Шкала интеллектуальной оценки риска и ее связь с готовностью к риску и эмоциональным интеллектом

В современных исследованиях готовность к риску рассматривается в научных моделях, фокусирующих различия рискованности как диспозиционального свойства и фактора риска как ситуационной характеристики, как общего генерализованного или домен-специфичного свойства готовности к риску как проявляющей личностные структуры или же отражающей характеристики интеллектуальной сферы человека. В последнем случае речь идет не только о когнитивных оценках риска, но и о его принятии на основе размышлений (осознанный риск) или о риске «возможного в мышлении» [Корнилова, 1994], или даже о способности, получившей название «интеллектуальной оценки риска» [Evans, 2012].

Определение человека как склонного к риску (risk taker) является сложным, поскольку это не цельная характеристика, которая проявляет себя в разных контекстах. Вопрос о том, существует ли отдельная мотивация принятия риска в действии (risk-taking) или это многомерное свойство, пока не решен. Обширную область психодиагностических средств составляют опросники, предполагающие выделение рискованности как специальной черты, причем как генерализованной [Корнилова, 2010а; Highhouse, 2016; Zhang D.C, 2019], так и домен-специфичной [Blais A.-R, 2006].

Для характеристики личностной готовности к риску используются понятия: а) предрасположенность к риску (riskpropensity), рассматриваемая в качестве «кросс-ситуационной тенденции включаться в поведение с перспективой негативных последствий, например потери, вреда, провала» [Zhang D.C, 2019, p. 2], и б) готовность к риску (risk readiness), предполагающая активное принятие личностью вызовов со стороны неопределенности и направленность на позитивный исход. Второе, на наш взгляд, предпочтительнее, поскольку включает интенциональность позитивного принятия риска.

Разработки идеи личностной предрасположенности к риску легли в основу множества опросников. Однако в последнее десятилетие «готовность к риску» стали рассматривать и как когнитивную способность, чему способствовало издание книги «Рискованный интеллект» [Evans, 2012]. Ранее анализ риска в когнитивных исследованиях был представлен, в частности, «проспективной» моделью А. Тверски и Д. Канемана (A. Tversky, D. Kahneman). Но постепенно утверждалась связь эмоциональной сферы с принятием риска; в своей последней книге Д. Канеман пишет уже об «эмоциональном фрейминге», который первоначально выступал когнитивным феноменом [Kahneman, 2011]. П. Словик и Э. Питерс (P. Slavic, E. Peters) от общей мысли о том, что понимание динамики между аффектом и разумом означает «улучшение решений, связанных с риском», пришли к выделению двух процессов — «риска как чувства» и «риска как анализа» и продемонстрировали, в частности, снятие ориентировки на вероятности при включении чувства риска [Slovic, 2006]. Ряд исследований показывает, что люди менее чувствительны к изменениям вероятности в богатых на аффекты рискованных вариантах, что моделируется более изогнутой весовой функцией вероятности, т. е. ее отклонением от стандартной формы, отражающей переоценки малых вероятностей и недооценки средних и больших вероятностей [Petrova, 2019].

В системе индивидуальных свойств готовность к риску относят к разным уровням, связывая ее со свойствами темперамента и ценностными ориентирами, со стабильными чертами или стилевыми особенностями динамического контроля неопределенности. Всем этим аспектам соответствуют устанавливаемые связи готовности к риску (общей или домен-специфичной) с импульсивностью или направленностью на поиск ощущений, с тревожностью или преобладанием имплицитного позитивного/негативного аффекта, с чертами Большой пятерки. Однако готовность к риску (risk readiness) не совпадает с импульсивностью как снижением контроля [Eysenck, 1978] или склонностью к поиску ощущений (sensation seeking), предполагающими добровольный поиск необычных и рискованных событий [Zuckerman, 2015]. В качестве латентной переменной принятие неопределенности и риска манифестировалось в исследованиях толерантности к неопределенности (ТН) и интуитивного стиля [Корнилова, 2017; Корнилова, 2010а]. Оно включает эмоциональное отношение к неопределенности (приближение, а не избегание) и продуктивные характеристики, обозначаемые связями с креативно­стью [Charyton, 2013; Pavlova, 2016; Sternberg, 1996].

Готовность к риску понимается нами как готовность к принятию решений (ПР) в условиях неопределенности или шанса при недостаточности ориентиров или контроля над ситуацией. Именно связь с ПР, а не только интенциональная направленность отвечать вызовам со стороны неопределенности, характеризует интеллектуальную составляющую принятия риска.

Риск и неопределенность. Отметим разграничение ситуаций риска и ситуаций неопределенности. Дело в том, что неопределенность может рассматриваться как качественно или количественно определяемое событие. Ф. Найт (F. Knight), основатель Чикагской экономической школы, отнес риск только к случаям так называемой измеримой неопределенности [Knight, 1921]. К. Вольц и Г. Гигеренцер (K. Volz, G. Gigerenzer) использовали разграничение «мира неопределенности» и «мира риска», как «большого» и «малых» миров [Volz, 2012]. В мире риска человеку, принимающему решение, известны все условия — заданы все альтернативы, известны все вероятности и последствия выбора каждой из них. Но в мире неопределенности, который включает неизвестное будущее, применение Байе­совских правил было бы «верхом глупости» [Volz, 2012, p. 106]. Эвристики — это наиболее приемлемый при ПР человеком путь, реализующий принцип экологической рациональности [Gigerenzer, 2015].

Отношение человека к неопределенности и риску стало обсуждаться в контексте эмоциональных компонентов — широко понятого аффекта [Anderson, 2019; Suter, 2016] — и динамических регулятивных систем ПР [Корнилова, 2016]. На материале опросников показано, в частности, что готовность к риску положительно связана не только с толерантностью к неопределенности (ТН), но и с рядом компонентов эмоционального интеллекта [Pavlova, 2016].

Для анализа же личностной готовности к риску ключевым выступает обращение к понятиям ТН — так называемой толерантности к неоднозначности (tolerance of ambiguity) и толерантности к неопределенности (tolerance of uncertainty). Введенные Э. Френкель-Брунсвик (E. Frenkel- Brunswik), эти понятия изначально распространялись как на эмоциональную, так и на когнитивную сферу [Frenkel-Brunswick, 1949; Frenkel-Brunswick, 1948]. Неопределенность (uncertainty) в большей степени связывается с вероятностными условиями, а неоднозначность (ambiguity) — с двусмысленностью, неясностью, противоречивостью условий [Корнилова, 2010]. В обзоре современного использования этих понятий ТН А. Фернхем и Дж. Маркс (A. Furnham, J. Marks) пришли к предположению, что по отношению к личностным свойствам Большой пятерки толерантность к неоднозначности нужно рассматривать как фактор второго или третьего порядка, поскольку он относится ко всей зоне входящих в пятерку черт [Furnham, 2013].

Выявлялись гендерные различия в принятии рискованных решений и ТН: мужчины склонны принимать на себя б ольшие риски. Т. Деветт (T. Dewett) отметил, что это связано с культурными особенностями [Dewett, 2006]. В сравнении российской и азербайджанской выборок была показана большая интолерантность к неопределенности у азербайджанских мужчин [Kornilova, 2015].

Стало формироваться и представление о когнитивной толерантности к риску, которая может провоцировать мышление более высокого уровня и способствует выражению идей несмотря на потенциальную оппозицию [Charyton, 2013]. Показано, что лица с высокой тревожностью склонны негативно оценивать неопределенность в разных типах ситуаций выбора (эксперименты на фрейминг, азартные игры, шкалы восприятия риска, ПР о здоровье) и демонстрируют отвержение риска [Hartley, 2012]. Повышение согласия и сознательности также демонстрируют снижение ри - ска, в то время как экстраверсия и открытость обычно способствуют принятию риска «для расширения своих горизонтов через опыт новых и необычных ситуаций, а не для того, чтобы нарушать социальные нормы» [Lauriola, 2018, p. 19].

При некотором скептицизме по отношению к самоотчетным методикам [Lönnqvist J.-E, 2015], они все же остаются важным диагностическим средством выявления индивидуальных различий, позволяющим делать прогнозы о действенном принятии риска.

Учитывая особенности двузначного понимания готовности к риску — в единстве интеллектуального и личностного аспектов — и отсутствие в арсенале отечественных психодиагностических средств сходной методики, мы поставили целью апробировать опросник «Шкала интеллектуальной оценки риска» (Subjective Risk Intelligence Scale) [Craparo, 2018].

Шкала интеллектуальной оценки риска. Особенности регуляции принятия риска трудно отделить от восприятия риска и его личностных категоризаций. Этому соединению когнитивных и личностных составляющих соответствует понятие «интеллектуальной оценки риска», использованное авторами [Craparo, 2018] для создания опросника ШИОР. Авторы следуют за Эвансом, который определял интеллектуальную оценку риска как способность адекватно оценивать вероятности исходов [Evans, 2012]. Конструкт интеллектуальной оценки риска определяется им как индивидуальное, многомерное психологическое свойство, которое обозначает способность эффективно оценивать «за» и «против» решений в ситуациях, в которых не все исходы могут быть спрогнозированы [Craparo, 2018, p. 968]. Эта способность не только позволяет человеку в целом лучше управлять своей жизнью, но и помогает воспринимать рискованные ситуации без ухудшения качества суждений и рассматривать неопределенность как возможность.

Итак, авторами в опросник ШИОР включены 4 шкалы, диагностируемые 21 пунктом.

1.    Воображение (Imaginative Capability). Эта шкала связана с креатив­ностью и ориентацией на исследование и принятие нового, включает в себя генерацию новых и потенциально полезных идей, а акцент ставиться на проявлении инициативы и оригинальности.

2.    Самоэффективность при решении проблем (Problem Solving Self­Efficacy), которая включает в себя самоконтроль при ПР, уверенность в себе и веру в свою способность справляться с ситуациями. Далее мы говорим о принятии решений (а не решении проблем), поскольку последнему соответствует содержание пунктов опросника.

3.    Эмоциональная ранимость (Emotional Stress Vulnerability). Шкала измеряет способность модулировать эмоциональные реакции в стрессовых ситуациях. У людей с высокой ранимостью стресс может оказывать негативное влияние на концентрацию, внимание, работу и другие важные области функционирования.

4.    Непринятие неопределенности (Negative Attitude toward Uncertainty). Эта шкала отражает эмоциональные реакции негативного плана на неопределенность, общую ориентацию на избегание риска при ПР в ситуациях с неопределенными результатами.

Авторами была показана связь методики со всеми шкалами Большой пятерки (в первую очередь с экстраверсией и эмоциональной стабильность), копинг-стратегиями (общий бал связан с адаптивными копинг- стратегиями, а также избеганием) [Craparo, 2018]. Однако методика является достаточно новой, и пока не наработано достаточно материала о ее связях с другими конструктами.

На наш взгляд, ШИОР не диагностирует характерологические черты, а отражает, скорее, особенности образа мира субъекта, проявляющиеся в отношении риска, что соотносится с представлением о динамическом контроле неопределенности [Смирнов, 2016]. Таким образом, при апробации необходимо выявить связи ШИОР с толерантностью и интолерантностью к неопределенности. Если же включать в это понятие аспект способности, то исследовательской задачей становится прояснение вопроса о том, в какой степени Шкала интеллектуальной оценки риска коррелирует с эмоциональным интеллектом, относительно которого продолжаются дискуссии о понимании его как способности или черты [Bar-On, 2006; Mayer, 1997], что не было сделано его авторами. При разработке методики показана связь ШИОР с показателями самооценочной методики на диагностику эмоционального интеллекта (положительная для шкал воображения и самоффективности при ПР и негативная — для эмоциональной ранимости и непринятия неопределенности [см.: 13]), но не проведено разделение разных составляющих эмоционального интеллекта.

Цели исследования: 1) апробировать опросник Шкала интеллектуальной оценки риска (ШИОР) на российской выборке; 2) прояснить связи ШИОР с готовностью к риску, толерантностью к неопределенности и эмоциональным интеллектом.

Гипотезы.

1.    На российской выборке удастся воспроизвести 4-х-факторную структуру опросника.

2.    Неприятие неопределенности — как шкала ШИОР — должно быть отрицательно связано с готовностью к риску и толерантностью к неопределенности (по другому валидизированному опроснику).

3.    Готовность к риску и толерантность к неопределенности как личностные свойства должны быть положительно связаны со шкалами са­моэффективности при принятии решений, воображения и позитивного принятия неопределенности (в противоположность неприятию).

4.    Эмоциональная ранимость должна выступить в положительной связи с неприятием неопределенности (как переживанием угроз со стороны неопределенности) и в отрицательной — с эмоциональным интеллектом.

Метод

Выборку составили 588 человек, 473 женщины и 115 мужчин в возрасте от 17 до 80 лет (М = 27,09; SD=10,35). Из них 260 человек проходили онлайн-тестирование с помощью специальной платформы в Интернете, а 328 человек — очное, индивидуально или в малых группах. Около 500 человек — студенты; остальные — работающие взрослые.

Методики. В исследовании были использованы следующие методики.

1.    Опросник «Шкала интеллектуальной оценки риска» (ШИОР) — включает 21 пункт с 5-балльной оценкой согласия, объединяемые в 4 указанные выше шкалы [Craparo, 2018]. Опросник переводился двумя психологами, владеющими английским языком (Приложение).

2.    Опросник «Личностные факторы принятия решений» (ЛФР-21) — включает также 21 пункт. Измеряет готовность к риску как готовность и умение принимать решения в условиях неопределенности и «ловить шанс» и рациональность как стремление к максимальному сбору информации при принятии решений [Корнилова, 2010а].

3.    Новый опросник толерантности к неопределенности (НТН) [Корнилова, 2010]. Опросник сконструирован на основе объединения А. Фернхемом четырех более ранних опросников и в русскоязычной адаптации включает 33 пункта и три шкалы: (а) толерантность к неопределенности, (б) интолерантность к неопределенности и (в) межличностную интолерантность к неопределенности — как неприятие неопределенности и двусмысленности в межличностных отношениях.

4.    Опросник на эмоциональный интеллект ЭмИн — базируется на понимании эмоционального интеллекта (ЭИ) как способности, но измеряет ЭИ на основании самоотчетов. Включает 46 пунктов и шкалы межличностного и внутриличностного ЭИ, понимания эмоций и управления эмоциями|6|.

Результаты

Сырые данные подверглись эксплораторному факторному анализу методом главных компонент с использованием вращения Варимакс, согласно которому следует выделять 4 фактора. С использованием пакета lavaan программной среды R [Rosseel, 2012] был проведен конфирматорный факторный анализ, в котором проверялись следующие модели: однофакторная модель (CFI=0,676; TLI=0,64), четырехфакторная модель в варианте авторов методики (CFI=0,908; TLI=0,895), четырехфакторная модель по результатам эксплораторного факторного анализа (CFI=0,933; TLI=0,923). По результатам КФА, наилучшими индексами пригодности обладает четырехфак­торная модель c исключенным пункта 11: х2=450,458; DF=162; p=0,000; CFI=0,95; TLI=0,941; RMSEA=0,058 (90% CI — 0,052—0,065). Факторы и соответствующие им пункты представлены в Приложении, а показатели а Кронбаха — как внутренней согласованности шкал — в табл. 1. Графически модель (включая факторные нагрузки) представлена на рис. 1.

Таблица 1

Показатели а Кронбаха для шкал опросника ШИОР

Различия по полу устанавливались с помощью t-критерия Стьюдента для независимых выборок и критерия равенства дисперсий Ливиня; значимые различия представлены в табл. 2. Было выявлено, что у женщин выше неприятие неопределенности, а у мужчин — самоэффективность при принятии решений и воображение.

Связи между показателями ШИОР и личностными переменными рассчитывались с использованием коэффициента корреляции r Спир­мена (табл. 3).

Рис. 1. Конфирматорная факторная модель структуры опросника (стандартизованное решение). На рисунке не показаны остаточные дисперсии

Таблица 2

Различия между мужчинами и женщинами (t-критерий Стьюдента)

Также нами установлена связь толерантности к неопределенности с управлением чужими эмоциями (г=0,222; р=0,050), интолерантности к неопределенности с пониманием своих эмоций (г=0,322; р=0,004) и пониманием эмоций в целом (г=0,318; р=0,004), а также отрицательная связь межличностной интолерантности к неопределенности с управлением своими эмоциями (rs= -0,379; р=0,001), контролем экспрессии (rs= -0,236; р=0,036), общим внутриличностным интеллектом (rs= -0,232; р=0,039) и общим управлением эмоциями (г= -0,360; р=0,001).

Обсуждение результатов

Установленная факторная структура опросника ШИОР и показатели внутренней согласованности шкал позволяют считать психометрические показатели опросника хорошими и принять гипотезу 1 о воспроизводимости его структуры на российской выборке. Положительные связи эмоциональной ранимости с неприятием неопределенности, с одной стороны, и воображения с самоэффективностью при принятии решений, с другой, соответствуют содержательной интерпретации двух сочетаний выделенных шкал как фиксирующих эмоциональный и когнитивный компоненты восприятия и отношения к неопределенности. Однако, хотя две последние шкалы свидетельствуют о когнитивной, причем продуктивной, составляющей принятия риска, остается вопросом общая трактовка шкал опросника как шкал интеллектуальной оценки риска, а не личностного отношения к риску. И в выделенных сочетаниях явно задано смешение эмоционального аспекта с негативным, а когнитивного — с позитивным отношением к неопределенности.