Деформации личности как эффект взаимодействия субъективных и социальных миров

Природа проблемности личности заключается в трудности формирования ее интегрального Я, несущего ответственность за адекватность разрешения внутренних противоречий и конфликтов [Парыгин, 2003]. Однако, будучи психологическими существами, мы являемся также социальными и культурными созданиями, живущими в мирах общих и оспариваемых символов, верований и ценностей. Внутренние и социальные миры воздействуют друг на друга, и выражение эмоций опосредуется культурными представлениями, правилами, схемами, моральным суждением. Основная характеристика переживаемой нами реальности, включая самопредставление, — интенциональность, сконструированность на основании тех или иных культурных парадигм и типизаций. Таким образом, интенциональный мир населен интенциональными личностями, беспрерывно создающими друг друга и мешающими друг другу, взаимно интерпретирующими идентичность и обуславливающими существование друг друга [Шюц, 2004]; [Ingham, 1996]; [22]. Механизмы функционирования общества и его отношения с человеком еще полвека назад заключались в том, что смысл бытия человека определялся его принадлежностью к социальным образованиям, смысл же индивидуальности — способами, которыми он сопротивлялся притяжению общества. Статус зижделся на твердом здании мира, смысл же личной идентичности часто находился в его трещинах [Власова, 2008]. В постсовременности, однако, «твердость» социального мира даже не артикулируется: социально атомизированные, растерянные и настороженные по отношению друг к другу индивиды, группы и страты, конфронтирующие государства и союзы равным образом пытаются отыскать основания если не для консенсуса, то хотя бы для компромисса. Личность вынужденно формируется и самоактуализируется среди рушащихся догм и традиций, зыблющихся постулатов, блуждающих ориентиров. Ее «глобализация», как констатируют психологи, социологи, философы, сочетается с возрастающим самоотчуждением, утратой понимания другого и несостоятельностью прогнозов, ориентированных на некий усредненный человеческий стандарт.

Ю. Хабермас [Habermas, 2001] замечает, что сегодня никто уже не отваживается отвечать на вопрос: «Что я должен делать со временем, отведенным мне на жизнь?». Плюрализм мировоззрений и прогрессирующая индивидуализация стилей жизни рождают мнение о том, что «справедливое общество» гарантирует каждому равную свободу развития этического самопонимания, чтобы осуществлять личную концепцию «достойной жизни» согласно своим возможностям и на свое усмотрение, и предоставляет всем право самим решать, что «делать со временем, отведенным им на жизнь».

Распространенность расстройств личности как нозологической единицы в среднем оценивается в 5%; в то же время утверждается, что примерно треть больных на приеме у терапевта имеет те или иные расстройства личности; среди амбулаторных больных психиатров их 20-40%, среди госпитализированных — 50%; среди находящихся в тюремном заключении — 78% мужчин и 50% женщин [Вельтищев, 2006]. Таким образом, проблема личностных расстройств выходит за пределы клинического дискурса, затрагивая в той или иной степени не только лиц с соответствующим диагнозом, но и обладателей «теневых синдромов» [Millon, 1996] — тех, кто при невыраженных диагностических признаках испытывает из-за постоянной неудовлетворенности жизнью, психологического дискомфорта, неуверенности в себе и т.п. серьезные трудности в общении, личной жизни, на работе [Короленко, 2010], пытаясь скрыть или преуменьшить свои проблемы с помощью масок.

Целью настоящей работы является попытка рассмотреть деформации личности как некие формы ее жизни, объединяющей в себе внутренние и социокультурные миры, и локализовать происхождение деформаций личности на границе пересечения этих миров.

Человеческое общество существует на перекрестках: предстающее в ретроспективе как «неизбежное» развитие в свое время начиналось как вступление на одну из множества лежащих впереди дорог [2, 115]. Эту мысль З. Баумана можно проецировать на жизнь личности и ее деформации. Бауман подчеркивает [там же, с. 59]: в силу неопределенности внешней реальности и противоречивости социальных давлений современник одновременно недосоциализирован, поскольку из «внешнего» мира ему не предлагается никакая всеобъемлющая и неоспоримая формула, и сверхсоциализирован, так как никакое «ядро» приписанной или унаследованной идентичности не может сопротивляться внешним давлениям, и потому ее нужно постоянно приспосабливать, конструировать без перерыва и без всякой надежды на окончательность.

Деформации личности (от лат. deformatio — искажение) мы определяем как негативные изменения ее качеств и свойств (стереотипов восприятия, ценностных ориентацией, характера, способов общения и поведения), возникающие под влиянием социально-средовых факторов (депривационных, фрустрационных и т. д.), жизненно значимых для личности; проявляющиеся в различной степени когнитивного и аффективного искажения реальности и психологической дезориентации; приводящие личность к дезадаптивному поведению и утрате социальной компетенции. Большинство исследований деформаций личности локализуют патогенность социальных институтов — образования, семьи, профессии и т. д. — внутри их границ, как правило, не выходя за них. Но личность испытывает прессинг многих и разных социальных агентов одновременно, их совместное и кумулятивное воздействие оценивается только постфактум, и вряд ли оправдано выделять универсальную и решающую роль какого-либо одного из них в деформациях личности.

Объективный смысл ролевого ожидания и социальной роли не тождествен тому, как сам ее обладатель субъективно определяет в ней свою ситуацию, и потому существование социальных институтов — не более чем шанс, что люди действуют и будут действовать по образцу [Шюц, 2004]. Даже в контексте относительной стабильности жизненного мира у личности нередко возникает ощущение усталости от бесчисленных предписаний и обязанностей, предустановленных контактов и чувство «заброшенности в чужой мир», выстроенный без согласия на его правила самого человека. Как эффект несовместимости разных социальных порядков и несоразмерности ценностных ориентаций появляется нонконформизм, изменяющий взгляд человека на собственную значимость и заставляющий его по- новому переживать образ социальной реальности: недовольство и девиации становятся способом заявить о себе и выйти из состояния «анонимного» участника социальных интеракций. Иными словами, обыденные интеракции порождают, наряду с согласием, оппозиционную силу несогласия, наряду с нормализующими интерпретациями — волю к пересмотру привычной сферы и моделей поведения [Рудановская, 2005]. Девиантное поведение становится способом изменения социальных норм и ожиданий посредством обесценивания их. Нонконформист, девиант, индивид с деформациями личности — субъекты, не желающие исполнять социальные ритуалы и правила игры, критичные по отношению к обществу и некритичные к собственной жизненной программе.

М. Фуко подчеркивает: именно совокупность институтов контроля с целой системой механизмов надзора и распределения и создала к концу XIX века большое, неопределенное и разнородное семейство «ненормальных» [Фуко, 2005]. Ощущая давление социальных институций и реагируя на установленные запреты и привилегии, люди актуализируют различные модели адаптации к ситуации [Власова, 2008]: ситуативный уход; открытый отказ сотрудничать; колонизацию с использованием максимума доступных удовольствий; конверсию с манипуляциями для получения привилегий.

Сама дефиниция деформаций личности «рассеяна» в феноменологическом поле

• патологий личности - искажения ее целостности, гротескные отклонения реагирования и поведения, резкий диссонанс между образом жизни человека, его интеракциями и нормативным уровнем конфликтности и компромиссности, невротические и патохарактерологические личностные изменения, детерминирующие нарушения общепринятых в культуре «правил игры»;

•       аномалий личности - разновидностей и вариаций «нормального» диапазона различных типов реагирования на естественные для обыденной жизни кризисы, фрустрации, стрессы, девиантные и акцентуированные типы личности, оценка аномальности которых связана с традиционными предписаниями общества;

•       расстройств личности (устар. психопатии) — стойких патологий личности;

•  пограничных психических расстройств - невротических реакций, ядерных психопатий и патологических развитий личности.

Заметим: все вышеприведенные понятия взаимно пересекаются, определяются друг через друга и могут быть объединены в широком понятии деформаций. В то же время потребность профессиональных дискурсов — клинического, психологического, социологического и др. — в сохранении собственной терминологии заслуживает понимания, заставляя уточнить рамки определения деформаций личности через их соотнесение с «акцентуированными личностями» (К. Леонгард), «латентными» (П. Б. Ганнушкин), «приобретенными» (А. Е. Личко), «краевыми» (О. В. Кербиков) психопатиями.

В рамках клинического подхода накоплено множество определений и описаний расстройств личности:

•               клинически значимые состояния, поведенческие типы, имеющие тенденцию к устойчивости и выражающие характеристики свойственного индивидууму стиля жизни и способа отношения к себе и другим (МКБ-10);

•               длительный паттерн внутреннего переживания и поведения, отчетливо отклоняющийся от ожиданий культуры индивидуума, пронизывающий его, негибкий, имеющий начало в подростковом или раннем взрослом периоде, стабильный длительное время и приводящий к дистрессу или нарушению (DSM-IV 1994 г., DSM-IV-TR 2000 г.);

•               очень жесткий паттерн внутреннего опыта и направленных на окружающий мир действий, отличающийся от ожиданий общества и приводящий к дисфункции [Комер, 2005];

•               патологические состояния, характеризующиеся сохраняющейся на протяжении всей жизни дисгармоничностью психического склада - совокупности свойств человека, отчетливо проявляющихся в эмоциональной и волевой сфере, в сфере влечений и в широком диапазоне социальных ситуаций и межличностного взаимодействия [Смулевич, 2007];

•               дезадаптивные стратегии поведения, отражающие, какие стимулы индивидуумы обучились искать или избегать (удовольствие — боль), где они стараются достичь их (Я / Self — другие) и как они обучились вести себя, чтобы устранить или избежать их (активность — пассивность) [Millon, 1996]; и др.

Примечательно, что при всех различиях приведенных определений общим контрапунктом в них проходят идеи: а) социальной реализации расстройств личности, отклоняющейся от ожиданий и требований общества и дезадаптивной; б) наличия жестких и стойких паттернов переживания и поведения, эго-синтонных личности (оцениваемых ею как присущие ей черты характера и/или естественные реакции на сложившуюся ситуацию). Образно выражаясь, обладатель личностного расстройства оказывается в конфронтации с социальным миром, созданным не им и не для него.

Исследования показывают: люди приспосабливают свои self-представления к изменяющимся обстоятельствам жизни и надевают различные социальные маски в разных ситуациях. В то же время self-представления стабильны во времени, и люди усиленно сопротивляются попыткам других изменить или отрицать их собственные self-характеристики [Ingham, 1996]. Иными словами, под социальным давлением человеку часто проще и легче создать новый имидж, надеть маску, сыграть роль для манипуляции окружающими и адаптации к их ожиданиям, нежели изменить свое Я в отсутствие внутренней потребности в этом изменении.

В современном мироощущении сознание, наполняясь противоречиями разнообразных норм, правил и канонов, не справляется с ними, и личностная идентификация с формами и субъектами социальности нарушается. Возникает «расширенная личность», озабоченная поддержанием своей суверенности и принуждением других к признанию ее превосходства: другие превращаются для индивида в символ его социальных ограничений, преодоление которых обнаруживается в индивидуализме. Распыленные индивидуальности сознательно отрицают преимущества единства с коллективным целым, бессознательно нуждаясь тем не менее в принадлежности к общности [Старовойтенко, 2007]. Это противоречивое мироощущение становится благодатной почвой для выбора на фоне отказа от моноантического мышления альтернативных реальностей, заложенных в культуре, и создания контр-реальностей в собственной идентичности.

Одной из попыток рассмотреть деформации личности вне клинического дискурса является концепция Е. В. Руденского дефицитарной деформации личности как особого состояния ее развития, обусловленного несоответствием уровня развития культурного потенциала личности культурно-психологической ориентации общественных процессов [Руденский, 2000]. Дефицитарная деформация личности характеризуется субъективной неудовлетворенностью; утратой идентичности; дезинтеграцией Я-системы; утратой психокультурной автономности и конформизмом; неадекватным восприятием реальности; экзистенциальной фрустрацией и социальным пессимизмом; снижением толерантности к фрустрации; нарушенной резистентностью по отношению к стрессу; агрессивно компенсирующим самоутверждением; конфронтацией в жизненно значимых для личности сферах; духовной неприкаянностью и т.п.

В ином ракурсе представлены А. Ю. Акоповым социальные болезни Личности [Акопов, 2008] — болезни социальной адаптации к жизни в больном обществе, реализующиеся в социальной наркомании (гедонизация общества); в социальной шизофрении с социальным и экзистенциальным схизисом, расщеплением социального восприятия, мышления и сознания; в социальной мифологии и инфантилизме; в субъективизме психического функционирования с отходом от реальности и подменой ее фантазией и т.д.

Человек как член множества социальных групп располагается на пересечении разных социальных кругов, отдавая той или иной группе лишь часть своей личности (импульсы, интересы, силы). Подлинная же личность, то, чего она не может разделить с другими, остается вне общей сферы, и только в случае добровольной групповой принадлежности мы свободны сами определять, членом какой группы хотим быть, какую роль желаем в ней принять и какой частью своей личности хотим участвовать в группах [Шюц, 2004]. По мнению П. Бергера и Т. Лукмана [Бергер, 1995], личный выбор между реальностями и идентичностями как возможность индивидуализма прямо связан с неуспешной социализацией — асимметрией между объективной и субъективной реальностями, рождающей индивидуалиста, то есть специфический социальный тип, способный мигрировать по множеству доступных миров и сознательно конструировать свое Я из различных доступных ему идентичностей в их ситуационной обусловленности и сложном полилоге.

Формирование и деформации личности в их неразрывной связи разворачиваются как процесс социального конструирования во взаимодействии объективной и субъективной реальностей. Социально-биографическая доступность расходящихся миров определяет возможность для личности альтернации — обладания скрытой истинной идентичностью и социально умалчиваемой асимметрией между «публичной» и «приватной» биографиями. Социальное поведение начинает пониматься как роль, от которой можно дистанцироваться в сознании и «разыгрывать» ее, манипулируя ею, что превращает отношения в обществе в сеть взаимных манипуляций. Неуспешность в одном социальном мире становится непринципиальной, так как возможно компенсаторное формирование контрреальности.

Обобщим проведенный анализ.

В условиях глобализации социума индивидуальные жизненные планы формируются в рамках сложной социальной структуры, где ни одной из культур не удается убедить других в преимуществах своих смыслов и мощностей, ориентирующих в мире реальных действий. Но культурных заповедников не может и не должно быть [Shweder, 1991], поэтому личность вправе идентифицировать себя с той или иной реальностью или дрейфовать между ними, ориентируясь на свободную самореализацию.

Переживание человеком внутренней и внешней реальности в условиях разрушения культурных парадигм, утраты гарантий состоятельности каких-либо долгосрочных планов и прогнозов, социальных и личных, угрожает ростом отчуждения и самоотчуждения личности, обретению скрытой идентичности, биографической асимметрией, распространением контрреальностей, деформаций и социальных болезней личности.

Деформации личности как негативные изменения ее качеств и свойств возникают под влиянием прежде всего социально-средовых факторов как эффект взаимодействия субъективных и социальных миров. Субъективное когнитивное и аффективное искажение социальной реальности, страдающей неопределенностью и противоречивостью, обусловливает и социальную, и внутреннюю дезориентацию, дезадаптивное поведение и утрату социальной компетенции с критичностью по отношению к обществу и некритичностью к собственной жизненной программе.

Перспективы дальнейшего анализа проблемы деформаций личности видятся нам в исследовании интра- и интерперсональных нарушений границ субъективного и социальных миров, на пересечении которых и рождаются деформации личности.