Социальная психология и общество
2017. Том 8. № 3. С. 45–62
doi:10.17759/sps.2017080305
ISSN: 2221-1527 / 2311-7052 (online)
Стратегии поведения в межкультурном конфликте: обзор зарубежных исследований
Аннотация
В статье представлен аналитический обзор зарубежных психологических исследований поведения в межкультурном конфликте. Межкультурный конфликт понимается как межличностный конфликт между представителями различных культур. Анализируются основные модели, описывающие стратегии поведения в межкультурном конфликте: модель двойной заинтересованности, модель стилей межкультурного конфликта, модель идентичности в переговорах. Приводится краткий обзор результатов современных исследований предикторов поведения в межкультурном конфликте, особое внимание уделено анализу влияния культуры и особенностей ситуации межкультурного взаимодействия на выбор стратегии поведения. Описываются наиболее распространенные в зарубежных исследованиях методы изучения выбора стратегии поведения в конфликте. Отмечается важность оценки эффективности используемых стратегий конфликтного поведения в ситуации межкультурного взаимодействия. В заключении обозначаются нерешенные проблемы и актуальные направления в области изучения поведения в межкультурном конфликте.
Общая информация
Ключевые слова: межкультурный конфликт, стратегии конфликтного поведения, культура, предикторы конфликтного поведения
Рубрика издания: Теоретические исследования
DOI: https://doi.org/10.17759/sps.2017080305
Для цитаты: Батхина А.А. Стратегии поведения в межкультурном конфликте: обзор зарубежных исследований // Социальная психология и общество. 2017. Том 8. № 3. С. 45–62. DOI: 10.17759/sps.2017080305
Полный текст
В последние годы одной из наиболее актуальных исследовательских тем для современной социальной психологии является тема межкультурного взаимодействия в его самых различных формах. Не вызывает сомнений, что подобный интерес к феномену межкультурной коммуникации, в первую очередь, связан с растущим практическим запросом. Как отмечает Стелла Тинг-Туми (Stella Ting-Toomey), «... из-за стремительных изменений в глобальной экономике, технологиях, транспорте и иммиграционной политике наш мир превращается в маленькое, тесно взаимодействующее сообщество, и мы обнаруживаем, что все чаще вступаем в контакты с людьми из других культур» [63, с. 10]. При этом анализ зарубежных и отечественных исследований последних лет показывает, что не все аспекты межкультурного взаимодействия изучены достаточно полно [7; 17]. Большинство опубликованных работ направлено на анализ когнитивных, а не поведенческих компонентов взаимодействия, таких как стереотипы, установки и предрассудки [31]. К примеру, на данный момент существует более 500 исследований, изучающих влияние межкультурного контакта на установки [54]. При этом изучению межкультурного конфликта и аспектов поведения его участников посвящено значительно меньше публикаций, результаты которых оставляют открытыми для обсуждения множество вопросов [26; 76].
Стоит отметить, что сам термин «межкультурный конфликт» (intercultural conflict) понимается в литературе по-разному, в зависимости от традиций конкретной психологической школы. В отечественных исследованиях понятие «межкультурный конфликт» часто используется как синоним межэтнического конфликта, т. е. формы межгруппового взаимодействия, стороны которого представлены разными этническими группами [2]. Для зарубежных работ характерно употребление термина «межкультурный конфликт» в значении любого конфликта между представителями разных культур [65]. Подобный конфликт, как и любое межкультурное взаимодействие, имеет ряд особенностей [26].
С точки зрения С. Тинг-Туми [65], в основе межкультурного конфликта, как правило, лежит отсутствие взаимопонимания или недостаток знаний о другой культуре. Кроме того, существует ряд межкультурных конфликтов, которые представляют собой реализацию на межличностном уровне более глубокого межгруппового конфликта, существующего в течение долгих лет межэтнического антагонизма (например, конфликты на Северном Кавказе или на Ближнем Востоке). В целом, в зарубежных психологических исследованиях отмечается, что не только причины возникновения межкультурного конфликта, но и особенности поведения его участников отличают данный феномен от других видов социальных конфликтов [14; 20].
Модели поведения
в межкультурном конфликте
Интерес к категоризации и описанию способов поведения в конфликте, как к важному теоретическому базису выработки эффективных решений для управления и урегулирования конфликтов, возник в США в 60-х гг. прошлого столетия. Определенные паттерны конфликтного поведения получили название конфликтных стилей (conflict styles) или стилей управления конфликтом (conflict management styles), в отечественную психологию данный термин пришел в виде «стратегий конфликтного поведения». Стиль, или стратегия, поведения в конфликте большинством исследователей понимается как шаблонный ответ на конфликт в разных ситуациях [63].
В западной литературе существует множество таксономий, описывающих стратегии конфликтного поведения. Одной из наиболее известных в социальной психологии и наиболее подтвержденных в различных исследованиях моделей является двухмерная модель двойной заинтересованности (dual concern model) [55]. Модель двойной заинтересованности, описанная Рубином Пруйтом в ее современном понимании, является логическим продолжением более ранних систем классификации конфликтного поведения [55]. В первую очередь, она базируется и во многих аспектах дублирует модель Томаса-Килманна (Thomas— Kilmann Conflict Mode Instrument), разработанную еще в 70-х годах прошлого столетия К. Томасом и Р. Килманном [61]. Кроме того, данная модель содержит в себе элементы сетки управления Р. Блейка (R. Blake) и Дж. Мутон (J. Mouton) [8] и измерения стилей управления конфликтом М. Рэхима (M. Rahim) [57]. В соответствии с моделью двойной заинтересованности выделено пять стратегий, которые располагаются в плоскости в зависимости от ориентации субъекта конфликта на собственные интересы (напористость) или на интересы оппонента (кооперация). Пять стратегий конфликтного поведения располагаются в данной системе координат следующим образом:
— соперничество (competing or dominating) — высокая забота о своих интересах при низкой заботе об интересах других или, другими словами, высокая напористость при низкой кооперации;
— сотрудничество (collaborating or integrating) — высокая забота о себе в сочетании с высокой заботой о других (высокая напористость и высокая кооперация);
— компромисс (compromising) — средний уровень заботы как о своих, так и о чужих интересах (средний уровень напористости и кооперации);
— уступки (accommodating, obliging) — низкий уровень заботы о себе и высокий уровень заботы о других (низкая напористость при высокой кооперации);
— уход (avoiding) — низкий уровень заботы как о себе, так и о другой стороне (низкая напористость и низкая кооперация).
В последующие годы модель двойной заинтересованности неоднократно подвергалась критике в том числе и потому, что была разработана и апробирована исключительно для западной культуры [70]. Как подчеркивает С. Тинг-Туми [64], сложность использования данной модели при анализе межкультурного конфликта может заключаться в том, что стратегии будут интерпретироваться участниками по-разному в зависимости от их культурного базиса. Например, стратегия ухода, которая согласно модели двойной заинтересованности демонстрирует низкую заботу как о своих интересах, так и об интересах другой стороны, в восточных культурах может пониматься как стремление к гармонии, т. е. выражать высокую заботу о собственном благополучии [66].
Позднее Митчелл Хаммер [20; 21] разработал культурно-ориентированную модель, классифицирующую стратегии поведения в межкультурном конфликте, и назвал ее «Контекст стиля межкультурного конфликта» (Intercultural conflict style inventory, ICSI). Стратегию конфликтного поведения М. Хаммер [20] определяет как набор действий конфликтующих сторон, который обеспечивает «интерпретационную рамку» для понимания намерений, мотивов и действий друг друга. По аналогии с моделью двойной заинтересованности, он выделяет два измерения, которые определяют выбор стратегий: первое связано с тем, как стороны решают разногласия, второе — с тем, какие эмоции они переживают. Ключевым отличием данной модели от модели двойной заинтересованности является то, что ее измерения базируются на характеристиках культуры, а не на личной мотивации участников.
Для каждого измерения М. Хаммер [20] описывает диаметрально противоположные способы поведения в межкультурном конфликте:
1) поведение, которое отражает прямые или косвенные подходы к обсуждению существующих разногласий;
2) поведение, которое отражает более эмоциональные и более сдержанные способы выражения своих чувств участниками.
Косвенность или прямота в обсуждении разногласий во многом зависит от лингвистических стратегий, распространенных в данной культуре. В некоторых культурах принято активно использовать в языке метафоры, аналогии и намеки, в то время как в культурах, где распространена противоположная стратегия, высоко ценится точность и ясность языка [21]. Кросс-культурные исследования, направленные на изучение прямых и косвенных стилей коммуникации, как правило, рассматривают их через призму индивидуализма и коллективизма, либо низко- и высококонтекстных культур. Так, в одном исследовании [72] было показано, что в индивидуалистических культурах предпочитают прямой коммуникативный стиль, так как их представители ценят прямой разговор и возможность выразить свои потребности, в то время как члены коллективистских культур подчеркивают ценность умозрительных разговоров и осторожность в выражении мнений и чувств. Было также обнаружено, что прямота в обсуждении разногласий связана с более частым использованием такой стратегии в модели двойной заинтересованности, как доминирование, а косвенность — с сотрудничеством и компромиссом [66]. 48
В целом, зарубежные исследования, проведенные в рамках подхода индивидуализм/коллективизм, рассматривают прямые и косвенные стили коммуникации как ключевой пункт непонимания между представителями разных культур [48; 75].
Различия в стилях поведения в межкультурном конфликте также могут быть концептуализированы через представления о высоко- и низкоконтекстных культурах. Согласно Эдварду Холлу [19], при высококонтекстной коммуникации большая часть смысла сообщения находится в физическом или социальном контексте либо интернализована самим индивидом, тогда как при низкоконтекстной коммуникации б льшая часть информации находится в вербальном (эксплицитном) коде. К высококонтекстным культурам Э. Холл относит азиатские страны, а также страны Средиземноморья и Ближнего Востока, а к низкоконтекстным — США, Великобританию, Скандинавские страны [19]. Зарубежные исследования показывают, что представители высококонтекстных культур чаще используют косвенные коммуникационные стратегии, а также больше полагаются на вмешательство третьей стороны для урегулирования конфликта, тогда как в низкоконтекстных странах чаще прибегают к прямым вербальным стратегиям [3; 10; 19; 74].
Следующее измерение, которое рассматривается в концепции ICSI, — это эмоциональная сдержанность или эмоциональная выразительность. Дэвид Мацумото подчеркивает, что именно выражение эмоций является наиболее значимым показателем культурного сходства или различия [40]. Несмотря на то, что природа эмоций универсальна, они культурно специфичны в своем выражении. Таким образом, эмоциональная экспрессия, которая в зарубежных публикациях часто называется «правилами отображения» (display rules), базируется на нормах конкретных культурных сообществ [41]. В контексте данного подхода культуры различаются по степени эмоциональной выраженности или сдержанности, принятой в социальном взаимодействии и конфликтах. Метаанализ исследований, проведенных в 50 странах, показал, что наиболее эмоционально сдержанными считают себя жители Польши, Японии и Эфиопии, а наиболее эмоционально выразительными — жители Египта, Испании, Кубы, Саудовской Аравии, Венесуэлы и Филиппин [71]. Члены эмоционально экспрессивных культур склонны более открыто и наглядно демонстрировать свои чувства посредством невербальной и паравербальной коммуникации [27]. В противоположность этому члены эмоционально сдержанных сообществ стараются минимизировать внешнее проявление эмоций, в таких культурах ценится эмоциональная сдержанность во время конфликта [15]. Исследования, проводимые в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, показывают, что контроль над негативными эмоциями имеет решающее значение для эффективного урегулирования конфликтов [13; 69]. В зарубежных публикациях был описан ряд моделей, рассматривающих эмоциональную экспрессию в контексте культуры и ее ценностей [15]. Так, с точки зрения С. Тинг-Туми [66], индивидуалистические культуры склонны поощрять более открытое выражение эмоций, чтобы честно донести свои чувства до другой стороны конфликта, в то время как в коллективистских культурах принято маскировать негативные эмоции, чтобы сохранить гармонию в отношениях. Д. Мацумото [41] пишет о том, что в культурах с высокой дистанцией власти и высоким уровнем коллективизма принято проявлять эмоциональную сдержанность в социальном взаимодействии.
На основании данных двух измерений М. Хаммер описал четыре стратегии поведения в межкультурном конфликте [20]. Первая стратегия — дискуссия (discussion) — характерна для прямой коммуникации и высокого уровня эмоциональной сдержанности. По мнению М. Хаммера [20], этот стиль подчеркивает точность в использовании языка и соответствует выражению «говори, что думаешь, и думай, что говоришь». Кроме того, сторона конфликта, использующая данную стратегию, рассматривает интенсивное выражение эмоций как потенциально опасное действие. В таком случае обсуждение разногласий должно строиться на объективных фактах. Следующая стратегия, выделяемая в модели ICSI, это обязательство (engagement), которое соответствует прямому коммуникационному стилю и высокой эмоциональной экспрессивности. Этот стиль стремится к разрешению конфликта через демонстрацию интенсивных вербальных и невербальных эмоциональных проявлений. Третья стратегия — уступки (accommodation) — представляет собой сочетание непрямой коммуникации и эмоциональной сдержанности. Участник конфликта, применяющий данный стиль, будет стремиться использовать двусмысленность и иносказательность языка, а также эмоциональное спокойствие для того, чтобы держать конфликт под контролем. И последняя стратегия — динамическая (dynamic) —включает в себя использование непрямой коммуникации и эмоциональной экспрессии. Такой стиль стимулирует участника конфликта использовать следующие лингвистические приемы: гипербола, повторение, использование ассоциаций совместно с более эмоциональным конфронтационным дискурсом и экспрессией. Как подчеркивает Стивен Ворчел (Stephen Worchel), модель ICSI М. Хаммера оставляет открытым для дискуссии следующий вопрос: как будут взаимодействовать представители различных культур, имеющие склонность к разным стратегиям поведения, и каким образом столкновение с другой стратегией будет влиять на поведение индивида [76].
Еще одной теоретической концепцией стратегий поведения в межкультурном конфликте является теория «лица» (идентичности) в переговорах (face negotiation theory) С. Тинг-Туми, которая содержит в себе ряд ключевых пунктов и направлена на объяснение поведения в межкультурном конфликте [63; 66]. «Лицо» в понимании С. Тинг-Туми — это чувство благоприятного социального имиджа, которое возникает у индивида в процессе взаимодействия с другими людьми. «Лицо» является объяснительным механизмом конфликтного поведения в различных культурах. Так называемое «управление лицом» (facework) определяется как выбор паттернов коммуникативного поведения, направленных на внедрение и поддержание собственного положительного образа и поддержание либо оспаривание положительного образа другого человека. Основные положения теории заключаются в следующем [65]:
1) люди во всех культурах стараются сохранять «лицо» во всех ситуациях общения;
2) сохранение «лица» становится особенно проблематичным в ситуациях неопределенности (таких, как конфликт);
3) культурная вариативность, индивидуальные особенности и ситуационные факторы влияют на стремление участника коммуникации заботиться о собственном «лице» или «лице» партнера;
4) забота о «лице» влияет на поведение в межгрупповом и межкультурном конфликте.
Межкультурный конфликт в рамках данной концепции понимается как ситуация, требующая активного управления «лицом» двух взаимозависимых участников [51]. Забота о «лице» может иметь два локуса — быть направлена на собственный имидж и иметь в своей основе индивидуалистические ценности, а может быть направлена на образ другого и разделять коллективистские установки [62]. Таким образом, согласно данной теории, существуют две стратегии поведения в конфликте: одна направлена на поддержание уважения к себе, а другая — на поддержание уважения к другой стороне. Данные стратегии хорошо согласуются с моделью двойной заинтересованности. Исследования показали, что забота о себе связана с такой стратегией, как соперничество, забота о другом — с компромиссом, уходом и уступками, а забота одновременно и о своем «лице», и о «лице» другого — с сотрудничеством [49; 50; 77].
Предикторы выбора стратегии
в межкультурном конфликте
Следует отметить, что большинство исследований последних лет направлены не на разработку новых моделей поведения в конфликте, а на изучение различных предикторов, влияющих на выбор стратегии в межкультурном конфликте. Ю. Тонг (Y. Tong) и Г.-М. Чен (G.-M Chen) [68] выделяют три основные группы факторов, влияющие на выбор стратегии конфликтного поведения в любом межличностном конфликте:
1) личностные (пол, возраст, темперамент, личностные черты, установки, мотивация);
2) ситуационные (социальный контекст, история отношений между сторонами, социальные роли);
3) культурные (культура и транслируемые ею нормы и ценности).
Исследователи, изучающие межкультурный конфликт, такие как Э. Марселла (A. Marcella) [38; 39], М. Хаммер [21] и М. Дэвидхайзер (M. Davidheiser) [11], в своих работах уделяют особое внимание предикторам поведения участников межкультурного конфликта. Энтони Марселла [38] считает, что сама культура может провоцировать насилие и агрессивные стратегии поведения как внутри собственной группы, так и по отношению к представителям других групп. С этой точкой зрения согласны Р. Нисбетт (R. Nisbett) и Д. Коэн (D. Cohen) [47], чье исследование показало, что культура на юге Соединенных Штатов поддерживает идею использования насилия для защиты своей чести. Объясняя данный феномен, Дэниэль Бар-Таль (Daniel Bar-Tal) [5] вводит понятие «групповые убеждения», предполагая, что коллективные убеждения могут включать в себя представления об угрозах и предполагаемых врагах группы. Эти убеждения могут как повысить бдительность группы к угрозам ее существования, так и поддержать применение насилия для борьбы с этими угрозами. В своих работах Д. Бар-Таль показывает, что убеждения относительно существующих преследований (и сопровождающие их групповые эмоции страха), которые разделяют израильские евреи, могут препятствовать прогрессу в развитии мирных отношений с палестинцами [6].
Отдельным фактором, который выделяет Э. Марселла [38], является история взаимоотношений между культурными группами, чьи представители сейчас находятся в конфликте. Это становится особенно важным, когда между этническими группами существует долгий нерешенный конфликт. История группы имеет большое значение для групповой идентичности. Однако, по утверждению С. Ворчела [76], особое значение приобретает не сама история, а ее интерпретация членами группы. Например, нападение на гражданских лиц может рассматриваться как акт терроризма одной стороной конфликта и при этом как акт свободы и справедливости — другой стороной.
Гипотеза о том, что важнейшим предиктором, влияющим на выбор стратегии в межкультурном конфликте, является культура, находит подтверждение в значительном количестве эмпирических работ [66; 68]. Взаимодействие с представителем другой культуры, согласно теории социальной идентичности, усиливает собственную групповую идентичность, актуализируя разделяемые в данной культуре нормы, ценности и паттерны поведения [62]. Понятие «культура» изучается во многих гуманитарных дисциплинах и не имеет единого определения. Э. Марселла [39], проведя анализ наиболее часто встречаемых в западных публикациях определений культуры, выделил основные ее свойства, которые являются важными с точки зрения психологии. Он определил культуру как разделяемые в социуме модели поведения и смыслы, которые передаются через различные формы деятельности с целью индивидуальной и коллективной 51 адаптации и регулирования. Стоит отметить, что такое определение культуры перекликается с ее пониманием в культурно-историческом подходе. Как писал Л.С. Выготский, «культура и есть продукт социальной жизни и общественной деятельности человека и потому самая постановка проблемы культурного развития поведения уже вводит нас непосредственно в социальный план развития» [1, с. 145—146].
Влияние культуры на поведение традиционно рассматривается через трансляцию ценностей. В основе большинства кросс-культурных исследований конфликтного поведения лежит ценностная модель культуры, предложенная Гертом Хофстеде [42]. Изначально он выделил пять (позже шесть) культурных измерений: коллективизм/индивидуализм, дистанция власти, маскулинность/фемининность, избегание неопределенности, временная перспектива.
Наиболее изученным культурным измерением по-прежнему остается дихотомия индивидуализм/коллективизм. В связи с этим влияние индивидуализма и коллективизма на выбор определенного конфликтного стиля исследовано наиболее тщательно. Во многих работах была установлена следующая тенденция: представители индивидуалистических культур предпочитают стратегии, направленные на удовлетворение собственных интересов, такие, как доминирование и сотрудничество, тогда как представители коллективистических обществ выше ставят интересы другой стороны, поэтому либо уступают, либо уходят от конфликта [18; 25; 28; 51; 53; 65]. По мнению М. Козана (M. Kozan) [29], представители коллективистских культур в конфликте используют так называемую «модель сохранения гармонии», в то время как индивидуалисты чаще прибегают к «конфронтационной модели». Данную гипотезу подтверждает исследование С. Каган (S. Kagan) и коллег [23], показавшее, что мексиканские и бразильские респонденты (коллективисты) чаще прибегают к уходу и уступкам по сравнению с европейскими респондентами (индивидуалисты).
Однако более поздние по времени зарубежные публикации демонстрируют отклонения от установленной тенденции и делают акцент на рассмотрении различных аспектов индивидуализма/коллективизма. С. Борос (S. Boros) [9] обнаружила, что голландские респонденты с высоким уровнем горизонтального коллективизма чаще прибегают к стратегии сотрудничества. Подобное исследование, проведенное в Турции, также подтверждает, что коллективизм может являться предиктором выбора стратегии сотрудничества [36]. При этом авторы отмечают, что немаловажную роль здесь играют и другие аспекты — значимость личного успеха, ценность работы в одиночку, нормы подчинения групповым интересам. В одном из исследований было также показано, что азиатские студенты (коллективисты) помимо уступок и ухода с такой же частотой выбирают сотрудничество [24]. Кроме этого, для представителей коллективистских культур выбор стратегии зависит и от того, с кем именно происходит конфликт: если это представитель другой «чужой» группы, то высока вероятность выбора «жесткой стратегии», например, доминирования [53; 59; 73]. Д. Мацумото и Х. Хванг (H. Hwang) [41] объясняют это тем, что поддержание хороших отношений с представителем другой группы не представляет для коллективиста особой ценности. Например, в своих исследованиях К. Лейнг [32] выявил, что китайцы, в отличие от американцев, чаще вступают в споры с представителями чужой группы, чем с представителями своей собственной.
Влияние других характеристик культуры на конфликтное поведение изучено гораздо в меньшем количестве исследований. В своих работах К. Лейнг и У. Стефан [34] обнаружили следующие корреляции: члены культур с большей дистанцией власти имеют меньше конфликтных ситуаций со своими начальниками и более статусными людьми, чем члены культур с низкой дистанцией власти. Кроме того, члены культур с большей дистанцией чаще прибегают к решению конфликтов с помощью третьей стороны. Эти же исследования показали, что представители фемининной культуры предпочитают стратегии близкие к компромиссу, тогда как представители маскулинной культуры чаще прибегают к доминированию.
В зарубежных работах анализ влияния культурных ценностей на конфликтное поведение проводится не только исходя из общеуниверсальной концепции Г. Хофстеде, но и с опорой на индигенные теории культурных ценностей. Например, в рамках конфуцианской теории ценностей, распространенной в Китае, принято изучать мотивы гармонии, которые присутствует у жителей конфуцианских стран. Стремление к гармонии, в первую очередь, выражается в желании поддерживать хорошие отношения с окружающими людьми. К. Лейнг выделяет два основных мотива гармонии: избегание дезинтеграции (т. е. избегание тех действий, которые бы могли привести к ухудшению отношений) и усиление гармонии (т. е. совершение действий, которые должны привести к улучшению отношений) [33]. К. Лейнг также обнаружил, что эти два мотива по-разному влияют на выбор стратегии конфликтного поведения. Мотив усиления гармонии стимулирует открытый диалог двух сторон и поиск оптимального решения, поэтому он связан с такими стратегиями, как сотрудничество и компромисс [33]. В то время как избегание дезинтеграции будет подталкивать сторону уходить от конфронтации или идти на уступки.
Влияние культуры на участников межкультурного конфликта опосредует такой конструкт, как «культурная чувствительность» (cultural sensitivity) [68]. Поскольку чувствительные к культуре люди яснее осознают межкультурные различия, они также могут быть более сенситивны к межкультурным конфликтам, чем люди с низкой чувствительностью. В результате, люди, имеющие разные уровни межкультурной чувствительности, могут прибегать к различным стратегиям поведения в конфликте между представителями разных культур [68].
Несмотря на сильную поддержку теории культурного влияния на выбор стратегии конфликтного поведения, некоторые исследования показывают противоречащие данной теории результаты. Например, Лаура Дрейк (Laura Drake) [12] обнаружила, что когда американцы и тайваньцы вели межкультурные переговоры, они не обязательно придерживались стратегий, предсказанных их культурой. Вместо этого, на выбор ими стратегий конфликта значимо повлияли индивидуальные и ситуационные факторы. Такая позиция во многом согласуется с гипотезой К. Томаса [60], Л. Путнем (L. Putnam) и Ч. Уилсон (C. Wilson) [56], которые утверждают, что участники конфликта чаще демонстрирует ситуационно обусловленное, чем детерминированное культурой поведение. Как пишет С. Ворчел [76], несмотря на оказываемое сильное влияние, групповые ценности и установки не всегда проявляются на индивидуальном уровне взаимодействия. Кроме того, ряд исследователей выдвигают гипотезу о том, что в процессе аккультурации и приобретения новой социальной идентичности осваиваются и новые (характерные для принимающей стороны) стратегии конфликтного поведения [21; 76].
Помимо изучения культурных предикторов внимание исследователей направлено также на рассмотрение ситуационных детерминант, характерных исключительно для межкультурного взаимодействия. Одним из наиболее важных факторов в межкультурном конфликте являются такие конструкты, как межгрупповая тревожность (intergroup anxiety) и беспокойство при межкультурном общении (intercultural communication apprehension, ICA). Термин ICA был введен Дж. Нойлипом (J. Neuliep) и Дж. МакКроски (J. McCroskey) [44], они определили данное явление как страх или тревогу, связанные с ожидаемым или реальным взаимодействием с людьми из другой этнической или культурной группы. Неопределенность в общении приводит к тревоге, тогда как неопределенность в общении с человеком из другой культуры приводит к определенной форме беспокойства — к беспокойству при межкультурном общении [44]. Подобное беспокойство проявляется как физиологически, так и эмоционально, оно может вызвать повышенную тревожность и ощущение потери контроля [45]. По мере усиления ICA люди менее склонны участвовать в межкультурном взаимодействии [35]. Это может привести к снижению толерантности и усилению презрения к людям другой культуры. Если уровень ICA будет уменьшен, то желание общаться с другой культурой может возрасти [43; 45].
Нужно отметить, что в большей степени изучено влияние межгрупповой тревожности на процесс аккультурации и формирования межгрупповых установок и стереотипов, тогда как влияние тревожности на конфликтное поведение пока во многом остается теоретической гипотезой. Данную гипотезу можно охарактеризовать следующим образом: низкая тревожность по отношению к межкультурным контактам в совокупности с ощущением социальной поддержки и когнитивной гибкостью будет предрасполагать участников конфликта к открытому диалогу и совместному решению проблемы, т. е. будет стимулировать использование стилей компромисса и сотрудничества [4; 22; 37]. Существует небольшое количество исследований, эмпирически подтверждающих данную гипотезу [30; 52; 58; 67]. Кроме того, Г. Гудикунст указывает на то, что любой межкультурной коммуникации соответствует выраженное ощущение неопределенности, которое, в свою очередь, оказывает влияние на участников коммуникации [16]. Также в исследовании Дж. Нойлип и Д. Рьян (D. Ryan) [46] было обнаружено, что высокий уровень ICA негативно коррелирует как с сотрудничеством, так и с доминированием.
Таким образом, можно сделать вывод, что поведение в межкультурном конфликте является продуктом социализации, в ходе которой усваиваются разделяемые данной культурой ценности и нормы, но в каждой конкретной ситуации на выбор стратегии конфликтного поведения могут оказывать влияние еще и определенные ситуационные и личностные факторы.
Эффективность стратегий
поведения в межкультурном
конфликте
Многие зарубежные исследователи задаются вопросом о том, существуют ли определенные правила выбора стратегии поведения, следуя которым можно было бы успешно разрешить межкультурный конфликт. С. Тинг-Туми и Дж. Оэтцель (J. Oetzel) [63] считают, что стратегии, направленные на кооперацию, являются наиболее подходящими в межкультурном взаимодействии, поскольку позволяют конструктивно изучать проблемные вопросы и сохранять при этом взаимное уважение. Выбор кооперативных стратегий может быть более приемлемым как для индивидуалистов, так и для коллективистов, чем доминирование (так как данная стратегия нетипична для коллективистов) и уход (так как данная стратегия нетипична для индивидуалистов).
Помимо этого, в конфликтных ситуациях с членами принимающей культуры предпочтения в пользу кооперативных стилей конфликта, которые учитывают потребности обеих сторон, будут стимулировать развитие межличностных отношений. Поскольку намерение участвовать во взаимодействии с членами принимающей культуры в сотрудничающем ключе имеет решающее значение для интеграции в культуру принимающей страны, стратегии поведения в конфликте, которые отражают это намерение, также могут выступать важным пунктом адаптации к новой культуре [63]. Помимо этого, одним из наиболее важных аспектов в успешном урегулировании и предотвращении межкультурных конфликтов является расширение представлений о культурной вариативности и культурной обусловленности межличностной коммуникации.
Методы исследования выбора
стратегии межкультурного
конфликта
В большинстве проанализированных публикаций метод изучения поведения в конфликте был представлен опросом. Наиболее распространенной конкретной методикой является опросник М. Рэхима (Rahim’s Organisational Conflict Inventory II) [57], в том числе в модификациях С. Тинг-Туми [64] и Дж. Оэтцеля [49]. Опросник содержит ряд суждений, каждое из которых соотносится с одной из пяти субшкал, соответствующих стратегиям конфликтного поведения модели двойной заинтересованности. Примеры суждений, включенных в разные субшкалы [57]:
1) сотрудничество: я постараюсь изучить проблему совместно с другой стороной, чтобы найти приемлемое решение для нас обоих;
2) компромисс: я постараюсь найти средний курс для разрешения разногласий;
3) уступки: я постараюсь удовлетворить пожелания другой стороны;
4) уход: я постараюсь избежать открытого обсуждения проблемы;
5) доминирование: я постараюсь быть твердым в защите своих интересов.
Испытуемых просят оценить, с какой вероятностью они бы повели себя в конфликте с представителем другой культуры каждым из предложенных способов. Каждое суждение оценивается по 7-балльной шкале от «совершенно не согласен» до «полностью согласен». В разных модификациях данного опросника изменяется количество или формулировки предлагаемых суждений.
Несмотря на распространенность метода опроса в сфере изучения поведения в межкультурном конфликте, он подвержен многочисленной критике [66; 76]. Как правило, это связано с двумя аспектами, во-первых, с возможным несоответствием ответов, которые дают испытуемые, их реальному поведению. На выбор стратегии при заполнении опросника могут влиять социальная желательность, нормы и правила, в то время как в реальном конфликте испытуемый может отходить от существующих в обществе предписаний. Данные побочные переменные, как правило, никак не контролируются в ходе исследования.
Другим проблемным вопросом остается тот факт, что модель двойной заинтересованности, которую используют в кросс-культурных исследованиях, построена для западной культуры и не всегда объективно отражает репертуар конфликтного поведения в других странах.
Однако альтернатив данному методу пока предложено не так много. Одной из таких альтернатив является анализ кейсов — реальных межкультурных конфликтов [7]. Такой подход решает проблему соответствия фактического и гипотетического поведения, но, как и любой другой ретроспективный метод, имеет ряд существенных ограничений, затрудняющих его использование.
Заключение
Таким образом, благодаря проведенному обзорному исследованию зарубежных научных публикаций по проблеме поведения в межкультурном конфликте, была сформирована единая система представлений о существующих моделях поведения и наиболее изученных детерминантах и регуляторах данного поведения. Представленный анализ выявляет отсутствие в современной социальной психологии единого подхода к изучению данной темы и существующие методологические трудности, тем самым подчеркивая необходимость дальнейших теоретических и эмпирических исследований в этой области.
Изучение предикторов поведения сторон конфликта имеет не только высокую теоретическую, но и практическую значимость. Так, понимание данных механизмов поможет, с одной стороны, расширить представление о природе межкультурных конфликтов и отношений в целом и установить взаимосвязи между различными предикторами, а с другой стороны — понять, какие параметры стоит учитывать при урегулировании конфликтов такого рода.
Литература
- Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 3 / Академия педагогических наук СССР. М.: Педагогика, 1983. 369 с. Vygotskiy L.S. Sobranie sochineniy: V 6 t. T. 6 [Collected works: In 6 vol. Vol. 3]. Moscow: Pedagogika, 1983. 369 p.
- Стефаненко Т.Г. Этнописхология: учебник для вузов. М.: Аспект Пресс, 2014. 351 с. Stefanenko T.G. Etnopiskhologiya: uchebnik dlya vuzov [Ethnopsychology: university textbook]. Moscow: Aspekt Press, 2014. 351 p.
- Arifin F., Wigati F., Lestari Z. Typical Responses in Giving Evaluation: An Analysis of High and Low Context Culture Communication // Parole: Journal of Linguistics and Education. 2013. Vol. 3. Iss. 1. P. 85—92.
- Burleson B.R., MacGeorge E.L. Supportive communication // Handbook of interpersonal communication / Ed. by M.L. Knapp, J. Daly. Thousand Oaks: Sage, 2002. P. 374—424.
- Bar-Tal D. Group beliefs. N.Y.: Springer-Verlag, 1990. 140 p.
- Bar-Tal D. Why does fear override hope in societies engulfed by intractable conflicts, as it does in the Israeli society? // Political Psychology. 2001. Vol. 22. P. 601—627. doi: 10.1111/0162-895X.00255
- Bar-Tal D., Halperin E., Sharvit K., Zafran A. Ethos of Conflict: The Concept and Its Measurement // Peace and Conflict: Journal of Peace Psychology. 2012. Vol. 18. Iss. 1. P. 40—61. doi: 10.1037/a0026860
- Blake R.R., Mouton J.S. The managerial grid. Houston: Gulf Publishing, 1964. 350 p.
- Boros S. Struggles for cooperation: conflict resolution strategies in multicultural groups // Journal of Managerial Psychology. 2010. Vol. 25. Iss. 5. P. 539—554. doi: 10.1108/02683941011048418
- Croucher S.M., Bruno A., McGrath P., et al. Conflict Styles and High-Low Context Cultures: A Cross-Cultural Extension // Communication Research Reports. 2012. Vol. 29. Iss. 1. P. 64—73. doi: 10.1080/08824096.2011.640093
- Davidheiser M. Race, Worldviews, and Conflict Mediation: Black and White Styles of Conflict Revisited // Peace & Change. 2008. Vol. 33. Iss. 1. P. 60—89. doi: j.1468- 0130.2007.00476.x
- Drake L.E. Negotiation styles in intercultural communication // The International Journal of Conflict Management. 1995. Vol. 6. Iss. 1. P. 72—90. doi: 10.1108/eb022756
- Dsilva M.U., Whyte L.O. Cultural differences in conflict styles: Vietnamese refugees and established residents // Communication Abstracts. 1998. Vol. 21. Iss. 3. P. 57—68. doi: 10.1080/106461798247113
- Euwema M.C., Hetty Van Emerik I.J. Intercultural competencies and conglomerated conflict behaviors in intercultural conflict // International Journal of Intercultural Relations. 2007. Vol. 31. Iss. 4. P. 427—441. doi: 10.1016/j.ijintrel.2006.11.001
- Ford B.Q., Mauss I.B. Culture and emotion regulation // Current Opinion in Psychology. 2015. Vol. 3. P. 1—5. doi: 10.1016/j.copsyc.2014.12.004
- Gudykunst W.B. Uncertainty and anxiety // Theories of intercultural communication / Ed. by Y.Y. Kim, W.B. Gudykunst. Newbury Park: Sage, 1988. P. 123—156.
- Gudykunst W.B. Theorizing About Intercultural Communication. SAGE Publications, 2004. 480 p.
- Gunkel M., Schlaegel C., Taras V. Cultural values, emotional intelligence, and conflict handling styles: A global study // Journal of World Business. 2016. Vol. 51. Iss. 4. P. 568— 585. doi: 10.1016/j.jwb.2016.02.001
- Hall E. Beyond culture. Garden City: Anchor Press/Doubleday, 1976. 316 p.
- Hammer M.R. Solving Problems and Resolving Conflict Using the Intercultural Conflict Style Model and Inventory // Contemporary Leadership and Intercultural Competence / Ed. by M.A. Moodian. Thousand Oaks: Sage, 2009. P. 219—232.
- Hammer M.R. The Developmental paradigm for intercultural competence research // International Journal of Intercultural Relations. 2015. Vol. 48. P. 12—13. doi: 10.1016/j. ijintrel.2015.03.004
- Hobfoll S.E., Freedy J., Lane C., Geller P. Conservation of social resources: Social support resource theory // Journal of Social and Personal Relationships. 1990. Vol. 7. P. 465—478. doi: 10.1177/0265407590074004
- Kagan S., Knight G., Martinez-Romero S. Culture and the development of conflict resolution style // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1982. Vol. 13. P. 43—59. doi: 10.1177/0022022182131005
- Kim M.-S., Kitani K. Conflict management styles of Asian- and Caucasian-Americans in romantic relationships in Hawaii // Journal of Asian Pacific Communication. 1998. Vol. 8. Iss. 1. P. 51—68. doi: 10.1016/j.ijintrel.2005.06.002
- Kim E.j., Yamaguchi A., Kim M.-S., et al. Effects of taking conflict personally on conflict management styles across cultures // Personality and Individual Differences. 2015. Vol. 72. P. 143—149. doi: 10.1016/j.paid.2014.08.004
- Kimmel P. Culture and Conflict // The Handbook of Conflict Resolution: Theory and Practice / Ed. by P.T. Coleman, M. Deutsch, E.C. Marcus. Jossey-Bass, 2014. P. 625—649.
- Kochman T. Black and white styles in conflict. Chicago: University of Chicago Press, 1981. 184 p.
- Komarraju M., Dollinger S.J., Lovell J.L. Individualism-collectivism in horizontal and vertical directions as predictors of conflict management styles // International Journal of Conflict Management. 2008. Vol. 19. Iss. 1. P. 20—35. doi: 10.1108/10444060810849164
- Kozan M.K. Relationships of hierarchy and topics of conflict management styles: A comparative study // Theory and research in conflict management / Ed. by M.A. Rahim. N.Y.: Praeger Publishers, 1990. P. 174—187.
- Langeland E., Wahl A.K. The impact of social support on mental health service users’ sense of coherence: A longitudinal panel study // International Journal of Nursing Studies. 2009. Vol. 46. P. 830—837. doi: 10.1016/j.ijnurstu.2008.12.017
- Lebedeva N., Tatarko A., Berry J.W. Are intercultural contacts dangerous or profitable for person and society? Intercultural relations in Russia and Latvia // Psychology in Russia: State of the Art. 2016. Vol. 9. Iss. 1. P. 41—56.
- Leung K. Some determinants of conflict avoidance // Journal of Cross-Cultural Psychology. 1988. Vol. 19. Iss. 1. P. 125—136.
- Leung K. Beliefs in Chinese culture // The Oxford handbook of Chinese psychology. Oxford University Press, 2010. P. 221—240.
- Leung K., Stephan W.G. Social justice from a cultural perspective // The handbook of culture and psychology / Ed. by D. Matsumoto. Oxford University Press, 2001. P. 375— 410.
- Lin Y., Rancer A.S., Lim S. Ethnocentrism and intercultural willingness to communicate: A cross cultural comparison between Korean and American college students // Journal of Intercultural Communication Research. 2003. Vol. 32. P. 117—128.
- Ma Z., Erkus A., Tabak A. Explore the impact of collectivism on conflict management styles: a Turkish study // International Journal of Conflict Management (Emerald). 2010. Vol. 21. Iss. 2. P. 169—185. doi: 10.1108/10444061011037396
- MacGeorge E.L., Feng B., Burleson B.R. Supportive communication // The Sage handbook of interpersonal communication / Ed. by M.L. Knapp, J.A. Daly. Thousand Oaks: Sage, 2013. P. 317—354.
- Marsella A.J. Culture and conflict: Understanding, negotiating, and reconciling conflicting constructions of reality // International Journal of Intercultural Relations. 2005. Vol. 29. P. 651—673. doi: 10.1016/j.ijintrel.2005.07.012
- Marsella A.J. The Challenges of ethno-cultural diversity in an era of asymmetric globalization // Dynamics of Asymmetric Conflict. 2011. Vol. 4. P. 52—58. doi: 10.1080/17467586.2011.603346
- Matsumoto D., Choi J.W., Hirayama S., et al. Culture, display rules, and emotion judgments // Psychology: the Journal of the Hellenic Psychological Society. In press.
- Matsumoto D., Hwang H.C. The role of contempt in intercultural communication // Cross-Cultural Research. 2015. Vol. 40. Iss. 5. P. 439—460. doi: 10.1177/1069397115599542
- Minkov M., Hofstede G. Hofstede’s fifth dimension: New evidence from the World Values Survey // Journal of Cross-Cultural Psychology. 2012. Vol. 43. Iss. 1. P. 3—14. doi: 10.1177/0022022110388567
- Montes C., Rodriguez D., Serrano G. Affective choice of conflict management styles // International Journal of Conflict Management. 2012. Vol. 23. P. 6—18. doi: 10.1108/10444061211199304
- Neuliep J.W., McCroskey. The development of intercultural and interethnic communication apprehension scales // Communication Research Reports. 1997. Vol. 14. P. 145—156. doi: 10.1080/08824099709388656
- Neuliep J.W. The relationship among intercultural communication apprehension, ethnocentrism, uncertainty reduction, and communication satisfaction during initial intercultural interactions: An extension of anxiety and uncertainty management (AUM) theory // Journal of Intercultural Communication Research. 2012. Vol. 41. P. 1—16. doi: 10.1080/17475759.2011.623239
- Neuliep J.W., Ryan D.J. The influence of intercultural communication apprehension and socio-communicative orientation on uncertainty reduction during initial cross-cultural interaction // Communication Quarterly. 1998. Vol. 46. P. 88—99. doi: 10.1080/01463379809370086
- Nisbett R., Cohen D. Culture of honor: The psychology of violence in the South Denver. Westview Press, 1996. 144 p.
- Nomura N., Barnlund D. Patterns of interpersonal criticism in Japan and the United States // International Journal of Intercultural Relations. 1983. Vol. 7. P. 1—18. doi: 10.1017/CBO9780511615238
- Oetzel J.G., Myers K., Meares M., Estefana L. Interpersonal conflict in organizations: Exploring conflict styles via face-negotiation theory // Communication Research Reports. 2003. Vol. 20. Iss. 2. P. 106—115.
- Oetzel J.G., Ting-Toomey S. Face concerns and facework during conflict: A test of the face-negotiation theory // Communication Research. 2003. Vol. 30. P. 599—624. doi: 10.1177/0093650203257841
- Oetzel J.G. Intercultural competence in organizations // The Sage Encyclopedia of Intercultural Competence / Ed. by J.M. Benett. Sage Publications. 2015. Vol. 2. P. 489—492
- Oommen D. The relationship between mental distress, assessed in terms of anxiety and depression, and conflict management in the context of cultural adaptation // Journal of Intercultural Communication Research. 2013. Vol. 42. P. 91—111. doi: 10.1080/17475759.2012.744341
- Pearson V.M., Stephan W.G. Preferences for styles of negotiation: A comparison of Brazil and the US // International Journal of Intercultural Relations. 1998. Vol. 22. Iss. 1. P. 67—83. doi: 10.1016/S0147-1767(97)00036-9
- Pettigrew T.F., Tropp L. A Meta-Analytic Test of Intergroup Contact Theory // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 90. Iss. 5. P. 751—783. doi: 10.1037/0022-3514.90.5.751
- Pruitt D.G., Rubin J., Kim S.H. Social conflict: Escalation, stalemate, and settlement. N.Y.: McGraw-Hill Education, 2003. 316 p.
- Putnam L., Wilson C. Communication strategies in organizational conflicts: Reliability and validity of a measurement // Communication yearbook Vol. 6. / Ed. by M. Burgoon. Beverly Hills: Sage, 1982. P. 629—652.
- Rahim M.A. Rahim organizational conflict inventories: Professional manual. N.Y.: Consulting Psychologists Press, 1983. 171 p.
- Symister P., Friend R. The influence of social support and problematic support on optimism and depression in chronic illness: A prospective study evaluating self-esteem as a mediator // Health Psychology. 2003. Vol. 22. P. 123—129. doi: 10.1037/0278-6133.22.2.123
- Tashchian A., Forrester W.R., Kalamas M. The Effects of Extroversion on Conflict Resolution in Student Teams: A Cross-Cultural Comparison // Journal of International Education Research. 2014. Vol. 10. Iss. 1. P. 29—36. doi: 10.19030/jier.v10i1.8348
- Thomas K.W. Toward multi-dimensional values in teaching: The example of conflict behaviors // Academy of Management Review. 1977. Vol. 2. P. 484—490.
- Thomas K.W., Kilmann R.H. Developing a forced-choice measure of conflict-handling behavior: The “mode” instrument // Educational and Psychological Measurement. 1977. Vol. 37. Iss. 2. P. 309— 325.
- Ting-Toomey S., Kurogi A. Facework competence in intercultural conflict: An updated face negotiation theory // International Journal of Intercultural Relations. 1998. Vol. 22. P. 187—225. doi: 10.1016/S0147-1767(98)00004-2
- Ting-Toomey S., Oetzel J.G. Managing Intercultural Conflict Effectively. SAGE Publications, 2001. 248 p.
- Ting-Toomey S., Yee-Jung K.K., Shapiro R.B., et al. Ethnic/cultural identity salience and conflict styles in four US ethnic groups // International Journal of Intercultural Relations. 2000. Vol. 24. P. 47—81. doi: 10.1016/S0147-1767(99)00023-1
- Ting-Toomey S. Applying Dimensional Values in Understanding Intercultural Communication // Communication Monographs. 2010. Vol. 77. Iss. 2. P. 169—180. doi: 10.1080/03637751003790428
- Ting-Toomey S. Conflict Facework Theory // The Sage Encyclopedia of intercultural Competence / Ed. by J.M. Benett. 1st Ed. SAGE Publications, 2015. P. 325—330.
- Torres J.B., Solberg S.V. Role of self-efficacy, stress, social integration, and family support in Latino college student persistence and health // Journal of Vocational Behavior. 2001. Vol. 59. P. 53—63. doi: 10.1006/jvbe.2000.1785
- Tong Y., Chen G.-M. Intercultural Sensitivity and Conflict Management Styles in Cross-Cultural Organizational // Intercultural Communication Studies. 2008. Vol. 17. Iss. 2. P. 149—161.
- Triandis H.C., Marin G., Lisansky J. et al. Simpatia as a cultural script for Hispanics // Journal of Personality and Social Psychology. 1984. Vol. 47. P. 1363—1375. doi: 10.1037/0022-3514.47.6.1363
- Trippe B., Baumoel D. Beyond the Thomas-Kilmann model: Into extreme conflict // Negotiation Journal. 2015. Vol. 31. Iss. 2. P. 89-103. doi: 10.1111/nejo.12084
- Trompenaars F., Hampden-Turner C. Riding the waves of culture. N.Y.: McGraw-Hill Education, 2012. 400 p.
- Trubisky P., Ting-Toomey S., Lin S.-L. The influence of individualism-collectivism and selfmonitoring on conflict styles // International Journal of Intercultural Relations. 1991. Vol. 15. P. 65—84. doi: 10.1016/0147-1767(91)90074-Q
- Tsai J-S., Chi J.-S. Influences of Chinese Cultural Orientations and Conflict Management Styles on Construction Dispute Resolving Strategies // Journal of Construction Engineering and Management. 2009. Vol. 135. Iss. 10. P. 955—964. doi: 10.1061/(ASCE)0733-9364(2009)135:10(955)
- Ward A.-K., Ravlin E.C., Klaas B.S. et al. When do high-context communications speak up? Exploring contextual communication orientation and employee voice // Journal of Applied Psychology. 2016. Vol. 101. Iss. 10. P. 1498—1511. doi: 10.1037/apl0000144
- Wolfson K., Norden M. Measuring responses to filmed interpersonal conflict: A rules approach // Methods for intercultural research / Ed. by W.B. Gudykunst, Y.Y. Kim. Beverly Hills: Sage, 1984. P. 155—166.
- Worchel S. Culture’s role in conflict and conflict management: Some suggestions, many questions // International Journal of Intercultural Relations. 2005. Vol. 29. P. 739—757. doi: 10.1016/j.ijintrel.2005.08.011
- Zhang Q., Ting-Toomey S., Oetzel J.G. et al. The emotional side of forgiveness: A cross cultural investigation of the role of anger and compassion and face threat in interpersonal forgiveness and reconciliation // Journal of International and Intercultural Communication. 2015. Vol. 8. Iss. 4. P. 311—329. doi: 10.1080/17513057.2015.1087094
Информация об авторах
Метрики
Просмотров
Всего: 4462
В прошлом месяце: 78
В текущем месяце: 26
Скачиваний
Всего: 4865
В прошлом месяце: 41
В текущем месяце: 5