Роль социальных факторов в развитии самоповреждающего поведения^*

Постановка проблемы

Самоповреждающее поведение - это поведение, связанное с намеренным причинением себе физического вреда; это сознательное повреждение тканей и органов собственного тела [1]. К наиболее распространенным актам самоповреждения относят самопорезы, самоожоги, расчесывание кожи, сковыривание болячек, выдергивание волос, удары по собственному телу и удары о твердые поверхности [2].

Распространенность подобных действий в неклинической популяции достаточно широка [10]; [11]. Так, в исследовании Энн Лаурель (Ann Laurel), Я переставил проведенном на студенческой выборке, были обнаружены высокие показатели прямого и косвенного самоповреждения (под прямым подразумевались самоповреждения, связанные с повреждением тела, за исключением санкционированных обществом; под косвенным - рискованность, неосторожность, неумение заботиться о себе, злоупотребление токсичными веществами). Разнообразие способов самоповреждения увеличивалось при возрастании тяжести травмы и посттравматического расстройства [10]. Автором было определено, что низкие показатели травматизации достоверно предсказывают, в какой степени практикуется косвенное самоповреждение; с высокими показателями травматизации коррелировали показатели непосредственного самоповреждения [10].

Самоповреждающее поведение понимается как социально неодобряемое поведение, связанное с преднамеренным нанесением себе телесных повреждений, однако не имеющее суицидальной направленности. В качестве основных признаков данного типа поведения определяют: 1) преднамеренный (сознательный) характер; 2) отсутствие суицидальных намерений; 3) самостоятельное причинение себе повреждений; 4) элемент физического насилия; 5) привычный характер [1].

Степень влияния социальных факторов на развитие самоповреждающего поведения обсуждается многими исследователями. Разные формы социального неблагополучия: от ранней депривации до нарушений социальной адаптации на ранних этапах развития - оцениваются как условия, способствующие закреплению модели самоповреждающего поведения.

В качестве наиболее типичных социальных предикторов самоповреждения определяется психотравмирующий опыт, связанный с насилием [3]; [4], [6]; [7]; [20]; [16]; [21]; [15], [12], семейное неблагополучие, факты самоповреждения в дружеском и семейном окружении [8], раннее приобщение к курению [13], употребление психоактивных веществ [8]; [17]; [14], участие в неформальных подростковых группах асоциальной направленности, пребывание в местах заключения [18].

К социальным факторам риска самоповреждающего поведения относится и бездомность [3]. Бездомность, отягощенная предшествующим домашним насилием, девиантное окружение и высокая частота различных форм насилия, связанная с жизнью на улице, приводят бездомных подростков к реализации стратегий самоповреждения [19]. Переживание сокрушительных эмоций вследствие воздействия стрессогенных событий собственной жизни побуждает бездомных осуществлять самоповреждения; в других случаях самоповреждения оказываются способом самонаказания или причинения себе боли [19].

Большой объем научных публикаций по данному направлению характеризуется наличием однотипных статей, дублирующих друг друга, и противоречивыми результатами. Например, центральную роль в развитии самоповреждающего поведения многие исследователи отводят сексуальной травме. В частности, в результате оценки отдаленных последствий сексуального насилия над детьми, совершенного женщинами, самоповреждающее поведение определяется наряду с такими последствиями, как наркомания, суицид, депрессия, чувство гнева, напряженные отношения с женщинами, проблемы самоидентификации [5].

С другой стороны, существует мнение, что значимость и сила связи детского сексуального насилия и последующего самоповреждающего поведения преувеличена. Так, результаты метаанализа, проведенного Е.Клонски и А.Мойером (E.Klonsky, A.Moyer) приводят исследователей к выводу, что теория относительно центральной или каузальной роли детской сексуальной травмы в развитии самоповреждающего поведения не подкреплена имеющимися эмпирическими доказательствами [9].

Исходя из вышесказанного, мы провели исследование с целью верификации факторов социального неблагополучия, связанных с развитием самоповреждающего поведения. В качестве гипотезы было выдвинуто предположение о влиянии на развитие самоповреждающего поведения фактов семейного неблагополучия, девиантной социализации и психологической травматизации.

Описание исследования

Совокупная исследовательская выборка составила 255 респондентов, из них 85 - жен., 170 - муж.; средний возраст - 16,9 ± 2,4 лет.

В табл. 1 представлены группы респондентов, включенных в исследование: 1) учащиеся старших классов общеобразовательных школ (n=72); 2) молодые люди, занимающиеся экстремальными видами спорта (n=30); 3) подростки-инвалиды (без психических нарушений) (n=32); 4) подростки и юноши, находящиеся в местах лишения свободы (n=40); 5) подростки, пережившие насилие (n=15); 6) подростки - участники неформальных молодежных групп («эмо») (n=21); 7) девиантные подростки, стоящие на учете в милиции по поводу совершения правонарушений (n=45).

Таблица 1. Частотное распределение выборки

В качестве маркеров социального неблагополучия были выбраны следующие:

1)    семейное неблагополучие:          а) проживание с одним из родителей; б)

алкоголизм одного или обоих родителей; в) конфликтные взаимоотношения между родителями; г) конфликтные взаимоотношения с родителями; д) тюремное заключение одного или обоих родителей; е) развод родителей; ж) физические наказания со стороны родителей;

2)    психотравмирующий опыт: а) сексуальное насилие; б) физическое насилие; в) тяжелая болезнь (собственная или близкого человека); г) смерть близкого человека; д) катастрофы, аварии, пожары и другие бедствия;

3)    девиантная социализация: а) курение; б) употребление алкоголя; в) употребление наркотических веществ; г) участие в групповых нападениях; д) побеги из дома; е) проблемы с правоохранительными органами.

В качестве маркеров самоповреждающего поведения были выбраны: а) факты конкретных самоповреждений (самопорезы, самоожоги, самоудары и др.); б) наличие татуировок, пирсинга и специально сделанных шрамов.

Для оценки данных показателей были разработаны три анкеты (на основе дихотомической шкалы «да/нет»: анкета, направленная на выявление фактов самоповреждения (18 утверждений); анкета, направленная на выявление фактов девиантной социализации (28 утверждений), и анкета, направленная на выявление фактов психологической травматизации (18 утверждений).

Статистическая обработка осуществлялась с помощью пакета SPSS-14 for Windows и включала в себя частоты и таблицы сопряженности.

Результаты исследования

В табл. 2 отражена частота актов самоповреждения, которая составила от 14,5% до 32% в совокупной выборке.

Таблица 2. Частота актов самоповреждения

Результаты по показателям семейного неблагополучия отражены в табл. 3.

Таблица 3. Маркеры семейного неблагополучия

В совокупной выборке на первое место выступают «конфликтные взаимоотношения с родителями» (38,8%), «развод родителей» (34,1%), «проживание с одним из родителей» (32,9%). На злоупотребление алкоголем родителями указали 20,4% выборки, а физическим наказаниям со стороны родителей подвергались 12,9% респондентов.

Наиболее высокая интенсивность физических наказаний была выявлена в группе подростков, находящихся на момент проведения исследования в кризисном центре (отделение оказания помощи пострадавшим от насилия): 6 (40%) из 15 респондентов утвердительно ответили на пункт «били родители». На втором месте оказались подростки-инвалиды: 7 (21,9%) из 32 подростков также утвердительно ответили на этот пункт.

В табл. 4 представлено частотное распределение положительных выборов по выделенным маркерам психологической травматизации. Наибольший интерес для нас представляли ответы по пунктам, касающимся сексуального и физического насилия и собственной тяжелой болезни.

Таблица 4. Маркеры психологической травматизации

На сексуальное насилие указал 21 респондент (8,2%), на физическое насилие - 70 (27,5%); утвердительный ответ по пункту «тяжелая болезнь» выбрали 30 респондентов (11,8%). Основная часть утвердительных ответов по пункту «сексуальное насилие» пришлась на группу подростков, переживших насилие: 15 утвердительных ответов (в выборке из 15 респондентов). Остальные 6 выборов распределись по одному в каждой группе.

Девиантная социализация, связываемая нами с такими показателями, как курение, употребление алкоголя, опыт употребления наркотических веществ, участие в групповых нападениях, побеги из дома и проблемы с правоохранительными органами, отражена в табл. 5.

Таблица 5. Маркеры девиантной социализации

Для оценки взаимосвязи выделенных маркеров с фактами самоповреждения использовался коэффициент сопряженности. Результаты значений и уровень значимости представлен в табл. 6. Представленные значения показывают, что при высоком уровне значимости, сами взаимосвязи являются статистически слабыми. Оценка взаимосвязи этих переменных отдельно в каждой выборке показала, что по отдельным переменным определяется более высокая сила связи.

Таблица 6. Коэффициент сопряженности актов самоповреждения и показателей социального неблагополучия

Например, в группе подростков, пострадавших от насилия, акты самоповреждения коррелируют с такими психологически травматичными событиями, как «смерть близкого человека» (коэффициент сопряженности 0,55, при р=0,01); «тюремное заключение близкого человека» (0, 56, при р=0,008); «тяжелая болезнь близкого человека» (0,55, р=0,01). Усиливается и связь показателей семейного неблагополучия с актами самоповреждения, при рассмотрении в каждой группе отдельно. Например, в группе «эмо» определяются достаточно сильные связи между самоповреждениями и такими показателями, как «частые конфликты с родителями» (0,53, р=0,005); «развод родителей» (0,46, р=0,019); «разлука с близким человеком» (0,56, р=0,002); «побеги из дома» (0,49, р=0,01).

Выводы

Полученные результаты подтверждают связь между актами самоповреждения и показателями семейного неблагополучия, девиантной социализации и психологической травматизации. Однако низкий уровень значений корреляции в совокупной выборке не позволяет утверждать, что вышеперечисленные маркеры играют определяющую роль в развитии самоповреждающего поведения в подростковом и юношеском возрасте.

Оценка этих взаимосвязей отдельно по группам позволила получить более высокие значения связи между показателями. В отдельных группах интенсивность актов самоповреждения более высокая (например, в группе «эмо»), тогда как в других группах частота утвердительных ответов, касающихся самоповреждения, достаточно низкая (например, в группе подростков-школьников). Эти данные являются показателем важной роли социального контекста в развитии самоповреждающего поведения.

Субкультурная доминанта, объединяющая каждую из семи групп, оказывает влияние на частоту утвердительных выборов почти по всем вопросам анкет. Поэтому, когда речь идет о влиянии социальных факторов на развитие самоповреждающего поведения, следует учитывать социальную специфику исследуемой группы. В некоторых молодежных субкультурах аутоагрессивные формы поведения являются поощряемыми, как, например, в субкультуре эмо самоповреждения - это способ выражения чувств, в субкультуре подростков- экстремалов самоповреждение - это способ испытания себя, напрямую связанный с поведением повышенного риска.

Таким образом, акты самоповреждения в исследуемой выборке подростков и юношей носят ситуативный характер, связанный с общим контекстом их социального поведения. Тем не менее, социальное неблагополучие является питательной почвой для развития различных деструктивных и аутодеструктивных особенностей поведения, и, с этой точки зрения, акты самоповреждения могут оказаться социальной практикой, которая является вполне приемлемой формой поведения в неблагоприятной ситуации.