Синдром «несчастливого родителя» и его влияние на отношения родителей и подростков

Проблема счастливости — это проблема и детско-родительских отношений. Все родители, как они сами думают, желают счастья своим детям. Но счастья надо не только желать. К счастью дети приобщаются, напитываясь им и получая образцы от самых близких и значимых людей. Несчастливость родителя — одна из основных вредностей воспитания как в текущем, ситуативном контексте, так и в контексте стратегических целей формирования личности.

Во-первых, как определяет поговорка,«дурной пример заразителен», и жизнеотношение взрослого передаётся его воспитанникам. Если к психологу приводят ребёнка, который, несмотря на внешнее благополучие (хорошая учёба, наличие друзей), не удовлетворён собой, депрессивен и склонен говорить о никчёмности существования, практически неизбежно можно обнаружить симптомы хронической «несча- стливости» у родителей. Мама, например, рассказывает о своих ежедневных старательствах: полная самоотдача работе, семье, домашнему хозяйству, даче, в конце концов. И всё это воспринимается как вереница обязанностей, не допускающих что-то от жизни получить и даже просто почувствовать, что такое — жить.

Дмитрий Фролов, обращаясь к женщинам, пишет: «Вы говорите, что ваша дочь неблагодарная эгоистка? Вы на неё всю жизнь положили, а она ... Скажите, вы никогда не задумывались над тем, что жизнь, она ведь бывает весьма тяжёлой, а вы вот так, взяли, да

и положили её на свою дочь. Не раздавили ли вы её случайно? Я имею в виду вашу дочь. ... Да что вы? Я не шучу, вопрос действительно серьёзный» [3, с. 87].

Рядом с оптимистичным и жизнелюбивым родителем ребёнок чувствует себя более защищённым, а значит, и более уверенным, способным к самореализации.

Во-вторых, свою несчастность родители зачастую каузально привязывают к детям («как можно радоваться жизни с таким ребёнком?»), взваливая на них груз ответственности за собственное неблагополучие и возбуждая чувство вины. Надо сказать, что многие взрослые решают свои воспитательские проблемы именно через сознательное либо неосознанное стремление возбудить ощущение виноватости и стыда у ребёнка. Психологической подоплёкой при всей внешне морализаторской позиции является обеспечение управляемости ребёнка.

Чувство вины создаёт благоприятные условия для действия манипуляций и директив. Чувствующий себя виноватым субъект автоматически хочет «исправиться» и испытывает чувство неловкости и стыда за свои собственные потребности. Чувство вины — одно из самых деструктивных для развития личности, и при этом одно из самых эксплуатируемых родителями. Но если в младших возрастах механизм возбуждения виноватости срабатывает как превентивный, то в подростковом возрасте родители могут получить крайние по выраженности компенсаторные реакции. Например, совершение таких поступков, за которые действительно должно чувствовать себя виноватым. Ведь разлитое, практически беспричинное чувство вины, которое формирует у ребёнка родитель, особенно тяжело переживается, если его источник ребёнку непонятен. Проще разбить мячом окно и обеспечить тем самым обоснованность виноватости, чем испытывать её без всяких объективных оснований. Другим компенсаторным проявлением может быть бесконечное тревожное стремление быть совершенным. Внутренняя мотивировка при этом — стремление доказать, что ты хороший и никогда ни при каких обстоятельствах не можешь быть обвинён даже в мелких несоответствиях должному. Подросток истощает сам себя и окружающих идеальной правильностью и погоней за достижениями. А родители, которые незаметно для себя сформировали такой механизм, только руками разводят: «Но не до такой же степени!», кстати, и в этом демонстрируя ребёнку, что он — не совсем то, что им нужно. Ещё одна особенность перегруженных виной детей — слабость механизмов самосохранения. Они как бы не чувствуют, что достойны существования, и значительно чаще других попадают в опасные переделки, подвержены травма- тизации, виктимны.

В-третьих, как указывает Клу Маданес (известный американский семейный психотерапевт), серьёзные психологические проблемы у подростков могут быть связаны, как это ни странно на первый взгляд звучит, с неудовлетворённостью потребности любить и опекать. Кажется, что эта потребность должна в наибольшей степени характеризовать взрослый полюс детско-родительских отношений. На самом деле любые отношения имеют симметричную природу. Стремление заботиться о родителе в особо настоятельной форме проявляется в ситуациях, когда сам родитель неспособен позаботиться в должной мере о своей жизни. Он несчастен и не может выбраться из бесконечных трудностей существования. В таком случае ребёнок может демонстрировать ещё более «жесткие» проблемы у себя, тем самым отвлекая родителя от его несостоятельности и наполняя его жизнь смыслом спасения. В результате получается что-то вроде борьбы за право быть наиболее несчастным. Типичными психологическими проблемами при этом являются: хроническое чувство вины, хроническая же ос­корблённость, униженность, приступы гнева, навязчивости, в крайних случаях угрозы и попытки самоубийства [5]. Мотивы такого поведения ребёнка, безусловно, бессознательны. Ни другим, ни даже себе он не признается, в чём истинный смысл его деструктивных поступков. А смысл этот коренится в неполадках «базового аэродрома» детско-родительских отношений. Так, описывая ситуации суицидальных попыток подростков с демонстративной акцентуацией, известный психотерапевт А.Е. Личко указывает, что подростки чаще всего в качестве причин указывают «несчастную любовь», но причина эта откровенно ат­рибутируется, в то время как истинная проблематика — попытка повлиять на родителей [4].