Актуальность вопроса о связи языка и реального мира возросла в начале XX века после того как в философии произошел «лингвистический поворот», ознаменовавший тенденцию к изменению метафизического и рационалистического мышления классической философии в сторону неклассической, нацеленной на язык, анализ знаков и смысловых значений — вместо разума, выраженного Декартом как «Cogito, ergo sum». На изучении этого самого разума сосредоточились более ранние теории. Современная эпоха, в свою очередь, характеризуется антропоцентричностью, интерактивностью и отрицанием, но в то же время и стремлением к поиску смыслов [Мурадян, 2020].
Философия, согласно концепции Уильяма Джеймса [James, 2003], выражает себя в языке через его парадигму. Вербальные, синтаксические и иные языковые формы служат неким «зеркалом», в котором отражаются культура и психология. Некоторые положения эссенциалистской линии Платона и его предшественников (Парменида и Гераклита) подтверждают данную мысль. Например, язык первичен по отношению к мышлению [Михалкин, 2019а] и детерминирует его; в настоящее время (XXI веке) он рассматривается в более широком смысле, как культурный код любой нации [Аверюшкин, 2019]. Кроме того, мы познаем присущую окружающим нас вещам сущность именно через язык: ключ к постижению истины — слово, «способное объединять народы и разрушать цивилизации», по выражению А.А. Мурадян [Мурадян, 2016]. Правда, американский философ Уиллард Ван Орман Куайн заметил, что «истина как таковая зависит как от языка, так и от экстралингвистических фактов» [Куайн, 2000].
Существует и противоположная эссенциалистской линия — номиналистская, сторонники которой больше склоняются в сторону рационализма и эмпиризма; концепция номиналистов также заключается в следующем: знания делятся на синтетические (знания о мире) и аналитические (знания о терминах или же о языке) [Чернобров, 2006].
Причинами вышеупомянутого «лингвистического поворота» в философии являются и социальные, национальные и общекультурные факторы [Васильев, 2017]. Лингвистику, без сомнения, многие отнесут к гуманитарным наукам; однако, по словам французско-бельгийского этнолога, социолога, философа и культуролога Клода Леви-Стросса, она принадлежит к числу социальных наук и «занимает, тем не менее, среди них исключительное место <…> она не является такой же социальной наукой, как другие, уже потому, что достигнутые ею успехи превосходят достижения остальных социальных наук» [Леви-Стросс, 2001]. Среди всех прочих наук Леви-Стросс отдает предпочтение именно лингвистике, поскольку ей «удалось выработать позитивный метод и установить природу изучаемых ею явлений» [Леви-Стросс, 2001].
Еще раз подчеркнем взаимосвязь языка, философии и психологии [Чернобров, 2006]; добавим к этой триаде новый ожидаемый элемент — культуру — или, вернее, объединим два в одном, получив философию культуры. Элемент этот немаловажен, если судить с позиций экспириентной теории: она гласит, что культура является социально значимым опытом, передающимся от предков к потомкам с помощью примера, показа и языка [Семенов, 2003].
Это прямое доказательство связи культуры с лингвистикой; однако нелишним было бы прояснить роль, которую она играет в обществе. В ХХ веке в стремлении расставить все точки над i в этом вопросе было сломано немало копий различными исследователями — как в отечественной культурологической мысли, так и в зарубежной [Аверюшкин, 2005]. Культура рассматривалась даже с точки зрения биологии и психологии. Так, британский антрополог польского происхождения Бронислав Каспер Малиновский (1884-1942) полагал, что основной функцией любой культуры является удовлетворение психологических и биологических потребностей личности. Экспрессивный компонент культуры — религия [Канель, 2022], магия, искусство, игра — и тот анализируется с позиций утилитаризма. По мнению Малиновского, магию можно назвать прагматической попыткой человека исполнить свои желания либо удовлетворить потребности; но все же, утверждал он, полноценно понять суть ряда магических обрядов/ритуалов невозможно без хорошего знания местного языка. Однако знать язык — не единственное, что важно для лучшего понимания смысла слова/высказывания [Михалкин, 2019]: следует всесторонне ознакомиться с обычаями, социальной психологией, племенной организацией народа, говорящего на данном языке [Беляев, 2018].
Изучая язык аборигенов — жителей Тробрианских островов и Новой Гвинеи — за время своего проживания среди них, ученый обосновал целесообразность перевода знакомых слов на английский язык и дал подробные комментарии по поводу переводческого процесса в «Аргонавтах западной части Тихого океана» («Argonauts of the Western Pacific») на примере отрывка из статьи «The Tolabwaga Sub-clan and their Sea-faring Privileges» (рис. 1). Британский лингвист Джон Руперт Ферс рассматривал подход Малиновского в четыре этапа [Firth, 1968]:
- Подстрочный перевод слово-в-слово, вербальный, буквальный («an interlinear word-for-word translation», verbal, literal) [Malinowski, 1935];
- «Свободный перевод» на «разговорный английский» («running English»);
- Сравнение буквального перевода со свободным;
- Комментарий, подытоживающий расхождения между этими двумя видами перевода.
Был сделан следующий вывод: полное значение слова может быть выявлено лишь в контексте других слов.
Рис. 1. Перевод устной речи коренного населения, сделанный Малиновским
Отсюда появился новый термин — «контекст ситуации», который Малиновский обозначил как взаимодополняющие отношения между вербальными и невербальными аспектами процесса коммуникации, а также рассматривал как фундаментальный элемент при изучении культур различных этнических групп. Об этом он писал в своей монографии «Коралловые сады и их магия» («Coral Gardens and Their Magic»): «Лингвисты должны однажды покинуть свою двухмерную вселенную, состоящую из свитков пергамента и клочков бумаги («à deux dimensions, fait de parchemins et de bouts de papiers» — такую цитату приводит французский ученый Бруно Амбруаз [Ambroise, 2018]), и выйти на место событий, чтобы понять живую речь в контексте их реальных ситуаций» [Malinowski, 1978]. Во многом благодаря пониманию культуры народа и его языка как неотделимых друг от друга и взаимосвязанных звеньев единой системы, сложившейся под влиянием контекста ситуации, исследователь смог разобраться в хитросплетениях происходивших в то время социальных процессов — это относится не только к тробрианскому обществу, но и ко многим другим. Контекст ситуации, наряду с контекстом культуры [Симонова, 2022], стал ключевым понятием в зародившейся благодаря австралийскому ученому британского происхождения Майклу Халлидею в середине XX века системно-функциональной лингвистике [Гаврилова, 2014].
Также одним из направлений исследования культур является так называемая «психология народов», основоположниками которой являлись немецкие философы Хейман Штейнталь (1823-1899) и Мориц Лацарус (1824-1903); «язык наиболее ярко иллюстрирует все принципы психологии народов», считал Штейнталь [Steinthal, 1855]. Помимо этих двух исследователей, свой огромный вклад в развитие данной дисциплины внес психолог Вильгельм Максимилиан Вундт (1832-1920). С его точки зрения, народное сознание в концепции Völkerpsychologie («психологии народов») [Вундт, 2002] — это не что иное, как единство сознаний отдельных индивидов, следствием которого становится новая реальность, выраженная в актах надындивидуальной или надличностной деятельности — в языке (ему соответствуют представления как область индивидуальной психологии), мифах (им соответствуют чувства), религии, обычаях (им — воля). Вундт предлагал эмпирически исследовать язык мифов и ритуалов народа [Григорьева, 2011]. Возвращаясь к Малиновскому, заметим, что именно идеи Вундта оказали сильное влияние на его дальнейшую научную деятельность за два года обучения в Лейпцигском университете.
Таким образом, мы видим, что концепция функционализма культуры Бронислава Малиновского, несмотря на решительную критику в научных кругах того времени, отличается междисциплинарностью, поскольку в своих исследованиях ученый обращался к данным и методам самых разных отраслей знания — социологии, философии, культурологии, лингвистики, психологии и т.д. Это свидетельствует о неоспоримой оригинальности научных взглядов исследователя, не ограниченного рамками единственной специализации.