Травматизация страхом: психологические последствия пандемии Covid-19

Введение

В декабре 2019 года в Ухане (Китай) был зарегистрирован кластер атипичных случаев пневмонии, который позже получил определение Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) как коронавирусное заболевание 2019 года — COVID-19, а 11 марта 2020 года ВОЗ объявила вспышку данной инфекции, стремительно распространявшуюся по странам мира, глобальной пандемией коронавируса COVID-19. Беспрецедентная эпидемиологическая ситуация кардинально изменила жизнь людей, а также многие аспекты глобальной, государственной и частной экономики практически во всем мире [31; 38; 26]. Неопределенность и страхи, связанные с распространением вируса, наряду с продолжительной социальной изоляцией, снижением качества жизни и возросшими экономическими проблемами, привели к росту у населения симптомов тревоги, депрессии, стресса, к увеличению числа самоубийств, а также психических расстройств, связанных с самоубийством [26; 19; 34]. Восходящая траектория самоубийств отмечалась в Канаде, США, Пакистане, Индии, Франции, Германии и Италии [35].

Целью представленного в данной статье обзора зарубежных публикаций является обобщение и сравнительный анализ результатов многочисленных исследований психологических последствий пандемии COVID-19, как для населения разных стран и мира в целом, так и для отдельных категорий населения, а также определение связанных с ними проблем, факторов риска и протективных факторов.

Симптомы и факторы риска психологической
травматизации

Исследования, проведенные еще до объявления пандемии в Китае, первой пострадавшей от COVID-19 стране, показали, что страх перед эпидемией незамедлительно привел к повышеню уровня распространения среди населения психических заболеваний, таких как стрессовые и тревожные расстройства, депрессия, к усилению психосоматической симптоматики, а также к повышенному потреблению алкоголя, табака, психо­активных веществ [1; 29]. Более того, введение строгих мер изоляции негативно повлияело на многие аспекты жизни людей, что в свою очередь усугубило психологические проблемы, провоцируя усиление панических проявлений, тревоги и депрессии [1].

В период с 31 января по 2 февраля 2020 года в 194 городах Китая было проведено исследование с участием 1210 человек, целью которого стала оценка уровня негативных психологических реакций людей на ранних стадиях вспышки COVID-19. Его результаты показали, что у 16,5% респондентов наблюдались умеренные и тяжелые депрессивные симптомы; у 28,8% — умеренные и тяжелые тревожные симптомы, а 8,1% опрошенных сообщили об умеренном или тяжелом уровне стресса [18]. При этом наличие у респондентов проблем со здоровьем было связано с большим негативным эффектом и более высоким уровнем стресса, тревоги и депрессии [18].

Систематический обзор публикаций о последствиях пандемии для психического здоровья населения, размещенных с момента ее объявления до 17 мая 2020 года на платформах PubMed, Medline, Embase, Scopus и Web of Science, был опубликован в августе 2020 года и позволил обозначить основные симптоматические проявления и факторы риска психологической травматизации населения в условиях пандемии [19].

Выборки из 19 проанализированных в обзоре исследований, отобранных из 326 подходящих по тематике публикаций, включали от 263 до 52 730 участников и составили в общей сложности 93 569 респондентов. Большинство опрошенных были старше 18 лет, женщины (n = 60 006) составили 64,1% от общего числа участников. Исследования были организованы в восьми странах, включая Китай (n = 10), Испанию (n = 2), Италию (n = 2), Иран (n = 1), США (n = 1), Турцию (n = 1), Непал (n = 1) и Данию (n = 1). В ходе их у респондентов проводилась оценка депрессивных симптомов, тревоги, посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), общих показателей стресса и психологического дистресса. В трех исследованиях непосредственно не анализировались показатели распространенности симптомов, однако были выявлены и обсуждены связанные с ними факторы риска.

По результатам обзора, распространенность депрессивной симптоматики варьировала от 14,6% до 48,3%, что было значительно выше аналогичных показателей, полученных за год до событий, однако проявления депрессии чаще всего не достигали уровня клинического диагноза. Многие факторы риска, связанные с симптомами, были идентифицированы как относящиеся к пандемии COVID-19. Так, у женщин, по сравнению с мужчинами, депрессивная симптоматика регистрировалась чаще [6; 2; 18; 36], также как у респондентов более молодого возраста (<40 лет) [6; 12; 17; 24; 27; 33]. Статус студента оказался значимым фактором риска депрессивных проявлений в сравнении с другими социальными статусами [6; 23; 27]. Кроме прочего, факторами риска депрессивных проявлений оказались: проживание в крупных городах, развод/вдовство, одиночество, субъективно низкая оценка состояния здоровья, низкий уровень дохода, отсутствие собственности, риск потери работы/статус безработного, отсутствие детей, высокая эмоциональная уязвимость по отношению к негативной/угрожающей информации, наличие хронических заболеваний, общая продолжительность карантинных мер в месте проживания, наличие специфических физических симптомов [2; 6; 19; 23; 24; 27; 33].

Тревожная симптоматика довольно часто сопровождала депрессивные проявления [5]; при этом с симптомами тревоги положительно коррелировали такие прогностические факторы депрессии, как пол (женский), возраст (<40 лет), более низкий уровень образования, проблемы со здоровьем, одиночество, низкий уровень дохода и другие [2; 6; 12; 17; 18; 23; 24; 33; 34]. Кроме вышеперечисленных факторов тревожная симптоматика усиливалась пропорционально частоте обращения респондентов к информационному кон­тенту из социальных сетей и новостной информации, касающимся COVID-19 [24].

Одно из исследований, проведенных в Китае, показало, что женщины в период пандемии были едва ли не в три раза более подвержены риску развития тревожности, чем мужчины [34]. Кроме того, психологические проблемы оказались особенно распространены среди студентов университетов: 38,5% и 21,5% респондентов имели симптомы депрессии и тревоги соответственно. Столь высокий уровень распространенности тревожной и депрессивной симптоматики авторы объясняли, в первую очередь, переводом студентов на дистанционное обучение при ограниченных электронных ресурсах и недостаточных навыках онлайн-обучения [25].

Парадоксальные результаты были получены при оценке влияния возрастного фактора на психическое состояние разных групп населения: респонденты старшей возрастной группы (>60 лет) оказались более резистентны к стрессогенным воздействиям пандемии, причем ни наличие хронических заболеваний, связанных с повышенным риском смерти из-за COVID-19, ни воздействие других риск-факторов не приводили к повышению уровня депрессивной или тревожной симптоматики [37].

Интересные выводы были сделаны относительно степени влияния такого риск-фактора, связанного с пандемией, как одиночество. В ряде исследований отмечалось, что одиночество, обусловленное политикой социального дистанцирования, оказалось едва ли не основным фактором риска развития депрессии, тревоги и особенно их коморбидности [37; 22]. После полутора месяцев изоляции у 43% респондентов, участвовавших в опросах, уровень одиночества превысил средние нормативные показатели, что сопровождалось депрессивными симптомами и суицидальными мыслями. Опираясь на результаты более ранних исследований, связывающих одиночество с целым рядом вредных физиологических и психологических последствий [15; 37], авторы утверждали, что одиночество в период пандемии может приводить к тяжелым психоэмоциональным нарушениям, а в целях сохранения психического здоровья людей необходима организация безопасных социальных взаимодействий [20; 22].

Несмотря на использование одной и той же шкалы измерений, в разных публикациях приводились различные данные о степени распространения среди респондентов симптомов стресса и ПТСР: от 7% [6] и 15,8% [23] до 53,8% [18]. В трех из 19 исследований, представленных в обзоре, у респондентов оценивался уровень неспецифического психологического дистресса: сообщалось о распространенности симптомов психологического дистресса от 34,43% [1] до 38% [3]. В нескольких публикациях рассматривались факторы риска развития симптомов психологического дистресса: более молодой возраст и женский пол [1; 18]; в других публикациях обсуждался повышенный уровень дистресса у рабочих-мигрантов, а также у тех, кто недавно посещал Ухань, и у опрошенных, проживавших в регионах с большим количеством заболевших [1; 18].

Распространенность среди населения повышенного и высокого уровня общего стресса варьировала в публикациях в самом широком диапазоне: от 8,1% до более чем 81,9% [2; 18]. У женщин и в более молодой возрастной группе чаще наблюдался более высокий уровень стресса, чем у мужчин и пожилых людей [11]. Обсуждаемые авторами риск-факторы, коррелирующие с повышением уровня стресса, включали: социальный статус (студент, безработный), продолжительность изоляции, отсутствие работы / необходимость выходить на работу, наличие заразившихся в близком окружении, наличие проблем со здоровьем и хронических заболеваний, наличие специфических физических симптомов [39].

В ходе исследований было выявлено множество прогностических факторов развития у населения симптоматики психических расстройств, в частности, депрессии, тревожности, острых стрессовых и посттравматических стрессовых состояний. По мнению ряда авторов [12; 24], женщины были более уязвимы для развития симптомов отчасти потому, что они чаще мужчин работали в розничной торговле, сфере услуг и здравоохранении, на которых в первую очередь негативно отразилась пандемия. Несколько исследований указывали на неспецифические дифференцированные нейробиологические реакции, наблюдавшиеся у женщин при воздействии стрессоров, что могло стать основной причиной их большей уязвимости [11]. Респонденты в возрасте до 40 лет, по свидетельству авторов, также часто демонстрировали неблагоприятные психологические симптомы во время пандемии [12; 17; 24], что могло быть обусловлено необходимостью оказывать финансовую и эмоциональную поддержку детям и пожилым людям [19]. Кроме того, большая доля лиц в возрасте до 40 лет состояла из студентов, которые испытывали интенсивный эмоциональный стресс из-за закрытия образовательных учреждений, отмены общественных мероприятий, более низкой эффективности обучения на дистанционных онлайн-курсах, переноса экзаменов, проблем с трудоустройством и прочее [24; 38; 26].

Группы риска

В ряде публикаций особое внимание уделялось наиболее уязвимым группам населения: отмечалось, что плохое экономическое положение, более низкий уровень образования и безработица являлись значимыми факторами риска развития симптомов психических расстройств в период пандемии [2; 6; 24; 27]. Респонденты с хроническими заболеваниями и психиатрическими проблемами имели больше симптомов тревоги и стресса по отношению к коронавирусной инфекции [2; 33], что частично проистекало из ослабленного иммунитета, высокой восприимчивости к инфекциям и повышенному риску тяжелого течения заболевания и смерти [19]. Еще одним аспектом, вызывающим озабоченность у пациентов с уже имеющимися заболеваниями, были отсрочки и недоступность медицинских услуг и лечения в результате пандемии COVID-19. Люди с психическими расстройствами в анамнезе или актуальными диагнозами психических заболеваний, как правило, были более чувствительны к внешним стрессорам, таким как социальная изоляция, связанная с пандемией, ухудшение экономической ситуации и прочее [16].

В апреле 2020 года в Израиле было проведено исследование, направленное, с одной стороны, на оценку характера воздействия вспышки COVID-19 на психическое здоровье населения в целом, а с другой — на определение влияния ранее перенесенного травматического воздействия на уровень психологического дистресса, связанного с COVID-19. Представленные в публикации результаты в очередной раз продемонстрировали негативные последствия пандемии для психического здоровья населения и в целом совпали с выводами аналогичных исследований, проведенных в Китае и в ряде других стран, в которых сообщалось о распространенности симптомов тревоги, депрессии и перитравматического стресса в общих популяционных выборках [2; 5; 9; 11; 17; 18; 25; 29; 33; 36; 34].

Кроме того, в работе была дана оценка влияния предшествующего травматического опыта на рези- стентность/уязвимость человека к психотравмирую­щему воздействию пандемии COVID-19. Оказалось, что среди респондентов, обнаруживших клинически значимую симптоматику тревоги, депрессии и пери- травматического стресса в период пандемии более 40% имели симптомы клинического ПТСР, связанные с предшествующей травмой. Основной вывод автора публикации: те, кто ранее подвергался психотравмиру­ющим воздействиям, составляют группу риска психологической травматизации в период пандемии и демонстрируют повышенный уровень тревоги, депрессии и симптоматики перитравматического стресса, связанных с COVID-19 [21].

Особую группу среди обследованных составили дети, подростки и молодежь [7; 8; 4]. Как показали результаты международных исследований, закрытие школ и ограниченный контакт с друзьями и сверстниками заметно усиливали у молодых людей проявления тревоги и стресса [4], а широкое освещение и обсуждение возникшего в связи с пандемией социального кризиса в средствах массовой информации усугубляло возникшие психологические проблемы [8]. Полученные данные свидетельствовали о том, что у младших школьников проблемы носили преимущественно эмоциональный и поведенческий характер в сочетании с нарушениями внимания и гиперактивно­стью, которые усиливались по мере продления карантинных мер. Для подростков ситуация оказалась иной: родители, как правило, наблюдали у них повышенную тревожность и нарушения внимания, но сами подростки никаких негативных проявлений не замечали [7]. Дети и молодые люди из семей с низким уровнем дохода имели более выраженные психологические проблемы: тревожность, эмоциональную неустойчивость и физические симптомы, связанные с тревогой, чем дети из семей со средним и высоким уровнем достатка.

Пандемия COVID-19 закономерно привела к повышению психологических рисков, с которыми обычно сталкиваются дети и молодежь, таких как: подверженность бытовому насилию и эксплуатации в семье, вовлечение в употребление наркотических средств, в деструктивные молодежные группы и онлайн-сообщества, что усугубилось из-за закрытия школ и доступа к социальным контактам. И хотя последствия пандемии были тяжелыми прежде всего для уязвимых групп молодежи, наметилась тенденция попадания в группы риска тех, кто раньше не имел проблем с психическим здоровьем и эмоциональным благополучием [7].

Психологические последствия пандемии
для медицинских работников

В связи с чрезвычайной ситуацией пандемии в зону риска попали также представители отдельных сфер занятости и профессий. Едва ли не самой уязвимой профессиональной группой стали медицинские работники, оказавшиеся «на линии фронта» борьбы с коро­навирусом. Именно медики столкнулись с максимальным количеством профессиональных и личностных рисков и проблем. Для обобщенной оценки степени тяжести психологических последствий пандемии COVID-19 для персонала медицинских учреждений был проведен аналитический обзор наиболее информативных научных статей, написанных по результатам 37 исследований, опубликованных в апреле—мае 2020 года на платформах PubMed, Embase, Cochrane, Clinical Key и Web of Science [32]. В обзор были включены только публикации, содержащие первичные данные, позволяющие дать объективную оценку психического состояния и психологического благополучия медиков в период пандемии [32].

Медики, работающие на переднем крае борьбы с инфекцией в специализированных клиниках, в отделениях неотложной помощи и интенсивной терапии, продемонстрировали особенно высокий уровень тревоги, депрессии и стресса. Проведенные в Китае масштабные научные исследования, в одном из которых приняли участие 5062 медработника, показали, что около 30% респондентов имели высокий уровень стресса, 24,1% — тревоги и 13,5% — депрессии. В исследовании 4679 китайских медиков у 34,6% участников опроса была выявлена депрессивная симптоматика. Авторы статей отмечали также наличие у респондентов очевидных проявлений дистресса в диапазоне от 39,1% до 71,5% [32].

Исследование с участием 1257 медицинских работников, проведенное в Китае в больницах, оборудованных палатами для пациентов с COVID-19, показало, что большинство респондентов имели высокий уровень стресса, боялись заразить свои семьи, друзей и коллег и обнаруживали симптомы депрессии (50,4%), тревоги (44,6%), бессонницы (34,0%) и дистресса (71,5%). У медсестер, женщин-врачей, работников приемных отделений и у тех, кто работал в Ухане, наблюдалась более тяжелая симптоматика [13; 32].

Кроме тревоги, депрессии и стресса у медицинских работников наблюдалось значительное повышение уровня эмоционального выгорания и суицидального риска. В ряде исследований был выявлен высокий уровень эмоционального истощения у специалистов, что могло приводить к медицинским ошибкам, недостатку эмпатии при лечении пациентов, снижению продуктивности и к кадровым проблемам [32]. В то же время авторы отмечали, что медицинские работники, хотя и испытывали беспокойство и тревогу по поводу собственной безопасности и безопасности своих семей, продолжали выполнять профессиональные обязанности, используя в качестве стратегий совладания с экстремальным стрессом соблюдение строгих защитных мер, следование рекомендациям по изоляции, взаимную поддержку, позитивное мышление [13].

«Пандемия страха»

Серьезной проблемой для преодоления кризисной ситуации, спровоцированной пандемией, стали страхи населения, которые подпитывались неполным пониманием природы инфекции, низкой осведомленностью населения и, как следствие, слухами и предрассудками. Невинные люди в Ухане стали мишенью для несправедливых обвинений и стигматизации на национальном уровне, это же произошло в отношении китайцев на международном уровне. Начиная с января 2020 года, в Великобритании и США увеличилось число сообщений о насилии и преступлениях на почве ненависти в отношении лиц азиатского происхождения и об общем росте антикитайских настроений [39]. Предрассудки, дискриминация и стигматизация, вызванные страхом и дезинформацией о COVID-19, распространялись как внутри Китая, так и за его пределами, вызывая панику и ставя под угрозу усилия медицинских работников и органов здравоохранения по стабилизации ситуации [30].

В ряде научных публикаций приводились результаты исследований негативного воздействия социальных сетей и новостных ресурсов, связанных с COVID-19, как причины усиления страхов, тревожных и стрессовых симптомов среди населения [3; 24; 27; 30; 36]. Учитывая непредсказуемость ситуации и недостаточную изученность природы нового коронавируса, дезинформация и фальшивые (фейковые) новости легко распространялись через социальные сети и интернет-платформы [24], порождая иррациональные страхи, нагнетая напряжение и беспокойство. Тревога и беспокойство могли возникать также вследствие постоянного наблюдения за людьми, страдающими от пандемии, через социальные сети и новостные репортажи [14; 27].

Страх перед пандемией COVID-19 и ее последствиями, как показал анализ еженедельных отчетов Европарламента по результатам опросов общественного мнения, проводившихся в 26 странах Европы, оказался психологическим фактором риска, действие которого далеко не всегда соответствовало фактическим цифрам заболеваемости и смертности среди населения [14]. Именно страхи, порождаемые пандемией, в настоящее время являются едва ли не более серьезной проблемой, чем сама пандемия. Так, в Италии количество упоминаемых респондентами страхов в четыре раза превышало количество других негативных эмоций, связанных с COVID-19; во Франции — в два раза, а в Германии страхи были особенно многочисленными. Однако у жителей Испании, где отмечался самый высокий уровень заболеваемости и смертности, количество страхов и негативных переживаний оказалось меньшим, чем в других странах [14].

Авторы статьи отмечали, что количество страхов европейцев по поводу последствий пандемии для их физического здоровья составило около четверти от общего количества разнообразных страхов, связанных с COVID-19, в то же время количество страхов перед негативными экономическими последствиями было в два раза больше. Так, в июне 2020 года при снижении интенсивности опасений людей в отношении своего здоровья заметно возросло количество экономических страхов: перед глобальным экономическим кризисом, снижением уровня доходов, потерей работы и безработицей; одновременно усилились страхи, связанные с необходимостью менять привычные формы работы, с поездками на работу и прочее. В отношении социальных последствий пандемии, наибольшие опасения у европейцев вызывали: негативные изменения в общественной структуре, изоляция, проблемы с организацией социальной помощи менее защищенным слоям населения, введение чрезвычайного положения, возможное искажение информации, сообщаемой населению, приток беженцев, туристов и прочее [14; 30]. Столь масштабный уровень «заражения» людей многочисленными страхами является основанием для определения сложившейся среди населения в результате пандемии коронавируса психологической ситуации, как «пандемия страха».

С одной стороны, страх это естественная, общая для людей реакция на угрозу, которую несет с собой инфекционное заболевание: страх заражения и страх смерти. С другой стороны, в современном обществе определенные страхи активно культивируются средствами массовой информации и все меньше являются результатом собственного опыта человека. Так, сообщение об опасности, а не сама опасность в настоящее время вызывает у людей наибольший страх, а телевидение, Интернет и социальные сети создают «повторяющиеся медийные предпосылки» для определенного восприятия реальности, формируя своебразную «культуру страха» [1; 14].

В период пандемии страх перед неизвестностью, неопределенностью, отсутствие информации или ее противоречивость, а зачастую и фейковость, сочетаются с чувствами потери контроля, безнадежности и отчаяния, которые еще более усиливают тревогу, страх и неуверенность. Беспокойство, связанное с ситуацией пандемии, усугубляется страхом собственной смерти, стремлением справится с ним и восстановить контроль. Неудивительно, что пандемия COVID-19 была воспринята людьми как травматическое событие, приводящее к развитию симптомов психологической травматизации: тревоге, депрессивным проявлениям, дистрессу. Учитывая продолжительность ограничений, невозможность стабилизирующего контроля над ситуацией, потенциальную опасность инфекции практически для каждого человека, а также сопровождающий пандемию COVID-19 шлейф избыточных и иррациональных страхов, она может быть отнесена к травматическому воздействию III типа: «непрерывному травматическому стрессу» (Continuous Traumatic Stress — CTS) [10].

Термин «непрерывный травматический стресс» используют в отношении ситуаций, в которых люди постоянно сталкиваются с неоднократной и длительной угрозой. Такие ситуации считаются довольно распространенным явлением во всем мире, могут продолжаться в течение нескольких лет и быть результатом социально обусловленных травматических воздействий, например: проживание в условиях небезопасной городской среды или на территориях, периодически подвергающихся обстрелам [21]. Жизнь в условиях непрерывного воздействия травматических факторов предполагает наличие постоянной угрозы, неопределенности, требует от населения бдительности и создает ощущение уязвимости, что вызывает у людей тревогу, растерянность, неуверенность и беспомощность.

Конструкт «непрерывный травматический стресс» был впервые использован в 1987 году в Южной Африке в контексте обсуждения проблем политического насилия, апартеида и организации помощи его жертвам. В 2013 году в специальном выпуске журнала Американской психологической ассоциации (American Psychological Association, APA), «Мир и культура» (“Peace and Culture: Journal of Peace Psychology”) была опубликована подборка статей группы южноафриканских психологов, в которых определялись ключевые характеристики данного феномена. Термин был предложен в качестве описательного, не соотносился непосредственно с симптоматикой психических нарушений и определялся как состояние отдельных групп людей, возникающее в определенных типах социальных контекстов под воздействием экстремальных стрессоров [10].

По мнению авторов концепции, под непрерывным травматическим стрессом следует понимать длительное пребывание в ситуации, в которой опасность и угроза в значительной степени безлики и непредсказуемы, но при этом «всепроникающи» и существенны. В то время как большинство концепций травматического стресса исходит из предположения, что психотравмирующее воздействие имело место в прошлом, термин «непрерывный травматический стресс» используется для описания переживания актуальной и постоянно присутствующей опасности, такой как затяжной политический или гражданский конфликт, постоянная угроза терактов или насилия. Авторы выделяют четыре ключевых характеристики непрерывного травматического стресса: наличие у субъекта стрессовых состояний, продолжительность стрессовых воздействий, сложность дифференциации реально воспринимаемой или воображаемой опасности и отсутствие надежных внешних средств защиты от угрозы [10].

Как можно заметить, ситуация пандемии COVID-19 соответствует всем ключевым характеристикам непрерывного травматического стресса, как по степени распространения, продолжительности и характеру угроз, так и по наличию стресс-реакций, невозможности различить реальную и мнимую угрозы, непредсказуемости и отсутствию гарантированной внешней защиты. О психотравмирующем воздействии пандемии свидетельствуют результаты масштабных исследований, представленных в многочисленных научных публикациях. Симптоматика психических нарушений, диагностируемых у населения, варьирует в них как количественно, так и качественно: от стресса, депрессии, тревоги, панических атак, соматических симптомов и симптомов посттравматического стрессового расстройства до бреда, психотических реакцний и суицидальных намерений, которые положительно коррелируют с целым рядом факторов риска, значительно повышающих уязвимасть людей по отношению к стресс-воздействию [5; 9; 23; 17; 2; 3; 37; 1; 29].

Специфической особенностью травматического воздействия пандемии COVID-19 является то, что в группе высокого риска оказались люди, от которых во многом зависит возможность преодоления кризисной ситуации — медицинские работники. Установлено, что сотрудники скорой помощи, включая фельдшеров и средний медицинский персонал, а также медицинский персонал специализированных отделений и отделений интенсивной терапии испытывают непрерывный травматический стресс и имеют более высокий уровень депрессии и тревоги. У них чаще, чем у кого бы то ни было, возникает страх передачи инфекции своим близким и детям, а стремление сохранить баланс между профессиональным долгом, альтруизмом и страхом за себя и других провоцирует внутриличностные конфликты [13; 17; 25; 28].

Протективные факторы при пандемии COVID-19

Подводя итоги обзора представленных в данной статье зарубежных исследований, следует заметить, что наряду с многочисленными факторами риска в ряде публикаций рассматривались протективные факторы, предотвращающие распространение во время пандемии симптоматики травматического стресса. Так установлено, что своевременное размещение официальной и достоверной медицинской информации о COVID-19 связано с более низким уровнем тревоги, стресса и депрессивных симптомов у населения [18], также как и активное проведение предупредительных мер, снижающих риск заражения (частое мытье рук, ношение масок и уменьшение личных контактов). Участие государства в виде предоставления финансовых средств, жилищной поддержки, доступа к психиатрической первой помощи и поощрения на индивидуальном уровне здорового образа жизни были эффективны для снижения уровня самоубийств, связанных с экономическим спадом [19].

В ряде исследований было установлено, что регулярные физические упражнения и здоровый рацион питания заметно облегчают и предотвращают симптомы депрессии и стресса [19]. Социальная поддержка и наличие времени для отдыха в период пандемии также способствовали снижению уровня стресса. Некоторые личностные качества респондентов (использование конструктивных копинг-стратегий, безопасный или избегающий стиль привязанности и др.) положительно коррелировали с меньшим количеством симптомов тревожности и стресса [3; 18]. Отмечалось, что важно получать информацию, связанную с COVID-19, от уполномоченных информационных агентств и организаций, а также обращаться за медицинской помощью или консультацией только к должным образом подготовленным медицинским работникам. Поддержание связи с друзьями и семьей по телефону или посредством видеозвонков во время карантина заметно снижали интенсивность негативных переживаний у людей в условиях социальной изоляции [17].

Оценка влияния факторов риска и протективных факторов проводилась в марте 2020 года в Испании, где в онлайн-опросе приняли участие 3480 человек. Исследование показало наличие выраженных симптомов депрессии, тревоги и посттравматического стрессового расстройств у 15—20% опрошенных. Одновременно оценивались: уровень социальной поддержки, «духовное благополучие», чувство одиночества и чувство принадлежности. На основе линейных регрессионных моделей были определены факторы риска, усиливающие негативную симптоматику: пол (женский), предшествующие диагнозы психиатрических или неврологических расстройств, наличие у респондента симптомов вирусной инфекции или заболевших близких родственников. Протективными оказались следующие факторы: старшая возрастная группа, стабильное экономическое положение, доступность адекватной информации о ситуации пандемии. Согласно прогностической модели, наиболее надежным, защищающим психологическое здоровье фактором является «духовное благополучие», в то время как одиночество — наиболее мощный преди­ктор депрессии, тревоги и ПТСР [23; 33].

Как правило, основное внимание органов общественного здравоохранения и средств массовой информации во время эпидемий уделяется биологическим и медицинским последствиям вспышки заболевания, а вопросы психического здоровья населения остаются вне зоны активного интереса. Однако в связи с возросшим риском нарушений психического здоровья во время вспышки COVID-19 все чаще звучат призывы о принятии необходимых для его поддержания мер. Продолжение исследований, направленных на выявление и смягчение опасных последствий COVID-19 для психического здоровья и психологического благополучия людей, является приоритетной международной и междисциплинарной задачей научного сообщества. Результаты научных исследований, связанных с факторами риска и протективными факторами, предлагается положить в основу мероприятий, позволяющих ослабить негативное психологическое воздействие пандемии COVID-19 на людей [19].

По мнению экспертов, больше внимания следует уделять уязвимым группам населения: медицинским работникам, женщинам, людям в возрасте до 40 лет, студентам, лицам, страдающим хроническими и психическими заболеваниями и др. Не менее важно обеспечить надлежащее и своевременное распространение объективной, постоянно обновляющейся информации, касающейся COVID-19, проверку достоверности новостей и сообщений о пандемии для предотвращения паники из-за слухов и ложной информации и др. В период карантина услуги для поддержания физического и психического здоровья населения должны быть легкодоступны, в частности в форме онлайн-консультаций и горячих линий [16; 20; 19], особенно для уязвимых групп людей.

Выводы

1.   В результате многочисленных исследований, проведенных в 2020 году, было установлено, что основным психологическим последствием пандемии COVID-19 оказалось значительное возрастание уровня распространенности среди населения симптоматических проявлений таких психических расстройств, как депрессия и тревожность, психосоматической симптоматики, симптомов ПТСР, повышение показателей паратравматического стресса и дистресса, суицидального риска, уровня потребления алкоголя и психоактивных веществ.

2.   Неоднократно подтвержденными факторами риска негативных психологических последствий пандемии назывались возрастной и гендерный факторы: более уязвимыми были женщины и люди моложе 40 лет, в то время как респонденты старше 60 лет, несмотря на больший процент осложнений и смертельных исходов при заражении COVID-19, продемонстрировали большую устойчивость к психическим расстройствам. Менее резистентными к стрессогенным воздействиям пандемии оказались недостаточно экономически обеспеченные группы населения: студенты, мигранты, безработные.

3.   Специфическим психологическим фактором риска, связанным с пандемией COVID-19, было признано «одиночество», часто приводящее в условиях социальной изоляции к развитию симптомов депрессии, тревоги и их коморбидности. В исследованиях неоднократно упоминались такие риск-факторы, как: проживание в крупных городах, наличие хронических/психиатрических заболеваний, субъективно низкая оценка состояния здоровья, низкий уровень дохода, потеря работы, общая продолжительность карантинных мер в месте проживания, наличие заболевших среди близких, высокая эмоциональная уязвимость по отношению к негативной/угрожающей информации и другие.

4.   Особенностью психотравмирующего воздействия пандемии COVID-19 является попадание в группу высокого риска медицинских работников, от которых в значительной степени зависит эффективность преодоления кризисной ситуации. Установлено, что медицинский персонал специализированных отделений и отделений интенсивной терапии испытывает непрерывный травматический стресс, имеет более высокий уровень депрессии и тревоги. У медицинских работников, риск заражения и тяжелого течения COVID-19 которых значительно превышает среднестатистический, наблюдается снижение эмоциональной устойчивости, повышение уровня эмоционального выгорания и суицидального риска.

5.   Наряду с объективно существующей угрозой COVID-19, непредсказуемость ситуации и недостаточная изученность природы нового коронавируса способствуют «медийному» распространению дезинформации и фальшивых новостей, порождающих у людей избыточные страхи, нагнетающих напряжение и беспокойство. Страх перед пандемией и ее последствиями стал психологическим фактором риска, действие которого является сегодня не менее серьезной проблемой, чем сама пандемия, что дает основание для определения сложившейся социально-психологической ситуации как «пандемия страха». Ситуация пандемии COVID-19 соответствует всем ключевым характеристикам непрерывного травматического стресса, как по степени распространения, продолжительности и характеру угроз, так и по наличию у населения стресс-реакций, невозможности различить реальную и мнимую угрозы, непредсказуемости и отсутствию гарантированной внешней защиты.

6.   Среди протективных факторов, предотвращающих развитие негативных психологических последствий пандемии COVID-19, авторы публикаций чаще всего называют своевременное размещение и доступность официальной и достоверной информации о ситуации, участие государства в виде предоставления финансовых средств, жилищной поддержки, доступа к медицинской помощи. На индивидуальном уровне, наряду с соблюдением предупредительных мер, снижающих риск заражения (частое мытье рук, ношение масок и уменьшение личных контактов), упоминаются продуктивные поведенческие стратегии совладания со стрессом, регулярная физическая активность, здоровое питание и возможность отдыха, поддержание связи с друзьями и семьей по телефону или посредством видеозвонков, которые заметно снижают интенсивность негативных переживаний людей в условиях социальной изоляции.

7.   В заключение необходимо отметить, что наряду с предупреждением возможности массовой передачи вируса и снижением уровня заболеваемости и смертности от коронавирусной инфекции, важно разработать меры снижения рисков и угроз пандемии для психического здоровья населения. Особое значение приобретает организация межведомственного взаимодействия управленческих структур и специалистов разного профиля: психологов, педагогов, врачей и социальных работников — с целью минимизации непрерывного психотравмирующего воздействия пандемии COVID-19 и купирования проявлений «пандемии страха».