Посттравматический рост и развитие личности студентов с ограниченными возможностями здоровья

Посттравматический рост является одним из пока­зателей меры преодоления личностью психотравми-рующих обстоятельств своей жизни и результатом внутренней работы личности [5] или работы пережи­вания [1]. В понятии «посттравматический рост» отра­жаются различные аспекты воспринимаемых челове­ком позитивных изменений, возникших в результате преодоления травмы: изменение отношения к другим, повышение ценности жизни, нахождение новых воз­можностей, духовные изменения, рост силы личности. В нем также находит выражение смена исследователь­ской парадигмы в отношении психологической трав­мы с чисто клинической на позитивную, а также изме­нение практики психологической работы с травмой [9]. В зарубежных исследованиях этот феномен широ­ко исследуется применительно к преодолению послед­ствий экстремальных ситуаций, профессиональных стрессов и тяжелой болезни (там же), а также в связи с процессами совладания с жизненными трудностями [12]. Однако этот феномен не исследовался в услови­ях хронического, непрерывного преодоления и борьбы за достойную жизнь и равноправное включение в со­циум молодежи с ограниченными возможностями здо­ровья.

Посттравматический рост является одним из пока­зателей меры преодоления личностью психотравми-рующих обстоятельств своей жизни и результатом внутренней работы личности [5] или работы пережи­вания [1]. В понятии «посттравматический рост» отра­жаются различные аспекты воспринимаемых челове­ком позитивных изменений, возникших в результате преодоления травмы: изменение отношения к другим, повышение ценности жизни, нахождение новых воз­можностей, духовные изменения, рост силы личности. В нем также находит выражение смена исследователь­ской парадигмы в отношении психологической трав­мы с чисто клинической на позитивную, а также изме­нение практики психологической работы с травмой [9]. В зарубежных исследованиях этот феномен широ­ко исследуется применительно к преодолению послед­ствий экстремальных ситуаций, профессиональных стрессов и тяжелой болезни (там же), а также в связи с процессами совладания с жизненными трудностями [12]. Однако этот феномен не исследовался в услови­ях хронического, непрерывного преодоления и борьбы за достойную жизнь и равноправное включение в со­циум молодежи с ограниченными возможностями здо­ровья.

Для оценки роли психологической травмы и пост­травматического роста были использованы: 1) анкета, направленная на выявление в личном опыте испытуе­мых психотравмирующих ситуаций, 2) опросник пост­травматического роста [14] в адаптации М. Ш. Маго-мед-Эминова. В исследовании также использовались: 1) шкала удовлетворенности жизнью SWLS [8] в адап­тации Д. А. Леонтьева и Е. Н. Осина; 2) шкалы субъек­тивной витальности как диспозиции и как состояния [13] в адаптации Л. А. Александровой, Д. А. Леонтьева; 3)   тест смысложизненных ориентаций СЖО [2]; 4)  тест жизнестойкости [10; 3]; 5) опросник толерантности к неопределённости [11; 4]; 6) опросник копинг-стратегий COPE [7] в адаптации Т. О. Гордеевой, Е. Н. Осина, Е. И. Рассказовой; 7) анкета, направленная на выявление жизненных целей; 8) опросник общей самоэффективности [6]. При математико-статистической обработке данных использованы ^-критерий Стьюдента для анализа достоверности различий и корреляционный анализ. В исследовании принимали участие студенты факультета информационных тех­нологий и социально-педагогического колледжа МГППУ: студенты с ОВЗ — 58 человек, условно здо­ровые — 93 человека. Значения коэффициентов корре­ляции для респондентов с ОВЗ: r>0,25 (p<0,05) и r>0,33 (p<0,01). Для условно здоровых испытуемых:

r>0,20 (p<0,05) и r> 0,26 (p<0,01).

В анкете, направленной на оценку подверженности в прошлом воздействию психотравмирующих собы­тий, задавались следующие вопросы: попадали ли в прошлом в серьезную аварию; ставился ли диагноз тя­желой и неизлечимой болезни; переживали ли внезап­ную утрату; сталкивались ли с угрозой серьезного ра­нения или смерти; были ли свидетелем, как подобные события переживал кто-то еще; было ли в жизни что-то еще, что переживалось очень сильно, но о чем не хо­телось бы говорить. Полученные баллы суммирова­лись. При анализе различий с использованием Т-кри-терия Стьюдента обнаружено, что сумма психотрав-мирующих событий (далее — «суммарный индекс травматизации»), указываемых студентами обеих групп, достоверно не различается, хотя в группе с ОВЗ достоверно чаще упоминается травма, связанная с по­становкой диагноза тяжелой и неизлечимой болезни (p<0,000). Это говорит о том, что общее количество травм, некий «суммарный норматив травматизации» в обеих группах не различается, но содержание этого опыта различно.

При рассмотрении взаимосвязей суммарного ин­декса травматизации с другими исследуемыми показа­телями у студентов с ОВЗ обнаружено, что этот пока­затель демонстрирует значимые положительные взаи­мосвязи с суммарным показателем целей в жизни (r=0,38), всеми показателями методики посттравмати­ческого роста (от ?=0,27 до r=0,34), такими копинг-стратегиями, как эмоциональное отреагирование (r=0,31) и принятие (?=0,36), и отрицательные — с по­казателем осознанности, отражающим внимание к происходящему «здесь и сейчас» (r=-0,30). У условно здоровых студентов суммарный индекс травматиза-ции имеет положительные взаимосвязи с показателя­ми посттравматического роста (от ?=0,23 до r=0,37), за исключением показателя, отражающего повышение ценности духовного измерения; с такой стратегией со-владания, как прием успокоительных (r=0,27), и отри­цательные — со стратегией поиска инструментальной социальной поддержки (r= -0,21).

Что касается частных взаимосвязей отдельных ти­пов психотравмирующих событий с исследуемыми по­казателями, наиболее информативными и нагружен­ными корреляционными взаимосвязями для выборки студентов с ОВЗ являются такие психотравмирующие события, как 1) диагноз тяжелой и неизлечимой бо­лезни, при котором снижаются показатели жизнестой­кости (от r = -0,26 до r = -0,29) и который не связан с посттравматическим ростом, в противоположность об­щей тенденции; 2) роль свидетеля переживаний дру­гих, которая активирует такие разноплановые страте­гии совладания, как активный копинг (r = 0,31), при­нятие (r = 0,31), подавление конкурирующей активно­сти (r = 0,26) и повышение уверенности в способности справляться с трудностями, или самоэффективность (r = 0,28); 3) травматический опыт, о котором студен­ты предпочли не говорить, который включает такие стратегии совладания, как отрицание (r = 0,27), обра­щение к религии (r = 0,30), принятие (r = 0,26). Это свидетельствует, что говорить студенты с ОВЗ не го­товы именно о тех событиях, в которых они ничего не могут изменить. Наибольший вклад в посттравматиче­ский рост у студентов с ОВЗ вносят такие психотрав-мирующие события, как внезапная утрата, событие, о котором испытуемые предпочли умолчать, а также суммарный индекс травматизации. Наиболее часто при столкновении с психотравмирующими события­ми студенты с ОВЗ предпочитают копинг-стратегию «принятие», которая предполагает активную работу личности в ситуации, когда кажется, что ничего нель­зя изменить. Чем обширнее опыт пережитых травм у таких студентов, тем больше жизненных целей они пе­ред собой ставят. Разные типы психотравмирующих событий запускают различные стратегии совладания для своего преодоления.

У условно-здоровых студентов обнаруживаются как общие для обеих групп закономерности, так и спе­цифические. Прежде всего, необходимо отметить от­сутствие значимых взаимосвязей с жизненными целя­ми. Исключение составляет только опыт, о котором студенты предпочли не говорить, способствую­щий снижению числа выбираемых жизненных целей (r=-0,20). Значимых взаимосвязей с рассматриваемы­ми личностными ресурсами (осмысленностью жизни, витальностью, жизнестойкостью, толерантностью к неопределенности, самоэффективностью, осознаннос­тью) не обнаружено. Наибольший вклад в посттравма­тический рост вносят такие прошлые травмы, как диа­гноз тяжелой и неизлечимой болезни, роль свидетеля того, как подобные травмы переживали другие, собы­тие, о котором участники обследования решили не го­ворить, и суммарный индекс травматизации.

Наиболее часто условно здоровые студенты приме­няют такие стратегии совладания с травмами различ­ного характера, как прием успокоительных и алкоголя (от r=0,21 до ?=0,27), которую нельзя считать полно­ценным копингом. Большинство стратегий совлада-ния задействуются такими травмами, как авария и ди­агноз тяжелой и неизлечимой болезни. При травмати­ческом опыте аварий у условно здоровых студентов снижается способность к позитивному переосмысле­нию опыта (?=-0,28), отрицанию проблем (r=-0,21) и сдерживанию (?=-0,32). При постановке тяжелого ди­агноза у них включаются такие стратегии, как прием успокоительных (r=0,21), обращение к религии (r=0,21) и принятие (?=0,24). При повышении суммар­ного индекса травматизации снижается готов­ность к использованию такой стратегии совладания, как поиск инструментальной социальной поддержки (r=-0,21), что свидетельствует, что у условно здоровых студентов есть внутренние препятствия к использова­нию социальных ресурсов совладания со стрессом, че­го не наблюдается у студентов с ОВЗ.

Следовательно, есть общие закономерности и зако­номерности, проявляющиеся к зависимости от нали­чия или отсутствия ограничений по здоровью. Кроме того, в обеих группах нет прямых значимых взаимо­связей между опытом переживания травм и удовле­творенностью жизнью.

В то же время условно здоровые студенты, пере­жив травму, воздействие которой выразилось в пост­травматическом росте, отодвигают ее в сторону, и она больше не оказывает влияния на текущие характерис­тики личности, при этом негативно сказываясь на эф­фективности применения стратегий активного психо­логического преодоления. У респондентов с ОВЗ кар­тина иная — пережитая травма постоянно «работает» в личности через посттравматический рост и соотносит­ся с новым опытом, оказывая позитивное влияние на жизненные цели, стратегии совладания с текущими жизненными трудностями и в основном позитивное влияние на характеристики личности, являющиеся ре­сурсами преодоления. Исключение у них составляет только травма, связанная с диагнозом тяжелой и неиз­лечимой болезни, которая истощает личностные ре­сурсы преодоления и не способствует посттравматиче­скому росту у студентов с ОВЗ.

Показатели методики, оценивающей посттравма­тический рост, также по-разному включены в систему саморегуляции у условно здоровых респондентов и испытуемых с ОВЗ.

Общий показатель посттравматического роста у студентов с ОВЗ связан положительной корреляцией с осмысленностью настоящего (7=0,39) и предпочте­нием таких стратегий совладания, как переосмысле­ние (7=0,30), мысленный уход (7=0,30), поиск инстру­ментальной (7=0,37) и эмоциональной (7=0,31) соци­альной поддержки, подавление конкурирующей ак­тивности (7=0,31). У условно здоровых студентов об­наруживается аналогичная положительная взаимо­связь с осмысленностью настоящего (7=0,23), однако взаимосвязи со стратегиями совладания совершенно иные: посттравматический рост активируют такие стратегии, как обращение к религии (7=0,27) и сдер­живание (7=0,21).

Показатель, отражающий изменение отношения к другим в результате переживания травмы, у студентов с ОВЗ показывает значимые связи с осмысленность настоящего (7=0,30), стратегиями поиска инструмен­тальной (7=0,34) и эмоциональной (7=0,35) социаль­ной поддержки, подавлением конкурирующей актив­ности (7=0,28). У условно-здоровых этот показатель имеет положительные связи с осмысленностью насто­ящего (7=0,24), уверенностью в подконтрольности значимых событий своей жизни (7=0,20), включеннос­тью (7=0,20), копинг-стратегиями мысленныого ухода от проблем (7=0,20) и обращения к религии (7=0,33).

Показатель, отражающий переживание расшире­ния возможностей в результате переработки травмы, у студентов с ОВЗ имеет значимые положительные свя­зи с самоэффективностью (7=0,26), стратегиями пере­осмысления (7=0,27), мысленного ухода (7=0,31), по­иска инструментальной социальной поддержки (7=0,27), сдерживания (7=0,26), подавления конкури­рующей активности (7=0,27). У условно здоровых сту­дентов этот показатель демонстрирует значимые кор­реляционные связи лишь с уверенностью в подконт­рольности значимых событий жизни (7=0,20).

Показатель, отражающий ощущение роста силы личности в результате переживания травмы, у сту­дентов с ОВЗ значимо связан с общим показателем осмысленности жизни (7=0,29) и осмысленностью настоящего (r=0,38), самоэффективностью (7=0,29), стратегиями мысленного ухода (7=0,26), юмора (7=0,29) и подавления конкурирующей активности (7=0,31). У условно здоровых этот показатель де­монстрирует значимые связи только со стратегией сдерживания (7=0,26), других взаимосвязей не вы­явлено.

Показатель, отражающий повышение ценности ду­ховного измерения в результате переживания травмы, у респондентов с ОВЗ имеет значимые взаимосвязи с суммарным индексом целей в жизни (7=0,26), страте­гиями мысленного ухода (7=0,27), поиска инструмен­тальной (7=0,37) и эмоциональной (7=0,28) социаль­ной поддержки, обращения к религии (7=0,32) и по­давления конкурирующей активности (7=0,32). У ус­ловно здоровых студентов этот показатель значимо связан с ощущением подконтрольности значимых со­бытий жизни (7=0,25), копинг-стратегиями отрицания (7=0,20), обращения к религии (7=0,40), сдерживанием (7=0,20) и приемом успокоительных (7=0,21).

Показатель, отражающий повышение ценности жизни в результате переживания травмы, у студентов с ОВЗ имеет значимые взаимосвязи с суммарным ин­дексом целей (7=0,26), осмысленностью настоящего (7=0,45), включенностью (7=0,26), стратегиями пере­осмысления (7=0,26), поиска инструментальной (7=0,55) и эмоциональной (7=0,46) социальной под­держки, юмором (7=0,30), подавлением конкурирую­щей активности (7=0,51) и плановым решением про­блемы (7=0,30). У условно здоровых этот показатель обнаруживает взаимосвязи с осмысленностью настоя­щего (7=0,21), стратегией обращения к религии (7=0,24) и приема успокоительных (7=0,29).

Психологическая травма и посттравматический рост у респондентов с ОВЗ, судя по полученным ре­зультатам, становятся ресурсами эффективного пре­одоления вновь возникающих стрессовых ситуаций. У условноздоровых посттравматический рост способ­ствует в основном самоизменению и работе защитных, или охранительных копингов, не связанных с актив­ным преодолением стрессовой ситуации. Опыт пере­работки травм «учит терпеть» условно здоровых, а лю­дей с ОВЗ — и терпеть, и действовать.

Полученные результаты и различия в исследуемых взаимосвязях необходимо учитывать в ходе психоте­рапевтической и консультационной работы со студен­тами в условиях высшего и среднего специального ин­клюзивного образования.

1. Василюк Ф. Е. Работа переживания. — М.: Изд-во МГУ, 1984.
2. Леонтьев Д. А. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО). — М.: Смысл, 1992.
3. Леонтьев Д. А., Рассказова Е. И. Тест жизнестой­кости. — М.: Смысл, 2006.
4. Луковицкая Е. Г. Социально-психологическое значение толерантности к неопределенности: Дисс. ... канд. психол. наук. — СПб., 1998.
5. Магомед-Эминов М. Ш. Трансформация личнос­ти — М.: Изд-во ПАРФ 1998.
6. Шварцер Р., Ерусалем М, Ромек В. Русская вер­сия шкалы общей самоэффективности Р. Шварцера и М. Ерусалема // Иностр. психол. 1996. № 7.  С. 71—76.
7. Carver C.S., Scheier M.F., Weintraub J.K. Assessing coping strategies: A theoretically based approach.
8. Diener E, Emmons R.A., Larsen RJ, Griffin S. The Satisfaction With Life Scale // Journal of Personality Assessment. 1985. Vol. 49. Р. 71—75.
9. Jackson A. C. Posttraumatic Growth: Is there evi­dence for changing our practice? // The Australasian Journal of Disaster and Trauma Studies 2007. Vol. 1 URL: http://trauma.massey.ac.nz
10. Maddi S. R, Khoshaba D. M. PVSIII-R: Test development and Internet instruction manual. — Newport Beach (CA): The Hardiness Institute, 2001.
11. Mclain D. L. The MSTAT-I: a new measure of an individual's tolerance for ambiguity // Journal of Educational & Psychological Measurement. 1993. № 53. P. 183—189.
12. Morris B. A. Shakespeare-Finch J. Scott J. L. Coping Processes and Dimensions of Posttraumatic Growth // The Australasian Journal of Disaster and Trauma Studies 2007 Vol. 1 URL: http://trauma.massey.ac.nz
13. Ryan R. M, Frederick C. On energy, personality, and health: Subjective vitality as a dynamic reflection of well-being // Journal of Personality. 1997. Vol. 65. Р. 529—565.
14. Tedeschi R. G, Calhoun L. G. The Posttraumatic Growth Inventory: Measuring the positive legacy of trau­ma // Journal of Traumatic Stress. 1996. Vol. 9. P. 455—471.