Введение
В современных исследованиях семья рассматривается не только как «социальный институт», «малая группа», но и как «микрокультурная система», выступающая уникальным «семантико-символическим ресурсом» (Сапогова, Горелкина, 2021) и отображающая более широкое пространство культуры. В белорусской (Титаренко, 2022) и российской культурах (Москвичева и др., 2019; Гуриева и др., 2024) семья декларируется как самая большая ценность, с одной стороны, с другой – появляется все больше доказательств того, что современные семьи отличаются уязвимостью трех союзов: 1) союз родственников («нуклеаризация»); 2) союз родителей и детей («конъюгализация»); 3) союз супругов («девальвация») (Антонов, 2022). Кроме того, в российской (Доброхлеб, Ефанова, 2023) и в белорусской (Титаренко, 2022) культурах подмечено одновременное сосуществование «традиционализма» и «модернизации». Все это становится большим вызовом семейной системе в обеих странах.
По мнению А.В. Махнача, в условиях вызовов семейной системе важно изучение успешного «совладания с негативными внешними и внутренними влияниями внутри семьи и вокруг нее» (Махнач, 2024, с. 11), что позволяет «охватить ее разнообразие» (Махнач, 2024, с. 13), а это, в свою очередь, соответствует принципу контекстуальности, выделенному Н.В. Гришиной в качестве необходимости учета «контекста – от конкретной ситуации до социокультурной среды жизнедеятельности человека» (Гришина, 2022, с. 31), добавим – и семьи. Поэтому при рассмотрении семьи как «микрокультурной системы» выделим: 1) макроконтекст (связь с культурой); 2) мезоконтекст (неблагоприятные события и уровень их тяжести); 3) микроконтекст (внутренний мир семьи), которые тесно взаимосвязаны.
Современные условия («макроконтекст») семьи характеризуются надломленностью «связей с культурной национальной почвой», обесцениванием культуры семейности, своеобразным «сиротством семьи» (Тюрин, 2023, с. 54). Несмотря на это, и в отечественной, и в зарубежной психологии поддерживается оптимистичный взгляд на дальнейшую судьбу семьи: проходя через противоречия, семья «постоянно воспроизводит “культуру семейности”, которая служит эмоциональным и духовным “клеем”, позволяющим семье дальше жить и развиваться» (Тюрин, 2024, с. 44); является носителем культурных традиций и содержит в себе некий устойчивый центр, обеспечивающий сохранение ее сущности (Bustos, Santiago, 2023). В то же время признается, что «время экзаменует на прочность и зрелость семью как часть культурного опыта» (Тюрин, 2024, с. 55).
Проверкой на прочность становятся неблагоприятные события в семьях (мезоконтекст): болезни, материальные проблемы, утраты, конфликты и т.д. При высокой интенсивности таких событий замечено их влияние на функционирование семейной системы. Так, выделены типы семей в зависимости от способов реагирования на болезнь и утрату: 1) поддерживающие, со слабым уровнем конфликтности; 2) разрешающие проблемы при умеренной их выраженности; 3) семьи, рискующие стать уязвимыми при столкновении с высоким уровнем сложности события (Eyetsemitan, 2025). Также показано, что столкновение с безработицей или тяжелой болезнью взрослых снижает уровень их субъективного благополучия, но родительство и сплоченность семьи поддерживают его (Cohrdes et al., 2023). Множество исследований сосредоточено на конкретных неблагоприятных событиях по отдельности и их влиянии на семейные отношения: болезни, инвалидность (Котовская и др., 2024; Lei, Kantor, 2020); материальные трудности (Lee et al., 2021); самоизоляция в условиях пандемии (Бонкало и др., 2020). В этих и других работах показана роль эмоциональной близости в семье как одного из измерений ее жизнеспособности (Eyetsemitan, 2025), однако не всегда учитывается уровень тяжести таких событий.
Пожалуй, больше всего исследований сосредоточено на внутреннем мире семьи и анализе неблагоприятного детского опыта, который повышает риск возникновения неблагоприятных событий у взрослых и риск нарушений психологического развития у будущих поколений (Mersky et al., 2025). Это заметил еще В.В. Розанов: «Семья как родник роста представляет в детях и родителях буквально одно сросшееся существо. И когда оно начинает разламываться на отдельные составляющие его части, то значит самый прирост их друг к другу был уродливо-болезнен, притом с самого начала» (Розанов, 1903, с. 77). Безусловно, сами понятия «сплоченность семьи» (Olson, 1986), «связь в семье» (Bowen, 1976), «привязанность» (Bowlby, 1988) нуждаются в отдельном анализе, но тесно пересекаются и говорят об эмоциональном единстве, доверии в отношениях, способах взаимодействия в семьях (близость/отдаленность). Именно это общее мы будем учитывать в дальнейшем анализе.
Показано, что семейная связность предсказывает использование меньшего количества неадаптивных копинг-стратегий, что, в свою очередь, способствует более низкому уровню стресса у подростков (Gervais, Jose, 2024); прогнозирует субъективное благополучие, активный стиль совладания родителей детей с инвалидностью (Ma et al., 2023); помогает сохранить долгосрочный брак (Heim, Heim, 2025); передается от родителей к детям (Москвичева и др., 2019); является основой жизнеспособности семьи (Махнач, 2016; Walsh, 2023).
Обобщающими являются: 1) интегративная модель жизнеспособности семьи (Махнач, 2016), 2) салютогенная модель (Antonovsky, Sourani, 1988) и 3) модель семейного стресса ABC = X (Hill, 1958), которые сосредоточены на комплексе внешних и внутренних ресурсов семьи для восстановления после негативных событий и последующего развития. При этом связность/сплоченность семьи зависит от уровня сложности неблагоприятного события, его типа (А), ресурсов семьи (В), субъективных оценок уровня сложности события (С), что приводит к адаптации/дезадаптации семьи (Х) (Hill, 1958), является одним из факторов ее жизнеспособности (Махнач, 2024). Сплоченность рассматривается как способность воспринимать неблагоприятные события в качестве опыта, объяснять и предсказывать их исход, управлять ими (Antonovsky, Sourani, 1988). Сплоченность также становится фактором позитивных отношений в семьях в ситуациях неопределенности (Берсирова, 2023); повышает самооценку молодежи (Németh, Bernáth, 2022); обеспечивает духовное развитие (Shek et al., 2025); способствует снижению дистресса (Cecen, Mert, 2023).
Таким образом, динамика связей в семье после неблагоприятного события зависит от комбинации многих контекстуальных факторов: макроконтекст (культура), мезоконтекст (типы стрессовых событий, уровень их тяжести) и микроконтекст (внутренние ресурсы семьи), однако исследований связности семьи как «духовного клея», устойчивого ее центра сразу в трех контекстах все еще недостаточно. Цель – анализ роли контекстуальных факторов в изменении семейных отношений при высокой интенсивности неблагоприятных событий. Предполагается, что контекст культуры (макроконтекст); типы и степень тяжести неблагоприятных событий (мезоконтекст); эмоциональные коммуникации в родительских семьях, копинг-стратегии (микроконтекст) по-разному отражаются на отношениях в семьях.
Материалы и методы
Участники исследования. В исследовании приняли участие 2119 взрослых в возрасте от 18 до 86 лет (средний возраст – 31,6 ± 12,7 лет; медиана = 30 лет); большинство женщин (N = 1739, 82,1%), два человека не указали пол. Исследование включало две подвыборки – из России – РФ (N = 1171, 55,3%) и Беларуси – РБ (N = 945, 44,6%). Три респондента не указали страну проживания. Более половины респондентов с высшим образованием (51,48%). Состоят в браке 39,92%, в неофициальном браке 2,78%, в отношениях 9,82%, в разводе 11,3%, вдовы 1,27%, отсутствуют текущие партнерские отношения у 34,87%. Более половины (54,13%) не имеют детей.
Методики. Показатели мезоконтекста изучались по данным анкеты, в которой, кроме социобиографических характеристик, предлагалось написать об актуальном для своей семьи неблагоприятном трудном жизненном событии (далее – ТЖС) и оценить его интенсивность по 10-балльной шкале Лайкерта: от 1 (минимальный балл) до 10 (максимальный балл). Микроконтекст был представлен методиками СОРЕ-30 (Одинцова и др., 2022б) и «Семейные эмоциональные коммуникации» (Холмогорова и др., 2016). Макроконтекст изучался по проективной методике «Пространство дерева и света», отражающей связи с культурой и традициями (Одинцова и др., 2022а). Респондентам предлагалось 4 иллюстрации, на которых изображены деревья и ребенок. Нужно было выбрать ту, которая лучше всего отображала период их детства. Первая иллюстрация символизирует прочную связь с культурой и традициями, вторая – стремление к пониманию своей культуры при поддержке взрослого; третья – тревогу, противоречия в культуре и традициях, отсутствие поддержки; четвертая – отдаленность от культуры, «утрату корней».
Изменение семейных связей (отношений) после ТЖС оценивалось по шкале: «стала более близкой» (3 балла), «осталась прежней» (2 балла), «стала более дистантной» (1 балл). Данный показатель входит в Шкалу оценки жизнеспособности семьи (Гусарова и др., 2024). Респонденты выбирали один вариант, наиболее точно отражающий изменения в семейных отношениях после пережитого ими события.
Данные представлены в свободном доступе в репозитории психологических исследований и инструментов Московского государственного психолого-педагогического университета RusPsyDATA (Елина и др., 2025).
Процедура. Данные собирались онлайн, через гугл-формы методом снежного кома.
Статистический анализ. При описании результатов использовалась описательная статистика. Для сравнения групп респондентов по количественным показателям применялся t-критерий Стьюдента и дисперсионный анализ, по качественным – хи-квадрат Пирсона. Чтобы учесть роль всех контекстов, применялся метод построения дерева решений. Так как размер выборки был велик, не рассматривались статистически значимые эффекты небольшого размера (с величиной d Коэна < 0,20 и h2 < 0,02).
Результаты
Результаты методики «Пространство дерева и света» (макроконтекст) показали (см. табл. 1), что большинство россиян и белорусов воспринимают свою культуру в качестве прочной основы (44,91% и 53,97% соответственно) либо стремятся к ее пониманию (16,77% и 13,97% соответственно). Однако почти у трети россиян (27,72%) и 22,96% белорусов наблюдаются противоречия и разрывы в культуре, а у каждого десятого (10,61% и 9,10% соответственно) – отдаленность от нее.
ТЖС (мезоконтекст) были распределены по категориям: 1) болезнь («мамин диагноз», «операция на легком»), 2) проблемы в отношениях («кризис в отношениях с мужем», «развод»), 3) утрата (смерть близких), 4) материальные проблемы (недостаток денежных средств), 5) перемены в жизни (переезды), 6) экзистенциальные проблемы («одиночество», «потеря смысла жизни»), 7) множественные трудности (два и более ТЖС одновременно: «болезнь мужа, потеря работы, смерть дедушки») (см. табл. 1).
Различия между респондентами РФ и РБ статистически значимы, но размер эффекта невелик как для макроконтекста (c2 = 17,20; df = 3; p < 0,001; h2 < 0,01), так и мезоконтекста (c2 = 80,91; df = 8; p < 0,001; h2 = 0,04). Связь с культурой и семейные проблемы россиян и белорусов схожи; россиян немного больше волнуют материальные трудности, среди них также меньше тех, кто указал на отсутствие проблем.
Таблица 1 / Table 1
Описательные статистики (число упоминаний и процент, N / %) для различных отношений к культуре и типов неблагоприятных событий в семьях
Descriptive statistics (number of mentions and percentage, N / %) for different cultural attitudes and types of adverse family events
|
Связь с культурой и типы неблагоприятных событий / Cultural connection and types of adverse events |
Вся выборка / All sample |
Российская Федерация / Russian Federation
|
Республика Беларусь / Republic of Belarus |
|
Макроконтекст: культура и традиции / Macro-context: culture and traditions |
|||
|
Прочная основа и защита / Solid foundation and protection |
1037 / 48,98 |
525 / 44,91 |
510 / 53,97 |
|
Стремление к пониманию культуры / Striving for cultural understanding |
328 / 15,49 |
196 / 16,77 |
132 / 13,97 |
|
Разрывы и противоречия в культуре / Gaps and contradictions in culture |
542 / 25,60 |
324 / 27,72 |
217 / 22,96 |
|
Отдаленность от культуры / Remoteness from culture |
210 / 9,92 |
124 / 10,61 |
86 / 9,10 |
|
Мезоконтекст: неблагоприятные события различных типов / Meso-context: adverse events of different types |
|||
|
Болезнь / Disease |
247 / 11,66 |
165 / 14,09 |
80 / 8,47 |
|
Проблемы в отношениях / Relationship problems |
528 / 24,92 |
269 / 22,97 |
259 / 27,41 |
|
Смерть / утрата / Death / Loss |
657 / 31,00 |
340 / 29,04 |
317 / 33,54 |
|
Материальные проблемы / Financial problems |
202 / 9,53 |
146 / 12,47 |
56 / 5,93 |
|
Перемены в жизни / Changes in life |
154 / 7,27 |
96 / 8,20 |
58 / 6,14 |
|
Экзистенциальные проблемы / Existential issues |
38 / 1,79 |
16 / 1,37 |
22 / 2,33 |
|
Множественные трудности / Multiple problems |
110 / 5,19 |
71 / 6,06 |
38 / 4,02 |
|
Не хочу говорить / No reply |
16 / 0,76 |
8 / 0,68 |
8 / 0,85 |
|
Нет / No problems |
167 / 7,88 |
60 / 5,12 |
107 / 11,32 |
Примечание: суммарное число респондентов в Российской Федерации и Республике Беларусь не совпадает с общим числом, так как три человека не указали страну проживания.
Note: the total number of respondents in the Russian Federation and the Republic of Belarus does not match the total number, since three people did not indicate their country of residence.
Из дальнейшего анализа были исключены респонденты, указавшие в качестве ТЖС проблемы в отношениях, способствующие большему дистанцированию в семьях. Исключение таких событий из общего анализа позволит избежать искусственного перекоса в сторону влияния проблем в отношениях на разрушение семейных связей, что не исказит информацию о других типах ТЖС. При этом под динамикой семейных отношений после ТЖС в данном исследовании понимается субъективная оценка респондентами изменений в качестве и интенсивности эмоционального взаимодействия между членами семьи, произошедших вследствие пережитого неблагоприятного события.
Сравнение групп респондентов, отметивших разную динамику семейных отношений после ТЖС («стала более близкой», «осталась прежней», «стала более дистантной») в зависимости от тяжести ТЖС, показало, что в обеих странах груз события обуславливает укрепление или разрушение связей внутри семьи нелинейно: события, оцениваемые респондентами выше 8 баллов, приводят либо к укреплению отношений в семье, либо к их разрушению. При этом события средней интенсивности практически ничего не меняют в семейных отношениях (F(2,898) = 17,21; p = 0,001; h2 = 0,04 для российской и F(2,683) = 43,96; p = 0,001; h2 = 0,11 для белорусской выборок). Средние оценки интенсивности ТЖС в группах с разной степенью сохранности семейных отношений («близкая» ср. знач. = 8,13, N = 620; «прежняя» ср. знач. = 6,78, N = 678; «дистантная» ср. знач. = 8,33, N = 292) для объединенной выборки России и Беларуси различаются (F(2,1587) = 59,35; p = 0,001; h2 = 0,07). Различий в оценках интенсивности между теми, у кого семейные отношения стали более близкими, и теми, у кого они стали более дистантными, нет (апостериорный критерий Тьюки, р = 0,74). Группа с семейными отношениями, оставшимися прежними, существенно ниже оценивает тяжесть ТЖС (р < 0,001 в обоих случаях).
Так как нас интересовал вопрос, какие факторы из разных контекстов (макро-, микро- и мезо-) могут способствовать укреплению семейных отношений в условиях очень тяжелого жизненного события (более 8 баллов по 10-балльной шкале), далее рассматривались две контрастные группы: группа, в которой отношения стали более близкими (N = 620), и группа, в которой отношения стали более дистантными (N = 292). Сначала проводились сравнения групп по всем показателям отдельно для выборок России и Беларуси, и только те различия, которые были статистически значимыми и в одной, и в другой выборке, имели величину эффекта d Коэна ≥ 0,20 и h2 ≥ 0,02, принимались во внимание. Затем для избежания излишней детализации анализ проводился для объединенной выборки (РБ и РФ).
Анализ показал, что культура (макроконтекст) имеет некоторое значение для сохранения семейных отношений (c2 = 25,24; df = 3; p < 0,001; d Коэна = 0,34). Так, те респонденты, которые чувствуют прочную связь с культурой, чаще сохраняют и близкие отношения в семье после ТЖС (табл. 2). Респонденты, которые дистанцируются после ТЖС, почти в два раза чаще чувствуют отдаленность от культуры (14% vs 7% для респондентов с более близкой семейной связью после ТЖС).
Таблица 2 / Table 2
Отношение к культуре в семьях с разной динамикой отношений после неблагоприятных событий: число человек и процент
Attitudes towards culture in families with different relationship dynamics after adverse events: number of people and percentage
|
ТЖС / Adverse events |
Отношения в семье после ТЖС / Family connections after the adverse events |
||
|
Близкая / Close |
Дистантная / Distant |
Всего / Total |
|
|
Прочная основа и защита / Solid foundation and protection |
327 |
109 |
436 |
|
52,83% |
37,33% |
||
|
Стремление к пониманию культуры и традиций / Striving for cultural understanding |
93 |
45 |
138 |
|
15,02% |
15,41% |
||
|
Разрывы и противоречия в культуре и традициях / Gaps and contradictions in culture |
153 |
95 |
248 |
|
24,72% |
32,53% |
||
|
Отдаленность от традиций и культуры / Remoteness from culture |
46 |
43 |
89 |
|
7,43% |
14,47% |
||
|
Всего / Total |
619 |
292 |
911 |
Примечание / Note: ТЖС – трудные жизненные события / difficult life events.
Сравнения по характеристикам микроконтекста показали, что те, кто оценил отношения в семье после ТЖС как более близкие, чаще прибегают к использованию инструментальной социальной поддержки (t(905) = 5,2, р < 0,001, d = 0,37), активному совладанию (t(905) = 5,1, р < 0,001, d = 0,37), использованию эмоциональной социальной поддержки (t(905) = 5,3, р < 0,001, d = 0,38), подавлению конкурирующей деятельности (t(905) = 3,5, р < 0,001, d = 0,25). Респонденты, оценившие отношения в семьях после ТЖС как более дистантные, выше оценили критичность (t(910) = 6,6, р < 0,001, d = 0,47), элиминирование эмоций (t(910) = 8,8, р < 0,001, d = 0,37) и общий уровень семейных дисфункций (t(910) = 5,4, р < 0,001, d = 0,38) в родительских семьях.
Сравнение по характеристикам мезоконтекста (тип ТЖС) показало, что утрата (смерть близких) чаще приводит к усилению семейных связей, тогда как болезнь, перемены в жизни и множественные трудности – к дистанцированию членов семьи друг от друга (c2 = 51,01; df = 6; p < 0,001; d Коэна = 0,50; см. табл. 3).
Таблица 3 / Table 3
Неблагоприятные события в семьях с разным типом отношений после них: число человек и процент (N / %)
Types of adverse events in families with different types of communication after adverse events: number of people and percentage (N / %)
|
ТЖС / Adverse events |
Связь в семье после ТЖС / Family connections after the adverse events |
||
|
Близкая / Close |
Дистантная / Distant |
Всего / Total |
|
|
Болезнь / |
101 |
61 |
162 |
|
Disease |
17,06% |
21,40% |
|
|
Смерть / утрата / |
311 |
82 |
393 |
|
Death / Loss |
52,53% |
28,77% |
|
|
Материальные проблемы / |
71 |
42 |
113 |
|
Financial problems |
11,99% |
14,74% |
|
|
Перемены в жизни / |
51 |
44 |
95 |
|
Changes in life |
8,61% |
15,44% |
|
|
Множественные трудности / |
44 |
38 |
82 |
|
Multiple problems |
7,43% |
13,33% |
|
|
Экзистенциальные проблемы / |
9 |
12 |
21 |
|
Existential issues |
1,52% |
4,21% |
|
|
Не хочу говорить / |
5 |
6 |
11 |
|
No reply |
0,84% |
2,11% |
|
|
Всего / Total |
592 |
285 |
877 |
Примечание / Note: ТЖС – трудные жизненные события / difficult life events.
Чтобы учесть роль всех контекстов, а также количественных, качественных, в том числе социодемографических переменных (пол, страна проживания, семейный статус, наличие и число детей), был применен метод построения дерева решений, в котором в качестве целевой группы выбрана группа респондентов, у которых семейные связи стали крепче после ТЖС. Этот метод позволяет просчитать риски и отобрать именно те показатели, которые имеют наибольшее влияние для попадания в целевую группу. Для дерева решений получено значение AuROC = 0,74, что говорит о приемлемом прогнозном качестве. В 66,0% случаях правильно идентифицируется положительный результат (респондент попадает в группу с более близкой семейной связью после ТЖС) и в 73,3% случаях правильно идентифицируется отрицательный результат (респондент попадает в группу с более дистантными семейными отношениями после ТЖС). Результаты моделирования позволяют выявить те показатели, которые наиболее тесно связаны с изменениями семейных отношений после ТЖС (см. Приложение А, рис. А).
Самым значимым показателем для включения в группу респондентов с более близкими отношениями после ТЖС стало элиминирование эмоций в родительских семьях. Если этот показатель ниже 8 (медианное значение по всей выборке, N = 2119), шансы попасть в целевую группу более 80% (Приложение А, рис. А). Если в родительских семьях существовал интенсивный запрет на выражение эмоций, прежде всего – негативных, шансы укрепить связи в семье после ТЖС всего 20%. Поможет сплотить семью в этом случае использование инструментальной социальной поддержки и активное совладание. Если копинг-стратегия «Использование инструментальной социальной поддержки» применяется интенсивно (более 6 баллов, не менее медианного значения по всей выборке), как и активное совладание (более 7 баллов, не менее медианного значения по всей выборке), то шансы укрепить семейные отношения после ТЖС достигают 71%.
Самые низкие шансы (31%, Приложение А, рис. А) упрочить семейные отношения после ТЖС у тех респондентов, в родительских семьях которых часто транслировался запрет на выражение эмоций (не менее 8 баллов, медианное значение по всей выборке) и использовалась критика в адрес ребенка, когда он проявлял негативные эмоции, допускал ошибки в какой-либо деятельности (не менее 13 баллов, верхний квартиль по всей выборке). При этом человек реже использует инструментальную социальную поддержку (менее 6 баллов, медианного значения по всей выборке).
В модель попал один бинарный показатель, который характеризует такой тип ТЖС, как утрата. Утрата сплачивает семьи даже при запрете на выражение эмоций в родительских семьях (элиминирование эмоций более 8 баллов, медианное значение по всей выборке). При этом особую значимость приобретают копинг-стратегии: «Использование инструментальной социальной поддержки» и «Активное совладание». Шансы упрочить семейные связи после утраты при применении таких стратегий достигают почти 83% (Приложение А, рис. А), что сравнимо с группой респондентов с благополучием в родительских семьях в части элиминирования эмоций (82%). Другие ТЖС такого влияния на изменение семейных отношений не оказывают.
Социо-демографические показатели (пол, возраст, образование, наличие детей и их количество) не вошли в модель, хотя для некоторых из них шансы были статистически значимыми на первом шаге деления дерева, но на последующих этапах их статистическая значимость исчезла. Из модели исчез и показатель «Страна проживания». Уже на первом шаге деления он оказался статистически незначимым, что говорит о сходстве результатов, полученных для россиян и белорусов, и правомерности использования объединенной выборки.
Обсуждение результатов
«Семья чиста – крепко и государство». Если семья как основной социальный институт нездорова, государство будет «лихорадить тысячею неопределенных заболеваний» (Розанов, 1903, с. 101). Здоровье/нездоровье современной семьи, ее жизнеспособность и связность определяются множеством контекстуальных факторов, среди которых культура как элемент макросистемы (макроконтекст), неблагоприятные жизненные события семьи и уровень их интенсивности (мезоконтекст), внутренние ресурсы семьи (микроконтекст).
Культура и традиции служат прочной основой для россиян и белорусов. Тесная связь с культурой способствует укреплению, отдаленность от нее – разрушению отношений в семьях, последнее характерно для небольшой части респондентов и соответствует подмеченной в исследованиях тенденции к сочетанию «традиционализма» и «модернизации», доминированию индивидуалистических ценностей над коллективистскими в культурах двух стран (Сапоровская, 2020; Титаренко, 2022). Тем не менее стремление к поиску духовной опоры в культуре и традициях по-прежнему свойственно для большинства россиян и белорусов.
Груз события способствует либо укреплению, либо разрушению связей внутри семьи, а события средней интенсивности почти ничего не меняют в семейных отношениях, что обусловлено субъективными оценками тяжести ТЖС. По мнению R. Hill, в предложенном им уравнении ABC = X предрасположенность семьи к кризисам объясняется, прежде всего, факторами группы «С», то есть субъективными оценками уровня интенсивности ТЖС в семье. Автор считает, что даже семьи, имеющие объективно достаточные ресурсы для того, чтобы справиться с трудностями, но считающие их непреодолимыми, становятся уязвимыми к стрессу (Hill, 1958), поэтому возникает необходимость учета уровня тяжести ТЖС для семьи.
В исследованиях также показано, что атмосфера родительской семьи, особенно запрет на выражение негативных эмоций, подмена искренних реакций ритуализированными и критика негативно сказываются на семейных отношениях после неблагоприятного события (Гусарова и др., 2024), что также согласуется с полученными нами результатами. Э.Г. Эйдемиллер и В. Юстицкис предупреждают, что в результате блокируется возможность обращения за поддержкой, накапливается стресс и снижается адаптивность семейной системы (Эйдемиллер, Юстицкис, 2008). Однако в данном исследовании было уточнено, что столкновение семьи с утратой как травматическим событием тем не менее сплачивает семьи даже при неблагоприятных отношениях в родительских семьях. На этот счет в научной литературе обнаружены противоречивые результаты, но показано, что сплоченность, проявление привязанности в семьях значительно смягчают симптоматику горя (Delalibera et al., 2015). Мы установили, что «использование инструментальной социальной поддержки» и «активное совладание» являются буфером для разрушения семейных отношений. В исследованиях также показано, что, например, диадический копинг (стремление оказать поддержку друг другу, совместное решение проблем и т.п.) способствует укреплению отношений в семье в условиях самоизоляции (Бонкало и др., 2020), и, наоборот, непродуктивные копинг-стратегии (отказ от активности, избегание) препятствуют выстраиванию близких отношений (Куфтяк, 2021).
При этом социо-демографические показатели (пол, возраст, образование, наличие детей и их количество, семейный статус) не оказывают влияния на динамику отношений в семьях при столкновении с высоким уровнем сложности ТЖС.
Психологическую помощь семье по развитию ее сплоченности можно выстроить в логике жизненной модели, разработанной Н.В. Гришиной (Гришина, 2022):
- когнитивный компонент (система общих для семьи убеждений, установок, субъективные оценки типа и степени интенсивности ТЖС);
- аффективный компонент (переживание значимости отношений, особенно в семьях с историей эмоциональных запретов и критики; оценки и характер совместных эмоциональных переживаний, сопровождающих ТЖС, отношение к культуре и традициям);
- поведенческий компонент (совместная активность и вовлеченность в решение проблем, поиск ресурсов).
Выводы
Проведенное исследование демонстрирует сложное сочетание контекстуальных факторов, оказывающих влияние на динамику отношений в семьях россиян и белорусов в условиях высокой интенсивности неблагоприятных событий. Выводы свидетельствуют о том, что:
- Культура является важным ресурсом и способствует сохранению отношений в семье, отчуждение от культуры повышает риск ослабления семейных связей.
- События высокой степени тяжести приводят к полярным исходам: либо укрепляют, либо разрушают связи в семьях, а события средней интенсивности обычно не меняют характер семейных отношений. Особенно заметно сплачивает семью утрата близких, тогда как болезни, материальные трудности и множественные проблемы чаще отдаляют членов семьи друг от друга.
- Большую роль играют внутрисемейные контекстуальные факторы: обращение за социальной поддержкой и активное совладание, которые выступают ключевыми компенсаторными механизмами, способствующими укреплению внутрисемейных отношений даже в условиях высокой интенсивности ТЖС и дисфункционального опыта, полученного в родительской семье.
Ограничения. В выборке преобладали женщины, что отражает их большую вовлеченность в подобные исследования и открывает возможности для целенаправленного изучения мужской выборки. Макроконтекст изучался с помощью проективной методики, что дало интересные результаты, которые можно дополнить стандартизованными инструментами. Требует дальнейшего изучения динамика отношений в семьях после иных ТЖС с учетом их детализации, а также включение других членов семей в исследования для поиска сильных сторон в семейных историях. Более трети выборки указали на отсутствие текущих партнерских отношений, но их предыдущий опыт отношений в рамках данного исследования не уточнялся, что может стать отдельным направлением для анализа.
Limitations. The sample was dominated by women, which reflects their greater involvement in such studies and provides an opportunity for a more targeted investigation of male participants. The macro-context was examined using a projective technique that yielded valuable results, which could be further complemented by standardized assessment tools. Future research should explore the dynamics of family relationships following other types of difficult life situations, taking into account their specific characteristics, as well as involve other family members to identify potential strengths within family histories. More than one-third of participants reported the absence of a current partnership; however, their previous relationship experiences were not addressed in this study, which could serve as a promising direction for future analysis.