Введение
Социальная идентичность в значительной степени объясняет отношения между различными социальными группами [Brewer, 2001; Dovidio, 2000]. Принадлежность к социальным группам указывает на межгрупповые различия [Brewer, 2001; Dovidio, 2000], различия в восприятии [Molenberghs, 2013] и на искажения личностных характеристик [Fiske, 2013]. Также показана тенденция воспринимать членов аутгрупп менее благоприятно, чем членов ингрупп [Brewer, 2001]. Членство в группе моделирует межгрупповые взаимодействия и аффекты: люди проявляют больше гнева и беспокойства по отношению к аутгруппам [Plant, 2008] и меньше доверяют им [Foddy, 2009]. Такого рода дифференциация создает межгрупповые предубеждения, положительное отношение к членам своей группы и отрицательное отношение к «другим», одновременно способствуя сохранению этих предубеждений [Dovidio, 2000].
Кроме того, вариации в степени социальной идентификации также влияют на межгрупповые предубеждения, и более сильная идентификация с социальной группой приводит к увеличению потребности в позитивной дифференциации ингрупп от аутгрупп [Jetten, 2004]. Это означает, что чем сильнее внутригрупповая социальная идентификация индивида, тем больше люди полагаются на свое членство в группе и активнее взаимодействуют с членами ингруппы.
Нужно отметить, что культурный фон играет роль в определении множественных групповых идентичностей. Так, важной особенностью межгрупповой динамики являются процессы множественной идентификации и варьирование категорий в мультикультурных контекстах, в том числе и отношение к представителям аутгрупп [Dimitrova, 2014]. Личностные характеристики людей (такие как ценности, убеждения, нормы) непосредственно связаны с культурой, развиваются в процессе социализации и они, как культурные характеристики (этническая, национальная, религиозная принадлежность), передаются через общение в рамках естественных групп [Rouchy, 2002]. Более того, социальные группы отличаются своим уровнем инклюзивности и расширением охвата групповых категорий, оказывая положительное влияние на межгрупповые отношения [Dovidio, 2000]. Это означает, что межгрупповая предвзятость уменьшается, когда членов аутгрупп приписывают к более инклюзивным категориям, так как увеличивается персонализация самого взаимодействия.
С учетом существующих данных о связи между социальной идентификацией и межгрупповыми отношениями в настоящем исследовании основное внимание уделяется стратификации посткоммунистических обществ в зависимости от уровней социальной идентификации и отношения к членам других культурных и национальных групп как к членам аутгрупп. Однако на сегодняшний день в рамках посткоммунистических стран не применялся подход личностно-ориентированного анализа идентификации и отношения к аутгуппам. В связи с этим исследование направлено на изучение профилей социальной идентификации и отношения к представителям других групп, обусловленных культурной и национальной принадлежностью. Исходя из соображений множественной социальной идентификации, в данной работе исследовались культурно обусловленные социальные идентичности с разной степенью инклюзивности: менее инклюзивные культурно специфические идентичности (национальная, религиозная, региональная) и более инклюзивные идентичности (советская/коммунистическая, европейская). Настоящее исследование проводилось в социокультурных контекстах России и Болгарии, представляющих собой два посткоммунистических общества, которые претерпели значительные культурные, политические и социальные изменения после распада Советского Союза и Варшавского блока и выбравшие различные траектории национального строительства.
Социокультурный контекст исследования
С одной стороны, у двух посткоммунистических обществ, рассматриваемых в настоящем исследовании (Россия и Болгария), ряд сходств. Хофстед определяет обе культуры высокими уровнями коллективизма, фемининности, закрытости, дистанции власти, избегания неопределенности и долгосрочной ориентации [Hofstede, 2010]. Согласно кросскультурному анализу культурных ценностей, русская и болгарская культуры характеризуются одинаковыми уровнями Гармонии, Принадлежности, Иерархии, Мастерства, Автономии и Равноправия [Schwartz]. В качестве ведущих ценностей в российском обществе выступают Безопасность, Традиция, Власть и Достижение [Lebedeva, 2018]; аналогичные уровни приверженности этим ценностям наблюдаются в посткоммунистических обществах, в том числе и в Болгарии [Magun, 2013].
С другой стороны, каждый из этих двух социокультурных контекстов имеет свои особенности. Так, например, российское мультикультурное общество пережило серьезные социальные изменения после распада Советского Союза, в том числе и трансформации социальной идентичности. Инклюзивную советскую идентичность заменили более узкие идентичности, такие как национальная, религиозная, региональная [Galyapina, 2018]. Однако советская идентичность остается важной частью множественной идентичности россиян [Головашина, 2013]. В Болгарии, наоборот, посткоммунистическое болгарское общество отвергло коммунистическую идентичность из-за политического влияния и восприятия репрессивности коммунистического режима, несмотря на то, что идентичность отражала социалистические ценности. Множественная социальная идентичность болгар тоже перетерпела некоторые изменения, но они были направлены в основном на реконструкцию национальной идентичности вне исторических и политических рамок [Kaneva, 2011], а впоследствии и на дальнейшее расширение и модификацию множественной социальной идентичности в связи с членством страны в Европейском Союзе.
Теоретический подход и гипотезы
исследования
Важно учитывать, что индивиды, принадлежащие к одной базовой популяции, могут отражать несколько субпопуляций, характеризующихся различными наборами групповых характеристик [Muthén, 2002]. По этой причине в настоящем исследовании использовался анализ латентных профилей (LPA), который нацелен на выявление относительно однородных субпопуляций (профилей) респондентов, представляющих различные конфигурации показателей, как в качественном, так и в количественном отношении. Характерная особенность этого метода анализа заключается в том, что количество и характер профилей изначально неизвестны и должны быть выведены из данных. Цель построения моделей латентных профилей состоит в том, чтобы найти решение с достаточным количеством профилей и выявить как различные структуры ответов между различными профилями, так и относительно однородные ответы внутри каждого профиля [Collins, 2010].
Учитывая специфику метода анализа латентных профилей, цель исследования и существующие данные относительно связей между социальной идентификацией и отношением к представителям других групп, мы выдвинули следующие гипотезы.
Г1. У респондентов с выраженными культурно специфическими идентичностями (национальной, религиозной, региональной) будет более негативное отношение к представителям других наций в обеих странах.
Г2. У респондентов со слабовыраженными культурно специфическими идентичностями (национальной, религиозной, региональной) будет более позитивное отношение к представителям других наций в обеих странах.
Г3. У респондентов с выраженными инклюзивными идентичностями (советской/коммунистической, европейской) будет более позитивное отношение к представителям других наций в обеих странах.
Выборка
Исследование проводилось в форме онлайн-опроса, в котором приняли участие 512 респондентов, в том числе 234 россиянина и 278 болгар. Основные характеристики выборки по странам представлены в табл. 1.
Процедура и инструментарий
Все участники заполнили анкету, размещенную в социальных сетях и на онлайн-платформе anketolog.ru. Анкета включала социально-демографические показатели (пол, возраст, уровень образования, религиозная принадлежность), показатели идентификации и отношения к представителям других наций (Россия / Болгария, Сербия, Украина, Германия, Америка, Китай, Сирия). Инструменты были переведены на русский и болгарский соответственно, с использованием метода прямого и обратного перевода; перевод был выполнен двумя независимыми экспертами. Также до проведения опросов в обеих странах инструментарий был валидизирован.
Для измерения степени социальной идентификации в анкете использовались шкалы из опросника «Взаимные межкультурные отношения в поликультурных обществах» (MIRIPS) (http://www.victoria. ac.nz/cacr/research/mirips), переведенные на русский язык и адаптированные для использования в России [Лебедева, 2009], и модификация шкалы религиозной идентичности Веркайтена [Verkuyten, 2007].
Социально-демографические характеристики выборок в России и Болгарии
|
Социально-демографические характеристики |
Россия |
Болгария |
|||
|
n |
% |
n |
% |
||
|
Пол |
Мужчина |
80 |
34,2 |
68 |
24,5 |
|
Женщина |
154 |
65,8 |
210 |
75,5 |
|
|
Возраст |
18—29 |
66 |
28,2 |
124 |
44,6 |
|
30—49 |
140 |
59,8 |
112 |
40,3 |
|
|
50+ |
28 |
12 |
42 |
15,1 |
|
|
Религия |
Православие |
133 |
56,8 |
201 |
72,3 |
|
Атеизм |
80 |
34,2 |
57 |
20,5 |
|
|
Другое |
21 |
8 |
20 |
7,2 |
|
|
Образование |
Основное |
2 |
0,9 |
0 |
0 |
|
Среднее общее |
20 |
8,5 |
47 |
16,9 |
|
|
Среднее специальное |
32 |
13,7 |
28 |
10,1 |
|
|
Высшее |
158 |
67,5 |
189 |
68 |
|
|
Ученая степень |
22 |
9,4 |
14 |
5 |
|
Шкала национальной идентичности состояла из восьми пунктов, например: «Я счастлив быть частью русской культуры» (a=0,91 — в России; a=0,88 — в Болгарии).
Советская/коммунистическая идентичность представляла собой модификацию шкалы национальной идентификации и также состояла из восьми пунктов, например: «Я горжусь тем, что я советский человек/ коммунист» (a=0,92 — в России; a=0,90 — в Болгарии).
Религиозная идентичность измерялась шестью пунктами, например: «Я сильно отождествляю себя с христианами» (а=0,98 — России; а=0,97 — в Болгарии).
Шкалы региональной (например: «Я ощущаю сильное чувство принадлежности к месту, где я родился/ась») и европейской (например: «Я чувствую сильную привязанность к Европе») идентичности представляли собой модификации шкалы религиозной идентичности (а=0,94 — в России; а=0,96 — в Болгарии; а=0,94 — в России; а=0,94 — в Болгарии соответственно).
Отношение к представителям других наций измерялось при помощи аффективных оценок и уровня воспринимаемой социальной дистанции.
Для измерения аффективных оценок участники указали, насколько им симпатичны представители предложенных национальных групп по шкале от 1 — «совсем не симпатичны» до 5 — «очень симпатичны». В целях исследования использовалась средняя обобщенная оценка, включающая индивидуальные оценки каждого респондента по отношению ко всем представителям других наций (а=0,89 — в России; а=0,77 — в Болгарии).
Воспринимаемая социальная дистанция измерялась с помощью шкалы социальной дистанции Богардуса, переведенной на русский язык [Панина, 2005], где участники указали свою готовность принять представителей других стран, рассматривая 7 вариантов ответа, варьирующихся по степени близости контактов: от «В качестве членов моей семьи» до «Вообще не допускал бы в Россию/Болгарию» (а=0,93 — в России; а=0,89 — в Болгарии).
Статистическая обработка данных
Полученные данные были проанализированы с использованием описательной статистики, коэффициента надежности-согласованности альфа Кронбаха, корреляционного анализа, многофакторного дисперсного анализа при помощи программного обеспечения SPSS 23. Также был проведен анализ латентных профилей [Muthén, 2002] на основе степени социальной идентификации и отношения к представителям других народов, с использованием метода максимального правдоподобия (MLR), доступного в Mplus 7.11. Модели для обеих стран были оценены с использованием 5000 случайных наборов начальных значений с 100 итерациями.
Результаты
Средние значения, стандартные отклонения и корреляции переменных представлены в табл. 2.
Для проверки гипотез исследования были построены четыре модели по данным каждой страны с разным количеством латентных профилей (от двух до пяти). Oптимальная модель латентных профилей для российской выборки показала, что россияне в выборке относятся к четырем профилям. Четырехпрофильная латентная модель показала более низкие значения Байесовского информационного критерия с поправкой на размер выборки (SSBIC=4691,55) и значения параметрического теста отношения правдоподобия для k-1 (H0) vs. k классов (BLRT=61,07; p<0,001) по сравнению с другими моделями и значимые показатели тестов отношения правдоподобия (VLMR=61,07; p<0,05; adj. LMR=59,70; p<0,05).
Результаты, приведенные в табл. 3, показывают, что в каждом из профилей имеется достаточное количество случаев в диапазоне от 37 до 73.
Оптимальная модель латентных профилей для болгарской выборки состояла из трех профилей. Трехпрофильная латентная модель показала более низкие значения Байесовского информационного критерия с поправкой на размер выборки (SSBIC=5331,28) и значения параметрического теста отношения правдоподобия для k-1 (H0) vs. k классов (BLRT=73,81; p<0,001) по сравнению с другими моделями и значимые показатели тестов отношения правдоподобия (VLMR=73,81; p<0,05; adj. LMR=72,20; p<0,05). Результаты, приведенные в табл. 3, показывают, что в каждом из профилей имеется достаточное количество случаев в диапазоне от 42 до 189.
Апостериорные вероятности (в России [1,00— 0,86], в Болгарии [1,00—0,90]) показали, что люди принадлежат к назначенным им профилям и классы в обеих моделях отличаются друг от друга (табл. 4).
Результаты межпрофильного многофакторного дисперсионного анализа указали на то, что в целом существуют значимые различия между профилями по используемым классификационным переменным. Значимые различия наблюдались: в России — по отношению к национальной идентичности (F(3, 230)=25,48; p<0,001), советской идентичности (F(3, 230)=26,09; p<0,001), европейской идентичности (F(3, 230)=4,45; p<0,01), региональной идентичности (F(3, 230)=173,72; p<0,001), религиозной идентичности (F(3, 230)=40,72; p<0,001), аффективным оценкам (F(3, 230)=26,05; p<0,001) и воспринимаемой социальной дистанции (F(3, 230)=210,38; p<0,001); в Болгарии — по отношению к национальной идентичности (F(2, 275)=23,94; p<0,001), советской идентичности (F(2, 275)=2,09; p>0,05), европейской идентичности (F(2, 275)=11,49; p<0,001), региональной идентичности (F(2, 275)=212,99; p<0,001), религиозной идентичности (F(2, 275)=24,69; p<0,00), аффективным оценкам (F(2, 275)=25,06; p<0,001) и воспринимаемой социальной дистанции (F(2, 275)=186,58; p<0,001).
В результате проведенного анализа были выделены 4 профиля россиян и 3 профиля болгар (рис. 1 и 2). В России профили имели следующие характеристики.
Профиль 1 (n=37) включает респондентов, у которых слабая идентификация со всеми категориями (национальной, советской, европейской, региональной и религиозной), но позитивные аффективные оценки представителей других наций и низкая воспринимаемая дистанция с ними. Этот профиль был назван «Интернационалисты».
Профиль 2 (n=58) состоит из респондентов, у которых сильная идентификация с государством, Европой и регионом, средние уровни идентификации с советским прошлым и религией, позитивные аффективные оценки представителей других наций и низкая воспринимаемая дистанция с ними. Они получили название «Европейцы».
Профиль 3 (n=73) составили те респонденты, у которых не сильно выражена идентификация со всеми групповыми идентичностями, более негативные аффективные оценки представителей других наций и высокая воспринимаемая дистанция с ними. Они были названы «Индивидуалисты».
Профиль 4 (n=66) включает тех респондентов, у которых сильная идентификация с государством, советским прошлым, регионом и религией, низкие уровни идентификации с Европой, более негативные аффективные оценки представителей других наций и высокая воспринимаемая дистанция с ними. Они были названы «Националисты».
Три профиля болгар были охарактеризованы следующим образом.
Профиль 1 (n=47) составили те респонденты, у которых слабо выражена идентификация со всеми групповыми идентичностями, более негативные аффективные оценки представителей других наций и высокая воспринимаемая дистанция с ними. Как и третий профиль российской выборки, они были названы «Индивидуалисты».
Профиль 2 (n=189) включает тех респондентов, у которых сильная идентификация с государством, регионом и религией, средние уровни идентификации с Европой и слабая коммунистическая идентичность. Кроме того, респонденты, вошедшие в этот профиль, показали более негативные аффективные оценки представителей других наций и высокую воспринимаемую дистанцию с ними. Похоже на русских, которые составили Профиль 4, они были названы «Националисты».
Профиль 3 (n=42) состоит из респондентов, у которых сильная идентификация с государством, Европой и регионом, религией, низкий уровень коммунистической идентификации, позитивные аффективные оценки представителей других наций и низкая воспринимаемая дистанция с ними. На основе их сходства с россиянами из второго профиля они были названы «Европейцы».
Обсуждение результатов
Данное исследование было направлено на изучение латентных профилей идентификации и отношения к представителям других наций в России и Болгарии с применением личностно-ориентированного подхода. Важно отметить, что полученные результаты соответствуют теории социальной категоризации и сильная групповая (культурно специфическая) идентификация сочеталась с менее позитивным отношением к другим [Brewer, 2001; Dovidio, 2000]. Кроме того, поскольку категории более высокого уровня более инклюзивны, чем категории более низкого уровня, наблюдались различные аттитюды к представителям других наций в сочетании с принадлежностью к определенной группе [Dovidio, 2000].
Представленные результаты свидетельствуют о том, что россияне могут быть классифицированы по одному из четырех профилей — Интернационалисты, Европейцы, Индивидуалисты, Националисты, в то время как болгары могут быть классифицированы по трем профилям — Европейцы, Индивидуалисты, Националисты.
Описательные статистики и корреляции между переменными в России и Болгарии
|
|
Россия |
Болгария |
||||||||||||||
|
м |
SD |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
М |
SD |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
|
|
1. Национальная идентичность |
3,64 |
0,88 |
1 |
|
|
|
|
|
4,24 |
0,69 |
1 |
|
|
|
|
|
|
2. Советская идентичность |
3,16 |
0,93 |
0,35*** |
1 |
|
|
|
|
2,03 |
0,80 |
-0,20 |
1 |
|
|
|
|
|
3. Европейская идентичность |
2,71 |
1,06 |
-0,4 |
-0,21** |
1 |
|
|
|
3,39 |
1,12 |
0,75 |
-0,19** |
1 |
|
|
|
|
4. Региональная идентичность |
3,36 |
1,04 |
0,41*** |
0,39*** |
0,9 |
1 |
|
|
3,80 |
1,18 |
0,43*** |
-0,02 |
0,17** |
1 |
|
|
|
5. Религиозная идентичность |
2,77 |
1.30 |
0,50*** |
0,29*** |
0,04 |
0,47*** |
1 |
|
3,31 |
1,31 |
0,36*** |
0,03 |
0,15* |
0,35*** |
1 |
|
|
6. Аффективные оценки |
3,09 |
0,94 |
0,06 |
-0,15* |
0,20** |
-0,12 |
-0,11 |
1 |
3,18 |
0,73 |
0,01 |
0,04 |
0,10 |
-0,05 |
-0,09 |
1 |
|
7. Социальная дистанция |
3,71 |
1,67 |
0,12 |
0,31*** |
-0,15* |
0,22** |
0,24*** |
-0,53*** |
4,57 |
1,35 |
0,04 |
0,01 |
-0,06 |
0,11 |
0,11 |
-0,44*** |
Результаты анализа латентных профилей в России и Болгарии: показатели соответствия, тесты отношения правдоподобия и распределение членов в каждом латентном профиле по странам
|
Профили |
Показатели соответствия |
Тесты отношения правдоподобия |
Распределение членов в профиле |
|||||||||
|
AIC |
BIC |
SSBIC |
Ей |
VLMR |
Adj, LMR |
BLRT |
1 |
2 |
з |
4 |
5 |
|
|
Россия |
||||||||||||
|
Два |
4775,13 |
4851,15 |
4781,42 |
0,75 |
196,57** |
192,16** |
196,57*** |
88 |
146 |
|
|
|
|
Три |
4725,77 |
4829,42 |
4734,34 |
0,80 |
65,37 |
63,90 |
65,37*** |
72 |
127 |
35 |
|
|
|
Четыре |
4680,69 |
4811,99 |
4691,55 |
0,80 |
61,07* |
59,70* |
61,07*** |
37 |
58 |
73 |
66 |
|
|
Пять |
4653,32 |
4812,26 |
4666,46 |
0,81 |
43,37 |
42,40 |
43,37*** |
36 |
36 |
69 |
65 |
28 |
|
Болгария |
||||||||||||
|
Два |
5375,38 |
5455,19 |
5385,43 |
0,82 |
151,79* |
148,49* |
151,79*** |
51 |
227 |
|
|
|
|
Три |
5317,57 |
5426,40 |
5331,28 |
0,86 |
73,81* |
72,20* |
73,81*** |
47 |
189 |
42 |
|
|
|
Четыре |
5286,02 |
5423,87 |
5303,38 |
0,85 |
47,55 |
46,52 |
47,55*** |
39 |
187 |
14 |
38 |
|
|
Пять |
5271,07 |
5437,94 |
5292,08 |
0,85 |
30,95 |
30,27 |
30,95*** |
14 |
39 |
И |
39 |
175 |
Таблица 4
Средние апостериорные вероятности, связанные с четырехпрофильной моделью в России и трехпрофильной моделью в Болгарии
|
Профили |
1 |
2 |
3 |
4 |
|
Россия |
||||
|
1 |
0,94 |
0,03 |
0,04 |
0,00 |
|
2 |
0,02 |
0,92 |
0,03 |
0,03 |
|
3 |
0,01 |
0,03 |
0,86 |
0,10 |
|
4 |
0,00 |
0,02 |
0,12 |
0,87 |
|
Болгария |
||||
|
1 |
0,91 |
0,06 |
0,02 |
|
|
2 |
0,03 |
0,95 |
0,03 |
|
|
3 |
0,01 |
0,05 |
0,94 |
|


Анализ продемонстрировал, что латентные профили представителей двух стран имеют свои количественные различия; однако с точки зрения качественных характеристик различные аспекты идентификации и межгрупповые отношения имеют некоторые сходные паттерны. В целом, ожидания относительно связи между категориями идентичности с разным уровнем инклюзивности и отношением к аутгруппам подтвердились. Так, профиль Националистов характеризовался высоким уровнем культурно обусловленной множественной идентичности и высокий уровень идентификации с культурно специфическими социальными идентичностями (национальная, региональная, религиозная идентичности) выступил вместе с менее позитивным отношением к внешним группам, подтверждая гипотезу 1. Здесь следует подчеркнуть, что содержание профиля Националистов показало также некоторые межкультурные особенности, связанные со специфической корреляционной структурой множественной идентичности в России и Болгарии.
Важно отметить, что большая часть болгарской выборки попала в профиль Националистов. С одной стороны, такие результаты могут быть связаны с тем, что в болгарском обществе популярна идея национального и территориального единства еще со времен поствоенного развития страны после освобождения от Османского рабства [Велев, 2005]. С другой стороны, в современном болгарском обществе широко распространен «семейный патриотизм», отражающий сильную принадлежность к семье и местным общинам [Коцева, 2014], а также наблюдается высокий уровень национальной идентификации в целом [Dimitrova, 2014].
Несмотря на культурное сходство двух стран [Hofstede, 2010; Magun, 2013; Schwartz], наблюдались различия в профилях идентификации и отношении к представителям других наций. Профиль Интернационалистов в России был охарактеризован относительно низкой и умеренной идентификацией со всеми категориями и более позитивным отношением к представителям других наций. Спецификация этого профиля частично подтвердила вторую гипотезу, так как такой профиль отсутствовал у болгар. Такие результаты могут быть связаны с эффектом мультикультурализма: полиэтническая среда России способствует расширению российского сознания до принятия людей всех наций [Литвинцева, 2017].
Профиль Европейцев характеризовался относительно высоким и умеренным уровнем культурно обусловленной множественной идентичности, но уровень европейской идентификации был самым высоким по сравнению со всеми остальными профилями в обеих странах. Более того, высокие уровни идентификации с более инклюзивной социальной идентичностью (т. е. европейской идентичностью) сочетались с более позитивным отношением к внешним группам, подтверждая третью гипотезу. Таким образом, результаты соответствуют существующей теории о взаимосвязи инклюзивности социальной идентичности и межгрупповых отношений [Dovidio, 2000].
Наконец, следует подчеркнуть, что в обеих выборках были обнаружены свидетельства присутствия Индивидуалистов, которые не идентифицируют себя сильно с культурно обусловленной множественной социальной идентичностью и не проявляют позитивное отношение к членам других национальных групп. Несмотря на то, что обе культуры коллективистские, в современном обществе наблюдается тенденция к индивидуализации в связи с процессами глобализации. Кроме того, исследования в периоде посткоммунистического развития России и Болгарии подтвердили приверженность представителей этих стран индивидуалистическим ценностям [Hampden-Turner, 2000].
Исследование вносит значительный вклад в существующую теорию, поскольку оно предлагает важные идеи об идентификации и межгрупповых отношениях в посткоммунистическом и постсоветском культурных контекстах. Однако следует отметить также наличие нескольких ограничений. В первую очередь, нужно поставить вопрос об объеме выборки и стратегии привлечения респондентов. Поскольку выборка была ограничена по размеру и представляет собой выборку согласных (convenient sample), полученные результаты нельзя обобщать. Для обобщения полученных результатов следует провести дальнейшие исследования с привлечением более крупной выборки, так как большие выборки могут выявить больше профилей идентификации и межгрупповых отношений.
Выводы
Данное исследование показало, что анализ латентных профилей может быть применен к процессам социальной идентификации и межгрупповых отношений. Кроме того, полученные профили, отражающие национальную, региональную, религиозную, европейскую и советскую/коммунистическую идентичности и аттитюды по отношению к представителям других наций продемонстрировали значимые различия в распределении переменных. Также результаты указали на то, что исследование закономерности переменных имеет место быть в современной науке, создает новые перспективы в разработке теории и позволяет сделать определенные выводы в сфере идентификации и межгрупповых отношений.