Шкала интеллектуальной оценки риска и ее связь с готовностью к риску и эмоциональным интеллектом

1341

Аннотация

Представлены результаты апробации опросника «Шкала интеллектуальной оценки риска» (Craparo et al., 2018) на русскоязычной выборке. Проверялись гипотезы о связях ШИОР с переменными принятия неопределенности и риска и эмоционального интеллекта. Выборку составили 588 человек, 473 женщины и 115 мужчин (Мвозр=27,09; SD=10,35). Из них 260 человек проходили тестирование онлайн, а остальные — очное. Применялись методики: «Шкала интеллектуальной оценки риска» (ШИОР); Новый опросник толерантности к неопределенности; опросники «Личностные факторы принятия решений» и эмоционального интеллекта (ЭмИН). Согласно результатам эксплораторного и конфирматорного факторного анализов установлена четырехфакторная структура опросника, аналогичная авторской. Выявлены диады коррелирующих шкал, демонстрирующие эмоциональное неприятие неопределенности и когнитивное продуктивное принятие. «Неприятие неопределенности» и «Эмоциональная ранимость» тем выше, чем ниже эмоциональный интеллект, готовность к риску и толерантность к неопределенности. «Самоэффективность при принятии проблем» и «Воображение» тем выше, чем выше эмоциональный интеллект, готовность к риску и толерантность к неопределенности. Хорошие психометрические характеристики ШИОР позволяют рекомендовать опросник как надежное средство диагностики отношения человека к неопределенности и риску; но остается под вопросом понимание субъективного риска как свойства личностной или когнитивной сферы.

Общая информация

Ключевые слова: личность, индивидуальные различия, готовность к риску, глобальные риски, эмоциональный интеллект, толерантность к неопределенности

Рубрика издания: Апробация и валидизация методик

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/cpp.2020280404

Финансирование. Исследование было поддержано грантом РФФИ № 19-29- 07069 «Эмоционально-мнемические составляющие человеческого капитала».

Для цитаты: Корнилова Т.В., Павлова Е.М. Шкала интеллектуальной оценки риска и ее связь с готовностью к риску и эмоциональным интеллектом // Консультативная психология и психотерапия. 2020. Том 28. № 4. С. 59–78. DOI: 10.17759/cpp.2020280404

Полный текст

 

 

В современных исследованиях готовность к риску рассматривается в научных моделях, фокусирующих различия рискованности как диспозиционального свойства и фактора риска как ситуационной характеристики, как общего генерализованного или домен-специфичного свойства готовности к риску как проявляющей личностные структуры или же отражающей характеристики интеллектуальной сферы человека. В последнем случае речь идет не только о когнитивных оценках риска, но и о его принятии на основе размышлений (осознанный риск) или о риске «возможного в мышлении» [3], или даже о способности, получившей название «интеллектуальной оценки риска» [15].

Определение человека как склонного к риску (risk taker) является сложным, поскольку это не цельная характеристика, которая проявляет себя в разных контекстах. Вопрос о том, существует ли отдельная мотивация принятия риска в действии (risk-taking) или это многомерное свойство, пока не решен. Обширную область психодиагностических средств составляют опросники, предполагающие выделение рискованности как специальной черты, причем как генерализованной [5; 22; 36], так и домен-специфичной [11].

Для характеристики личностной готовности к риску используются понятия: а) предрасположенность к риску (riskpropensity), рассматриваемая в качестве «кросс-ситуационной тенденции включаться в поведение с перспективой негативных последствий, например потери, вреда, провала» [36, p. 2], и б) готовность к риску (risk readiness), предполагающая активное принятие личностью вызовов со стороны неопределенности и направленность на позитивный исход. Второе, на наш взгляд, предпочтительнее, поскольку включает интенциональность позитивного принятия риска.

Разработки идеи личностной предрасположенности к риску легли в основу множества опросников. Однако в последнее десятилетие «готовность к риску» стали рассматривать и как когнитивную способность, чему способствовало издание книги «Рискованный интеллект» [15]. Ранее анализ риска в когнитивных исследованиях был представлен, в частности, «проспективной» моделью А. Тверски и Д. Канемана (A. Tversky, D. Kahneman). Но постепенно утверждалась связь эмоциональной сферы с принятием риска; в своей последней книге Д. Канеман пишет уже об «эмоциональном фрейминге», который первоначально выступал когнитивным феноменом [23]. П. Словик и Э. Питерс (P. Slavic, E. Peters) от общей мысли о том, что понимание динамики между аффектом и разумом означает «улучшение решений, связанных с риском», пришли к выделению двух процессов — «риска как чувства» и «риска как анализа» и продемонстрировали, в частности, снятие ориентировки на вероятности при включении чувства риска [32]. Ряд исследований показывает, что люди менее чувствительны к изменениям вероятности в богатых на аффекты рискованных вариантах, что моделируется более изогнутой весовой функцией вероятности, т. е. ее отклонением от стандартной формы, отражающей переоценки малых вероятностей и недооценки средних и больших вероятностей [30].

В системе индивидуальных свойств готовность к риску относят к разным уровням, связывая ее со свойствами темперамента и ценностными ориентирами, со стабильными чертами или стилевыми особенностями динамического контроля неопределенности. Всем этим аспектам соответствуют устанавливаемые связи готовности к риску (общей или домен-специфичной) с импульсивностью или направленностью на поиск ощущений, с тревожностью или преобладанием имплицитного позитивного/негативного аффекта, с чертами Большой пятерки. Однако готовность к риску (risk readiness) не совпадает с импульсивностью как снижением контроля [16] или склонностью к поиску ощущений (sensation seeking), предполагающими добровольный поиск необычных и рискованных событий [37]. В качестве латентной переменной принятие неопределенности и риска манифестировалось в исследованиях толерантности к неопределенности (ТН) и интуитивного стиля [4; 5]. Оно включает эмоциональное отношение к неопределенности (приближение, а не избегание) и продуктивные характеристики, обозначаемые связями с креативно­стью [12; 29; 33].

Готовность к риску понимается нами как готовность к принятию решений (ПР) в условиях неопределенности или шанса при недостаточности ориентиров или контроля над ситуацией. Именно связь с ПР, а не только интенциональная направленность отвечать вызовам со стороны неопределенности, характеризует интеллектуальную составляющую принятия риска.

Риск и неопределенность. Отметим разграничение ситуаций риска и ситуаций неопределенности. Дело в том, что неопределенность может рассматриваться как качественно или количественно определяемое событие. Ф. Найт (F. Knight), основатель Чикагской экономической школы, отнес риск только к случаям так называемой измеримой неопределенности [24]. К. Вольц и Г. Гигеренцер (K. Volz, G. Gigerenzer) использовали разграничение «мира неопределенности» и «мира риска», как «большого» и «малых» миров [35]. В мире риска человеку, принимающему решение, известны все условия — заданы все альтернативы, известны все вероятности и последствия выбора каждой из них. Но в мире неопределенности, который включает неизвестное будущее, применение Байе­совских правил было бы «верхом глупости» [35, p. 106]. Эвристики — это наиболее приемлемый при ПР человеком путь, реализующий принцип экологической рациональности [20].

Отношение человека к неопределенности и риску стало обсуждаться в контексте эмоциональных компонентов — широко понятого аффекта [9; 34] — и динамических регулятивных систем ПР [2]. На материале опросников показано, в частности, что готовность к риску положительно связана не только с толерантностью к неопределенности (ТН), но и с рядом компонентов эмоционального интеллекта [29].

Для анализа же личностной готовности к риску ключевым выступает обращение к понятиям ТН — так называемой толерантности к неоднозначности (tolerance of ambiguity) и толерантности к неопределенности (tolerance of uncertainty). Введенные Э. Френкель-Брунсвик (E. Frenkel- Brunswik), эти понятия изначально распространялись как на эмоциональную, так и на когнитивную сферу [17; 18]. Неопределенность (uncertainty) в большей степени связывается с вероятностными условиями, а неоднозначность (ambiguity) — с двусмысленностью, неясностью, противоречивостью условий [1]. В обзоре современного использования этих понятий ТН А. Фернхем и Дж. Маркс (A. Furnham, J. Marks) пришли к предположению, что по отношению к личностным свойствам Большой пятерки толерантность к неоднозначности нужно рассматривать как фактор второго или третьего порядка, поскольку он относится ко всей зоне входящих в пятерку черт [19].

Выявлялись гендерные различия в принятии рискованных решений и ТН: мужчины склонны принимать на себя б ольшие риски. Т. Деветт (T. Dewett) отметил, что это связано с культурными особенностями [14]. В сравнении российской и азербайджанской выборок была показана большая интолерантность к неопределенности у азербайджанских мужчин [25].

Стало формироваться и представление о когнитивной толерантности к риску, которая может провоцировать мышление более высокого уровня и способствует выражению идей несмотря на потенциальную оппозицию [12]. Показано, что лица с высокой тревожностью склонны негативно оценивать неопределенность в разных типах ситуаций выбора (эксперименты на фрейминг, азартные игры, шкалы восприятия риска, ПР о здоровье) и демонстрируют отвержение риска [21]. Повышение согласия и сознательности также демонстрируют снижение ри - ска, в то время как экстраверсия и открытость обычно способствуют принятию риска «для расширения своих горизонтов через опыт новых и необычных ситуаций, а не для того, чтобы нарушать социальные нормы» [26, p. 19].

При некотором скептицизме по отношению к самоотчетным методикам [27], они все же остаются важным диагностическим средством выявления индивидуальных различий, позволяющим делать прогнозы о действенном принятии риска.

Учитывая особенности двузначного понимания готовности к риску — в единстве интеллектуального и личностного аспектов — и отсутствие в арсенале отечественных психодиагностических средств сходной методики, мы поставили целью апробировать опросник «Шкала интеллектуальной оценки риска» (Subjective Risk Intelligence Scale) [13].

Шкала интеллектуальной оценки риска. Особенности регуляции принятия риска трудно отделить от восприятия риска и его личностных категоризаций. Этому соединению когнитивных и личностных составляющих соответствует понятие «интеллектуальной оценки риска», использованное авторами [13] для создания опросника ШИОР. Авторы следуют за Эвансом, который определял интеллектуальную оценку риска как способность адекватно оценивать вероятности исходов [15]. Конструкт интеллектуальной оценки риска определяется им как индивидуальное, многомерное психологическое свойство, которое обозначает способность эффективно оценивать «за» и «против» решений в ситуациях, в которых не все исходы могут быть спрогнозированы [13, p. 968]. Эта способность не только позволяет человеку в целом лучше управлять своей жизнью, но и помогает воспринимать рискованные ситуации без ухудшения качества суждений и рассматривать неопределенность как возможность.

Итак, авторами в опросник ШИОР включены 4 шкалы, диагностируемые 21 пунктом.

1.    Воображение (Imaginative Capability). Эта шкала связана с креатив­ностью и ориентацией на исследование и принятие нового, включает в себя генерацию новых и потенциально полезных идей, а акцент ставиться на проявлении инициативы и оригинальности.

2.    Самоэффективность при решении проблем (Problem Solving Self­Efficacy), которая включает в себя самоконтроль при ПР, уверенность в себе и веру в свою способность справляться с ситуациями. Далее мы говорим о принятии решений (а не решении проблем), поскольку последнему соответствует содержание пунктов опросника.

3.    Эмоциональная ранимость (Emotional Stress Vulnerability). Шкала измеряет способность модулировать эмоциональные реакции в стрессовых ситуациях. У людей с высокой ранимостью стресс может оказывать негативное влияние на концентрацию, внимание, работу и другие важные области функционирования.

4.    Непринятие неопределенности (Negative Attitude toward Uncertainty). Эта шкала отражает эмоциональные реакции негативного плана на неопределенность, общую ориентацию на избегание риска при ПР в ситуациях с неопределенными результатами.

Авторами была показана связь методики со всеми шкалами Большой пятерки (в первую очередь с экстраверсией и эмоциональной стабильность), копинг-стратегиями (общий бал связан с адаптивными копинг- стратегиями, а также избеганием) [13]. Однако методика является достаточно новой, и пока не наработано достаточно материала о ее связях с другими конструктами.

На наш взгляд, ШИОР не диагностирует характерологические черты, а отражает, скорее, особенности образа мира субъекта, проявляющиеся в отношении риска, что соотносится с представлением о динамическом контроле неопределенности [8]. Таким образом, при апробации необходимо выявить связи ШИОР с толерантностью и интолерантностью к неопределенности. Если же включать в это понятие аспект способности, то исследовательской задачей становится прояснение вопроса о том, в какой степени Шкала интеллектуальной оценки риска коррелирует с эмоциональным интеллектом, относительно которого продолжаются дискуссии о понимании его как способности или черты [10; 28], что не было сделано его авторами. При разработке методики показана связь ШИОР с показателями самооценочной методики на диагностику эмоционального интеллекта (положительная для шкал воображения и самоффективности при ПР и негативная — для эмоциональной ранимости и непринятия неопределенности [см.: 13]), но не проведено разделение разных составляющих эмоционального интеллекта.

Цели исследования: 1) апробировать опросник Шкала интеллектуальной оценки риска (ШИОР) на российской выборке; 2) прояснить связи ШИОР с готовностью к риску, толерантностью к неопределенности и эмоциональным интеллектом.

Гипотезы.

1.    На российской выборке удастся воспроизвести 4-х-факторную структуру опросника.

2.    Неприятие неопределенности — как шкала ШИОР — должно быть отрицательно связано с готовностью к риску и толерантностью к неопределенности (по другому валидизированному опроснику).

3.    Готовность к риску и толерантность к неопределенности как личностные свойства должны быть положительно связаны со шкалами са­моэффективности при принятии решений, воображения и позитивного принятия неопределенности (в противоположность неприятию).

4.    Эмоциональная ранимость должна выступить в положительной связи с неприятием неопределенности (как переживанием угроз со стороны неопределенности) и в отрицательной — с эмоциональным интеллектом.

Метод

Выборку составили 588 человек, 473 женщины и 115 мужчин в возрасте от 17 до 80 лет (М = 27,09; SD=10,35). Из них 260 человек проходили онлайн-тестирование с помощью специальной платформы в Интернете, а 328 человек — очное, индивидуально или в малых группах. Около 500 человек — студенты; остальные — работающие взрослые.

Методики. В исследовании были использованы следующие методики.

1.    Опросник «Шкала интеллектуальной оценки риска» (ШИОР) — включает 21 пункт с 5-балльной оценкой согласия, объединяемые в 4 указанные выше шкалы [13]. Опросник переводился двумя психологами, владеющими английским языком (Приложение).

2.    Опросник «Личностные факторы принятия решений» (ЛФР-21) — включает также 21 пункт. Измеряет готовность к риску как готовность и умение принимать решения в условиях неопределенности и «ловить шанс» и рациональность как стремление к максимальному сбору информации при принятии решений [5].

3.    Новый опросник толерантности к неопределенности (НТН) [1]. Опросник сконструирован на основе объединения А. Фернхемом четырех более ранних опросников и в русскоязычной адаптации включает 33 пункта и три шкалы: (а) толерантность к неопределенности, (б) интолерантность к неопределенности и (в) межличностную интолерантность к неопределенности — как неприятие неопределенности и двусмысленности в межличностных отношениях.

4.    Опросник на эмоциональный интеллект ЭмИн — базируется на понимании эмоционального интеллекта (ЭИ) как способности, но измеряет ЭИ на основании самоотчетов. Включает 46 пунктов и шкалы межличностного и внутриличностного ЭИ, понимания эмоций и управления эмоциями|6|.

Результаты

Сырые данные подверглись эксплораторному факторному анализу методом главных компонент с использованием вращения Варимакс, согласно которому следует выделять 4 фактора. С использованием пакета lavaan программной среды R [31] был проведен конфирматорный факторный анализ, в котором проверялись следующие модели: однофакторная модель (CFI=0,676; TLI=0,64), четырехфакторная модель в варианте авторов методики (CFI=0,908; TLI=0,895), четырехфакторная модель по результатам эксплораторного факторного анализа (CFI=0,933; TLI=0,923). По результатам КФА, наилучшими индексами пригодности обладает четырехфак­торная модель c исключенным пункта 11: х2=450,458; DF=162; p=0,000; CFI=0,95; TLI=0,941; RMSEA=0,058 (90% CI — 0,052—0,065). Факторы и соответствующие им пункты представлены в Приложении, а показатели а Кронбаха — как внутренней согласованности шкал — в табл. 1. Графически модель (включая факторные нагрузки) представлена на рис. 1.

Таблица 1

Показатели а Кронбаха для шкал опросника ШИОР

Шкала

а Кронбаха

1. Непринятие неопределенности

0,811

2. Самоэффективность при принятии решений

0,722

3. Воображение, или творческие способности

0,775

4. Эмоциональная ранимость

0,649

 

Различия по полу устанавливались с помощью t-критерия Стьюдента для независимых выборок и критерия равенства дисперсий Ливиня; значимые различия представлены в табл. 2. Было выявлено, что у женщин выше неприятие неопределенности, а у мужчин — самоэффективность при принятии решений и воображение.

Связи между показателями ШИОР и личностными переменными рассчитывались с использованием коэффициента корреляции r Спир­мена (табл. 3).


Рис. 1. Конфирматорная факторная модель структуры опросника (стандартизованное решение). На рисунке не показаны остаточные дисперсии

 

Таблица 2

Различия между мужчинами и женщинами (t-критерий Стьюдента)

Шкала

t

р

М мужчины

М женщины

Непринятие неопределенности

-3,771

0,000

10,84

12,48

Самоэффективность при ПР

5,268

0,000

22,70

20,83

Воображение

4,365

0,000

21,52

19,77

 

Также нами установлена связь толерантности к неопределенности с управлением чужими эмоциями (г=0,222; р=0,050), интолерантности к неопределенности с пониманием своих эмоций (г=0,322; р=0,004) и пониманием эмоций в целом (г=0,318; р=0,004), а также отрицательная связь межличностной интолерантности к неопределенности с управлением своими эмоциями (rs= -0,379; р=0,001), контролем экспрессии (rs= -0,236; р=0,036), общим внутриличностным интеллектом (rs= -0,232; р=0,039) и общим управлением эмоциями (г= -0,360; р=0,001).

Обсуждение результатов

Установленная факторная структура опросника ШИОР и показатели внутренней согласованности шкал позволяют считать психометрические показатели опросника хорошими и принять гипотезу 1 о воспроизводимости его структуры на российской выборке. Положительные связи эмоциональной ранимости с неприятием неопределенности, с одной стороны, и воображения с самоэффективностью при принятии решений, с другой, соответствуют содержательной интерпретации двух сочетаний выделенных шкал как фиксирующих эмоциональный и когнитивный компоненты восприятия и отношения к неопределенности. Однако, хотя две последние шкалы свидетельствуют о когнитивной, причем продуктивной, составляющей принятия риска, остается вопросом общая трактовка шкал опросника как шкал интеллектуальной оценки риска, а не личностного отношения к риску. И в выделенных сочетаниях явно задано смешение эмоционального аспекта с негативным, а когнитивного — с позитивным отношением к неопределенности. 

Таблица 3

Парные корреляции Шкалы интеллектуальной оценки риска
с другими личностными переменными

Методики

Личностные переменные

ШИОР

Непринятие неопределенности

Эффективность принятия решения

Воображение

Эмоциональная ранимость

ШИОР

Непринятие неопределенности

1

 

 

 

Самоффективность при ПР

-0,368**

1

 

 

Воображение

-0,270**

0,538**

1

 

Эмоциональная ранимость

0,461**

-0,200**

-0,102*

1

ЛФР-21

Готовность к риску

-0,282**

0,289**

0,220**

-0,045

Рациональность

0,030

0,069

-0,044

-0,025

НТН

Толерантность к неопределенности

-0,178*

0,332**

0,430**

0,099

Интолерантность к неопределенности

0,048

0,058

-0,052

-0,125

Межличностная интолерант- ность к неопределенности

0,527**

-0,196*

-0,202*

0,435**

ЭмИн субшкалы

Понимание чужих эмоций

-0,263**

0,423**

0,292**

-0,130

Управление чужими эмоциями

-0,351**

0,355**

0,205**

-0,262**

Понимание своих эмоций

-0,227**

0,360**

0,087

-0,086

Управление своими эмоциями

-0,412**

0,450**

0,218**

-0,402**

Контроль экспрессии

-0,275**

0,301**

0,029

-0,249**

ЭмИн шкалы

Межличностный интеллект (общий)

-0,343**

0,447**

0,284**

-0,206**

Внутриличностный интеллект (общий)

-0,398**

0,497**

0,161*

-0,314**

Понимание эмоций

-0,276**

0,451**

0,205**

-0,127

Управление эмоциями

-0,459**

0,502**

0,220**

-0,406**

Примечание: «*» — p<0,05; «**» — p<0,01. Для пересечений Шкалы интеллектуальной оценки риска со шкалами опросника ЛФР — n = 480, НТН — n = 151, ЭмИн — n = 186.

Как и предполагалось, неприятие неопределенности отрицательно связано с готовностью к риску и толерантностью к неопределенности (при максимальной положительной связи с межличностной интоле- рантностью к неопределенности), что позволяет принять гипотезу 2. Но отметим отсутствие связей этой шкалы с рациональностью и интолерантностью к неопределенности, хотя именно ими манифестировалась латентная переменная неприятия неопределенности в других исследованиях [5]. Отсутствие связей неприятия неопределенности по ШИОР с интолерантностью к неопределенности позволяет отрицать их конвергентную валидность, а сопутствие высоких показателей по этой шкале и эмоциональной ранимости свидетельствует о выделении специфичного эмоционального аспекта неприятия неопределенности этой шкалой опросника ШИОР.

Для эмоциональной ранимости выявлены отрицательные связи со шкалами эмоционального интеллекта; причем при высоком ЭИ одновременно снижаются и ранимость, и неприятие неопределенности. Таким образом, принимается гипотеза 4, которая может быть расширена в аспекте предположения о включенности более высокого ЭИ в регуляцию снижения переживания угроз неопределенности. Значимые положительные связи обеих шкал ШИОР с повышением неприятия неопределенности в межличностных отношениях поддерживает интерпретацию показанного ранее стремления к ясности в межличностном взаимодействии у людей с низким внутриличностным эмоциональным интеллектом [7].

Принимается и гипотеза 3 о связи самоэффективности при принятии решений с готовностью к риску, толерантностью к неопределенности (при снижении межличностной интолерантности к неопределенности), что согласуется с аналогичными связями для шкалы воображения. То есть в целом, самооценка продуктивности решений — по указанным двум шкалам ШИОР — сопутствует принятию неопределенности и риска, а также более высокому эмоциональному интеллекту, что полностью соответствует высказанному ранее нами предположению о позитивной триаде «Толерантность к неопределенности — Эмоциональный интеллект — Креативность» [2].

Снижение по всем шкалам ЭИ при росте показателей неприятия неопределенности и эмоциональной ранимости и повышение при повышении эффективности принятия решений и воображения, с одной стороны, согласуется с пониманием Эвансом [15] «интеллектуальной оценки риска» как эпистемологического переживания. С другой стороны, авторами опросника явно недостаточно обоснована привязка этого понятия в его интеллектуальном аспекте к заявленным шкалам. Прояснению этого и служат установленные связи с толерантностью к неопределенности, готовностью к риску и ЭИ, демонстрирующим противоположный характер связей для указанных пар шкал.

Показанные нами связи ШИОР и шкал эмоционального интеллекта в целом отражают аналогичные, показанные авторами методики [13]. Использованный нами опросник ЭмИн позволяет диагностировать более тонкие аспекты связей. Нами показано, что воображение не связано с пониманием своих эмоций и контролем их экспрессии, а эмоциональная ранимость в целом не коррелирует с пониманием эмоций (своих и чужих), а также с толерантностью к неопределенности. Таким образом, необходим именно комплексный анализ связей отношения субъекта к неопределенности и риску, дающий более дифференцировнаную их картину, чем применение отдельных указанных методик.

Современный мир готовит все больше рискованных ситуаций в каждодневной жизни человека. Субъективная интеллектуальная оценка риска может являться хорошим источником ресурса, позволяющего справиться с неопределенностью и рискованностью среды. Также пониженная способность оценивать рискованные исходы может быть использована в клинической практике. Таким образом, апробированная нами методика может использоваться в широком круге диагностических задач.

Выводы

Установленные психометрические характеристики опросника ШИОР позволяют рекомендовать его как средство диагностики интеллектуальной оценки риска в двух основных составляющих — эмоционального переживания угроз со стороны неопределенности и когнитивного аспекта принятия неопределенности и риска.

Принятие неопределенности и риска (в переменных толерантности к неопределенности и готовности к риску) сопутствует росту показателей Шкалы интеллектуальной оценки риска, демонстрирующих продуктивность принятия решений.

Эмоциональная ранимость и неприятие неопределенности, отрицательно связанные с самоэффективностью принятия решения и воображением, возрастают при снижении эмоционального интеллекта, что определяет диапазон возможного изменения отношения к неопределенности и риску (при повышении эмоционального интеллекта).

Установленные связи не позволяют сделать выбор между подходами к пониманию интеллектуальной оценки риска как способности или личностного свойства, но могут учитываться в консультативной работе.

Приложение

Опросник ШИОР

Ниже приведены утверждения о поведении и эмоциональных состояниях. Пожалуйста, отметьте в нужной клетке степень Вашего согласия с ними, ориентируясь на свой жизненный опыт. Помните, что в тесте нет правильных и неправильных ответов.

Вопрос

Абсолютно не согласен

Скорее согласен

Умеренно согласен

Согласен

Абсолютно согласен

1. Я способен/способна находить позитивные решения проблемы

 

 

 

 

 

2. Меня парализует неопределенность, которая возникает из-за возможности нескольких вариантов развития событий

 

 

 

 

 

3. Я думаю самостоятельно, чтобы создать новые приемы, вместо того чтобы следовать способам, установленным другими

 

 

 

 

 

4. Совершенно новые ситуации пугают меня

 

 

 

 

 

5. Страх — это моя первая реакция, когда я сталкиваюсь с непредвиденной проблемой

 

 

 

 

 

6. Я чувствую, что способен/способна принимать решения, даже когда у меня нет всей информации

 

 

 

 

 

7. Благодаря новым проектам у меня появляются новые идеи

 

 

 

 

 

8. Когда я думаю о новом проекте, я способен/ способна предложить разные точки зрения

 

 

 

 

 

9. Когда я сталкиваюсь с проблемой, я могу быстро в нее вникнуть

 

 

 

 

 

10. У меня более оригинальные идеи, чем у других людей

 

 

 

 

 

11. Я хорошо справляюсь с собой даже в неожиданных обстоятельствах

 

 

 

 

 

12. Я полон/полна идей

 

 

 

 

 

13. Для нового проекта я ищу нетрадиционные подходы

 

 

 

 

 

14. У меня опускаются руки, когда что-то идет не по плану

 

 

 

 

 

15. Я способен/способна найти новые решения, когда я сталкиваюсь с проблемой

 

 

 

 

 

16. Я боюсь изменений

 

 

 

 

 

17. Я способен/способна найти решения проблем самостоятельно

 

 

 

 

 

18. Когда я чем-то напуган (напугана), мне трудно сконцентрироваться

 

 

 

 

 

19. Мое психологическое состояние влияет на мою эффективность в учебе/работе

 

 

 

 

 

20. Я не могу ничего делать, когда у меня плохое настроение

 

 

 

 

 

21. Я уверен/уверена в своих способностях

 

 

 

 

 

 

 

Литература

  1. Корнилова Т.В. Новый опросник толерантности—интолерантности к неопределенности // Психологический журнал. 2010. Т. 31. № 1. С. 74—86.
  2. Корнилова Т.В. Интеллектуально-личностный потенциал человека в условиях неопределенности и риска. СПб.: Нестор-История, 2016. 334 с.
  3. Корнилова Т.В. Риск и мышление // Психологический журнал. 1994. Т. 15. № 4. С. 20—32.
  4. Корнилова Т.В., Разваляева А.Ю. Апробация русскоязычного варианта полного опросника С. Эпстайна «Рациональный—Опытный» (Rational— Experiental inventory) // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 3. С. 92—107. DOI:10.7868/S0205959217030084
  5. Корнилова Т.В., Чумакова М.А., Корнилов С.А., и др. Психология неопределенности: единство интеллектуально-личностного потенциала человека. М.: Смысл. 2010. 334 с.
  6. Люсин Д.В. Опросник на эмоциональный интеллект ЭмИн: новые психометрические данные // Социальный и эмоциональный интеллект: от моделей к измерениям / Под ред. Д.В. Люсина, Д.В. Ушакова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 264—278.
  7. Павлова Е.М., Корнилова Т.В. Креативность и толерантность к неопределенности как предикторы актуализации эмоционального интеллекта в личностном выборе // Психологический журнал. 2012. Т. 33. № 5. С. 39—49.
  8. Смирнов С.Д., Чумакова М.А., Корнилова Т.В. Образ мира в динамической парадигме прогнозирования и контроля неопределенности // Вопросы психологии. 2016. № 4. С. 3—14.
  9. Anderson E.C., Carleton R.N., Diefenbach M., et al. The relationship between uncertainty and affect [Электронный ресурс] // Frontiers in Psychology. 2019. Vol. 10. URL: https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/fpsyg.2019.02504/full (дата обращения: 10.08.2020). DOI:10.3389/fpsyg.2019.02504
  10. Bar-On R. The Bar-On Model of Emotional-Social Intelligence (ESI) // Psicothema. 2006. Vol. 18. P. 13—25.
  11. Blais A.-R., Weber E.U. A Domain-Specific Risk-Taking (DOSPERT) scale for adult populations // Judgment and Decision Making. 2006. Vol. 1 (1). P. 33—47. DOI:10.1037/t13084-000
  12. Charyton C., Snelbecker G.E., Elliott J.O., et al. College students’ general creativity as a predictor of cognitive risk tolerance // The International Journal of Creativity and Problem Solving. 2013. Vol. 23 (2). P. 79—96. DOI:10.1037/a0032706
  13. Craparo G., Magnano P., Paolillo A., et al. The Subjective Risk Intelligence Scale. The development of a new scale to measure a new construct // Current Psychology. 2018. Vol. 37 (4). P. 966—981. DOI:10.1007/s12144-017-9673-x
  14. Dewett Т. Exploring the role of risk in employee creativity // The Journal of Creative Behavior. 2006. Vol. 40 (1). P. 27—45. DOI:10.1002/j.2162-6057.2006.tb01265.x
  15. Evans D. Risk Intelligence: How to Live with Uncertainty. London: Atlantic Books, 2012. 288 p.
  16. Eysenck S.B.G., Eysenck H.J. Impulsiveness and venturesomeness: Their position in a dimensional system of personality description // Psychological Reports. 1978. Vol. 43 (3). P. 1247—1255. DOI:10.2466/pr0.1978.43.3f.1247
  17. Frenkel-Brunswick E. Intolerance of ambiguity as an emotional and perceptual personality variable // Journal of Personality. 1949. Vol. 11 (1). P. 108—143. DOI:10.1111/j.1467-6494.1949.tb01236.x
  18. Frenkel-Brunswick E. Tolerance towards ambiguity as a personality variable // The American Psychologist. 1948. Vol. 3. Р. 268.
  19. Furnham A., Marks J. Tolerance of Ambiguity: A Review of the Recent Literature // Psychology. 2013. Vol. 4 (9). P. 717—728. DOI:10.4236/psych.2013.49102
  20. Gigerenzer G. Simply rational: Decision making in the real world. New York: Oxford University Press, 2015. 328 p.
  21. Hartley C., Phelps E. Anxiety and Decision-Making // Biological Psychiatry. 2012. Vol. 72 (2). P. 113—118. DOI:10.1016/j.biopsych.2011.12.027
  22. Highhouse S., Nye C.D., Zhang D.C., et al. Structure of the DOSPERT: Is there evidence for a general risk factor? // Journal of Behavioral Decision Making. 2016. Vol. 30 (2). P. 400—406. DOI:10.1002/bdm.1953
  23. Kahneman D. Tinking, Fast and Slow. New York: Farrar, Straus, and Giroux, 2011. 499 p.
  24. Knight F.H. The Meaning of Risk and Uncertainty // Risk, Uncertainty, and Profit / F. Knight (ed.). Boston: Houghton Mifflin Co, 1921. P. 210—235.
  25. Kornilova T.V., Chumakova M.A., Izmailova A.M. Implicit theories of intelligence and personality, attitudes towards uncertainty, and academic achievement in college students: cross-cultural study // The 3rd International Academic Conference On Social Sciences (July 25—26, 2015, Istanbul, Turkey). Batumi, Georgia: The International Institute for Academic Development, 2015. P. 189—202.
  26. Lauriola M., Weller J. Beyond daredevils: risk taking from a temperament perspective // Psychological Aspects of Risk and Risk Analysis: Theory, Models, and Applications / M. Raue, E. Lermer, B. Streicher (eds.). New York: Springer, 2018. P. 3—36. DOI:10.1007/978-3-319-92478-6_1
  27. Lönnqvist J.-E., Verkasalo M., Walkowitz G., et al. Measuring individual risk attitudes in the lab: Task or ask? An empirical comparison // Journal of Economic Behavior & Organization. 2015. Vol. 119. P. 254—266. DOI:10.1016/j.jebo.2015.08.003
  28. Mayer J.D., Salovey P. What is emotional intelligence? // Emotional development and emotional intelligence: Educational implications / P. Salovey, D. Sluyter (eds.). New York: Basic Books, 1997. P. 2—21.
  29. Pavlova E.V., Kornilova T.V. The “Positive Triad” of the regulation of personal choice among creative professionals // Psychology of Creativity / G.B. Moneta (ed.). New York: Nova Science Publishers, 2016. P. 153—166.
  30. Petrova D., Traczyk J., Garsia-Retamero R. What shapes the probability weighting function? Influence of affect, numeric competencies, and information formats // Journal of Behavioral Decision Making. 2019. Vol. 32 (2). P. 124—139. DOI:10.1002/bdm.2100
  31. Rosseel Y. lavaan: An R Package for Structural Equation Modeling // Journal of Statistical Software. 2012. Vol. 48 (2). Р. 1—36. DOI:10.18637/jss.v048.i02
  32. Slovic P., Peters E. Risk Perception and Affect // Current Directions in Psychological Science. 2006. Vol. 15. P. 322—352. DOI:10.1111/j.1467-8721.2006.00461.x
  33. Sternberg R.J., Lubart, T.I. Investing in creativity // American Psychologist. 1996. Vol. 51. P. 677—688. DOI:10.1037/0003-066X.51.7.677.
  34. Suter R.S., Thorsten P.Т., Hertwig R. How affect shapes risky choice: Distorted probability weighting versus probability neglect // Journal of Behavioral Decision Making. 2016. Vol. 29. P. 437—449. DOI:10.1002/bdm.1
  35. Volz K.G., Gigerenzer G. Cognitive processes in decisions under risk are not the same as in decisions under uncertainty [Электронный ресурс] // Frontiers in Neuroscience. 2012. Vol. 6. URL: https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/fnins.2012.00105/ full (дата обращения: 10.08.2020). DOI:10.3389/fnins.2012.00105
  36. Zhang D.C, Highhouse S., Nye C.D. Development and validation of the General Risk Propensity Scale (GRiPS) // Journal of Behavioral Decision Making. 2019. Vol. 32. P. 152—167. DOI:10.1002/bdm.2102
  37. Zuckerman M. Sensation Seeking: Behavioral Expressions and Biosocial Bases // International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences / J.D. Wright (ed.). Amsterdam, Netherlands: Elsevier, 2015. P. 607—614. DOI:10.1016/B978-0-08- 097086-8.25036-8

Информация об авторах

Корнилова Татьяна Васильевна, доктор психологических наук, профессор, профессор кафедры общей психологии, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова (ФГБОУ ВО «МГУ имени М.В. Ломоносова»), Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-5065-3793, e-mail: tvkornilova@mail.ru

Павлова Елизавета Михайловна, кандидат психологических наук, инженер кафедры психологии образования и педагогики, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (ФГБОУ ВО «МГУ имени М.В. Ломоносова»), Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0003-1877-5704, e-mail: pavlova.lisa@gmail.com

Метрики

Просмотров

Всего: 1848
В прошлом месяце: 78
В текущем месяце: 14

Скачиваний

Всего: 1341
В прошлом месяце: 24
В текущем месяце: 9