Традиции музыкального образования православной ориентации в контексте древнерусских психологических воззрений

708

Аннотация

В статье прослеживаются истоки психологических воззрений и показано, что они восходят к древнерусской православной традиции, в которой большое значение придавалось духовной ипостаси человека. Именно духовная красота — наивысшая. Богослужебное пение рассматривается как «божественное» по своему происхождению и внутреннему смыслу, как «движение души к хорошим поступкам». Участие в богослужебном песнопении требовало от человека пристального внимания к своему внутреннему миру. В статье обсуждается внутренняя взаимосвязь музыкального и духовного начал в музыкальном образовании при сохранении приоритета духовного начала.

Общая информация

Рубрика издания: Дискуссии и дискурсы

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Семикин В.В., Праслова Г.А. Традиции музыкального образования православной ориентации в контексте древнерусских психологических воззрений // Культурно-историческая психология. 2007. Том 3. № 3. С. 80–83.

Фрагмент статьи

Нововведения в отечественном музыкальном образовании XVII в., отмеченные процессом секуляризации духовной жизни, привели к новому пониманию музыкального искусства и его роли в жизни человека. В это время дальнейшее развитие получает певческая методология, происходят изменения в культурных ориентирах, усиливается идеологическое и художественно-эстетическое влияние западноевропейской культуры. Изменяются отношения в системе «человек—общество», происходит распад древней внеличностной «соборной» культуры, обусловивший усиление индивидуально-личностного начала во всех сферах жизни, в том числе и в области музыкального образования. Вектор эволюции отечественного музыкального образования при этом был направлен на постепенное усиление роли музыкального начала при сохранении приоритета начала духовного, что свидетельствовало о сохранении основного ядра древнерусских традиций музыкального образования православной ориентации.

Полный текст

Ис­сле­до­ва­ние тра­ди­ций древ­не­рус­ско­го му­зы­каль­но­го об­ра­зо­ва­ния пра­во­слав­ной ориента­ции сви­де­тель­ст­ву­ет о том, что их становление бы­ло тес­но свя­за­но с психологически­ми воз­зре­ни­я­ми Древ­ней Ру­си. Эта вза­и­мосвязь про­яв­ля­лась в направленно­с­ти древне­рус­ских пра­во­слав­ных пе­да­го­гиче­с­ких ус­та­но­вок преж­де все­го на ду­шу че­ло­ве­ка, на фор­ми­ро­ва­ние у не­го спо­соб­но­с­ти по­сти­гать смысл и бо­гат­ст­во духовного на­ча­ла во всех жиз­ненных про­яв­ле­ни­ях. Уже в XI—XII вв. на Ру­си бы­ли известны пе­ре­вод­ные и при­воз­ные (в ос­нов­ном из Бол­га­рии) со­чи­не­ния, в которых освещались во­про­сы, от­но­ся­щи­е­ся к пси­хи­че­с­кой жиз­ни че­ло­ве­ка. Те же во­про­сы входили ор­га­ниче­с­кой ча­с­тью в со­чи­не­ния, со­зда­ва­е­мые на ос­но­ве пе­ре­вод­ной ли­те­ра­ту­ры в са­мой Ру­си. В их чис­ле — про­из­ве­де­ния древ­не­рус­ских про­по­вед­ни­ков XII в.: «По­сла­ние…» Климен­та Смо­ля­ти­ча, «Прит­ча о че­ло­ве­че­с­кой ду­ше и о те­ле» Ки­рил­ла Ту­ров­ско­го и др.

Пер­вые опы­ты в со­зда­нии оте­че­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры, за­тра­ги­ва­ю­щей во­про­сы психологии, свя­за­ны так­же с име­нем Ни­ла Сор­ско­го (1433—1508) — круп­но­го церковнополи­ти­че­с­ко­го и ли­те­ра­тур­но­го де­я­те­ля по­след­ней четвер­ти XV и на­ча­ла XVI в. В со­здан­ном им «Ус­та­ве скит­ской жиз­ни» со­дер­жит­ся це­лый пси­хо­ло­ги­че­с­кий трак­тат о чело­ве­че­с­ких стра­с­тях, в кото­ром про­сле­жи­ва­ют­ся ге­не­зис и ди­на­ми­ка стра­с­ти, эта­пы, через ко­то­рые про­хо­дит страсть в сво­ем раз­ви­тии, да­ет­ся клас­си­фи­ка­ция стра­с­тей с описани­ем отличительных при­зна­ков каж­до­го ос­нов­но­го ви­да стра­с­ти, ука­зы­вают­ся пу­ти и спо­со­бы борь­бы со стра­с­тя­ми.

Древ­не­рус­ские пси­хо­ло­ги­че­с­кие воз­зре­ния вклю­ча­ли ши­ро­кий спектр пред­став­ле­ний об ус­т­рой­ст­ве че­ло­ве­че­с­ко­го ума и его ро­ли в психо­ло­ги­ческой жиз­ни че­ло­ве­ка, о происхожде­нии и сущ­но­с­ти ду­ши, ус­т­рой­ст­ве ор­ганов чувств и осо­бен­но­с­тях зри­тель­но­го восприятия, па­мя­ти че­ло­ве­ка, о возраст­ных и ин­ди­ви­ду­аль­ных раз­ли­чи­ях в пси­хи­ке человека и т. д. Эти представ­ле­ния ба­зи­ро­ва­лись на жиз­нен­ных на­блю­де­ни­ях и фак­тах. Значи­тель­ное вли­я­ние на них ока­зы­ва­ли хри­с­ти­ан­ские ан­т­ро­по­ло­ги­че­с­кие ус­та­нов­ки то­го вре­ме­ни.

Хри­с­ти­ан­ская ан­т­ро­по­ло­гия рас­сма­т­ри­ва­ла че­ло­ве­ка в его це­ло­ст­ности: в един­ст­ве ду­ха, ду­ши и те­ла. Те­ле­сная жизнь че­ло­ве­ка, согласно христи­ан­ско­му ан­т­ро­по­ло­ги­че­с­ко­му учению, со­сто­я­ла в удов­ле­тво­ре­нии потреб­но­с­тей те­ла, ко­то­рые про­яв­ля­лись в двух основных ин­стинк­тах: са­мо­сохра­не­ния и про­дол­же­ния ро­да. Ду­ша рас­сма­т­ри­ва­лась как свя­зу­ю­щее зве­но меж­ду те­лом и ду­хом. Ана­лиз свойств ду­ши, осу­ще­ств­лен­ный в древнерусской ли­те­ра­ту­ре, да­ет на­и­бо­лее пол­ное пред­став­ле­ние о пси­хо­ло­ги­че­с­ких воззрени­ях Древней Ру­си. Так, в «По­сла­нии Ни­ки­фо­ра ми­т­ро­по­ли­та Ки­евско­го к ве­ли­ко­му кня­зю Во­ло­ди­ме­ру, сы­ну Все­во­ло­жю, сы­на Яро­слав­ля», от­но­ся­ще­му­ся к XII в., го­во­рит­ся о трех ча­с­тях ду­ши в хри­с­ти­ан­ской ее ин­тер­пре­та­ции: «сло­вес­ной», «яро­ст­ной» и «же­лан­ной»1.

По­ня­тие «сло­вес­ное» вклю­ча­ло ум, ра­зум, ко­то­рый рас­сма­т­ри­вал­ся как выс­шее на­ча­ло в че­ло­ве­ке. По­ня­тие «яро­ст­ное» оз­на­ча­ло чувства, стра­с­ти, эмо­ции. «Же­лан­ное» представляло во­лю, стрем­ле­ния, це­ле­на­прав­лен­ность дей­ст­вий. Та­ким об­ра­зом, ду­шев­ные явления де­ли­лись на три раз­ря­да: мысли, чув­ст­ва, же­ла­ния.

Ду­ша в хри­с­ти­ан­ской тра­ди­ции рас­сма­т­ри­ва­лась как сво­е­об­раз­ный свя­зу­ю­щий мост или по­сред­ник меж­ду те­лом и ду­хом. В этой свя­зи все пе­даго­ги­че­с­кие уси­лия бы­ли на­прав­ле­ны на ра­бо­ту над че­ло­ве­че­с­кой ду­шой. Ду­ша яв­ля­лась не толь­ко объ­ек­том пе­да­го­ги­че­с­кого воз­дей­ст­вия, но и его целью, ибо ко­неч­ная цель вос­пи­та­ния и обу­че­ния за­клю­ча­лась в спасе­нии души2.

Дух вос­при­ни­мал­ся в хри­с­ти­ан­ской ан­т­ро­по­ло­гии в ка­че­ст­ве су­дьи ду­ши и те­ла, рас­сма­т­ри­вал­ся в ка­че­ст­ве выс­ше­го на­ча­ла в че­ло­ве­ке. Со­гласно хри­с­ти­ан­ской ан­т­ро­по­ло­гии дух про­яв­лял­ся в трех ви­дах: страх Бо­жий (ве­ра в ис­ти­ну бы­тия Бо­жь­е­го, страх за спа­се­ние своей бес­смерт­ной ду­ши, по­буж­да­ю­щий к со­вер­ше­нию бла­го­род­ных де­я­ний и вызывающий рас­ка­я­ние за не­бла­го­вид­ные по­ступ­ки), со­весть (клю­че­вое по­ня­тие в хри­с­ти­ан­ском вос­пи­та­нии, ука­зы­ва­ю­щее че­ло­ве­ку — жи­вет он в Бо­ге или в без­бо­жии), жаж­да Бога (по­ня­тие, раскры­ва­ю­щее стрем­ле­ние че­ло­ве­ка к выс­ше­му, иде­аль­но­му, ду­хов­но­му).

Та­ким об­ра­зом, в ие­рар­хи­че­с­ком вза­и­мо­дей­ст­вии трех уров­ней че­лове­ка «ду­хов­ное» рассма­т­ри­ва­лось как выс­шая сту­пень раз­ви­тия чело­ве­ческой при­ро­ды. Пред­став­ле­ния о три­со­с­тав­ном стро­е­нии че­ло­ве­ка в хри­с­тиан­ском ми­ро­воз­зре­нии свя­зы­ва­лись с эстетическим по­ня­ти­ем кра­со­ты. Низшая сту­пень кра­со­ты ас­со­ци­и­ро­ва­лась с те­ле­сной красо­той и по­ни­ма­лась как кра­со­та чув­ст­вен­ная. Ду­шев­ная красо­та считалась пе­ре­ход­ной сту­пенью к выс­шей, ду­хов­ной кра­со­те. Выс­шая (ду­хов­ная) кра­со­та вос­при­нима­лась как боже­ст­вен­ная, небес­ная, «без­ве­ще­ст­вен­ная».

Пред­став­ле­ние о выс­шей (ду­хов­ной) кра­со­те как бо­же­ст­вен­ной, не­бесной ска­за­лось в Древ­ней Ру­си на по­ни­ма­нии бо­го­слу­жеб­но­го знамен­но­го пения, на ос­во­е­ние ко­то­ро­го была ори­ен­ти­ро­ва­на древ­не­рус­ская му­зы­каль­но-пе­да­го­ги­че­с­кая мысль и му­зы­каль­но-образователь­ная прак­ти­ка. Ис­сле­до­вате­ли древ­не­рус­ско­го пев­че­с­ко­го ис­кус­ст­ва (В. Металлов, Н. Ус­пен­ский, И. Гард­нер, Т. Владышевская, Л. Ра­пац­кая и др.) объ­яс­ня­ют проис­хож­де­ние тер­ми­на «зна­мен­ное» от сла­вян­ско­го сло­ва «зна­мя» — знак. Это бы­ло связа­но с тем, что за­пись древ­не­рус­ских пес­но­пе­ний осу­ще­ств­ля­лась без­ли­ней­ной но­та­ци­ей и каж­дый знак обо­зна­чал один звук, ряд зву­ков, а ино­гда — це­лую ме­ло­дию.

В.И. Мар­ты­нов ус­ма­т­ри­ва­ет в тер­ми­не «зна­мен­ное» бо­лее глу­бо­кий смысл, чем тот, кото­рый вкла­ды­ва­ют в не­го пред­ста­ви­те­ли вышеупо­мя­ну­той точ­ки зре­ния. По его мне­нию, зна­мен­ная но­та­ция име­ет двой­ное зна­че­ние: это и от­ра­же­ние в зна­ке слы­ши­мо­го уров­ня орга­ни­за­ции зву­ко­во­го ма­те­риала и «во­пло­ще­ние не­слы­ши­мо­го уров­ня ор­га­ни­за­ции сознания» по­юще­го чело­ве­ка. На наш взгляд, эта точ­ка зре­ния на по­ни­ма­ние тер­ми­на «знамен­ное» на­и­бо­лее пол­но со­от­вет­ст­ву­ет его це­ле­во­му и смыс­ло­во­му зна­че­нию. Подтверж­де­ние дан­но­го по­ло­же­ния мы на­хо­дим в учеб­ных по­со­би­ях бо­лее по­зд­не­го времени — пев­че­с­ких аз­бу­ках XVI—XVII вв.

Бо­го­слу­жеб­ное пе­ние пра­во­слав­ная пе­да­го­ги­ка рас­сма­т­ри­ва­ла как «бо­же­ст­вен­ное» по сво­е­му про­ис­хож­де­нию и вну­т­рен­не­му смыс­лу, как «дви­же­ние ду­ши к хо­ро­шим поступкам», бла­го­да­ря че­му происходило мо­раль­но-нрав­ст­вен­ное очи­ще­ние че­ло­ве­ка и дости­га­лась цель бо­го­слу­жебно­го пе­ния — вос­хож­де­ние к Бо­гу в мо­лит­ве. Каж­дый вид суще­ст­ву­ю­щих пес­но­пе­ний пред­по­ла­гал оп­ре­де­лен­ное духовное со­сто­я­ние че­ло­ве­ка в процес­се пе­ния. Это бы­ли со­сто­я­ния бла­го­ст­но­с­ти, воз­вы­шен­но­го строя чувств, осо­бой про­свет­лен­но­с­ти. Их фор­ми­ро­ва­нию спо­соб­ст­во­ва­ли вы­ра­зи­тель­ные сред­ст­ва древнерусских пес­но­пе­ний: по­сту­пен­ность, плав­ность, ста­тич­ность движения, рав­но­ве­сие подъ­е­мов и спа­дов. Эти вы­ра­зи­тель­ные сред­ст­ва созда­ва­ли ощу­ще­ние бес­плот­но­го волнооб­раз­но­го дви­же­ния, лишен­но­го внутрен­не­го на­пря­же­ния, на­ст­ро­е­ние глу­бо­ко­го покоя и вну­т­рен­ней ти­ши­ны. Назна­че­ние бо­же­ст­вен­ных пес­но­пе­ний ви­де­ли в том, что­бы при­ве­с­ти ду­шу чело­ве­ка к гар­мо­нии, к со­гла­со­ва­нию с Бо­же­ст­вом. Имен­но в богослужебном пе­нии от­ра­зи­лись особенности древ­не­рус­ской фи­ло­соф­ской мыс­ли, для кото­рой бы­ло ха­рак­тер­но «боль­шее вни­ма­ние к вну­т­рен­не­му ми­ру че­ло­ве­ка, нежели к внеш­не­му ми­ру, тя­га к про­бле­мам ду­хов­но­го, не­же­ли фи­зи­че­с­ко­го бы­тия»3.

В про­цес­се обу­че­ния пев­чих «рас­пе­ва­нию» тек­с­та пес­но­пе­ний в со­ответ­ст­вии с закономер­но­с­тя­ми зна­мен­ной си­с­те­мы пе­ния вни­ма­ние ак­цен­ти­ро­ва­лось на взаимодействии ду­хов­но­го и му­зы­каль­но­го на­чал с при­ори­тетом пер­во­го. На эту особенность древ­не­рус­ской музыкаль­ной пе­да­го­ги­ки об­ра­ща­ют вни­ма­ние ряд исследователей4. В про­цес­се обу­че­ния бо­го­слу­жебно­му пе­нию в Древ­ней Ру­си сложился ре­ли­ги­оз­нопев­че­с­кий эта­лон, включавший по­ка­за­те­ли ка­че­ст­ва пев­че­с­ко­го звучания, тес­но свя­зан­ные с хри­с­ти­ан­ски­ми психоло­ги­че­с­ки­ми воз­зре­ни­я­ми. Для них бы­ли ха­рак­тер­ны: «во-пер­вых, осо­бая пра­во­слав­но ори­ен­ти­ро­ван­ная ду­хов­ная устремленность», во-вто­рых, «осо­бая об­раз­но-эмо­ци­о­наль­ная “про­свет­ленность”», в-тре­ть­их, «осо­бое качество хо­ро­во­го зву­ча­ния церков­но­го хо­ра как зву­ча­ния со­бор­но­го»5.

При­зыв петь со­зна­тель­но, «ра­зум­но» встре­ча­ет­ся в ря­де про­из­ве­де­ний цер­ков­но-учитель­ной ли­те­ра­ту­ры это­го пе­ри­о­да. Од­на­ко требование осознан­но­го от­но­ше­ния к исполне­нию зна­мен­ных пес­но­пе­ний не столь­ко ос­но­вы­ва­лось на ра­ци­о­наль­ном на­ча­ле в соответствии с ис­пол­ни­тель­ским ас­пектом данно­го про­цес­са, сколь­ко от­ра­жа­ло психологиче­с­кие ус­та­нов­ки рус­ско­го право­слав­но­го миро­воз­зре­ния. Ов­ла­де­ние про­цес­сом пе­ния в дан­ном кон­тек­с­те вклю­ча­ло в се­бя не толь­ко ис­пол­ни­тель­ские на­вы­ки (вла­де­ние го­ло­сом, дина­ми­че­с­ки­ми, тем­б­ро­вы­ми гра­да­ци­я­ми и т. д.), но и пе­ре­да­чу эмо­ци­о­наль­ного со­дер­жа­ния зна­мен в про­цес­се пе­ния. Сам ха­рак­тер зна­мен­ной но­та­ции тре­бо­вал наполнения со­зна­ния по­юще­го че­ло­ве­ка осо­бым мо­лит­вен­ным состо­я­ни­ем. Ис­сле­до­ва­ния оте­че­ст­вен­ных ме­ди­е­ви­с­тов сви­де­тель­ст­ву­ют о том, что мно­гие зна­ме­на фик­си­ро­ва­ли не толь­ко ка­кие-ли­бо му­зы­каль­ные па­раме­т­ры, но и на­ст­ра­и­ва­ли пев­ца на то со­сто­я­ние, которое от­ве­ча­ло ду­хов­ной су­ти бо­го­слу­жеб­но­го пе­ния в це­лом и ис­пол­ня­е­мо­го песнопения в ча­ст­ности. Та­ким об­ра­зом, ос­во­е­ние зна­мен­ной си­с­те­мы но­та­ции обя­за­тель­но пред­по­ла­га­ло по­сти­же­ние пев­ца­ми преж­де все­го ду­хов­но-смыс­ло­во­го содер­жа­ния зна­мен. Ис­сле­до­ва­ния В.И. Мар­ты­но­ва, Т.Ф. Вла­ды­шев­ской, Б. Ни­ко­ла­е­ва по­ка­зы­ва­ют, что символи­че­с­кое тол­ко­ва­ние знамен мог­ло иметь раз­лич­ное пси­хо­ло­го-пе­да­го­ги­че­с­кое назначе­ние. Од­ни зна­ки на­ст­ра­и­ва­ли по­ющих на со­от­вет­ст­ву­ю­щее молитвенное со­сто­я­ние ду­ши в про­цес­се пения, дру­гие по­мо­га­ли пев­цу рас­крыть для се­бя то ду­хов­ное на­ча­ло, которое во­пло­ща­ло то или иное пес­но­пе­ние.

Зна­ние сим­во­ли­че­с­кой трак­тов­ки зна­мен тре­бо­ва­ло от че­ло­ве­ка присталь­но­го вни­ма­ния к собственному вну­т­рен­не­му ми­ру, сво­им эмоци­о­наль­ным состо­я­ни­ям во вре­мя пе­ния. Отра­же­ние ха­рак­те­ри­с­тик мо­раль­но-нрав­ст­вен­ных ус­та­но­вок, со­дер­жа­щих­ся в пев­че­с­ких аз­бу­ках, мож­но най­ти в та­ких по­пу­ляр­ных в Рос­сии в XV—XVI вв. ду­хов­ных сбор­ни­ках, как «Мар­га­рит», «Из­ма­рагд» и др. В.И. Мартынов от­ме­ча­ет зна­чи­тель­ное тексто­вое и смысло­вое един­ст­во пев­че­с­ких аз­бук и «Ус­та­ва скит­ской жиз­ни» Ни­ла Сор­ско­го, уче­ние ко­то­ро­го, по мне­нию ис­сле­до­ва­те­ля, ока­за­ло оп­ре­делен­ное вли­я­ние на ста­нов­ле­ние знаменно­го рас­пе­ва. Все вы­ше­упо­мя­ну­тые тек­с­ты, как и тек­с­ты пев­че­с­ких аз­бук, яв­ля­ют­ся сво­е­об­раз­ны­ми пред­пи­сани­ями тех кон­крет­ных дей­ст­вий и пси­хо­ло­ги­че­с­ких со­сто­я­ний, с помощью ко­то­рых че­ло­век до­сти­гает со­сто­я­ния вну­т­рен­ней мо­лит­вы. От­ли­чие тек­с­тов певче­с­ких аз­бук от тек­с­тов про­из­ве­де­ний психоло­ги­че­с­кой и учи­тель­ной лите­ра­ту­ры заклю­ча­лось в том, что из­ло­же­ние дей­ст­вий и пси­хо­ло­ги­че­с­ких состо­я­ний в пев­че­с­ких азбуках да­ва­лось не в ви­де связ­но­го по­ве­ст­во­ва­ния, а как пе­реч­ень те­зи­сов, оп­ре­де­лен­ных пред­пи­са­ний, ко­то­рые свя­зы­ва­лись с определен­ным пев­че­с­ким зна­ком. Важ­ней­ши­ми крите­ри­я­ми ре­ли­ги­оз­но-пев­че­с­ко­го эта­ло­на вы­сту­па­ли об­раз­но-эмо­ци­о­наль­ная настроенность пев­цов на мо­раль­но-нрав­ст­вен­ные ос­но­вы, вни­ма­ние к сво­е­му вну­т­рен­не­му ми­ру и со­сто­я­нию ду­ши в про­цес­се пе­ния, ори­ен­та­ция на ду­хов­ное на­ча­ло. Сфе­ра эмоциональ­ных про­яв­ле­ний пев­цов во вре­мя бо­го­слу­жеб­но­го пе­ния ог­ра­ничи­ва­лась те­ми душевны­ми со­сто­я­ни­я­ми, ко­то­рые со­от­вет­ст­во­ва­ли мо­лит­ве. Это был со­зна­тель­ный от­каз от рез­ких ди­на­ми­че­с­ких и тем­по­вых контрастов, яр­ких, от­кры­тых эмо­ций. Ис­сле­до­ва­тель ис­то­рии бо­го­слу­жеб­но­го пения В.И. Мар­ты­нов об­ра­ща­ет вни­ма­ние на то, что «<…> мелоди­че­с­кий мате­ри­ал, ор­га­ни­зо­ван­ный на ос­но­ве прин­ци­па рас­пе­ва, за­да­вал еди­ный священ­ный ритм мо­лит­вен­но­го ды­ха­ния, то есть со­зда­вал не­по­сред­ст­вен­ное усло­вие молит­вы»6.

Не ме­нее важ­ным кри­те­ри­ем цер­ков­но-пев­че­с­ко­го эта­ло­на бы­ла собор­ность, проявляюща­я­ся в ду­хов­ном еди­не­нии пев­цов на ос­но­ве общих по­мыс­лов, по­буж­да­ю­щая осо­зна­вать на эм­па­тий­ном уров­не чув­ст­ва дру­го­го че­ло­ве­ка. Все это со­зда­ва­ло ус­ло­вия для интуитивного ов­ла­де­ния тех­ни­чески­ми пев­че­с­ки­ми за­да­ча­ми в про­цес­се не­по­сред­ст­вен­ной пев­че­с­кой прак­тики при ве­ду­щем зна­че­нии еди­но­го ду­хов­но­го на­ст­роя пев­цов на определенное ка­че­ст­во хо­ро­во­го зву­ча­ния. В под­тверж­де­ние дан­ной точ­ки зре­ния Н.А. Герасимова-Пер­сид­ская от­ме­ча­ет, что в «сред­не­ве­ко­вье ин­ди­вид все­гда при­над­ле­жит опреде­лен­ной общ­но­с­ти, в этом об­ре­тая устойчивость и уверен­ность; и, на­обо­рот, — вне при­ча­ст­но­с­ти к со­ци­аль­ной груп­пе че­ло­век как бы ли­ша­ет­ся сво­е­го «я»7. Прин­цип собор­но­с­ти означал цер­ковно­е един­ст­во, а цер­ков­ное пе­ние при этом сим­во­ли­зи­ро­ва­ло едино­ду­шие и еди­ную во­лю всех уча­ст­ни­ков бого­слу­жеб­но­го пе­ния. Та­ким об­ра­зом, традиции му­зы­каль­но­го об­ра­зо­ва­ния пра­во­слав­ной ори­ен­та­ции ба­зи­ро­ва­лись на по­ни­ма­нии певче­с­ко­го ин­то­ни­ро­ва­ния как про­цес­са, тес­но свя­зан­но­го с вну­т­рен­ним ми­ром че­ло­ве­ка, его эмо­ци­о­наль­ной сфе­рой и сфе­рой его сознания, его лич­но­ст­ны­ми ка­че­ст­ва­ми. При­мат ду­хов­но­го на­ча­ла над ра­ци­о­нально-тех­ни­че­с­ким в про­цес­се обу­че­ния пев­че­с­ким навыкам и ис­пол­не­ния бого­слу­жеб­но­го пе­ния обес­пе­чи­вал ес­те­ст­вен­ность вхож­де­ния пев­ца в сам певче­с­кий про­цесс. Это­му способство­ва­ла и са­ма си­с­те­ма зна­мен­ной но­тации, ха­рак­тер кото­рой был не ­от­де­лим от древ­не­рус­ских пси­хо­ло­ги­че­с­ких воз­зре­ний и мо­раль­но-нравствен­ных по­ня­тий.

Но­во­вве­де­ния в оте­че­ст­вен­ном му­зы­каль­ном об­ра­зо­ва­нии XVII в., от­ме­чен­ные процессом се­ку­ля­ри­за­ции ду­хов­ной жиз­ни, при­ве­ли к ново­му по­ни­ма­нию му­зы­каль­но­го ис­кус­ст­ва и его ро­ли в жиз­ни че­ло­ве­ка. В это время даль­ней­шее раз­ви­тие по­лу­ча­ет певческая методоло­гия, про­ис­хо­дят из­мене­ния в куль­тур­ных ори­ен­ти­рах, уси­ли­ва­ет­ся идео­ло­ги­че­с­кое и ху­до­жествен­но-эс­те­ти­че­с­кое вли­я­ние запад­но­е­в­ро­пей­ской куль­ту­ры. Изме­ня­ют­ся отно­ше­ния в си­с­те­ме «че­ло­век—об­ще­ст­во», про­ис­хо­дит рас­пад древ­ней внелично­ст­ной «собор­ной» куль­ту­ры, обус­ло­вив­ший уси­ле­ние ин­ди­ви­ду­аль­но-лич­но­ст­но­го на­ча­ла во всех сфе­рах жиз­ни, в том чис­ле и в об­ла­с­ти музыкаль­но­го об­ра­зо­ва­ния. Век­тор эво­лю­ции оте­че­ст­вен­но­го му­зы­каль­но­го об­разо­ва­ния при этом был на­прав­лен на постепенное усиление ро­ли му­зыкаль­но­го на­ча­ла при со­хра­не­нии при­ори­те­та на­ча­ла духовно­го, что сви­детель­ст­во­ва­ло о со­хра­не­нии ос­нов­но­го яд­ра древ­не­рус­ских тра­ди­ций му­зыкаль­но­го об­ра­зо­ва­ния пра­во­слав­ной ори­ен­та­ции.


1 – Цит. по: Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X—XVII веков. М., 1990. С. 84.

2 – Кошелева О.Е. «Душевное строение» в Древней Руси // Свободное воспитание. Вып. 1. М., 1992. С. 57.

3 – Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X—XVII веков. М., 1990. С. 263.

4 – Николаева Е.В. Особенности становления музыкального образования в Древней Руси с XI до середины XVII столетия. — Исследование. М., 1998; Николаев Б. Толковая грамматика знаменного пения. Псков. 1995 и др.

5 – Николаева Е.В. История музыкального образования: Древняя Русь: Конец X — середина XVII столетия: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М., 2003. С. 37.

6 – Мартынов В.И. История богослужебного пения: Учеб. пособие. Сергиев Посад, 1994. С. 100—101.

7Герасимова-Персидская Н.А. Русская музыка XVII века — встреча двух эпох. М., 1994. С. 68.

Информация об авторах

Семикин Виктор Васильевич, доктор психологических наук, профессор, декан психолого-педагогического факультета Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург, Россия

Праслова Галина Адамовна, кандидат психологических наук, доцент кафедры музыкального воспитания и образования, ведущий специалист учебно-методического управления Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург, Россия

Метрики

Просмотров

Всего: 2606
В прошлом месяце: 5
В текущем месяце: 12

Скачиваний

Всего: 708
В прошлом месяце: 0
В текущем месяце: 1