Образ рая в стихотворении Жуковского «Таинственный посетитель»

В работе рассматривается образ рая как одна из структурно-семантических доминант лирики В.А. Жуковского, репрезентирующая представления поэта о высших духовных ценностях христианства, о цели и призвании поэзии.

В стихотворении «Тайный посетитель» образ рая возникает как пространство, подарившее миру «прекрасного гостя».

Кто ты, призрак, гость прекрасный?

К нам откуда прилетал?

Безответно и безгласно

Для чего от нас пропал?

Где ты? Где твое селенье?

Что с тобой? Куда исчез?

И зачем твое явленье

В поднебесную с небес? [1, с. 122]

Вся лирическая ситуации состоит в тщетной попытке разгадать тайну «прекрасного гостя». От строфы к строфе последовательно предлагаются наименования «таинственного посетителя» - Надежда, Любовь, Дума (мысль), Поэзия, Предчувствие («небесного ... святого»). Собственно стихотворение и построено таким образом, что каждая последующая строфа манифестирует важную для лирического героя категорию.

«Не Надежда ль ты младая, / Приходящая порой»

«Не Любовь ли нам собою / Тайно ты изобразил?..»

Не волшебница ли Дума / Здесь в тебе явилась нам?»

Иль в тебе сама святая / Здесь поэзия была?..»

«Иль Предчувствие сходило / К нам во образе твоем» [1, с. 122-123]

Написание с большой буквы укрепляет их личностный и ценностный статус. Ни одно из этих наименований не отвергается лирическим героем, но и не укрепляется в позиции абсолютно верного. Создается некое поле значений, объединяющее в единое целое нравственные, эстетические и религиозные категории.

Пространство неба, из которого появляется «таинственный посетитель» принципиально иное, нежели то, в котором находится лирический герой. «Неведомый край», «неземной, «минувшее», «рай», «небесное . святое» - все эти определения представляют метафизическое пространство, априори загадочное.

Иль в тебе сама святая

Здесь Поэзия была?..

К нам, как ты, она из рая

Два покрова принесла:

Для небес лазурно-ясный,

Чистый, белый для земли:

С ней все близкое прекрасно;

Все знакомо, что вдали. [1, с. 122]

Как видно из этого отрывка, «Поэзию» и «таинственного гостя» связывает единое пространство рая. Очевидно, что они обладают характеристиками, принадлежащими к одной аксиологической системе: Поэзия названа «святой», «явлением . с небес». «Святой» - «все, что относится к Божеству, ... духовный божественный, небесный. Святой Дух, третья ипостась, выражающая деятельность Божественную» [3, т. 4, с.36]. Уже говорилось, что «Небо» в христианской аксиологии связывается с пространством Бога, кстати, в ряду многих значений этого слова В.И. Даль приводит следующее - «духовный мир; <...> рай, небесное царство» [3, т. 2, с. 417]. То, что образ рая в данном тексте восходит к христианской традиции, подтверждает дальнейшее развитие лирической ситуации. Небо и земля, не только не разводятся по полюсам, как это обычно бывает в поэтической системе романтизма, но напротив, сближаются и гармонизируются. В этом смысле очень важен образ «двух покровов». Во-первых, оба «покрова», для земли и для неба, равно связаны с раем Небесным («из рая / Два покрова принесла»). Во-вторых, краски, с помощью которых они нарисованы («Для небес лазурно­ясный / Чистый, белый для земли»), создают мягкую пластичную картину единого пространства, между этими цветами нет зрительного контраста. На символическом уровне они максимально сливаются: голубой, золотой и белый - это эмблемные цвета Бога и христианства. Как известно, лазурный и голубой практически совпадающие цвета («цвет ясного неба», «светло-синий»). Первоначально функцию обозначения голубого цвета в русском языке выполняли слова лазоревый, лазурный. В словаре В.Даля голубой и лазурный обозначаются одно через другое. Возвращаясь к образу «лазурно-ясного (голубого) покрова», следует заметить, что голубой цвет сам по себе, а уж тем более в сочетании со словом «покров», в христианстве символизирует одежду Богородицы. Что же касается слова «чистый», то оно не только вносит дополнительный нюанс в зрительный образ, но и уточняет духовную сущность этого образа - «Непорочный, прямой <...> верный и т.д.» [3, т. 4, с.402].

Картина единения неба и земли укрепляется еще и благодаря тому, что здесь устранен частый для романтизма пространственный разрыв между «близким» и «далеким» («С ней все близкое прекрасно; / Все знакомо, что вдали»). Очевидно, что «святой...Поэзии» отводится роль гармонизирующего начала, позволяющего преодолеть романтическое двоемирие. Мир в сознании лирического героя обретает целостность, и это отражает духовное состояние спокойного равновесия. Преобразование, совершенное «святой .Поэзией» объясняется природой ее происхождения - она «из рая».

Следует заметить, что маркировка небесного пространства словом рай появляется только в конце стихотворения и соотносится, как уже отмечалось, с образом Поэзии. Однако единство всего ряда (Надежда, Любовь, Дума, Поэзия) несомненно: все эти предположительные наименования «таинственного гостя» для лирического героя связаны с пространством неба и явлены одним и тем же лицом. Теперь же, когда пространство неба получает новое определение - рай, вся цепочка наименований втягивается в ореол многочисленных ассоциативных связей закрепленных за понятием рай, заявленные ценности приобретают новый смысловой обертон. Так, Надежда, Любовь и Дума, хотя и связывались с небом, но в другом, так сказать, романтико-поэтическом контексте. Надежда - «пролетает мимо», Любовь - лишь манящий обман, Дума - обращена в прошлое, в настоящем же «жизнь пуста, и счастье - сон». В контексте райского пространства романтический флер перестает быть столь очевидным, а ценности, дарованные небом, приобретают более универсальное звучание.

В последних строфах религиозный смысл стихотворения усиливается.

Появляется еще одно наименование «таинственного посетителя» -Предчувствие. В ряду предшествующих названий (Надежда, Любовь, Дума) оно занимает особое место, т. к. фиксирует само качество размышлений, их зыбкость. Если это не Надежда, и не Любовь, и не поэзия, то что?

Иль Предчувствие сходило

К нам во образе твоем

И понятно говорило

О небесном, о святом?

Часто в жизни так бывало:

Кто-то светлый к нам летит,

Подымает покрывало

И в далекое манит. [1, с. 122]

Предчувствовать - значит предощущать сердцем неясное будущее, то, что неочевидно для других [3, т.3, с. 317]. Парадоксально, но в поэтической системе Жуковского абсолютно естественно то, что самое зыбкое у поэта представлено как самое очевидное и конкретное: Предчувствие - «понятно говорило», хотя, казалось бы, речь идет о самом сокрытом «о небесном, о святом», а внезапное чудо встречи с таинственным гостем, вдруг получает вполне житейскую характеристику - «часто в жизни так бывало». Речь идет о внутренней жизни души, которая обращена к небесному и святому, которая чувствует их, и всей своей сущностью обращена к утраченному пространству рая.

Первая строфа стихотворения заканчивается обращением к «таинственному гостю»: «И зачем твое явленье / В поднебесную с небес?», а в последней строфе есть ответ на это «зачем» - «Подымает покрывало / и в далекое манит». Затем, чтобы человек обратился к «далекому», в логике данного лирического сюжета - к небесному, святому, светлому.

В контексте всех ассоциативных связей, как внутри текста, так и за его пределами, в стихотворении «Таинственный посетитель» возникает образ рая как высокого духовного пространства, способного восстановить гармонию в отношениях человека с миром. Цель и призвание истинной поэзии указать путь к обретению этой гармонии.

1.      Жуковский В.А. Сочинения: В 3 т. Т.1. М.: Худ. лит., 1980. 437 с.