Введение
Появление в семье ребенка с инвалидностью ставит перед родителями новые проблемы и задачи: выполнение регулярных медицинских процедур, дополнительные финансовые затраты [Van der Mark, 2019], ограниченное время на занятия с другими детьми в семье. Функционирование семьи осложняют и психологические факторы: неуверенность в будущем [Geuze, 2023а], родительский стресс [Beckers L.W, 2021] как негативная реакции родителя на себя и ребенка с инвалидностью, усиливающаяся при дефиците ресурсов родителя [Ким, 2022], переживания «неудобной материнской любви» и амбивалентных чувств по отношению к ребенку-инвалиду [Harvey, 2020]. Таким семьям присуще недопонимание со стороны медицинских, общественных организаций, социального окружения [Geuze, 2023; Geuze, 2023а], из-за чего усиливается переживание стигматизации [Salleh, 2022], «интернализированной дискриминации» [Нестерова, 2018], отчуждения и одиночества [Geuze, 2023]. Все эти факторы образуют хроническую стрессовую ситуацию.
Обобщающая модель стрессовой ситуации, характерной при воспитании и уходе за ребенком с инвалидностью, была предложена L. Beckers и соавторами [Beckers L.W, 2021] и включает: 1) социально-экономический статус семьи; 2) характеристики нарушений у ребенка и требования к уходу за ним (повседневные потребности ребенка, конфликты между профессиональной ролью и ролью родителя); 3) интрапсихические характеристики родителя (чувство контроля над ситуацией, уровень социальной поддержки, жизнестойкость, использование стратегий преодоления стрессов); 4) необходимость постоянного использования терапевтических процедур в домашних условиях (физические упражнения, развивающие занятия и т.п.).
На фоне стресса могут возникнуть когнитивные, эмоциональные, социальные и инструментальные дисбалансы, нарушающие функционирование семьи [Geuze, 2023а], преодолеть которые помогают психологические индивидуальные и семейные ресурсы. Под психологическими ресурсами понимают качества личности, которые повышают устойчивость к стрессу [Ezeonu, 2021] и оказывают влияние на все аспекты семейного функционирования [Lin F.-Yi, 2013]. Разные авторы отмечали в своих работах такие качества и способы преодоления стрессов, как настойчивость, расширение круга общения, поиск социальной поддержки [Andrioni, 2022], жизнестойкость [Токарская, 2021; Chung, 2023], самоактивация [7], ценности здоровья, активный образ жизни, жизненная мудрость [Продовикова], социальная поддержка и посттравматический рост [Холмогорова; Xiong, 2022], обращение к религии, чувство сплоченности [Farhadi, 2022], активное совладание, планирование, обращение к религии, принятие [Ezeonu, 2021], семейная поддержка, самоподдержка, расширение знаний об инвалидности [Asa, 2021], жизнеспособность, поиск смысла происходящего и способность к трансформации трудностей в новые возможности [Lin F.-Yi, 2013; Widyawati, 2022], психологическое благополучие [Crosswell, 2022], поддержка других, позитивный настрой [Teicher, 2022] и т.д.
Такое разнообразие психологических ресурсов требует их систематизации. Так, в рамках теории сохранения ресурсов и концепции выносливости, по мнению S. Schimschal и соавторов, вовлеченность и интерес, упорство в достижении целей и преодолении трудностей, а также надежда на то, что проблемы можно решить, являются составляющими психологических ресурсов выносливости [Schimschal, 2023; Schimschal, 2022]. На основе теории психологического благополучия К. Рифф выделяют эвдемоническое благополучие, автономию, цели в жизни, самопринятие и контроль как особо важные психологические ресурсы при высоком уровне хронических стрессоров у родителей детей с инвалидностью [Crosswell, 2022].
В отечественной психологии получила признание концепция личностного потенциала Д.А. Леонтьева [Леонтьев, 2016], в которой предлагается более универсальная структура психологических ресурсов: ресурсы устойчивости, саморегуляции, инструментальные и мотивационные ресурсы, которые формируются, меняются и развиваются под воздействием разных ситуаций. Поскольку инвалидность ребенка является проблемой не только для родителей по отдельности, но и для семьи в целом, представляется обоснованным выделение индивидуальных и семейных ресурсов. Среди индивидуальных ресурсов, вслед за Д.А. Леонтьевым, могут быть выделены ресурсы устойчивости и инструментальные ресурсы. В исследованиях подчеркивается роль ресурсов самоактивации [Одинцова, 2023] для совладания с вызовом инвалидности ребенка, особенно в условиях демотивации родителей, поэтому самоактивацию целесообразно также отнести к индивидуальным ресурсам.
Инвалидность ребенка как специфическая жизненная ситуация кардинально меняет жизнь семьи и требует активизации семейных ресурсов. Среди ресурсов семьи выделяют родительские психологические ресурсы (социальная поддержка, чувство согласованности, локус контроля), родительскую адаптацию, психическое здоровье и качество брака [Kaniel, 2011], а также жизнеспособность семьи [Gardiner, 2019; Priego-Ojeda, 2023], включающую четыре взаимосвязанных конструкта: «1) систему семейных убеждений, основанных на позитивном мировоззрении и позволяющих самовосстанавливаться после травматического опыта и принимать свою уязвимость; 2) паттерны семейных реакций на заболевание, позволяющих членам семьи находить смысл жизни в заботе, эффективно реагировать на требования болезни, использовать адаптивные возможности для противодействия нарушениям, самоорганизовываться; 3) семейные коммуникативные навыки и активность в решении проблем; 4) семейную связность и гибкость, эффективное использование внешней поддержки со стороны социальных и общественных организаций» [Одинцова, 2020, с. 34].
Таким образом, от родителей детей с инвалидностью требуется активизация и сбалансированность индивидуальных и семейных ресурсов для поддержания психологического благополучия, удовлетворенности жизнью и улучшения качества жизни, в том числе ребенка с инвалидностью, ведь жизнеспособность родителей напрямую связана с качеством жизни детей с отклонениями в развитии [Widyawati, 2022]. В рассмотренных выше эмпирических исследованиях в основном акцент сделан на отдельных сторонах психологических ресурсов, а данные некоторых исследований противоречат друг другу [Продовикова; Токарская, 2021; Холмогорова]. Вместе с тем каждое из них вносит большой вклад в понимание специфики и разнообразия психологических ресурсов. Это позволило нам объединить в единое эмпирическое поле ключевые индивидуальные (ресурсы устойчивости, ресурсы самоактивации, инструментальные ресурсы) и семейные ресурсы (жизнеспособность семьи), сравнить их выраженность у матерей здоровых детей и матерей детей с инвалидностью, а также выделить группы матерей, объединенных степенью выраженности психологических ресурсов, и проанализировать состав этих групп.
Цель исследования — проанализировать различия в индивидуальных (ресурсы устойчивости, ресурсы самоактивации, инструментальные ресурсы) и семейных ресурсах (жизнеспособность семьи) матерей, воспитывающих детей с инвалидностью и матерей нормотипичных детей. Дополнительной целью стало выделение подгрупп матерей по степени выраженности индивидуальных и семейных психологических ресурсов и анализ состава этих групп в зависимости от наличия ребенка с инвалидностью в семье, типа неблагоприятного события, динамики связей в семьях после неблагоприятного события, типа семьи (полная/неполная).
Мы предположили, что матери детей с инвалидностью и матери нормотипичных детей различаются по индивидуальным и семейным психологическим ресурсам. Степень выраженности индивидуальных и семейных психологических ресурсов различается в зависимости от наличия/отсутствия инвалидности у ребенка, типа неблагоприятного события в семье, типа семьи (полная/неполная) и динамики связей в семьях после неблагоприятного события.
Методы исследования
Выборка. В исследовании приняли участие 400 родителей, из них 98% матерей в возрасте от 21 до 66 лет (средний возраст — 42,52±8,04 лет; медиана по возрасту — 42,0 года). Среди участников исследования 143 родителя (из которых 1,0% отцов) имеют ребенка с инвалидностью и 257 (из которых 1,0% отцов) — воспитывают здоровых детей. При удалении из выборки отцов в силу их малочисленности итоговая выборка включала 139 матерей детей с инвалидностью и 253 матери нормотипичных детей. Группы не различались по возрасту, супружескому статусу, типу семьи (полная/неполная), но различались по количеству в семье детей. Большинство матерей детей с инвалидностью имеют двоих-троих детей в отличие от матерей здоровых детей, которые в основном имеют одного-двоих детей (табл. 1).
Таблица 1
Социодемографические характеристики выборки
|
Характеристики |
Матери здоровых детей (n=253) |
Матери детей с инвалидностью (n=139) |
Статистика критерия и значение p |
||
|
M |
SD |
M |
SD |
|
|
|
Возраст |
42,63 |
8,4 |
42,58 |
7,4 |
t=0,05; p=0,957 |
|
|
n |
% |
n |
% |
|
|
Супружеский статус |
|||||
|
В браке |
191 |
75,5 |
96 |
69,1 |
χ²=2,09; p=0,554 |
|
В гражданском браке |
7 |
2,8 |
4 |
2,9 |
|
|
В отношениях |
10 |
4,0 |
8 |
5,8 |
|
|
В разводе |
45 |
17,8 |
31 |
22,3 |
|
|
Количество детей |
|||||
|
1 ребенок |
104 |
41,1 |
38 |
27,3 |
χ²=9,08; p=0,011* |
|
2 ребенка |
110 |
43,5 |
67 |
45,2 |
|
|
3 и более |
39 |
15,4 |
34 |
24,5 |
|
|
Тип семьи |
|||||
|
Полная семья |
195 |
77,1 |
100 |
71,9 |
χ²=1,27; p=0,158 |
Примечания: * — различия значимы на уровне p<0,01.
Возраст детей в обеих группах варьировался от двух лет до 31 года. Средний возраст детей с инвалидностью — 13,4±6,9 лет; средний возраст здоровых детей сложно проконтролировать, так как в семьях несколько детей. 32,4% матерей детей с инвалидностью посчитали, что указывать конкретное заболевание их ребенка для них неприемлемо; двое (1,5%) написали просто «инвалидность». Остальные указали ряд заболеваний: синдром дефицита внимания и гиперактивности, минимальная мозговая дисфункция (5,0%); детский аутизм (7,9%); синдром Дауна (1,4%); умственная отсталость (9,4%); порок сердца (5,6%); множественные нарушения (9,4%); детский церебральный паралич (9,4%); диабет (4,3%); нарушения зрения (1,4%); онкология (6,5%); ревматические болезни (1,4%); вирус иммунодефицита (0,7%); нарушение слуха (2,2%).
Методики
- Социобиографическая анкета: пол, возраст, супружеский статус, тип семьи (полная/неполная), наличие детей, в том числе детей с инвалидностью, возраст детей, количество детей, диагноз ребенка с инвалидностью, если это приемлемо.
- Методика самоактивации личности (М.А. Одинцовой, Н.П. Радчиковой), состоящая из 18 пунктов, степень согласия с которыми оценивалась по пятибалльной шкале Ликерта (где 0 баллов — «совершенно не согласен», а 4 — «совершенно согласен»), и включающая три субшкалы — Самостоятельность, Психологическая активность, Физическая активность, а также общий уровень самоактивации [Одинцова, 2018]. Методика направлена на измерение ресурса самоактивации. Коэффициент α-Кронбаха общего показателя для выборки матерей детей с инвалидностью составил 0,88, для выборки матерей нормотипичных детей — 0,91.
- Краткая версия теста жизнестойкости (Е.Н. Осина, Е.И. Рассказовой), включающая 24 утверждения, степень согласия с которыми оценивалась по четырехбалльной шкале Ликерта (где 0 баллов — «нет», а 3 — «да»), сгруппированных в три субшкалы: Вовлеченность, Контроль, Принятие риска. Также оценивается общий показатель жизнестойкости [Осин, 2013]. Методика направлена на измерение ресурса устойчивости. Коэффициент α-Кронбаха общего показателя в выборке матерей детей с инвалидностью составил 0,95, в выборке матерей нормотипичных детей — 0,94.
- Опросник СОРЕ (Е.И. Рассказовой, Т.О. Гордеевой, Е.Н. Осина) [Рассказова, 2013] — состоит из 60 пунктов, степень согласия с которыми оценивалась по четырехбальной шкале Ликерта (от 1 балла — «нет» до 4 — «часто»). Методика включает 15 субшкал: 1) Позитивное переформулирование и личностный рост; 2) Мысленный уход от проблемы; 3) Концентрация на эмоциях и их активное выражение; 4) Использование инструментальной социальной поддержки; 5) Активное совладание; 6) Отрицание; 7) Обращение к религии; 8) Юмор; 9) Поведенческий уход от проблемы; 10) Сдерживание; 11) Использование эмоциональной социальной поддержки; 12) Использование «успокоительных»; 13) Принятие; 14) Подавление конкурирующей деятельности; 15) Планирование. Опросник направлен на измерение инструментальных ресурсов.
- Шкала оценки жизнеспособности семьи [Одинцова, 2020] включает 41 пункт, степень согласия с которыми оценивалась по пятибалльной шкале Ликерта (где 1 балл — «никогда», а 5 — «всегда»), и пять субшкал: Семейная коммуникация и связность, Позитивный прогноз и решение проблем, Принятие и гибкость, Социальные ресурсы семьи, Духовность семьи. Также подсчитывается итоговый показатель жизнеспособности семьи. В данной методике перед ее заполнением необходимо было указать одно из неблагоприятных событий в семье, а также оценить по 10-балльной шкале (1 балл — низкая интенсивность, 10 — высокая) уровень его интенсивности. А также респондентов просили выбрать вариант ответа, характеризующий динамику связи в семьях после неблагоприятного события («стала более дистантной»; «осталась прежней»; «стала более близкой»). Методика направлена на измерение семейных ресурсов. Коэффициент α-Кронбаха общего показателя для выборки матерей детей с инвалидностью составил 0,88, для выборки матерей нормотипичных детей — 0,88. Классификация неблагоприятных событий осуществлялась авторами данной статьи, выступившими в роли экспертов при коллективном обсуждении событий, о которых писали родители. Основой для классификации неблагоприятных событий послужило исследование [Одинцова, 2023] с четко выделенными группами событий. Практически во всех случаях мнения экспертов совпадали. При единичных разногласиях принималась точка зрения большинства экспертов.
Процедура исследования. Исследование одобрено Этическим комитетом ФГБОУ ВО МГППУ (протокол № 12 от 15.03.2022 г.). Исследование проводилось в течение 2022–2023 годов, в онлайн-формате с помощью Яндекс-формы. К участию привлекались родители детей с инвалидностью, состоящие в Общероссийской общественной организации «Всероссийское общество инвалидов» и других добровольческих, волонтерских организациях, а также родители нормотипичных детей. Первая обратная связь с родителями состоялась на семинаре «Вызов инвалидности ребенка и ответы матерей на этот вызов» в рамках цикла семинаров «Взаимообогащающие диалоги», проводимых на факультете дистанционного обучения ФГБОУ ВО МГППУ. В будущем предполагается провести еще одну встречу.
Методы статистической обработки данных: критерий Манна–Уитни, критерий d Коэна, t-критерий Стьюдента, двухфакторный дисперсионный анализ, критерий χ², кластерный анализ методом k-средних, эксплораторный факторный анализ (ЭФА) методом главных компонент с вращением Варимакс). Обработка данных проводилась в программе SPSS v. 21.
Результаты
Неблагоприятные события в семьях, о которых писали матери детей с инвалидностью и матери здоровых детей, были распределены в соответствии с предложенной ранее типологией [Одинцова, 2023]: болезни и инвалидность; проблемы в отношениях (конфликты, разрыв отношений); утрата (смерть близких); материальные трудности (финансовые проблемы); множественные трудности (несколько проблем одновременно, в том числе переезды). Сравнение выборок при помощи критерия χ² выявило ярко выраженные различия в распределении ответов (χ²=33,69, р<0,001). Матери детей с инвалидностью значимо чаще называют болезнь/инвалидность как трудное жизненное событие, матери условно здоровых детей чаще называют смерть близких. По остальным ответам значимых различий не выявлено (табл. 2).
Таблица 2
Трудные семейные жизненные события, упомянутые матерями детей с инвалидностью
и матерей здоровых детей
и матерей здоровых детей
|
Характеристики |
Матери здоровых детей (n=253) |
Матери детей с инвалидностью (n=139) |
Статистика критерия χ² |
||
|
M |
% |
M |
% |
χ²=33,69, р<0,001 |
|
|
Болезнь/инвалидность |
36 |
14,2 |
54 |
38,8 |
χ²=29,38, р<0,001 |
|
Проблемы в отношениях |
74 |
29,2 |
32 |
23,0 |
χ²=1,46, р=0,113 |
|
Утрата |
79 |
31,2 |
23 |
16,5 |
χ²=9,30, р=0,001 |
|
Материальные трудности |
32 |
12,6 |
12 |
8,6 |
χ²=1,08, р=0,149 |
|
Множественные трудности |
32 |
12,6 |
18 |
12,9 |
χ²=0,01, р=0,524 |
При этом двухфакторный дисперсионный анализ, в котором независимыми переменными выступили группа матерей и тип события, а зависимой — оценка матерями интенсивности события, показал, что матери детей с инвалидностью значительно выше оценивают интенсивность событий, связанных с болезнью (9,83±0,46 балла и 8,20±2,00 балла соответственно) и проблемами в отношениях (9,30±1,50 балла и 8,40±2,00 балла) в отличие от матерей здоровых детей (F=8,65; р=0,003). По остальным типам событий различий в степени интенсивности не обнаружено.
Дальнейший анализ позволил обнаружить различия между двумя группами матерей в психологических ресурсах устойчивости и самоактивации, инструментальных и семейных ресурсах (позитивный прогноз и решение проблем, социальные ресурсы семьи) (табл. 3). Матери здоровых детей более вовлечены в процесс жизнедеятельности, увереннее контролируют события своей жизни, принимают ситуации неопределенности и в целом более жизнестойки, в отличие от матерей детей с инвалидностью, у которых снижена физическая активность и самоактивация (психологические ресурсы самоактивации). Матери детей-инвалидов больше концентрируются на эмоциях (инструментальные ресурсы), более негативно оценивают прогнозы решения проблем и социальные ресурсы семьи. Вместе с тем матери детей с инвалидностью значительно чаще прибегают к активному совладанию, концентрируются на сложной задаче и планируют свои действия для ее успешного преодоления (инструментальные ресурсы).
Для выявления общих стилей совладания был проведен ЭФА (метод главных компонент, вращение Варимакс), в котором в качестве переменных выступили 15 копинг-стратегий. Выделено 4 фактора, объясняющих 60,63% общей дисперсии: 1) Когнитивно-активный стиль (активное совладание, подавление конкурирующей деятельности, планирование): значения α-Кронбаха данного фактора для выборок матерей детей с инвалидностью и матерей нормотипичных детей составили 0,93 и 0,91 соответственно; 2) Избегающий стиль (мысленный уход, отрицание, поведенческий уход, принятие, сдерживание, обращение к религии): значения α-Кронбаха фактора в выборках матерей детей с инвалидностью и матерей нормотипичных детей составили 0,82 и 0,78 соответственно; 3) Эмоционально-поддерживающий стиль (использование эмоциональной и инструментальной типов поддержки, активное выражение эмоций, использование «успокоительных»): значения α-Кронбаха фактора в выборках матерей детей с инвалидностью и матерей нормотипичных детей составили 0,78 и 0,85 соответственно; 4) Позитивный стиль (позитивное переформулирование и личностный рост, юмор): значения α-Кронбаха фактора в обеих выборках матерей составили 0,93. Обнаружены значимые различия лишь в когнитивно-активном стиле совладания, который чаще используется матерями детей с инвалидностью (табл. 3).
Таблица 3
Различия в индивидуальных и семейных психологических ресурсах матерей,
воспитывающих здоровых детей, и матерей детей с инвалидностью
|
|
Группы |
Статистика U-критерия |
р |
d Коэна |
|||
|
Матери здоровых детей (n=253) |
Матери детей с инвалидностью (n=139) |
||||||
|
|
M |
SD |
M |
SD |
|||
|
Ресурсы устойчивости |
|
||||||
|
Вовлеченность |
20,59 |
5,35 |
19,43 |
5,37 |
15062,0 |
0,019 |
0,22 |
|
Контроль |
14,13 |
4,12 |
13,04 |
4,27 |
15145,0 |
0,023 |
0,26 |
|
Принятие риска |
10,73 |
3,25 |
9,80 |
3,51 |
14824,0 |
0,010 |
0,28 |
|
Жизнестойкость |
45,45 |
11,44 |
42,27 |
11,97 |
15128,5 |
0,003 |
0,27 |
|
Ресурсы самоактивации |
|
||||||
|
Физическая активность |
16,06 |
4,31 |
14,36 |
4,65 |
13714,0 |
<0,001 |
0,38 |
|
Самоактивация |
47,45 |
10,15 |
44,86 |
9,76 |
14736,5 |
0,008 |
0,26 |
|
Инструментальные ресурсы |
|
||||||
|
Концентрация на эмоциях |
11,49 |
2,76 |
12,12 |
2,61 |
15304,5 |
0,033 |
-0,24 |
|
Активное совладание |
12,82 |
2,76 |
13,68 |
2,58 |
14013,5 |
0,001 |
-0,24 |
|
Подавление конкурирующей деятельности |
9,93 |
3,53 |
11,27 |
3,41 |
13855,5 |
<0,001 |
-0,32 |
|
Планирование |
13,03 |
2,70 |
13,80 |
2,63 |
13992,0 |
0,001 |
-0,39 |
|
Когнитивно-активный стиль совладания |
11,93 |
2,56 |
12,92 |
2,53 |
13323,5 |
<0,001 |
-0,39 |
|
Семейные ресурсы |
|
||||||
|
Позитивный прогноз и решение проблем |
31,84 |
4,42 |
30,62 |
4,77 |
14672,0 |
0,007 |
0,27 |
|
Социальные ресурсы |
22,38 |
3,94 |
21,06 |
4,88 |
14707,0 |
0,007 |
0,30 |
Примечание: в таблице приведены только те характеристики, по которым получены значимые различия между группами.
Такие психологические ресурсы, как самостоятельность и психологическая активность избегающий, эмоционально-поддерживающий и позитивный стили преодоления; семейная коммуникация и связность, принятие, гибкость, духовность семьи в одинаковой мере свойственны родителям двух групп. Выделяется психологический ресурс устойчивости, по которому выявлены значимые различия по всем параметрам, входящим в него. Однако размеры эффекта невелики, в том числе и по остальным исследуемым характеристикам, что позволило нам объединить обе выборки матерей. Индикаторами для деления на подгруппы выступили обобщенные шкалы методик: общие показатели жизнестойкости, самоактивации, четырех стилей совладания и жизнеспособность семьи. Кластерный анализ методом k-средних при предварительном нормировании данных выявил три группы матерей, значимо различающихся между собой по всем характеристикам (р<0,001): 1) «ресурсные» (n=140); «умеренно ресурсные» (n=113); «недостаточно ресурсные» (n=139).
Группа «ресурсных» матерей отличается наиболее высокими показателями ресурсов самоактивации, устойчивости, некоторых инструментальных (позитивный и когнитивно-активный стили совладания) и семейных (жизнеспособность семьи) психологических ресурсов. У группы «умеренно ресурсных» матерей ресурсы самоактивации, устойчивости и семейные ресурсы выражены на уровне выше среднего. При этом реже других групп используются стили позитивного, когнитивно-активного, эмоционально-поддерживающего и избегающего совладания. Группа «недостаточно ресурсных» матерей отличается наиболее низкими уровнями ресурсов самоактивации, устойчивости, семейных ресурсов в отличие от двух других групп, а также наибольшей выраженностью всех инструментальных ресурсов в сравнении с «умеренно ресурсными». А избегающий стиль совладания в данной группе является доминирующим (рис. 1).
Рис. 1. Профиль ресурсов, типичных для групп "ресурсных", "умеренно ресурсных" и "недостаточно ресурсных" матерей, воспитывающих детей с инвалидностью, и матерей здоровых людей (N=392)
Примечание: ПСС — позитивный стиль совладания; ЭПСС — эмоционально-поддерживающий стиль совладания; ИСС — избегающий стиль совладания; КАСС — когнитивно-активный стиль совладания.
Прослеживается тенденция к различиям в распределении матерей детей с инвалидностью и матерей здоровых детей по выделенным кластерам (χ²=5,62, р=0,060). Среди «ресурсных» оказалось 38,3% матерей, воспитывающих здоровых детей, и 30,9% матерей детей с инвалидностью. Группу «умеренно ресурсных» составили 30,4% матерей здоровых детей и 25,9% матерей детей с инвалидностью. 43,2% матерей детей с инвалидностью и 31,2% матерей здоровых детей вошли в группу «недостаточно ресурсных».
Группы различались по типу семей (полная/неполная) — χ2=12,78, р=0,002. Среди «недостаточно ресурсных» 35,3% матерей воспитывают детей в неполной семье, среди «умеренно ресурсных» — таких 18,6%, среди «ресурсных» — 19,3%.
Группы не различаются по типу неблагоприятного события в семье (χ2=13,91, р=0,084). Но обращает на себя внимание, что среди «недостаточно ресурсных» самое большое количество (30,9%) тех (в сравнении с другими группами), кто указал на события, связанные с болезнью/инвалидностью (рис. 2).
Рис. 2. Различия между группами «ресурсных», «умеренно ресурсных»
и «недостаточно ресурсных» матерей в зависимости от типа события в семье (%; N=392)
Обнаружены различия между группами в динамике связей в семьях после неблагоприятного события (c2=10,401, р=0,034) (рис. 3). Матери, отнесенные к группе «ресурсных», чаще указывали на то, что после неблагоприятного события связь в их семьях стала либо более близкая (45%), либо осталась прежней (35%); только 20% из них указали на большее дистанцирование в отношениях.
По мнению 43,4% «умеренно ресурсных» матерей, связи в их семьях укрепились после наступления неблагоприятного события, а 28,3% — указали, что связь в их семьях стала более дистантной или осталась прежней. «Недостаточно ресурсные» матери чаще других указывали, что члены семьи отдалились друг от друга после неблагоприятного события в их семьях (36,7%), 29,5% — отметили, что связи остались прежними, а 33,8% — указали на более близкие связи в их семьях.
Рис. 3. Различия между группами «ресурсных», «умеренно ресурсных»
и «недостаточно ресурсных» матерей в динамике связей
в семьях после неблагоприятного события (%; N=392)
и «недостаточно ресурсных» матерей в динамике связей
в семьях после неблагоприятного события (%; N=392)
Обсуждение результатов
Наиболее актуальными и интенсивными для матерей детей с инвалидностью становятся события, связанные с болезнями. Тот факт, что инвалидность ребенка является сильнейшим стрессором [7; 28], часто имеющим травматический характер [Сергиенко; Холмогорова], подтверждается многими исследованиями. На фоне такого стресса возникают проблемы в отношениях. Не случайно матери детей с инвалидностью выше матерей здоровых детей оценили интенсивность событий, связанных с отношениями. Схожие данные были обнаружены в исследовании [Одинцова, 2023], где события в сфере взаимодействия с другими людьми по частоте упоминания оказались на втором месте после событий, связанных с болезнями.
В целом интенсивность всех упоминаемых семейных событий, родители нашей выборки оценили довольно высоко (в среднем от 8,10 балла до 9,83 балла), что говорит об особой значимости этих событий для жизни семей и подтверждается данными других исследований [Одинцова, 2023]. С одной стороны, это может вызывать дефицит психологических ресурсов, с другой, — как показано Е.В. Куфтяк [Куфтяк, 2014], может стать стимулом или «сигналом к пробуждению» психологических индивидуальных и семейных ресурсов. Так, несмотря на то, что матери детей с инвалидностью отличаются от матерей здоровых детей сниженным уровнем ресурсов устойчивости, некоторых составляющих ресурса самоактивации (физической активности) и семейных ресурсов (позитивный прогноз и решение проблем, социальные ресурсы семьи), для них свойственен все же более выраженный когнитивно-активный стиль совладания. Данный результат полностью согласуется с исследованием [Одинцова, 2023] и частично — с работой A. Kurowska и соавторов [27], в которой показано, что активное совладание в иерархии копинг-стратегий родителей детей с инвалидностью и родителей здоровых детей стоит на первом месте. Однако размеры эффектов различий между группами оказались невелики, что позволило объединить группы матерей в единую выборку и выделить три подгруппы в зависимости от выраженности ресурсов устойчивости, самоактивации, инструментальных и семейных ресурсов: «ресурсные», «умеренно ресурсные», «недостаточно ресурсные». Матери здоровых детей и матери детей с инвалидностью практически одинаково представлены внутри каждого кластера. Особого внимания заслуживает профиль «недостаточно ресурсные», в котором парадоксальным образом сочетаются сниженные ресурсы устойчивости, самоактивации, жизнеспособности семьи и повышенный уровень практически всех стилей совладания в сравнении с группой «умеренно ресурсных». А использование избегающего стиля совладания среди матерей данной группы явно доминирует.
В наши дни пересматриваются традиционные подходы к избегающему стилю совладания как к однозначно неконструктивному в отношении социально уязвимых групп. В избегающий стиль совладания входят, среди прочих, такие полезные при наличии в семье ребенка с инвалидностью стратегии, как принятие [Ezeonu, 2021] и обращение к религии [Farhadi, 2022]. Можно предположить, что сбалансированность стилей совладания наиболее необходима при столкновении людей с травматической ситуацией, которой и является инвалидность ребенка [Сергиенко; Холмогорова]. В настоящий момент требуется пересмотр представлений о полезности/бесполезности тех или иных копинг-стратегий и копинг-стилей. Например, в исследовании [Сергиенко] обнаружено, что традиционно считающийся полезным копинг «планирование» оказывает негативное влияние на посттравматический рост родителей детей с ограниченными возможностями здоровья. Как пишет J.O. Zinn, разные стратегии могут комбинироваться по-разному: «Иногда одна стратегия является доминирующей, иногда разные стратегии дополняют друг друга, и одна стратегия может использоваться для обеспечения другой» [Zinn, 2016, p. 361]. Человек может мобилизовать все доступные рациональные и нерациональные стратегии для преодоления рисков. Важно, чтобы это была подходящая комбинация стратегий для использования их в конкретной ситуации [Zinn, 2016]. Возможно, специфическое сочетание избегающего, поддерживающего и активного совладания компенсирует дефицит ресурсов устойчивости, самоактивации, семейных ресурсов таких родителей. Таким образом, копинг-стили, выстраиваясь в единую «линию обороны» [Леонтьев, 2013], могут стать полезными инструментальными ресурсами не только для родителей детей с инвалидностью, но и для родителей нормотипичных детей, в том числе воспитывающих детей в неполных семьях. Ведь в группе «недостаточно ресурсных» таких родителей оказалось более трети.
Выводы
Исследование показало, что матери детей с инвалидностью оценивают интенсивность событий, связанных с болезнями и проблемами в отношениях, выше, чем матери здоровых детей. Они отличаются более низкими уровнями, по сравнению с матерями условно здоровых детей, ресурсов устойчивости, некоторых составляющих ресурса самоактивации (физической активности), но выраженностью таких копинг-стратегий, как концентрация на эмоциях, активное совладание, подавление конкурирующей деятельности, планирование, когнитивно-активный стиль совладания. Анализ данных с поправкой на размер эффекта (d-Коэна) показал, что правомерно объединение матерей нормотипичных детей и матерей детей с инвалидностью в одну выборку. На основе анализа данных объединенной выборки выделены три подгруппы матерей, значимо различающихся между собой по ресурсам устойчивости, самоактивации, инструментальным и семейным ресурсам: «ресурсные», «умеренно ресурсные», «недостаточно ресурсные». Каждая из подгрупп характеризуется своеобразным профилем ресурсов устойчивости, самоактивации, инструментальных и семейных психологических ресурсов: высокий уровень и тех, и других ресурсов характерен для «ресурсных»; «умеренно ресурсные» реже остальных используют позитивный, когнитивно-активный и эмоционально-поддерживающий стили совладания; у «недостаточно ресурсных» явно выражен избегающий стиль совладания и умеренно — позитивный, эмоционально-поддерживающий, когнитивно-активный стили совладания. Среди «ресурсных» и «умеренно ресурсных» матерей больше тех, кто воспитывают детей в полных семьях. Выявлены различия в изменениях семейных связей в результате неблагоприятного события — матери, отнесенные в группу «ресурсных», чаще, чем представительницы других групп, отмечали, что связи стали более близкими; матери, представившие группу «недостаточно ресурсных», чаще других отмечали, что связи стали более отдаленными.
Заключение
Понимание индивидуальных и семейных психологических ресурсов при воспитании детей с инвалидностью имеет большое значение для повышения квалификации медицинских и социальных работников, а также педагогов с целью улучшения взаимодействия с такими семьями. Для психологов важно осмысление сильных и слабых сторон таких родителей, с опорой на которые могут быть выстроены программы психологического сопровождения. В частности, семьям, воспитывающим ребенка с инвалидностью, может быть рекомендована работа по снижению избегающего совладания, что будет способствовать повышению жизнестойкости. Что касается жизнеспособности семьи, то для развития данного ресурса позитивное воздействие может оказать работа по улучшению внутрисемейной коммуникации и связанности между членами семьи.
Ограничениями исследования являются следующие неучтенные факты: слишком большой размах в возрасте детей с инвалидностью; тяжесть заболевания, врожденный или приобретенный характер заболевания. Для будущих исследований необходимо привлекать отцов, а также по отдельности рассмотреть группы родителей, воспитывающих детей-инвалидов с определенным типом заболевания, и сравнить характеристики родителей детей, имеющих разные группы инвалидности, а также родителей, воспитывающих детей разных пола и возраста.