Естественное, искусственное и науки о человеке

Автор анализирует возможности трансформации человеческого сознания в связи с появлением «цифрового общества» и развитием наук о человеке, в частности, когнитивных и нейронаук. В статье отстаивается тезис о том, что современные науки о человеке будут способствовать развитию человека и не станут средством его деградации только в том случае, если они будут учитывать принципиальную особенность человека как естественно-искусственного существа, его включенность в деятельность и культуру. В этой связи исследуется взаимоотношение индивидуальной и коллективной деятельности, анализируются разные формы коллективной деятельности: относительная независимость участников друг от друга, распределенная деятельность и деятельность совместная. Последняя предполагает постоянную коммуникацию между участниками. Поэтому деятельность и общение не могут быть противопоставлены, так как акт коммуникации имеет смысл лишь в рамках деятельности и так как сама коммуникация может быть рассмотрена как особого рода деятельность. В статье дается критика социального конструкционизма в психологии и других науках о человеке.

Науки о человеке: возможность взлета человека и опасность его деградации

Есть серьезные основания считать, что науки о человеке — это передний край развития современной науки в целом. Методы естественных и точных наук начинают применяться к изучению феномена человека. Представляется, что сегодня осуществляется вековая мечта о единстве науки: наук о природе и наук о человеке. Огромны успехи генетики человека: расшифрован геном человека, открываются колоссальные возможности использования этих знаний. Сегодня исключительно интенсивно идет работа по изучению человеческого мозга. Развиваются когнитивные науки: исследования в области искусственного интеллекта, когнитивной психологии, когнитивной лингвистики, когнитивной нейронауки. Появились новые методы и средства таких исследований, которыми еще недавно наука не располагала: информационные и нанотехнологии, магнитно-резонансная томография и др. Науки, которые до недавних пор не имели никакого отношения к изучению человека, начинают претендовать на вклад в его познание: ряд физиков утверждают, что квантовая механика может дать ключ к пониманию природы сознания.

Между тем, в наши дни возникает новый феномен, получивший название «техно-науки»: фундаментальные и прикладные исследования сближаются, грань между ними становится все менее резкой. А это означает, что исследование не только предполагает использование технических приспособлений, но и сопровождается созданием новых технологий для трансформации изучаемых процессов. Вообще, многие современные теоретики связывают будущее нашей цивилизации с искусственным (т. е. сконструированным человеком) интеллектом и с цифровизацией всей жизни. Журналисты говорят о том, что мы живем в мире виртуальной, т. е. сотворенной человеком реальности, в потоках льющейся отовсюду информации, в которых невозможно разобраться, различить правду и ложь, и что само противопоставление искусственного и естественного, реально существующего и выдуманного ныне вообще теряет смысл (популярная в наши дни идея «пост-правды»).

Сегодня экономическое и социальное развитие во все большей степени начинает определяться так называемыми NBIC-технологиями: нано-, био-, информационными и когнитивными. Многие специалисты считают, что если до недавних пор наука использовалась человеком для переделки природы (в результате чего возникла экологическая проблема), то сегодня настала очередь для самого человека — для этого уже имеются соответствующие средства. В частности, это возможность «редактировать» генетическую карту и создавать «по заказу» определенные типы человеческих существ, возможность воздействия на мозговые (а через них на психические) процессы, возможность переноса некоторых интеллектуальных процессов на искусственные (цифровые) носители. С помощью информационно-коммуникационных технологий (через телевидение, Интернет) можно воздействовать на сознание человека и даже программировать его. Вообще, сегодня многие науки о человеке становятся во все большей степени поставщиками средств для управления человеческим существом и его трансформации: проектирования его телесности и психики. В этой связи возникают проекты создания «пост-человека», который будет отличаться от ныне существующего тем, что будет более совершенен физически и психически (лучше воспринимать информацию из внешнего мира, меньше спать, быстрее двигаться, быстрее принимать решения, дольше жить и т. д.). У него будут отсутствовать некоторые качества, которые до сих пор осложняли человеческую жизнь: он будет рационален, а не эмоционален, ряд традиционных ценностных установок у него просто исчезнут. В перспективе он может быть бессмертен, его сознание может быть вообще перенесено с биологического носителя (каким является человеческое тело) на цифровой носитель. Над этими проектами сегодня работают большие научные коллективы в разных странах мира. Правда, если бы эти проекты осуществились (а частично они уже осуществляются), то это означало бы конец человека, «пост-человек» выступил бы убийцей настоящего человека. Ибо пост-человек, как он понимается современными сторонниками этого проекта, не нуждается в таких фундаментальных человеческих качествах, как забота, сострадание, самоотверженность, любовь и др. И это произошло бы именно с помощью наук о человеке.

Конечно, это странный вывод. Ведь смысл развития наук о человеке в том и состоит, чтобы с их помощью дать средства для культивирования тех качеств, которые и делают человека человеком, а не в том, чтобы человека превратить в какое-то неведомое существо — нелюдь. И вообще непонятно, как человек перестанет быть человеком оттого, что он лучше изучит себя и примет к серьезному руководству результаты исследования его генетики, нейрофизиологических процессов, его мозга и психики.

В действительности развитие современных наук о человеке может вывести человека на качественно новый этап, способствовать развитию и новой интерпретации гуманистических ценностей. Но оно же при некоторых условиях может привести к деградации человека. Для того чтобы осуществилось не первое, а второе, нужно принимать во внимание важнейшее обстоятельство: человек — существо, одновременно живущее в разных мирах: не только в мире физических и биологических процессов, но и в мире культуры; не только в мире естественном, но и в мире искусственном. Именно здесь и находится ключ к пониманию многих человеческих особенностей, без учета которых невозможны науки о человеке.

Человек, деятельность, культура

Познание, сознание, человеческая субъективность характеризуют не мозг, а отношение человека к миру. Поэтому изучение сложнейшей структуры головного мозга и происходящих в нем процессов должно быть соединено с анализом содержания перерабатываемой мозгом информации, а ключ к пониманию этого содержания находится в анализе отношения мозга к миру. Для человека это не только мир природы, но прежде всего культурный мир. Для иллюстрации сказанного можно привести такой пример. Как известно, с помощью часов можно точно узнавать момент текущего времени. Представим себе человека, который попытался бы узнать, что такое время, разбирая устройство часового механизма. Никакого времени он там не нашел бы, а лишь взаимодействие шестеренок и рычажков в механических часах или электрические батарейки — в часах электронных. Дело ведь в том, что работа часового механизма обеспечивает измерение того времени, которое существует в самом мире и зависит не от часов, а от тех процессов, которые в мире протекают. Содержание информации, перерабатываемой мозгом человека, определяется его деятельностью в окружающем его мире культурных смыслов, деятельностью, включенной во взаимодействие с другими.

Человек появился как естественно-искусственное существо. Если бы его жизнь была подчинена чисто природным, в частности, биологическим законам, он должен был бы погибнуть, так как в отличие от других существ не обладает тем необходимым набором инстинктов, которые обеспечивают выживание (не родится с умением ходить, плавать и т. д.). Но он не только не погиб, но сумел поставить себе на службу природные процессы. Это стало возможным потому, что человек создал культуру, т. е. такую сферу реальности, которая в самой по себе взятой природе не может возникнуть. Культура определяет над­биологическую программу человеческой жизнедеятельности. В нее входят орудия труда, язык, мифы, религия, искусство, научные теории, системы техники и технологии. В рамках культурных ценностных и смысловых систем создаются социальные институты и экономические структуры. Культура — продукт человека, нечто сделанное, сконструированное. Она повлияла и продолжает влиять на саму биологическую природу человека — на его генную систему и мозг; сегодня эти влияния стали предметом специальных исследований [Фаликман, 2014; Malafouris, 2010]. Но главное воздействие культуры на человека не в этом — она определяет способы осмысления мира, нормы деятельности (что можно и что нельзя делать) и способы ее оценки. В этом отношении не только человек создал культуру, последняя создала самого человека и продолжает его создавать и пересоздавать.

Индивидуальная деятельность, коллективная деятельность, общение

Ключ к пониманию человеческой субъективности — исследование коллективной деятельности, включающей общение между ее участниками. Этот подход был основательно разработан в отечественной философии и психологии в рамках идущего от Л.С. Выготского культурно-деятельностного понимания сознания и познания [Выготский, 1983; Леонтьев, 1977]. Было показано, в частности, что усвоение предметного значения слов языка может произойти у ребенка только в том случае, если соответствующий предмет включен в коллективную деятельность. Первоначально — это так называемая совместно-разделенная деятельность ребенка с взрослым человеком. Так как именно зафиксированные в коллективной деятельности способы обращения с предметом выделяют в нем соответствующие объективные свойства. Деятельность предметна, зависит от объективных характеристик предмета. Вместе с тем она выделяет в предмете то, что важно и нужно для деятельности. Поэтому попытки обучения ребенка языку посредством простого соотнесения знаков языка с самими по себе предметами не дают результата. Общение включено в деятельность, является его неотъемлемым компонентом: вне отношений с другим человеком деятельность невозможна. Особую роль в этом процессе играют специальные предметы. Это вещи, созданные самим человеком: ложки, чашки, ботинки, одежда и т. д. Это не просто вещи, а способы межчеловеческой коммуникации.

В работах отечественных психологов Д.Б. Элько- нина [Эльконин, 1978], В.В. Давыдова [Давыдов, 1996], В.В. Рубцова [Рубцов, 1996] и других было показано, что коллективная деятельность — это не просто расширение деятельности индивидуальной. Деятельность коллективная включает взаимную деятельность и взаимные действия. Взаимодействие ее участников может быть понято как коммуникация. Деятельность этого рода имеет цель, которая является общей для всех участников и не может быть достигнута каждым из них в одиночку, но лишь при условии их взаимодействия. В то же время пути достижения коллективной цели могут быть различными. Соответственно и сама деятельность в этом случае может принимать разные формы. Ее участники могут быть относительно независимыми друг от друга. Коллективная деятельность может быть распределенной. В этом случае она слагается из ряда действий индивидуальных участников, при том, что действия каждого предполагают действия других. Наконец, она может включать постоянную коммуникацию между участниками в качестве необходимого условия — это совместная деятельность. Этот вид коллективной деятельности оказался особенно интересным. В этом случае участники должны постоянно обсуждать некоторые проблемы друг с другом, включаться в диалоги и полилоги, чтобы уметь понять позиции других и в то же время научиться смотреть на себя глазами других, т. е. выработать в себе качество само-рефлексивности. Особенно важно, что в исследованиях коллективной деятельности было показано, что нужно внести существенное дополнение в понимание процесса интериоризации — одного из главных, с точки зрения общей теории деятельности: интериоризация должна быть понята не просто как «перенос» внешней деятельности во «внутренний план» (как это считали многие теоретики теории деятельности), а прежде всего как индивидуальное присвоение форм коллективной деятельности.

Но если коллективная деятельность включает взаимодействие участников, в частности, их коммуникацию, то меняется и само понимание деятельности.

Иногда общение противопоставляется деятельности. В самом деле, отношение к другому субъекту не есть отношение к неодушевленному предмету деятельности. Если я воспринимаю другого как внешнюю реальность, то одновременно сознаю, что и он воспринимает меня таким же образом. А это значит, что в само мое восприятие другого человека включено сознание восприятия меня другим. Но почему деятельность нужно понимать только как трансформацию неодушевленных вещей? Деятельность — это изменение реальностей разного типа, в том числе и реальности межчеловеческих отношений. А это может быть достигнуто и с помощью коммуникации. Поэтому коммуникация — это, конечно, деятельность, хотя особого рода. Вместе с тем важно иметь в виду, что познавательное и деятельное отношение человека к миру изначально предполагает коммуникацию, ибо человек имеет дело с миром лишь через посредство особого рода предметов, сделанных другими людьми. Пользование такими предметами необходимо включает общение с другими. И, наконец, любой акт коммуникации имеет смысл только в рамках более широкой системы деятельности. Разрабатывающиеся сегодня в когнитивной науке концепции «расширенного познания», «расширенного сознания» имеют дело именно с этой проблематикой [Clark A.,Chalmers, 1998].

Культурно-деятельностный подход и социальный конструкционизм

Сегодня у нас среди ряда философов, психологов, культурологов пользуются популярностью разные конструктивистские концепции, особенно так называемый социальный конструкционизм [Gergen, 1994] и связанный с ним нарративный подход в философии и психологии [Sarbin, 1986]. Некоторые отечественные философы считают, что именно в конструктивизме более адекватно выражено то, что остается ценным в деятельном подходе. На самом деле социальный конструкционизм, во-первых, противостоит деятельностному подходу и, во-вторых, не может быть перспективной методологией в науках о человеке.

Дело в том, что, с точки зрения социальных кон­струкционистов, при исследовании психики, сознания, человеческой личности мы имеем дело не с реальными предметами, а лишь с конструкциями двоякого рода. Во-первых, это продукты социальных взаимодействий, разного рода коммуникаций, имеющих культурно-исторический характер. Во- вторых, сам исследователь вместе с тем, кого он исследует, строит изучаемый предмет, который вне этого процесса не существует. То, что принимается за познание, в действительности таковым не является, считают сторонники этой концепции. Психолог или социолог, с этой точки зрения, является в действительности не исследователем, не ученым, а участником в создании определенных социальных отношений, некоей эфемерной социальной реальности, о которой можно говорить лишь в условном смысле, ибо она существует только в рамках конструктивной деятельности. С этой точки зрения, в социальной психологии, например, эксперимент как способ получения объективного знания невозможен, потому что экспериментатор и объект его экспериментов (другой человек) вступают друг с другом в коммуникационное взаимодействие, в ходе которого объект исследования принципиально изменяется. Поэтому, с этой точки зрения, бессмысленно говорить и о научной теории при изучении человека.

В социальном конструкционизме есть нечто, что роднит его с культурно-историческим деятельностным подходом — идея о том, что психика, сознание, личность являются продуктом социальных взаимодействий и коммуникаций и имеют культурно-исторический характер. Сторонники этой концепции ссылаются в этой связи на Л.С. Выгот­ского и М.М. Бахтина и заявляют о том, что именно социальный конструкционизм является современным развитием идей последних. Между тем, тезис о том, что исследователь имеет дело не с познанием чего-то реально существующего, а создает исследуемую реальность, принципиально отличает его от деятельностного подхода как он был понят в советской философии и психологии. В действительности любая конструкция предполагает реальность, в которой она осуществляется и которую она выявляет и пытается трансформировать. С другой стороны, реальность выявляется, актуализируется для субъекта только через его конструктивную деятельность.

Сконструированность не обязательно означает нереальность того, что построено. Если «Я», личность, идентичность — это социальные конструкции, из этого вовсе не следует их нереальность. И стол, за которым я сижу, тоже построен, сконструирован. Однако он не перестает от этого существовать. Можно сказать, что все социальные институты есть продукт человеческой деятельности, т. е. в некотором смысле конструкции. Но из этого не следует их нереальность. Человек вообще создает такие предметы (как материальные, так и идеальные), которые как бы выходят из под его контроля и начинают жить вполне самостоятельной реальной жизнью. Это и социальные институты; и поэтому можно и нужно изучать их структуры, строить о них теории. Это и субъективный мир человека — предмет психологических исследований, как теоретических, так и эксперимен­
тальных. Это мир идеальных продуктов человеческого творчества, развивающийся по своим особым законам, хотя и в рамках человеческой деятельности, как об этом писал Э.В. Ильенков [Ильенков, 1973]. Эти идеальные предметы до такой степени отделяются от породившего, сконструировавшего их творца, что сегодня многие считают бессмысленным ставить вопрос об их авторстве [Лекторский, 2009; Lektorsky, 2017].

* * *

Развитие современной философии, психологии и когнитивной науки вновь делают актуальным разработку проблематики деятельности и культурно-деятельностного подхода. То, что было сделано в этом отношении в отечественной философии и психологии, актуально сегодня.