Достоевский в Твиттере: лингводидактический взгляд на феномен твиттературы

Явление «твиттература» приобрело популярность после выхода в свет в 2009 г. одноименной книги Александра Асимана (Alexander Aciman) и Эмметта Ренсина (Emmet Rensin). В ней в формате микроблогов, состоящих из «твитов», сообщений объемом не более 140 п. з., были опубликованы пародии на шедевры всемирной литературы.

В англоязычной традиции художественное произведение особо малого объема принято называть “flash fiction”. Ни малая проза, ни “flash fiction” в частности, конечно, не являются чем-то принципиально новым. Так, организаторы ежегодного фестиваля “Twitterfiction” вдохновителем и родоначальником твиттературы называют состоящий из шести слов рассказ Эрнеста Хемингуэя, который писатель предположительно создал на спор и таким образом выиграл $10: “For sale. Baby shoes. Never worn” (Продаются детские ботиночки, неношеные) [8].

Представляется интересным тот факт, что англоязычное литературное сообщество проявляет активный интерес к твиттературе. Например, лауреат Пулитцеровской премии писательница Дж. Иган (J. Egan) сама экспериментирует в новом кибер-формате. Ее триллер- новелла «Черный ящик» (“Black Box”) была первоначально опубликована в 2012 году в виде серии твитов с интервалом в один час [9].

В Японии рынок литературы, существующей в формате микроблогов, оценивается в $36 млн. В 2007 г. опубликованный в Твиттере рассказ «Небо любви» японского автора Ибуки Ханэда, известной под псевдонимом Мика, стал бестселлером №1 [8]. Финансовый успех произведения, возможно, обязан современному образу жизни японцев: работа в сверхурочном режиме, отсутствие полноценного досуга.

Эстетические причины существующей и возможной критики обсуждаемого явления ясны и, возможно, оправданы. Не вдаваясь в подробности этих причин, попробуем, напротив, увидеть возможности и достоинства данного дискурса с точки зрения прикладной лингвистики и, в частности, лингводидактики.

Попробуем оценить потенциал твиттературы как материала для дополнительного (факультативного) чтения при изучении иностранного языка. Согласно выдающемуся американскому методисту Стивену Крашену (S. Krashen), свободное чтение по интересам является одним из ключевых способов совершенствования родного языка и овладения иностранным языком [6]. Обширное исследование по данному вопросу представлено в книге Крашена “The Power of reading: insights from the research”. Вот как определяет данный вид входного материала (далее - инпута) автор книги: «Свободное чтение по интересам означает чтение по собственному желанию: никаких отчетов о прочитанных книгах, никаких вопросов на понимание в конце главы. Вам не нужно заканчивать книгу, если она Вам не понравилась» [6].

Книгу А. Асимана и Э. Ренсина с ее пародиями на классическую литературу можно отнести к категории легкого чтения, которой посвящены несколько глав в исследовании C. Крашена. Такие признаки, как разговорная речь, сленг, небольшой объем текста, наличие графических элементов, позволяют поставить произведение упомянутых авторов в один ряд с комиксами, манго и графическими романами.

Интересна в этой связи судьба комиксов в США. Весьма популярный в первое десятилетие своего существования жанр комиксов практически прекращает своего существование после публикации книги Фредерика Вертама (F. Wertham) «Соблазнение Невинных» (Seduction of the Innocent (1954)). В этой книге американский психиатр предостерегает общество о возможном антисоциальном влиянии чтения комиксов на детей и высказывает мысль о том, что экстенсивное чтение комиксов способствует возникновению серьезных нейрофизиологических расстройств, препятствующих дальнейшему развитию навыков чтения [6]. Вызванные книгой опасения привели к созданию «Кодекса издателей комиксов» - руководства, которое историк комиксов Б. Брока (B. Brocka) называет «самой жесткой формой цензуры, примененной к средству массовой информации в Соединенных Штатах». По словам исследователя, вместо комиксов долгое время публиковались «скучные и повторяющиеся истории о призраках и забавных зверьках» [6].

Впоследствии ученые не смогли подтвердить тезисы Ф. Вертама. Напротив, обнаружились веские доказательства того, что чтение комиксов стимулирует интерес к более «серьезной» литературе [7].

По мнению исследователя Р. Л. Торндайка (R. L. Thorndike), «с учетом потребности учащихся старших классов начальной школы и младших классов средней школы в экстенсивном чтении и расширении словарного запаса, этим источником (комиксами) не следует пренебрегать» [6]. Текущие комиксы в среднем содержат около 2000 слов за выпуск (не считая рекламы). Таким образом, один комикс в день означал бы более полумиллиона слов в год, что составляет половину среднегодового объема чтения детей среднего класса [2].

Мы полагаем, что похожим образом обстоят дела и с чтением такой альтернативной прозы, как твиттература: ее чтение не просто не препятствует, но может способствовать развитию перехода к «серьезному» чтению.

В этой связи интересен опыт К. Бауэрс (K. Bowers) - медиа-куратора «Североамериканского Общества Достоевского», а также участницы Круглого стола «Teaching Dostoevsky in the 21st century». Только в данном случае речь идет не об инпуте, а о практике порождения речи. Кэтрин давала студентам задание писать и выкладывать в Твиттере сообщения от лица персонажей повести или романа Ф. М. Достоевского. Допускалась определенная доля импровизации, при условии, что студенты не будут выходить из образа. Результатом события, согласно собственным наблюдениям Кэтрин, стал возросший интерес к оригинальным произведениям писателя [3].

Естественным образом возникает вопрос: насколько серьезным можно считать чтение твиттературы, в частности «Твиттературы» A. Асимана и Э. Рэнсина?

Для оценки сложности текста иногда прибегают к формулам читабельности (удобочитаемости). Это очень перспективный механизм для выбора подходящей литературы для изучающих иностранный язык. Тем более, что существует значительный разрыв между последним уровнем адаптированной литературы и «большой» классикой на языке оригинала.

Исследователь Р. Л. Торндайк использовал формулу Лорджа применительно комиксам и сообщил, что «Супермен» и «Бэтмен» написаны примерно на уровне пятого или шестого класса. Другой исследователь Г. Райт использовал формулу Фрая. Его результаты для комиксов о супергероях (например, «Супермен», «Невероятный Халк») согласуются с данными Торндайка в таблице 1 [6].

Таблица 1

Индекс читабельности текста по Фраю

* Цит. по: [6].

Для анализа твиттературы обратимся к опубликованной у А. Асимана и Э. Ренсина пародии на роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» [1].

В таблице 2 приведем часть текста в оригинале и в переводе:

Таблица 2

Перевод фрагмента текста из пародии А. Асимана и Э. Ренсина на роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

1)         Индекс читабельности текста по Г. Фогу

Формула Фога определяет уровень формального образования (класс обучения), необходимый для понимания текста при первом прочтении. Индекс 12, например, требует навыков чтения американского старшеклассника, ученика выпускного класса (около 18 лет) [10].

Индекс Фога = 0,4х(СДП + ПСС),

где СДП = средняя длина предложения (т.е. количество слов, разделенное на количество предложений);

ПСС = процент сложных слов.

Сложные слова: слова с количеством слогов 3+. Сюда не включаются имена собственные, распространенный жаргон, слова из нескольких основ. Наиболее распространенные суффиксы (-es, -ed, -ing) не учитываются при подсчете слогов.

Итак, по формуле Фога индекс читабельности разбираемого текста - 7,1.

Сложные слова по формуле, которые брались в расчет, приведены в таблице 3:

Таблица 3

Сложные слова согласно индексу читабельности текста по Г. Фогу            

2)         Индекс читабельности текста по Колман - Лиау (также определяет класс

обучения)

В то время как в некоторых формулах читабельности используется количество слогов, в этой формуле используется количество символов в словах [4].

Индекс Колман - Лиау = 5,89 х СКЗ - 0,3 х количество предложений / (100 х количество слов) - 15,8,

где СКЗ = среднее количество печатных знаков на одно слово (количество печатных знаков, разделенное на количество слов).

Индекс читабельности анализируемого текста равен 7,0.

Сравнивая индексы читабельности твиттературы и комиксов, мы видим, что сложность текста про Раскольникова (индекс 7 / 7.1) несколько превышает сложность оригинального англоязычного комикса (графического романа) про Бэтмана и Супермэна (индекс 6,4 по среднему значению) и значительно превышает сложность прочих комиксов (также по среднему значению).

Для сопоставления: среднее значение индекса читабельности адаптированного англоязычного романа Дж. Конрада “The Secret Agent”, созданного для образовательных целей и являющегося наиболее сложным в оксфордской серии адаптированных книг “Dominoes”, - 6,6 по формуле Фога и 7 по формуле Колман - Лиау в таблице 4.

Таблица 4

Индекс читабельности адаптированного романа “The Secret Agent”

Заметим в скобках, что помимо названных формул читабельности существует множество других. Кроме того, в арсенале методиста имеются специальные методики для расчета лексической сложности текста: коэффициент информативности текста (lexical density) и коэффициент лексического разнообразия текста (lexical diversity).

Сложность текста на уровнях семантики и прагматики, однако, является в некотором смысле субъективным параметром. Действительно, все, что имеет отношение к миру смыслов, едва ли поддается простому количественному анализу. Однако именно эта сфера представляет особый интерес для читателя.

В пародии на роман «Преступление и наказание», например, нет и намёка на полифонию Достоевского. Слышим только один голос, и тот, говоря словами Ж. Бодрийяра, существует лишь на уровне «рекламной тождественности», как нечто лишённое глубины и аутентичности [14]. Намеренно или случайно, в тексте получили отражение тенденции современной культуры «селфи» с зацикленностью на себе и «выключенностью» из живого общения:

Casually offd that old maid while typing this. <.. .>

(Мимоходом прикончил старуху, набирая этот текст. <...>)

I’M REALLY UPSET RIGHT NOW BECAUSE I KILLED AN OLD WOMAN AND THOUGH I TWEET IT MY LIPS CAN’T SPEAK IT.

(СЕЙЧАС Я ПО-НАСТОЯЩЕМУ РАССТРОЕН, ПОТОМУ ЧТО УБИЛ ПОЖИЛУЮ ЖЕНЩИНУ. И ХОТЯ И ТВИТЧУ, МОИ УСТА НЕ СПОСОБНЫ ЭТО ПРОИЗНЕСТИ.)

У читателя формируется стойкое ощущение, что внутренний мир повествователя не просто скрыт от нас, но скрыт и от самого героя, а возможно вообще отсутствует. Герой при этом оказывается жертвой случайных дискурсивных практик:

<.> Probably something to do with that hack Turgenev <.>

Нетрудно заметить, что отсутствие глубокой интроспекции и вообще хоть сколько- нибудь содержательного психологического измерения обыгрывается как намеренное. Возможно, это значимое отсутствие? Возможно, герой не очень хорошо понимает собственные ценностные установки и идеалы, поскольку воспринимает себя через призму абстрактной целевой (медиа-)аудитории «фолловеров»?

Sorry about the rant there. Will try to keep that long, introspective monologues to a minimum.

(Извиняюсь за разглагольствования. Постараюсь свести утомительные интроспективные монологи к минимуму)

Очевидно то, что данное произведение, как и вся книга писателей Асимана и Ренсина, является интеллектуальной провокацией и, быть может, пародией на аспекты современного общества, связанные, например, с «поверхностной коммуникацией». Это, а также большое количество культурных аллюзий (Dostoevsky, Turgenev, Napoleon, etc.), сознательное смешение стилистических регистров (“The carnal expression of the spirit of Venus: to enjoy the consummation of affection, to make love, to get it on”) углубляют текст в смысловом отношении.

Изобилующую сленгом книгу молодых писателей можно использовать также как дополнительное пособие для изучения сленга, например, в рамках лексикологии английского языка. Понятно, что освоение сленга - как и любого лексического материала - целесообразно (потому что эффективно) производить в контексте историй, понятных и интересных обучающемуся.

Глоссарий книги представляет особый интерес с точки зрения осмысления и определения маргинальных речевых явлений молодого поколения. Приводимые здесь дефиниции содержат такие сугубо лингвистические термины, как “glossary”, “semi - intelligible”, “semiotics”, “multi-syllabic”, etc. Однако, несмотря на относительную полезность тезауруса, нетрудно заметить, что здесь мы имеем дело с псевдо-лексикографией, и глоссарий представляет собой фарс в духе постмодернизма.

GLOSSARY

A guide to this book's obscure and esoteric terminologies and idioms for the benefit of luddites and old-timers that they may understand and enjoy the humor and wordplay herein contained.

(Глоссарий

Руководство по неясной и эзотерической терминологии и идиомам этой книги на благо луддитов (т.е. противников новой технологии; это слово с уничижительным значением в английском языке) и старожилов, чтобы они могли понять и по достоинству оценить юмор и игру слов, содержащиеся в этой книге.)

Учитывая маргинальный статус сленга, книги подобного содержания, на наш взгляд, следует отнести к категории свободного чтения по интересам. Интерес к молодежному сленгу естественен среди студентов и не нуждается в специальном подкреплении. Университетской библиотеке достаточно иметь данную литературу в наличии. Так, согласно проведенным исследованиям, обогащение книжной среды в классах приводит к большему объему чтения [7].

В заключение отметим, что твиттература в том виде, в котором она была представлена в книге А. Асимана и Э. Ренсина, не является эрзацем или субститутом классики, но попыткой осмыслить шедевры классической литературы в контексте современной ценностной парадигмы. Тем более что оценить по достоинству данное пародийное произведение можно только при условии, что знаком с первоисточником. Эстетическое значение данной беллетристики не бесспорно, однако ее прикладное значение как факультативного входного материала, на наш взгляд, вполне очевидно.