,79 |
11,49 |
14,89 |
19,05 |
|
|
|
|
|
|
|
В браке/Married, % |
22,37 |
60,81 |
17,02 |
16,66 |
|
|
|
|
|
|
|
Наличие детей / Presence of children, % |
9,87 |
70,27 |
7,45 |
5,56 |
< 0,001 |
|
|
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Уровень образования / Level of education |
|
|
|
|
< 0,001 |
< 0,05 |
< 0,05 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Неполное среднее / Incomplete Secondary, % |
1,97 |
0,68 |
9,57 |
3,17 |
|
|
|
|
|
|
|
Среднее / Secondary, % |
7,89 |
0 |
11,7 |
10,32 |
|
|
|
|
|
|
|
Среднее специальное / Special Secondary, % |
3,95 |
5,41 |
10,64 |
19,05 |
|
|
|
|
|
|
|
Незаконченное высшее / Incomplete Higher, % |
28,29 |
8,11 |
32,98 |
26,19 |
|
|
|
|
|
|
|
Высшее / Higher, % |
57,24 |
81,76 |
32,98 |
40,48 |
|
|
|
|
|
|
|
Ученая степень / Post-graduate levels, % |
0,66 |
4,04 |
2,13 |
0,79 |
|
|
|
|
|
|
|
Количество человек в домохозяйстве, ср. значение / Number of people in a household, mean score |
3,59 |
3,96 |
3,43 |
3,48 |
< 0,05 |
|
|
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Круг общения, средний балл / Social circle, mean score |
3,35 |
3,27 |
2,4 |
2,79 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,05 |
|
Количество близких, ср. Значение / Number of close ones, mean score |
4,94 |
5,18 |
2,9 |
3,47 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Психическое расстройство (по данным самоотчета) / Mental disorder (self-reported), % |
35,53 |
19,59 |
74,47 |
61,11 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
|
Самоповреждения в прошлом / Prior self-harm behavior, % |
36,84 |
18,92 |
87,23 |
71,43 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Суицидальные попытки/Prior suicide attempts, % |
15,13 |
10,14 |
54,26 |
35,71 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Психические расстройства у близких / Mental disorders among close ones, % |
27,63 |
31,08 |
43,62 |
48,41 |
|
< 0,05 |
< 0,001 |
|
< ,001 |
|
|
Суицид/суицидальная попытка среди близких / Suicide and/or suicide attempts among close ones, % |
25 |
21,62 |
34,04 |
38,89 |
|
|
< 0,05 |
|
< 0,001 |
|
|
BDI, средний балл / Mean BDI score |
6,97 |
9,57 |
38 |
20,6 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Уровень депрессии (BDI) / Levels of depression (BDI) |
|
|
|
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Отсутствие депрессивных симптомов / No depression, % |
69,74 |
56,76 |
0 |
0 |
|
|
|
|
|
|
|
Легкая депрессия / Mild depression, % |
30,26 |
25 |
0 |
16,67 |
|
|
|
|
|
|
|
Умеренная депрессия / Moderate depression, % |
0 |
11,49 |
0 |
26,98 |
|
|
|
|
|
|
|
Выраженная депрессия / Severe depression, % |
0 |
6,75 |
9,57 |
56,35 |
|
|
|
|
|
|
|
Тяжелая депрессия / Extreme depression, % |
0 |
0 |
90,43 |
0 |
|
|
|
|
|
|
|
Суицидальные мысли (BDI), средний балл / Suicidal ideation (BDI), mean score |
0,12 |
0,18 |
1,82 |
0,72 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Аутоагрессия, средний балл / Mean autoaggression score |
3,22 |
3,34 |
6,41 |
5,56 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< ,001 |
< 0,05 |
|
Индивидуальное отношение к суициду, средний балл / Individual representation of suicide, mean score |
–3,12 |
–3,25 |
2,1 |
0,35 |
|
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
< 0,001 |
|
Воспринимаемое общественное отношение к суициду, средний балл / Perceived social representation of suicide, mean score |
–5,76 |
–5,97 |
–7,4 |
–6,3 |
|
< 0,05 |
|
< 0,05 |
|
< 0,05 |
Примечание: p (1—2), p (1—3), p (1—4), p (2—3), p (2—4), p (3—4) обозначают значения p для межкластерных сравнений кластеров 1 и 2, 1 и 3, 1 и 4, 2 и 3, 2 и 4, 3 и 4 соответственно. Пустые ячейки в столбцах «Межкластерные различия» обозначают p > 0,05.
Note: p (1—2), p (1—3), p (1—4), p (2—3), p (2—4), p (3—4) stand for p-values of inter-cluster comparisons between сlusters 1 and 2, 1 and 3, 1 and 4, 2 and 3, 2 and 4, 3 and 4 respectively. Empty cells in “Inter-cluster differences” columns stand for p > 0,05.
Описание полученных кластеров. Кластер 1 — самая большая группа (n = 152 чел.), включает молодых людей (M = 25,68 лет; SD = 5,1). Большинство респондентов из этого кластера сообщили о наличии высшего образования или ученой степени (57,9%) и о том, что они состоят в отношениях (57,24%) (либо в официальном браке, либо не расписаны). У них преимущественно «довольно широкий» или «широкий» круг общения, в среднем 5 человек, которых они считают близкими (M = 4,94). 15,13% сообщили о наличии психического расстройства, 15,13% — о попытках суицида, 36,84% — о предшествующем самоповреждающем поведении. В сравнении с другими кластерами, респонденты из кластера 1 имеют самый низкий уровень депрессии (69,74% сообщили об отсутствии симптомов депрессии). Что касается их отношения к самоубийству, то и индивидуальное (M = –3,12, ср. балл; SD = 3,8), и воспринимаемое общественное (M = –5,76, ср. балл; SD = 3,5) отношение к суициду было негативным. 27,63% указали, что среди их близких был по крайней мере один человек с психическим расстройством, 25% — что кто-то из их близких предпринимал суицидальную попытку или умер в результате суицида.
Кластер 2 — самая старшая группа, в основном состоящая из людей в возрасте от 30 до 50 лет (M = 42,6 лет; SD = 6,7). Неудивительно, что эти респонденты характеризуются как имеющие самый высокий процент (среди всех кластеров) людей с высшим образованием или ученой степенью (85,8%), состоящие в браке (60,81%) и имеющие детей (70,27%). Они также сообщили о наибольшем количестве человек в домохозяйстве (M = 3,96). Что касается количества людей, которых они считают близкими, и размера их круга общения, кластеры 2 и 1 продемонстрировали схожие результаты. Хотя в кластере 2 (в сравнении с кластером 1) был более высокий средний балл депрессии (M = 9,57, ср. балл) меньшее количество респондентов сообщили о наличии у них психического расстройства (19,59%) и о предшествующем самоповреждающем поведении (18,92%). Суицидальные попытки, психические расстройства и попытки суицида/суициды среди близких существенно не отличались от кластера 1. Индивидуальное (M = –3,25, ср. балл; SD = 3,8) и воспринимаемое общественное (M = –5,97, ср. балл; SD = 3,2) отношение к суициду было негативным и не продемонстрировало значимых отличий от кластера 1.
Кластер 3 — самая малочисленная группа (n = 94). Он включает молодых людей (M = 25,9 лет; SD = 7,1), большинство из которых не состоят в романтических отношениях/браке (56,38%). По сравнению с другими группами, респонденты кластера 3 характеризуются самым низким уровнем образования (только 35,11% имели высшее образование или ученую степень), самой высокой долей суицидальных попыток (54,26%) и предшествующего самоповреждающего поведения (87,23%). Они также продемонстрировали самые высокие баллы по следующим клиническим параметрам, связанным с суицидальностью: уровень депрессии (M = 38, ср. балл; у 90,43% этих респондентов наблюдалась тяжелая степень депрессии), аутоагрессия (M = 6,41, ср. балл), суицидальные мысли (M = 1,82, ср. балл). Что касается их отношения к самоубийству, их индивидуальное отношение было наиболее позитивным (M = 2,1, ср. балл; SD = 3,9), в то время как воспринимаемое общественное отношение было наиболее негативным (M = –7,4, ср. балл; SD = 2,7) по сравнению с другими кластерами. Доля респондентов с психическими расстройствами (74,47%) была значительно выше, чем в кластерах 1 и 2. Доля людей с психическими расстройствами среди их близкого окружения (43,62%) была значительно выше, чем в кластере 1 (27,63%).
Кластер 4 включает молодых людей (M = 24,4 лет; SD = 4,7), 51,59% из которых не состоят в романтических отношениях/браке, а 41,27% имеют высшее образование или ученую степень. По сравнению с кластерами 1 и 2, у этих респондентов были более высокие показатели депрессии (M = 20,6, ср. балл; у 56,35% наблюдалась выраженная степень депрессии), суицидальных мыслей (M = 0,72, ср. балл) и аутоагрессии (M = 5,56, ср. балл), также они характеризовались более высокой долей участников с суицидальными попытками (35,71%) и предшествующим самоповреждающим поведением (71,73%). В то же время эти показатели оказались ниже, чем в кластере 3. Среднее количество людей, которых испытуемые считали близкими (M = 3,47), было статистически равнозначно кластеру 3 (M = 2,9) и ниже, чем в кластере 1 (M = 4,94) и кластере 2 (M = 5,18). Доля испытуемых с психическими расстройствами в кластере 4 составила 61,11%, что выше, чем в кластерах 1 и 2, но значимо не отличается от кластера 3. Кластер 4 также характеризовался скорее позитивным индивидуальным отношением к суициду (M = 0,35, ср. балл; SD = 3,9). Воспринимаемое общественное отношение к суициду было менее негативным (M = –6,3, ср. балл; SD = 3,4), чем в кластере 3. Процент людей, сообщивших о том, что у них есть близкий человек с психическим расстройством (48,81%) и суицидальными попытками либо умерший в результате суицида (38,89%), был выше, чем в кластерах 1 и 2, но статистически не отличался от кластера 3.
Обсуждение
Суицидальный риск. Несмотря на обширные исследования, посвященные изучению факторов суицидального риска (далее — СР), прогнозирование суицидального поведения остается сложной задачей (Чистопольская, Колачев, Ениколопов, 2023). В настоящее время суицид рассматривается как сложное явление, обусловленное сочетанием психологических, клинических, биологических и средовых/социальных факторов риска. К таким сильным прогностическим факторам относятся следующие: предшествующие суицидальные попытки, депрессия, любое диагностированное психическое расстройство, низкий уровень образования, высокая степень изоляции и слабая социальная поддержка (Jha, Chan, Orji, 2023). Как можно видеть из результатов настоящего исследования, выделенные кластеры существенно различаются по всем вышеперечисленным факторам. Это позволяет описать их в соответствии с разными уровнями СР (относительно общей выборки).
Кластеры 1 и 2 включают респондентов с низким СР. Они имеют сильную социальную поддержку и более высокий уровень образования. Значимо меньший процент этих респондентов предпринимали суицидальные попытки или сообщали о наличии у них психического расстройства. В этих кластерах также были выявлены более низкие показатели депрессии и суицидальных мыслей в сравнении с кластерами 3 и 4.
Что касается кластеров 3 и 4, значимо более высокий процент этих респондентов сообщили о суицидальных попытках. Кроме того, для них были характерны более высокий уровень депрессии, суицидальных мыслей и более низкий уровень образования. Таким образом, СР респондентов из кластера 4 можно охарактеризовать как умеренно высокий, а СР респондентов из кластера 3 — как высокий (в сравнении с кластером 4, респонденты из кластера 3 показали значимо более высокие результаты по большинству параметров, связанных с суицидальностью).
Сравнение кластеров 1 и 2 (респонденты с низким суицидальным риском). Сравнение кластеров 1 и 2 показывает, что они существенно различаются по возрасту: в то время как кластер 1 в основном состоит из молодых людей в возрасте 20—30 лет, кластер 2 включает респондентов в возрасте 30—50 лет. Результаты показывают, что психические расстройства чаще встречаются среди молодого поколения. Поскольку психические заболевания стали одной из самых популярных тем в социальных сетях, молодое поколение лучше осведомлено о проблемах психического здоровья и более мотивировано обращаться за профессиональной помощью при необходимости. В 2020 году 46% молодых людей (18—24 лет) в России сообщили о росте доверия к психологам (этот процент был значительно ниже среди других возрастных групп) (ВЦИОМ, 2020). Вероятно, психические расстройства у представителей старшего поколения реже диагностируются. Это объяснение косвенно подтверждается следующим: несмотря на более низкий процент респондентов с психическими расстройствами, кластер 2 характеризовался значимо более высокой долей респондентов с симптомами депрессии, степень которой варьировалась от легкой до выраженной.
Несмотря на низкий уровень депрессии и суицидальных мыслей среди респондентов кластера 1, процент респондентов, сообщивших о самоповреждающем поведении, был значительно выше, чем в кластере 2. Несуицидальное самоповреждающее поведение (далее — НСПП) действительно является наиболее распространенным среди молодежи и подростков (Дарьин, Зайцева, 2023). Хотя большое количество исследований показывает, что НСПП является фактором СР, самоповреждение часто совершается и в отсутствие суицидальных мыслей (Klonsky, Victor, Saffer, 2014). Предположительно, высокая доля с респондентов, сообщивших об НСПП на фоне легких или отсутствующих депрессивных симптомов, в кластере 1 может быть связана с относительно низкой частотой и длительностью НСПП (в настоящем исследовании данные параметры не измерялись).
Сравнение кластеров 1, 3 и 4 («молодые» кластеры с разным уровнем СР). Обращает на себя внимание, что эти три кластера, хотя и состоят из молодых людей с разным уровнем депрессии и СР, не показывают значимых различий по семейному положению, наличию детей или количеству людей в домохозяйстве. Кластер 2 стал единственной группой, респонденты которой значимо отличались по этим параметрам от остальных участников выборки — очевидно, из-за разницы в возрасте. Эти данные подтверждают, что вовлеченность в семейную жизнь (брак и рождение детей) не служит защитным фактором для молодежи (Плешкова, 2003), а становится таковым уже для людей более старшего возраста. В то же время субъективное восприятие молодыми людьми своего круга общения как узкого является надежным индикатором более высокого уровня депрессии и СР. Все три «молодых» кластера значимо различались по уровню образования. Это позволяет утверждать, что высшее образование служит сильным защитным фактором среди молодежи. Результаты нашего исследования не выявили значимых различий между кластерами в гетероагрессии. Неудивительно, что аутоагрессия является гораздо более надежным индикатором СР (показатели аутоагрессии увеличивались по мере роста суицидальности во всех трех «молодых» кластерах). Хотя НСПП может происходить и в отсутствие суицидальных мыслей, увеличение доли респондентов с предшествующим НСПП было связано с более высоким уровнем депрессии и СР. Это подтверждает, что НСПП можно рассматривать как значимый фактор СР (например: Duarte et al., 2020). Наличие в семейном анамнезе психических заболеваний и суицидального поведения также может считаться фактором СР.
Сравнение кластеров 3 и 4 (респонденты с высоким суицидальным риском). Поскольку респонденты кластеров 3 и 4 продемонстрировали высокий уровень уязвимости с точки зрения СР, важно проанализировать основные различия между ними. Во-первых, были получены следующие количественные различия: по сравнению с кластером 3, респонденты кластера 4 имели более высокий уровень образования, более широкий круг общения, меньшую долю респондентов, сообщивших об НСПП и суицидальных попытках в прошлом, а также более низкие баллы по аутоагрессии и суицидальным мыслям. Но особенно важно, что два кластера продемонстрировали ряд различий, позволяющих сделать выводы об их качественных особенностях. Кластер 3 практически полностью состоял из респондентов с тяжелой депрессией (90,43%), в то время как кластер 4 характеризовался легкой, умеренной или выраженной депрессивной симптоматикой (ни один из респондентов не сообщил о тяжелом уровне депрессии). Что касается отношения к самоубийству, респонденты кластера 3 сообщили о более позитивном индивидуальном и более негативном воспринимаемом общественном отношении к самоубийству, в сравнении с кластером 4. Эти результаты, по-видимому, представляют собой наиболее существенные различия, поэтому они будут отдельно проанализированы ниже.
Индивидуальное отношение к самоубийству. Настоящее исследование подтверждает вышеупомянутую корреляцию между суицидальным поведением и просуицидальными установками: с увеличением тяжести депрессии и СР индивидуальное отношение к самоубийству становится более позитивным. Результаты показывают, что молодые респонденты с низким СР и низким уровнем депрессии в основном демонстрируют негативное отношение к самоубийству. Умеренно высокий СР сопровождается слабым положительным, слабым отрицательным или нейтральным отношением (такие типы отношения можно охарактеризовать как «дозволяющие»). Респонденты с самым высоким уровнем СР и тяжелой депрессивной симптоматикой преимущественно демонстрируют умеренно позитивное индивидуальное отношение к самоубийству. Интересно отметить, что возраст, по-видимому, не влияет на индивидуальное отношение к самоубийству (молодые люди из кластера 1 и люди в возрасте 30—50 лет из кластера 2 со схожим уровнем СР не продемонстрировали значимых различий по этому параметру). Мы предполагаем, что люди, не страдающие суицидальной идеацией, более склонны принимать решения, основанные на распространенных в обществе убеждениях и культурных сценариях независимо от возраста, в то время как суицидальные личности склонны подвергать эти убеждения сомнению и формировать собственные установки, соответствующие их суицидальным мыслям. И чем более позитивное отношение к самоубийству у них формируется, тем выше уровень СР.
Воспринимаемое общественное отношение к самоубийству. Что касается восприятия респондентами общественного отношения к самоубийству, то респонденты из кластеров 1, 2 и 4 оценили его как резко негативное. Группа респондентов с тяжелыми депрессивными симптомами и самым высоким уровнем СР (кластер 3) стала единственной группой, существенно отличавшейся от других кластеров по этому параметру: их восприятие общественного отношения к самоубийству было экстремально негативным. Эти результаты подтверждают, что чувствительность к стигме суицида является сильным предиктором тяжести депрессивной симптоматики (Frey, Hans, Cerel, 2016).
У респондентов с низким уровнем СР (кластеры 1 и 2) не было выявлено признаков внутреннего конфликта: у этих респондентов как индивидуальное отношение, так и воспринимаемое общественное отношение к самоубийству было негативным. Предположительно, такие общественные установки могут закреплять их внутреннее табу в отношении самоубийства. Результаты исследования не выявили связи между «дозволяющими» установками и повышенной восприимчивостью к стигматизации (восприятие респондентами кластера 4 общественного отношения к самоубийству существенно не отличалось от кластеров 1 и 2). В то же время респонденты с тяжелым уровнем депрессии и высоким СР (кластер 3), по-видимому, попадают в опасную «ловушку». Их собственное отношение к самоубийству умеренно позитивно, что может указывать на то, что они уже достигли точки, когда самоубийство рассматривается как способ прекратить страдания. И одновременно они чувствуют себя отвергнутыми окружающими из-за этих мыслей: налицо острый конфликт с обществом в их внутреннем мире.
Хотя большинство наблюдаемых факторов СР постепенно увеличивалось с ростом суицидальности, воспринимаемое общественное отношение к суициду стало единственным параметром, который начал существенно меняться только у респондентов с самым высоким уровнем СР (респонденты с низким и умеренно высоким уровнем риска продемонстрировали схожие результаты). Это свидетельствует о том, что повышенная чувствительность к стигме суицидента действительно может служить надежным индикатором острого суицидального кризиса.
Выводы
На основании результатов настоящего исследования сделаны следующие выводы.
- Более высокий уровень образования, большое количество близких людей и широкий круг общения могут считаться защитными факторами, препятствующими суицидальному поведению.
- Самоповреждающее поведение, аутоагрессия и семейная история суицидов могут служить предикторами суицидального поведения.
- Гетероагрессия или вовлеченность в семейную жизнь среди молодежи (брак и наличие детей) не взаимосвязаны с суицидальностью.
- Повышенная чувствительность к стигме суицидента и внутренний конфликт с обществом, выраженные в «разрыве» между позитивным индивидуальным и крайне негативным воспринимаемым общественным отношением к самоубийству, являются надежными индикаторами острого суицидального кризиса.
В отношении населения в целом негативное отношение общества к самоубийству может рассматриваться как защитный фактор, однако оно оказывает сильное неблагоприятное воздействие на людей с высоким уровнем суицидального риска, следствием чего становится их нежелание говорить о своих проблемах и обращаться за профессиональной помощью.
Ограничения и перспективы исследований
Настоящее исследование имеет ряд ограничений, которые следует учитывать.
- В выборке наблюдается неравномерное распределение факторов СР по возрасту: большинство респондентов с относительно высоким уровнем СР и депрессии составили молодые люди в возрасте 20—30 лет. Вероятно, это связано с тем, что ссылка на опрос распространялась преимущественно через интернет-сообщества, посвященные юмористической коммуникации на тему психических расстройств, депрессии, суицида. По нашим наблюдениям, аудиторию таких сообществ преимущественно составляют подростки и молодые люди. Оценка отношения к суициду у людей старшего возраста в связи с уровнем СР требует дополнительного исследования.
- В общей выборке преобладают респонденты женского пола, что типично для психологических исследований. В будущих исследованиях необходимо провести оценку гендерных различий в индивидуальном и воспринимаемом общественном отношении к самоубийству.
- Настоящее исследование не включало клиническую оценку депрессии и СР. Рекомендуется воспроизведение исследования на клинической выборке.